На заре XX столетия, когда подданные Российской империи могли, попивая кофий, лениво выбирать между утверждением двуглавого орла над Босфором и покорением Кореи, а о русской ирреденте грезили разве что медведи Аляски, был в России человек, который смел утверждать: не нужен нам берег турецкий, нам национализм подавай.
Патриарх нашего национализма Михаил Осипович Меньшиков больше ста лет назад предвосхитил и сформулировал всё, что потребно народу русскому. Нам бы только вспомнить.
Военно-морской штурман, он ушёл в отставку, чтобы писать, и, став к 1901 году едва ли не самым высокооплачиваемым журналистом России, «почти моментально развернулся в громадный государственный ум, зрелый, спокойный, неутомимый, стойкий, „не взирающий ни на что“, кроме Отечества и его реальных нужд» (Василий Розанов).
«Вы такой русский человек, каких дай Бог побольше», — говорил Меньшикову дедушка русского национального направления в журналистике Алексей Суворин. Продолжателем и блестящим идеологом этого направления Михаил Осипович был до самого своего конца.
Витте просил его написать русскую Конституцию, а Толстой ценил как превосходного журналиста. Его дружбой дорожили Лесков и Чехов, а император внимательно читал его статьи. Меньшикова ненавидели и боялись большевики — его расстреляли в самые первые месяцы революционного террора. Михаил Осипович — многодетный отец и православный христианин — принял смерть без страха, как и полагается русскому офицеру.
Сегодня имя Меньшикова и голос его звучат все громче и громче: просыпающаяся русская нация с благодарностью вспоминает своего самого яркого национального публициста.
(Цитаты даны в хронологическом порядке, за период с 1878 по 1918 годы, многие выдержки из дневников и писем публикуются впервые).
Бедная Россия! Бедная, смелая, голодная моя родина! Кто тебя не бранит, кто не издевается над тобою? Чьё гнусное копыто не лягнет в твое изрытое печалями и скорбями тело? И за что, за что! За благодеяния твои, за хлеб-соль твою!
Между министрами идёт жестокая борьба. Какие людишки на Олимпе, и чем они заняты, и как мало вообще можно возлагать надежд на искреннее и сильное движение в пользу духоборцев или голодных. Всем некогда, у каждого ворох дел и личных драм.
(В новогоднюю ночь-1900/1901) Чего пожелать мне? Ты знаешь всё, что нужно и чего нельзя. Дай, что можно. Дружбы чистой и искренней, любви, здоровья, хорошей, отличной, обильной работы и не слишком большой усталости. Желаю всем счастья. Кто обо мне вспомнит в эту полночь? Хоть три человека? И живым, и мёртвым друзьям привет, не оставьте меня своей любовью, своей поддержкой!
Еду в Крым… Вид с Ай-Петри — единственный, волшебный.
Национализм, как всё на свете, имеет две природы. Национализм людей злых и глупых — это мрачная теория и жестокая практика, это тысячеголовый эгоизм, возведённый на степень веры. Но есть и другой национализм — людей здоровой совести и ясного сознания. В этом случае национализм есть не что иное, как сама жизнь, взятая в её идеале, в полноте её свежести и свободы. Вот этот национализм заслуживает выяснения. Искренний национализм (есть и фальшивый, но не о нём речь), мне кажется, есть просто правдивость и ничего больше. Истинный национализм — это когда народы спокойно смотрят на своё различие, с одинаковым уважением к своему и чужому облику.
Доказано, что великорусский центр значительно более отягощён повинностями, чем окраины, так что не они платят ему дань, а он им. Считая себя победителями Кавказа и Финляндии, мы долгие годы выплачивали им нечто вроде контрибуции и даже отторгли от себя в пользу Финляндии целую область — Выборгскую губернию. Вспомните, что в то время, как мы обращали в крепостных коренное православное население, польскую шляхту и перекрещенных евреев укрепляли в правах российского дворянства и в такие же права возводили грузинских и татарских пастухов, ставя их в один ряд с Рюриковичами. Может быть, это лучшая политика обрусения (может быть, и худшая, кто её знает), но вот как она недёшево обходится нашему народу.
Тема (для фельетона): Аристократия как учреждение, сохраняющее молодость народную, свойства свежести, силы, красоты, благородства, поэзии, героизма. Демократия — старость, это ствол дерева, уже не участвующий в таинственных процессах возобновления, дающий только материал для него.
У нас есть государственные люди, но вся беда в том, что у нас нет ни одного государственного сословия, нет достаточно заметного, независимого слоя населения, который бы жил постоянно государственной мыслью, государственной заботой.
Из-за Манчжурии, которая дальше от нас, чем Португалия и Марокко, чего доброго, нам придётся вести долгую разорительную войну с необеспеченным успехом, а может быть, и целый ряд войн — с Японией и Китаем, при тайной поддержке их Англией. Воевать для захвата чужого — не в характере русского народа.
Я должен жить среди природы, очень бедной, тихой, спокойной жизнью, среди лучших книг, среди лучших, какие мне доступны, людей. Должен себя учить, путешествовать, если понадобится, и отовсюду, как пчела, собирать капли мёда, как пчела — не для собственного только употребления.
Сижу в сосновом лесу за церковью. Чувствую себя — после купанья в море и кофе — превосходно, и хочется придумать, чем бы я мог отблагодарить Создателя за это моё счастье, что бы мог сделать хорошего людям. Боже, как бы мы были все счастливы, если бы были чисты.
Люблю это редкое, прекрасное состояние, когда душа взволнована желанием добра, подвига, милосердия к людям, соучастия им. Это бывает со мной после счастливых событий, после очень сильных выражений чьей-либо любви, после беседы с очень хорошим человеком или чтения исключительно хорошей книги. Бывает от солнечной, свежей погоды, как сегодня, на берегу моря, на склонах гор.
Если же вы возьмёте не одну сотню рублей, а, например, три, то будете иметь возможность провести за границей три месяца и объехать верхнюю Италию, Швейцарию, Рейн, побывать в Дрездене, Вене, Берлине и вернуться в Петербург морем. Так-то, друзья мои.
Ни единой пяди земли в России нет для иностранной колонизации, раз доказано, что для коренного русского народа уже не хватает земель. Ни одной секунды уступчивости для ваших сомнительных товаров, пока ещё не потеряна надежда, что мы сами, с помощью Божьей, сумеем выработать для себя всё нужное. Пожалуйста, подальше от нас. Сидите себе спокойно на своих островах и уберите ваши лапки, бесспорно, длинные и цепкие, но для доброго соседства неприятные.
Мы имеем некоторый простор в Сибири, но проливали за него драгоценную кровь народную не для того, чтобы приготовить «самые подходящие места» для господ японцев. Мы уже полвека с величайшими народными жертвами создаём собственную промышленность — неужели для того, чтобы зарезать её для выгоды культурных монголов и для того, чтобы пойти в вечную кабалу к ним?
Вот увидите, лет через сто, если не случится для нас несчастной войны с Германией, — (Рига) будет миллионный город и большинство будут русские. Раз (балтийские города) — это единственные северные порты России, какая бы национальность ни засела тут, — неизбежно возобладание русского элемента.
Еврействующие публицисты клевещут, будто я антисемит, человеконенавистник, враг инородцев и т. п. Если хотите, я антихамит, противник хамства — одинаково в евреях или христианах. Семитизм настоящий, семитизм библейских пророков, семитизм Иова, Исайи, Экклезиаста я признаю… всегда с благоговением относился к тому, что в семитизме свято. Что касается моего «человеконенавистничества»… Одна милая еврейка-писательница признавалась мне, что она старается как можно чаще употреблять это слово: «человеконенавистнический»: оно очень благодарно в смысле гонорара.
Истинное обновление между тем никогда не состоит в захвате чуждого, а в восстановлении своего. Идея национальности тем и сильна, что она есть возвращение к себе. Хотите обновиться — восстановляйтесь.
Европейская буржуазия — подобно изнеженной аристократии — обречена смерти. Испорченный рабочий класс обречен смерти. Зараженный и безбожный пролетариат обречен смерти. Безмерно вспухшее население Европы и Америки все еще растет, но оно довольно быстро начнет падать, сгнивая на корню и разрушаясь, как некогда в войнах и мятежах. Гнилые породы отпадут, как отгнившие ветки со ствола.
Наиболее обещающим движением русской жизни является теперь национальное. Враги национализма и справа, и слева распространяют о нем самый пошлый вздор, но это не мешает великому Движению расти и захватывать собой все более и более широкие круги общества.
Национализм русский, по крайней мере в моем понимании, не есть захват и не есть насилие. Национализм есть честное разграничение. Захват и насилие в его коварных формах идут со стороны не русского национализма. Не мы идем на инородцев, а они на нас. Не мы овладеваем территорией и трудом народным у евреев, поляков, армян и прочих, а они овладевают нашими. Дать закономерный, но ощутительный отпор этому внутреннему «нашествию иноплеменных».
Поддерживаемая врагами России, постепенно сложилась изменническая партия среди малороссов, мечтающая о разрушении Российской империи и о выделении из нее особого, совершенно «самостийного» украинского государства. Наших яростных украинофилов нельзя считать русскими. Очевидно, в крови их проснулись те тюркские кочевники, которые когда-то терзали Южную Русь, пока не замучили ее до смерти. Против господ мазепинцев потребна не идейная, а реальная государственная борьба.
Под названием «украинских громад» действуют многочисленные малорусско-польско-еврейские кружки, прививающие самую лютую ненависть к русскому народу и государству. Пора правительству не только заметить это явление (оно давно замечено) — пора бороться с ним не на живот, а на смерть.
Если нельзя не счесть теперешний кровавый раж немцев иначе, как гнусным преступлением против человечества, то нужно вспомнить, какое море пива влила в себя разбогатевшая Германия за эти 40 лет. Нужно вспомнить, для беспристрастия, какое море водки влила в себя за те же 40 лет оскудевшая Россия. Может быть, совсем иначе сложилась бы мировая история, если бы не методическое погашение духа алкоголем у наиболее интеллектуальных народов.
Проснулся с тяжкой обидой от измены Малороссии. Подлое, бездарное племя. Насквозь мазепинцы, предатели, вторые болгары. «Хай живе Украина!» Хай, — но разве прежде они не жили? «Да, под кацапской властью!» — А теперь будете под германской властью, та и разница. Прежде власть у нас была общая: хохлы были совершенно уравнены с кацапами, и это была, может быть, ошибка. Нужно было подальше держать хохлов от правящего класса.
Я один из русских пророков — на манер Иеремии, предсказавшего гибель Иудеи и дождавшегося своих предсказаний. Многие мои предчувствия исполнились с поразительной точностью (даже год войны — 1914 — был предсказан в августе 1912 года).
Может быть, в отдаленном будущем найдется праздный человек, который заинтересуется нашей эпохой и в грудах печатного мусора где-нибудь в Британском музее найдет мои статьи. Прочтет их, соберет из них ценное и еще раз даст мне имя и жизнь.
Подготовил Дмитрий Жаворонков
