Каждый националист на определенном этапе политического становления с предельной ясностью осознает, что кровные, коренные интересы русской нации прямо противоречат интересам российского государства. Что совмещать преданность своему народу и преданность нынешнему государству крайне проблематично. Психически здоровому, полноценному человеку жизненно важно чувствовать, что его система взглядов логична и внутренне целостна. Приходится выбирать. И чем быстрее случится выбор, чем быстрее ядро политической веры освободится от инородных вкраплений, тем лучше.
Почему? Потому, что враги национализма пользуются мусором в нашем идейном багаже, применяя устаревший пропагандистский хлам против нас. Чтобы обезопаситься от вражеских манипуляций и разводок, следует отчетливо понимать, что является фундаментом русского самосознания, а что мы можем выкинуть на помойку без колебаний.
Итак, русская идентичность входит в прямое противоречие с идентичностью советской или общероссийской. Можно пытаться скрестить благородного волка с безродной дворнягой, можно пытаться соединить золото и олово в единый металл, результат всегда выглядит удручающе: порча ценной породы и нестойкий, низкопробный сплав, готовый распасться при легчайшем изменении внешних условий. Короткое время гибридная идеология может существовать в виде уродливых монстров вроде национал-большевизма, национал-патриотизма, национал-советизма, евразийства и тому подобных конструктов. Но долгое время разные системы взглядов с набором совершенно разных, порой взаимоисключающих установок, в мозгу нормального человека уживаться не могут. Рано или поздно грозный снаружи мутант оказывается на распутье, спаянное из разнородных элементов тело разрывает внутреннее напряжение, и гибрид распадается на чистые, беспримесные составляющие.
Простой пример такой идеологической развилки — отношение к Чечне. Классический национал-патриот испытывает душевную боль, когда речь заходит о том, что делать с регионом, принесшем русскому народу столько страданий. С одной стороны национал-патриот понимает, что сосуществование русских и чеченцев в одном государстве ни тем, ни другим добра не сулит. Что Чечня в составе России — это унизительная дань под видом дотаций и целевых программ, это молодые горцы, танцующие лезгинку и палящие их «травматов» на улицах русских городов, это Разман Кадыров, защищающий бандитов-соплеменников от русского гнева, это трупы русских военных в горных ущельях, это взрывы в столичной подземке и аэропортах.
С другой стороны, при мысли, что священная корова под названием территориальная целостность РФ может быть зарезана, тело национал-патриота бьет мелкая дрожь, а с побледневшего лба стекают капельки холодного пота. В результате бедняга, скрипя зубами, признает, что привилегированное положение чеченцев (да и «черных» вообще) — нормальное явление: как еще заставить нерусских жить в русском государстве? Для обоснования национального унижения благонамеренный национал-патриот хватается за соломинку в виде воображаемых баз НАТО, сепаратизма народов Поволжья (а вдруг, если отделим чеченцев, чуваши с мордвинами объявят русским войну?) и тому подобных виртуальных угроз. Либо впадает в полное безумие и требует провести тотальный геноцид вайнахов, а освободившиеся земли заселить русскими колонистами.
Оба подхода (что с ударением на «национал», что с ударением на «патриотизм») не выдерживают конкуренции ни с чистым национализмом, ни с чистым госпатриотизмом. Чистый националист просто-напросто пожмет плечами и предложит отгородиться от чеченцев минными полями и колючей проволокой, а заодно избавиться от Ингушетии и тому подобных черных дыр российского бюджета. Чистый патриот также не испытывает от своей позиции внутреннего дискомфорта: если чеченцы такие же россияне, как питерцы или сибиряки, то в чем проблема? Территориальная целостность превыше всего, и тот факт, что некоторые регионы получают из федерального бюджета больше, чем другие, отступает перед принципом нерушимости государственных границ.
Осознанное отстраненное равнодушие к государственническим «табу» ставит националиста в выигрышную позицию по отношению патриотам как с приставкой «национал-», так и без. Тем придется изрядно попотеть, чтобы доказать русским регионам необходимость политического союза с Кавказом и рядом других национальных республик. Что смогут предложить патриоты кавказцам в случае реализации подлинного федерализма — также большой вопрос. Зачем дагестанцам или чеченцам учить русский язык и подчиняться светским законам, если это не сулит ни денег, ни льгот, ни особого статуса? Лучше жить в собственном национальном доме согласно собственным законам и обычаям (адат, шариат), а не пребывать в статусе нацмена в абсолютно чужом государстве.
Победа русских националистов совершенно не означает отделения Кавказа, так как политическая обстановка и расклад сил может поменяться кардинально. Но трепет перед «потерей Кавказа» — плод давно протухших почвеннических фобий. Потерять можно то, чем владеешь, зато гнилье, даже идейное, опасно с чисто гигиенической точки зрения: всегда есть риск, что отмершие ткани заразят здоровые участки организма.
Соблюдайте правила гигиены, остерегайтесь мутантов, не смешивайте черное с белым, а национализм — с патриотизмом. Чистота физическая — залог здоровья, а чистота идейная — залог бодрости духа.
