Советскому человеку для счастья было нужно очень мало. Партию польских сапог выкинули в продажу к седьмому ноября, гэдээровскую стенку удалось достать по блату, или там путевку профсоюзную в Сочи (а то и, страшно сказать, в саму Болгарию!) выбил к отпуску — и вот оно, счастье. Конечно, применялись и нематериальные стимулы — грамоты, переходящие красные знамена, а то и просто упоительные рассказы про революцию в Гондурасе и расстроенные козни империалистов. Но такие вещи лучше всего воспринимались как раз на фоне материальных факторов. Советский Союз, при всём его антикапиталистическом пафосе, был законченным обществом потребления (просто потребляли мало и редко, но от этого блага становились еще желаннее). Высокие нематериальные мотивы служили как раз этой цели — позволяли людям, только что давившим друг друга в очереди за польскими сапогами, не чувствовать себя совсем уж мещанами.
В постсоветской России советская практика не умерла — она по-прежнему определяет жизнь как минимум половины населения страны, если не большей части. Безудержный культ потребления, о котором так сокрушаются всяческие адепты советской православной духовности, — его ведь не агенты ЦРУ внедрили и не марсиане занесли на летающих тарелках, это чисто советская черта, просто получившая логическое развитие в новых условиях. Но важнее другое. Примерно таким же осталось и представление о стимулах и наградах для «простых людей» (то есть плебса, не номенклатуры — СССР был не только обществом потребления, но и глубоко сословным обществом). Материальное поощрение по-прежнему происходит по принципу небольшого облегчения ранее искусственно созданных тягот. Если это невозможно, оно выдерживается по минимально возможному уровню (или обставляется сложностями, которые съедают львиную долю приносимых им благ). Подпутинский человек должен знать свое место не хуже, чем подсоветский.
Настоящие материальные блага в РФ, за редким исключением, не зарабатываются — они даруются «достойным людям». А для того, чтобы уравновесить и компенсировать столь ограниченное применение материальных стимулов, по-прежнему (и даже в еще большем масштабе!) используются стимулы нематериальные. Грубо говоря, современному россиянину об успехах условной «революции в Гондурасе» рассказывают чаще, красочнее и назойливее, чем его родителям в позднесоветские времена. Особенно сейчас, когда с материальными стимулами вообще пошли сплошные косяки — тяготы-то усугубляются исправно, причем уже сами собой и с опережающей скоростью, так что подачки зачастую оказываются недостаточными или сильно запаздывают. Революционный Гондурас все чаще приходит на помощь.
Здесь, правда, тоже есть нюанс. Для того, чтобы нематериальные соображения успешно отвлекали народ от вполне реальных материальных трудностей и неясных перспектив завтрашнего дня, за ними тоже должно стоять хоть что-то реальное. Какие-то осязаемые и измеримые достижения на мировой арене, например. А демонстрировать их становится все труднее — просто потому, что во внешнюю политику РФ банально не умеет. Уж точно — не на уровне великой державы. Да, в общем, и не ставит себе такой цели.
Последние полгода с лишним братским Гондурасом всея Руси назначена Сирия (ну и ее окрестности). С самого начала российская военная операция там носила на 3/4 информационный (точнее пропагандистский) характер. Она по-настоящему обретает смысл, только если понимать ее именно в таком, медийном разрезе — целями тут с самого начала были не столько реальные военные или политические достижения, сколько набор ярких медийных образов — частично для внешнего потребления, но в основном нацеленных внутрь страны. Если говорить о реальных военных или политических достижениях России в Сирии, то все они демонстрируют одну и ту же тенденцию — а именно утекают песком сквозь пальцы, оставляя после себя лишь вовремя сделанные красивые картинки. Военные победы и триумфальные наступления оборачиваются тяжелой, изнурительной и вязкой кровавой кашей, пожирающей все ресурсы, и вот уже положение Асада оказывается чуть ли не хуже, чем до того, как мы «пришли ему на помощь» — потому что силы его истощены, и он мечется и проявляет чудеса изобретательности, затыкая дыры в расползающемся тришкином кафтане. Единственными внятными результатами всех этих наступлений, похоже, стали эффектные кадры из освобожденной Пальмиры. Вот он, триумф путинской государственности — Ролдугин с виолончелью посреди древнего театра. Если предположить, что вот эти кадры и были целью наступления, то все быстро становится на свои места. И неважно, что в Пальмире опять идут бои в черте города, и не факт, что она надолго останется освобожденной. И неважно, что там вообще станет с Сирией и Асадом персонально (ну поселим, если что, рядом с Януковичем). С чего они вообще решили, что мы там за них впряглись воевать? Нам картинка нужна была. Красивая. Чтобы бум, и бдыщ, и бабах, а посреди всего этого друг президента сидит и вдохновенно терзает виолончель.
На фоне всей этой праздничной мультимедийной войны инцидент со сбитым турками самолетом в ноябре оказался очень жестким и неприятным сюрпризом. До такой степени жестким и неприятным, что чуть не поломал всю выверенную и срежиссированную картинку. Вот это-то и шокировало тогда людей, это-то и напугало многих — на какой-то миг показалось, что все, доигрались. Вот сейчас все начнется по-настоящему, а не в телевизоре. Мало кто вслух высказывал сомнения в том, что «победа будет за нами». Подсчитывали в основном сколько дней понадобится нашей сверхдержаве, чтобы «закатать Турцию в асфальт». Автор, сознавая всю виртуальность российской сверхдержавы, не сомневался тогда, что войны не будет — во всяком случае, точно не по нашей инициативе — но ситуация пугала не этим. Она пугала непредсказуемостью. Виртуальная война вдруг вышла из-под контроля, и рычаги управления ей оказались не у Путина и даже, наверное, не у Эрдогана. Именно в тот момент кризис мог с некоторой вероятностью стать чем-то большим, чем дорогостоящая и не всегда осмысленная пиар-кампания.
Не стал. Посторонние игроки, которые могли бы вмешаться, вмешиваться не пожелали, решив, видимо, что их и так все устраивает, роковых случайностей не произошло, а главные виновники торжества (близнецы-братья Путин и Эрдоган), будучи предоставлены сами себе, предпочли быстро превратить все действо в ярмарочный балаган: «А ну извинись! — Не извинюсь! — Фашист! — Обманщик! — Не нужна мне больше твоя песочница! — Не очень-то и хотелось! — А вот тебе помидором в рыло!» На том и успокоились.
Прошёл почти год, и тут вдруг новый информационный повод — да еще какой! Интернет взорвался, все признанные мастера прокремлевской пропаганды дружно (хоть и не очень стройно) начали дудеть в фанфары. Бьют барабаны, горделиво реют знамена, все дела. Эрдоган извинился! Вот прямо так. В письменной форме, не отвертится. «Извините», пишет, «неправ был, бес попутал, челом бью Белому Царю. А семья русского летчика для нас теперь вообще вроде как турецкая семья стала» (вообще интересный комплимент, вдумайтесь — чтобы к русскому по-человечьи отнестись, его, оказывается, надо сначала признать почетным турком), «мы теперь с их именами всей страной просыпаемся и засыпаем!» Обещали даже компенсацию. Не выдержали нервы у турка. Как летчик в воздушной атаке лоб в лоб — не сдюжил, зажмурился, отвернул в сторону, а наш ему — р-раз, и из пулемета в брюхо! Не бывать ему асом. Спорят в основном о том, что именно доконало турок — наши помидорные санкции или отсутствие русских туристов в этом году.
Сквозь дружный восторженный хор (к которому мгновенно с готовностью присоединились и многие вроде как непримиримые оппоненты путинского Кремля) просачиваются одиночные диссонирующие голоса. То кто-то вспомнит, что у Турции в первом полугодии ВВП вырос на 4,8% — туристическо-помидорный холокост не особо подкосил экономику (про наш ВВП за тот же период лучше скромно промолчим). Или вот вдруг востоковед-тюрколог вклинивается — дескать, в оригинальном турецком тексте все малость не так радужно, нет там слова «извините», есть «выражаю сожаление» (ну вот, как бы само оно так получилось, жаль, конечно), и адресовано это сожаление не Путину, и не России, а только конкретно семье погибшего летчика. Или вот доходят новости, что обвиняемого в убийстве того же самого русского летчика, о котором турки, оказывается, плачут всей страной, благополучно отпустили из-под стражи. Ну, самое время письмо русским писать. И деньги обещать, да. Чтоб отстали. А для своих почти одновременно с этим можно сказать, что все вторжения в турецкое воздушное пространство и дальше будут жестко пресекаться. Еще залетят — еще собьем. Не такими словами, конечно, но смысл понятен. Только с ноября никто больше не залетает. Чего хотели — того, в общем, вполне добились.
Да и, собственно говоря, сколько можно тянуть спектакль, если Турция по факту за прошедшее время благополучно получила от России в Сирии все, что хотела? То есть попросту вытеснила русских из турецкой сферы интересов в Северной Сирии. Вооруженные и обученные турками туркоманские формирования в союзе с другими повстанцами как раз развивают очередное наступление. Российская группировка в ноябре 2015-го начала было действовать на этом направлении — но после инцидента проблем с русскими у турок там больше не возникало. Раньше хоть самолеты наши там летали, кого-то бомбили. Теперь они в основном заняты в других местах. Конечно, амбиций у Эрдогана было куда больше — но в том, что большая их часть не осуществилась, заслуга вовсе не Кремля, а союзников Турции по НАТО и в первую очередь США. Тем не менее именно в конфликте с Россией Турция в сухом остатке осталась в выигрыше. Сколько-то там тонн сгнивших помидоров и пустые пляжи Антальи — утешения, мягко говоря, слабые, если речь идет о большой политической игре. Тем более что, как мы видим по той же экономической статистике, ущерб, который от этого понесло именно турецкое государство (в противоположность конкретным турецким компаниям) выглядит довольно призрачным.
А если все основные цели стычки достигнуты, к чему упорствовать — можно и помириться, откупившись от сверхдержавы по дешевке. Почему бы и нет? Самое главное — скорее всего, сработает. Извинения примут, не вчитываясь. Деньги возьмут, не пересчитывая. Пожмут руку и скажут что-нибудь подобающее случаю, про «традиционное партнерство, выдержавшее суровые испытания». И волки более-менее сыты, и овцы почти все целы. Турция сохранила и свои интересы, и, в общем-то, свое лицо. А Российская Федерация… ну какое у неё лицо и откуда у неё осмысленные интересы? Зато вот в Гондурасе опять революция.
