Один из самых популярных и ходовых аргументов против переименования «Войковской» — «нельзя переписывать историю». Это забавно. Переписывание истории — одно и любимых занятий нашего богоспасаемого государства.
За последние сто лет официальная история переписывалась при каждом новом руководителе. Доходило до откровенного абсурда: в 20-е годы советские историки доказывали, что Кутузов был бездарным кретином, совершенно не имевшим никаких полководческих талантов, а спустя всего лишь десятилетие фельдмаршал сделался «великим полководцем, учеником Суворова», а его фигура затмила всех остальных военачальников 1812 года.
Пришедшие к власти большевики поначалу планировали создать принципиально новое человеческое общество. Изменения во всех сферах были огромными. В школах и университетах отменили уроки и лекции. Вместо них внедрили так называемый дальтон-план — бригадно-лабораторный метод обучения. Вместо того чтобы слушать болтовню лектора, студенты самостоятельно работали над заданием в группах. Потом один человек это задание сдавал, и вся группа… получала одинаковые оценки. Чудесное новшество: университет так могли закончить даже неграмотные.
Историю за ненадобностью вообще отменили. Зачем она строителям нового общества? Все равно в прошлом только грязь, мерзость и великодержавный русский шовинизм. Но полностью, конечно, науку не могли упразднить даже большевики. История сохранилась, но в страшно изуродованном марксистском изводе. Главным историком эпохи и основателем красной исторической школы стал Михаил Покровский.
Отец его был помощником управляющего Московской таможни. В советские времена считалось, что он принадлежал к числу нигилистов и свои взгляды внушил сыну. Тем не менее Покровский с золотой медалью закончил гимназию, затем Императорский Московский университет, где слушал лекции самого Ключевского. Поначалу он придерживался либеральных взглядов, некоторое время даже работал с Милюковым, затем состоял в либеральном «Союзе освобождения», предтече партии кадетов. Вместе с ним заседали Набоков-отец, будущий глава временного правительства Львов и Николай Гучков — московский градоначальник и брат будущего революционера.
Историк Кизеветтер, однокашник Покровского и еще один член «Союза», вспоминал:
Маленького роста, с пискливым голоском, он выдавался большой начитанностью, бойкостью литературной речи и уменьем прошпиговывать ее саркастическими шпильками по адресу противников. По виду тихенький и смирненький, он таил в себе болезненно острое самолюбие.
Милюков, тоже знавший Покровского лично, оставил о нем похожее воспоминание:
Покровский, один из самых младших участников, обычно угрюмо молчал и всегда имел какой-то вид заранее обиженного и не оцененного по заслугам. Я думаю, здесь было заложено начало той мстительной вражды к товарищам-историкам, которую он потом проявил, очутившись у власти. У нас он считался «подающим надежды».
Ещё в 1900 году он просил у меня работы в академическом стиле, и я не без удивления прочёл, что «к 1905 г. М.Н. окончательно определился как теоретик-марксист и практик-революционер» и что, «вступив в ряды большевистской партии, он принял активное участие в организации вооруженного восстания в качестве пропагандиста-агитатора и публициста». Очевидно, я опоздал, считая его «кадетом».
Покровский разочаровался в либералах и переметнулся к социал-демократам. Ключевую роль здесь сыграло его личное знакомство с большевиком Богдановым, который тогда входил в топ-3 большевицкого руководства и был фигурой одного уровня с Лениным. Покровский начал печататься в «Правде». В официальной советской биографии указано, что он принимал участие в революции 1905 года, но это крайне сомнительно. После Лондонской конференции РСДРП, в которой историк принял участие, у него дома провели обыск. Это так напугало будущего корифея советской науки, что он подпольными путями бежал из страны. Какие уж тут бои на баррикадах.
Историк осел во Франции, добравшись туда через Финляндию. Начался период шатаний Покровского: то он шел к богостроителям за Богдановым, то становился «вне фракций», после чего тут же примыкал к межрайонцам Троцкого. Перед революцией он опять примкнул к большевикам и после их прихода к власти получил несколько неожиданные назначения. Например, он возглавлял некоторое время Совнарком Московской области — то есть по сути стал главой всей центральной России, поскольку в «красную Московскую область» входила территория 14 центральных губерний. Вскоре, правда, этот пост упразднили, но Покровский не пропал — его посадили заместителем наркома просвещения Луначарского.
Сам Луначарский среди большевиков имел репутацию мямли. Например, он расплакался во время голосования по Брестскому миру. А когда большевики бомбили Кремль (к слову, по свету Покровского), Луначарский в знак протеста пытался уйти в отставку. Его держали по двум причинам: во-первых, чтобы переманивать ценных буржуазных специалистов, во-вторых, он был женат на сестре уже упоминавшегося Богданова. Луначарский из-за мягкости характера не мог ломать через колено, зато Покровский в глумлении над бывшими коллегами находил истинное удовольствие (его еще в нулевые годы прозвали «профессор с пикой»).
Именно Покровский отвечал за уничтожение высшего образования. Университетские дипломы и научные степени отменялись как буржуазный пережиток. В новые университеты принимали всех подряд, без экзаменов и образовательного ценза. Основоположник советской исторической науки стал инициатором «Академического дела» и гонений на буржуазных ученых, полагая, что право на существование имеют только историки-марксисты.
В 20-е годы Покровский стал главным красным историком и одновременно редактором самого важного издания «Историк-Марксист». Этот журнал остался одним из немногих заповедников отмененной в стране истории. Правда, вопросы, интересовавшие тогда специалистов, были замечательно однообразны. В сети существуют архивы журнала, легко можно ознакомиться с заголовками статей: история революционных движений и крестьянских войн занимала 90% внимания историков-марксистов. Остальные 10% — это история нацменьшинств и угнетенных классов. Вот типичный выпуск журнала:
Историк-Марксист. Том 17. 1930.
СТАТЬИ
М. Покровский. Русские документы империалистической войны. стр. 3
М. Покровский. К истории СССР. стр. 17
С. Пионтковский. Великодержавные тенденции в историографии России. стр. 21
С. Скубицкий. Классовая борьба в украинской исторической литературе. стр. 27
М. Югов. Положение и задачи исторического фронта в Белоруссии. стр. 41
И. Зак. К истории крепостного хозяйства. стр. 51
ДОКЛАДЫ В ОБЩЕСТВЕ
Л. Мамет. Отражение марксизма в буржуазном востоковедении. стр. 69
К 60-летию Покровского весь журнальный выпуск посвятили великому вкладу Покровского в дело красной истории:
Историк-марскист. Том 9. 1928 г.
Статьи
К 60-летию М. Н. ПОКРОВСКОГО
А. В. Шестаков. М. Н. Покровский — историк-марксист. стр. 3
Д. Кин. М. Н. Покровский как историк Октябрьской революции. стр. 18
П. Горин. М. Н. Покровский как историк первой русской революции. стр. 34
Н. Рубинштейн. М. Н. Покровский — историк внешней политики. стр. 58
Биография М. Н. Покровского. стр. 79
Взгляды Покровского на русскую историю и русских вообще целиком совпадали с ленинскими: «великороссы, великие только своим хамством», и прочее в подобном духе. Россию он считал ответственной за все войны, начиная с Отечественной 1812 года и заканчивая Первой мировой. Творческое кредо и метод Покровского — высмеивание русских и глумление над всеми российскими историческими персонажами. Например, он доказывал, что Кутузов был ни на что не годным кретином и с его назначением армия осталась без какого-либо руководства. Но Кутузову еще повезло, остальным доставалось еще сильнее. Вот типичные заголовки материалов Покровского:
Характерные черты петровской грубости: солдатчина — Отношение Петра к гвардии — Военный характер забав Петра; солдатские замашки — Связь солдатчины с режимом; мнение Фокеродта — Происхождение гвардии — Ее значение при Петре: гвардейцы в Сенате; гвардейская тирания в провинции — Гвардия как центр дворянской реакции.
Вырождение потемкинского режима; Зубов — Павел Петрович как продолжатель Потемкина и Зубова; безграничное расширение полицейской диктатуры — Патологические черты павловского режима; неизбежность катастрофы.
Это тоже мягко. Например, попыткам убийства Александра II марксистское светило уделяло куда больше внимания, чем его реформам. Глава так и называется: «Александр II и травля коронованного зверя».
Именно Покровский написал совершенно анекдотическую книгу «Русская история в самом сжатом очерке». Эта работа стала квинтэссенцией взглядов историков-марксистов 20-х годов. Анекдотическим этот труд назван потому, что наполовину состоит из скабрезных анекдотов, почему-то выдаваемых Покровским за реальные события.
Вот цитаты:
Порядочные люди бежали от двора «Романовых» (Покровский неизменно писал их в кавычках, — прим. авт.) как от чумы. Петр прозванный льстивыми историками «великим» он умер от последствий сифилиса, предварительно заразив и вторую жену, пережившую его на два года. Трудно, впрочем, сказать, что было причиной ее преждевременной смерти, сифилис или алкоголизм, дорвавшись до царского престола эта бывшая горничная проводила за бутылкой дни напролет и большую часть ночи.
Сменивший ее внук Петра умер в 15 лет от оспы, не успев совершить ни одного преступления. Елизавета была развратнейшая из «Романовых», ее фаворитам счета не было. Придворных дам она приказывала сечь кнутом и вырывать языки за непочтительные отзывы о ее величестве. У нее было 15 тысяч платьев, а когда она умерла, в казне не было ни одного серебряного рубля. Войскам жалованье платила медной монетой, да и то перелив в нее пушки. Елизавета оставила престол племяннику Петру Голштинскому. Но он усидел лишь несколько месяцев. Это был ничтожный, пьяный человек с замашками унтер-офицера. Петр спьяну еще и не разобрал в чем дело, как уже был свергнут и арестован, а его жена стала императрицей. По части разврата она чуть ли не обогнала Елизавету. У нее бывало сразу по несколько фаворитов. Павел не терпел своей матери, он был душевнобольной человек, страдал бредом преследования, ему везде мерещились заговоры и революции.
Александр I именуется всего лишь отцеубийцей и деспотом. Дальше опять идут анекдоты:
Николай был так же развратен, как и его предшественники. Мужья и отцы как чумы боялись николаевского двора, поэт Пушкин пал жертвой ужасной обстановки, которая складывалась для людей, имевших красивую жену и в то же время имевших несчастье принадлежать к придворному кругу. Александр III был мало готов к тому, чтобы возглавить империю. Привычка пить не оставила его и на престоле, только теперь он стеснялся кутить открыто, а напивался по-фельдфебельски, в одиночку. От алкоголизма он и умер. Только при Николае II Россия узнала, что на русском престоле может быть еще большее ничтожество, чем Александр III: раньше казалось, что ниже пасть династия «Романовых» уже не может. А между тем царствование этого тупого, ограниченного, пьяного «составило эпоху», как говорится.
Покровский — главный советский историк 20-х и полноправный основатель советской исторической науки. Его избрали в Академию наук, он заседал во ВЦИК, возглавлял сразу несколько институтов и после смерти упокоился в Кремлевской стене. В честь Покровского даже переименовали МГУ.
Но после смерти увенчанного лаврами историка наступили другие времена. Стало окончательно понятно, что мировая революция не состоится. Хотели сделать из мира одну большую советскую страну, где все будут друг другу помогать, а получилось «враждебное капиталистическое окружение». На братстве всех людей в таких условиях много не навоюешь. Интернационализм хорош, когда надо агитировать солдат бросать винтовки и разбегаться по домам, а когда надо воевать, братство — как телеге пятое колесо. Кроме того, старые русские уже умерли, а новое поколение выросло в информационном вакууме и оказалось крайне восприимчиво к самой топорной пропаганде. Поэтому с переходом к построению социализма в отдельно взятой стране менять начали и исторические концепции.
В школы и университеты вернули курс истории. Появился первый школьный учебник. Концепцию Покровского после его смерти разгромили за антимарксистские извращения, а МГУ переназвали в честь Ломоносова.
В 1938 году появилось постановление ЦК ВКП(б):
В исторической науке до последнего времени антимарксистские извращения и вульгаризаторство были связаны с так называемой «школой» Покровского, которая толковала исторические факты извращенно, вопреки историческому материализму освещала их с точки зрения сегодняшнего дня, а не с точки зрения тех условий, в которых протекали события и тем самым искажала историческую действительность.
Вскоре напечатали монументальный двухтомник «Против исторической концепции Покровского»:
Прикрываясь антиленинскими взглядами Покровского, многие представители этой «школы», ныне разоблаченные троцкистско-бухаринские наймиты фашизма, разваливали исторический фронт, ведя вредительскую и контрреволюционную работу в научных учреждениях. Перед советскими историками стоит задача преодоления вредных взглядов Покровского и ликвидации последствий вредительства на историческом фронте.
Концепцию 20-х годов перекроили в духе державного патриотизма. Если прежде считалось, что Россия — царство абсолютного зла с пьяницами-царями, идиотами-генералами и бездарным угнетаемым населением (за исключением нескольких революционных демократов), то теперь выяснилось, что в вопросах внешней политики самодержавие иногда бывало право. Что это не Россия разожгла все войны в мире, а на нее нападали супостаты. Что генералы были бездарными, а солдаты — героическими и хорошими. Что не все русские дураки, а встречались среди них и «народные ученые», и «самородки». Иногда даже попадались хорошие военачальники. Например, Суворов и Кутузов.
Десять лет назад Покровский доказывал, что Кутузов был тупой бездарностью, теперь же отношение к фельдмаршалу кардинально переменилось. Покровского посмертно обвиняли в том, что в стремлении «обелить» Наполеона и принизить гений Кутузова он впал в троцкистско-бухаринскую ересь. Тарле позволили опубликовать академический труд «Нашествие Наполеона на Россию», где возвеличивался Кутузов. Позднее, уже в 40-е годы, дошло до того, что разрешалось открыто критиковать самого Энгельса (!) за близорукость, поскольку он не разглядел гений Кутузова и единственным русским полководцем, достойным внимания, считал Барклая-де-Толли.
В пропаганде Суворов и Кутузов обыгрывались как Ленин и Сталин. Сталин считался великим учеником Ленина (подразумевалось: превзошедшим его в гениальности), Кутузов — великим учеником Суворова (то же самое). В сталинские времена фигура одноглазого фельдмаршала разрослась до таких масштабов, что напрочь вытеснила всех остальных героев 1812 года.
Но не стоит думать, что историческую концепцию пересмотрели тотально — речь шла о косметических изменениях. Прогрессивными (но все равно кровавыми) монархами объявили Петра I и Ивана Грозного. Реабилитировали и возвеличили отдельных военачальников: Суворова, Кутузова, Нахимова. Поскольку надвигалась война, особый акцент делался на тех конфликтах, в которых приходилось драться на своей территории: на Отечественной войне 1812 года и Крымской войне. Оборону Севастополя признали героической. Сергеев-Ценский получил заказ на монументальный исторический роман «Севастопольская страда».
Остальное сохранилось в прежнем виде. Возьмем для примера сталинский учебник Панкратовой 1952 года. Это не абстрактная книжка из прошлого: по этим учебникам наши бабушки и дедушки (а у кого-то и родители) изучали историю:
Давая характеристику военно-феодального империализма в России, товарищ Сталин писал: «Начать с того, что царская Россия была очагом всякого рода гнёта — и капиталистического, и колониального, и военного, — взятого в его наиболее бесчеловечной и варварской форме. Кому не известно, что в России всесилие капитала сливалось с деспотизмом царизма, агрессивность русского национализма — с палачеством царизма в отношении нерусских народов, эксплуатация целых районов — Турции, Персии, Китая — с захватом этих районов царизмом, с войной за захват? Ленин был прав, говоря, что царизм есть «военно-феодальный империализм». Царизм был средоточием наиболее отрицательных сторон империализма, возведённых в квадрат.
Военные операции в 1914–1915 гг. на русско-германском фронте закончились поражением русских армий. Уже в первый период войны сказалась неподготовленность к ней царской России. Русская армия не имела достаточно ни боеприпасов, ни тяжёлой артиллерии, ни воздушных и химических средств войны, ни снаряжения.
Бывали случаи, когда солдаты шли на фронт без оружия, дожидаясь ружей, оставшихся после убитых товарищей. Иногда на трёх солдат приходилась одна винтовка. В армию посылались сапоги с гнилыми подошвами, шинели, не выдерживавшие первого дождя, испорченные продукты и т. п. Штабы работали плохо и только создавали своими распоряжениями путаницу и неразбериху.
Но даже в этих условиях русская армия, как и всегда, проявляла превосходные военные качества. Храбрость, выносливость, героизм, инициатива отдельных солдат и воинских частей нередко спасали положение и помогали выходить из окружения, грозившего полной гибелью.
Настоящие народные учёные не получали ни признания, ни поддержки. Великий учёный-селекционер И. В. Мичурин не был признан учёным-исследователем, хотя к Мичурину приезжали учиться и из других стран. Непризнанным оставался и другой крупный учёный — К. Э. Циолковский, сконструировавший дирижабль за 10 лет до появления Цеппелина и давший принципы реактивного двигателя. Он вынужден был оставаться преподавателем математики в Калуге и вести научную работу на свои крайне скромные средства. Выдающийся механик, отец русской авиации Н. Е. Жуковский посвятил себя изучению аэродинамики и теории полёта самолётов, но его работы нашли применение только при советской власти. Первые русские лётчики (Российский, Уточкин и др.) совершали свои полёты, рискуя жизнью, на плохих предпринимательских самолётах для увеселения публики.
Научные открытия, исследования и экспедиции встречали глубокое равнодушие, а иногда и невежественное пренебрежение со стороны царского правительства и буржуазии.
Царица — фанатичная изуверка — призвала Распутина ко двору в надежде, что он исцелит неизлечимо больного наследника Алексея. Ловкий и наглый Распутин имел огромное влияние на царицу, а через неё и на царя. Царица постоянно заставляла
Николая II следовать советам Распутина, которому «бог всё Открывает». По безграмотным запискам Распутина назначались и увольнялись министры. При его содействии тёмные дельцы, спекулянты, аферисты, иностранные шпионы получали важные посты, выгодные концессии, громадные субсидии, прибыльные заказы на военные поставки. В распутинщине нашли своё отвратительное выражение мракобесие, изуверство, умственное убожество и моральное гниение царского режима.
Царь и придворная шайка стремились заключить сепаратный (отдельный) мир с Германией, чтобы подавить нараставшую революцию. Переговоры о сепаратном мире с Германией подготовляла при посредстве своих немецких родственников царица. Распутин был также сторонником сепаратного мира с Германией.
Не обошлось и без упоминаний троцкистских извергов:
В число раскулаченных иногда попадали середняки и даже бедняки. Как выяснилось позднее, подобные «перегибы» умышленно делали бухаринцы и троцкисты, чтобы восстановить крестьянство против коллективизации и сорвать её успешный ход.
После смерти Сталина концепция практически не изменилась. В общих чертах сохранилась всё та же сталинская история, но без упоминания Сталина. Сталинские цитаты, которыми пестрели учебники, вычеркнули. По большей части, этим изменения и исчерпывались. Сравните со сталинским учебник Шестакова «История СССР. Краткий курс», переизданный в 1955 году. Вот фрагмент про Первую мировую:
В то время как немцы засыпали русскую армию снарядами, царские министры и генералы оставили её без достаточного вооружения и снарядов.
Десятки тысяч русских солдат ежедневно гибли от огня германских пушек, пулемётов и от болезней. Но царские генералы, послушные приказам царя Николая II и Антанты, гнали солдат в новые и новые наступления. С потерями генералы не считались, для них солдаты были только пушечным мясом.
Бездарное главное командование и царское правительство не сумели ни вооружить, ни снабдить армию всем необходимым. При царском дворе, в министерствах, в армии было мною германских шпионов, передававших немцам военные тайны. Истекающая кровью, гибнущая от газовых атак, замерзающая в окопах царская армия, руководимая бездарными генералами, вынуждена была отступать.
Война сильно разрушила хозяйство России. Не хватало металла, угля, нефти. Останавливались заводы. Железные дороги не успевали перевозить даже войска. Армия и народ были раздеты и разуты. Население и солдаты на фронте голодали.
Как мы видим, практически никаких отличий.
То же самое касается и чудовищного колониализма-империализма:
Вслед за русскими войсками в Среднюю Азию двигались царские чиновники и торговцы. Они брали с населения тяжёлые налоги, отбирали у них земли и имущество, обсчитывали и обманывали при торговле. Грабить покорённые народы им помогали подкупленные царём ханы, старшины и муллы.
На удобных землях стали сеять хлопок из американских семян. Хлопок был нужен растущим текстильным фабрикам России. Все выгоды от посева хлопка попадали в руки местных богачей и русских фабрикантов, которые наживались на труде закабалённой бедноты — узбеков, туркмен и таджиков.
Народы Средней Азии отданы были в полную власть царских генералов, дворян и капиталистов. Не раз угнетённые массы поднимали восстание, но сила была на стороне русских дворян, которым помогала зажиточная часть коренного населения.
В 1916 году восстали казахи, киргизы, узбеки, таджики и туркмены. Они нападали на города, вступили в бой с царскими войсками и полицией, убивали своих волостных старшин — прислужников царских властей.
Казахи создали свои боевые вооруженные отряды. Вождём восстания был смелый герой казахского народа — .
Восставшие узбеки разрушали железнодорожные пути, чтобы не допустить подвоза войск, сжигали станции и перерезали телеграфные провода.
В Киргизии восставшие добыли оружие, забрав военный транспорт. В горах они соорудили кузницы и мастерские для выделки пороха.
Царские власти посылали против восставших войска с пушками, пулемётами, броневиками. В крови и в дыму сожжённых кишлаков и аулов они задушили эти восстания.
Половина всей главы про XVIII век посвящена личности Ломоносова, а про каждого монарха там не больше, чем про Салтычиху. Фрагменты про троцкистов перекочевали и в хрущевский учебник, поскольку развенчание культа личности еще не началось:
Против этого плана строительства социализма в нашей стране выступили находившиеся в это время в рядах партии предатели — Троцкий, Зиновьев и Каменев. Они всеми мерами стремились сорвать строительство социалистической промышленности. Они утверждали, что в СССР невозможно построить социалистическое общество, что рабочие и крестьяне не могут обойтись без капиталистов и кулаков. Их борьбу с партией использовала иностранная буржуазия для клеветы на Советский Союз и борьбы с ним. Она подкупила часть старых специалистов и остатки меньшевиков и эсеров, из которых создала контрреволюционные группы вредителей для срыва растущей промышленности СССР. Вредители портили машины, устраивали обвалы шахт, где добывают уголь и руду. Они взрывали и сжигали заводы, фабрики и электростанции. Вредителей поймали, и они были сурово наказаны. Но троцкисты свою борьбу с партией и народом продолжали. Партия изгнала из своих рядов троцкистов. Троцкого народ выгнал из Советского Союза, и он открыто перешел на службу к буржуазии.
Кулак, видя, что с колхозами ему приходит конец, стал бешено сопротивляться организации колхозов. Кулаки убивали передовых колхозников, портили колхозные машины, сжигали колхозный хлеб. Борьбу кулаков с колхозами поддерживала ничтожная кучка изменников народа во главе с Бухариным и Рыковым. Они так же, как и троцкисты, были против пятилетнего плана.
Но партия большевиков разбила этих изменников и помогла крестьянству сломить кулацкое сопротивление и уничтожить кулаков.
При Брежневе едва не случилась ресталинизация, но после партийных размышлений от нее отказались. Однако некоторое изменение концепции произошло — только коснулось оно не дореволюционных времен, а советской истории. Прежде партия была лишь придатком к великому вождю Ленину и великому вождю Сталину. Теперь она стала главной движущей силой государства. Все заслуги отныне принадлежали партии. Сталину теперь ставили в вину даже не репрессии, про которые тактично умалчивалось, а самовластие: он, мол, стал тащить одеяло на себя, поставил себя выше коллектива и приписывал себе его заслуги.
В «Истории КПСС», написанной Пономаревым (к слову, предком активно деятеля «Болотной» Ильи Пономарева) и официально одобренной на самом верху, говорилось:
Сталин, находясь на посту генерального секретаря ЦК партии, вместе с другими руководящими деятелями партии и Советского государства активно боролся за осуществление социалистических преобразований в СССР. Как теоретик и крупный организатор, он возглавлял борьбу против троцкистов, правых оппортунистов, буржуазных националистов, против происков капиталистического окружения. У И.В. Сталина были крупные заслуги не только в обеспечении победы социализма в СССР, но и в развитии мирового коммунистического и освободительного движения. Это, естественно, создало ему большой авторитет и популярность. Однако с течением времени ему стали приписываться все победы, достигнутые Советской страной под руководством партии. Постепенно стал складываться культ его личности. Развитию культа личности способствовали некоторые отрицательные личные качества И.В. Сталина, на которые в свое время указывал В.И. Ленин. Непомерно переоценивая свою роль и заслуги, Сталин уверовал в собственную непогрешимость, стал злоупотреблять доверием партии, нарушать ленинские принципы и нормы партийной жизни, допускать беззаконие. Культ личности Сталина, особенно в последние годы его жизни, нанес серьезный ущерб делу партийного и государственного руководства, строительству социализма.
Главным деятелем эпохи объявили Брежнева. Хотя культ его личности не вырос до сталинских масштабов и всегда воспринимался населением с юмором, ритуальное возвеличивание Леонида Ильича шло. Помимо бесчисленных наград, в Большой Советской энциклопедии Брежневу уделили гораздо больше места, чем таким деятелям, как Цезарь и Александр Македонский. «Малая земля», где Брежнев когда-то служил политруком, превратилась едва ли не в главный театр военных действий.
В Перестройку советский мир перевернулся с ног на голову. В рамках кампании гласности позволили критику прошлых ошибок партии. Практически никакой единой концепции создать так и не удалось, поскольку в пространство одновременно выплеснулось слишком большое количество информации. Разумеется, самой горячей темой были сталинские репрессии. Горбачев провозгласил:
Забытых имен, белых пятен ни в истории, ни в литературе не должно быть, — иначе это не история и не литература, а искусственные конъюнктурные конструкции.
Впервые разрешался плюрализм. Государство слегка отстранилось от монополии на историческое знание. В 1988 году объявили конкурс на создание новых учебников по истории СССР ХХ века, причем предполагалось написать сразу несколько, на выбор учителя.
Эти изменения почти не коснулись прежних исторических эпох, поскольку самые горячие споры шли вокруг ХХ века и особенно сталинских репрессий. Вскоре Союз затрещал по швам, и всем стало уже не до истории.
В 90-е годы основная концепция, разумеется, поменялась. Учебников появилось так много, что разбирать отдельные не имеет смысла. Их выбирали школы — в двух соседних могли учиться по двум разным книгам. Самые первые пособия еще сохраняли примирительный тон. Например, считалось, что красные и белые были патриотами и желали России добра, просто пути выбирали разные. С середины 90-х в учебниках стала преобладать либеральная точка зрения. Дореволюционную Россию рисовали уже не в таких мрачных красках, как раньше. Упоминали о бурном росте экономики, о расцвете культуры, но подчеркивали при этом, что в политическом отношении страна оставалась замкнутой и отсталой. Как правило, авторы таких учебников симпатизировали кадетам как самой прогрессивной силе.
Что касается советской истории, то ее освещение изменилось кардинальным образом. Если сам приход большевиков к власти еще могли иногда изобразить в относительно нейтральных тонах, то сталинский тоталитаризм неизменно бичевался. Причем особый акцент делался именно на тоталитаризме: весьма популярное тогда и практически забытое теперь слово.
С приходом Путина поначалу ничего не изменилось. Новый президент пытался угодить всем сторонам: организовывал перезахоронение Деникина, называл распад СССР величайшей геополитической катастрофой века. Именно в нулевые 9 Мая превратилось в главный российский праздник: военные парады в последние годы проходят чуть ли не каждые три месяца. К концу нулевых и началу десятых стали много говорить о необходимости вернуться к советской практике единого учебника истории. Окончательно идею сформулировал Владимир Путин в начале своего третьего срока. Эта инициатива с самого начала нашла и горячих поклонников, и активных противников. Обсуждения продолжались больше года, год назад наконец объявили, что вместо единого учебника истории появится единый исторический стандарт для множества пособий.
К весне 2015 года, по сообщениям СМИ, экспертизу прошли три разных книги. Уже понятно, какой станет новая историческая концепция. Это всё тот же державный патриотизм сталинской разновидности, но без явных перекосов в ту или другую сторону. По сравнению с учебниками 90-х дореволюционные времена изобразят в чуть более приглаженном виде. Чуть больше внимания уделят Первой мировой войне. Личность Сталина акцентировать не станут, но про великие достижения эпохи непременно расскажут, хотя упомянут и про репрессии. С теплотой вспомнят эпоху Брежнева, ну и так далее. «Дружно жили, было и хорошее».
Переписывание истории — старая национальная забава государств. В СССР этот спорт вообще привел к появлению особой специальной дисциплины — каждый новый хозяин Кремля в обязательном порядке переписывал историю под себя.
Нельзя, однако, не отметить некоторый прогресс: начав с сифилитика Петра, садистки Елизаветы и династии алкоголиков-извращенцев Романовых, советская историческая наука постепенно дошла до позволения рассказывать детям о Первой мировой. Надеемся, верим (на самом деле нет).
