Ветеран Кавказской войны Фадеев о мусульманах (цитата)

Сегодня среди многих правых популярны разговоры про «закат Европы» и «мусульманское будущее». Апатичный европеец, за вечерним чаем с зевком разносящий целые города с помощью беспилотных боевых дронов, противопоставляется религиозному дикарю, который век пребывающему в беспомощном варварстве, и почему-то делается вывод, что будущее за дикарем. Мы никогда этого не понимали. Ростислав Фадеев, провоевавший на Кавказе с 1844 года и до самого конца, бравший штурмом последний оплот Шамиля — Гуниб — а затем принявший вместе с Барятинским капитуляцию Шамиля и получивший в награду одно из боевых знамен Шамиля, считал иначе. Вот что господин Фадеев, десятилетиями рубивший страшных-страшных мусульман, пишет в «60 лет Кавказской войны»:

SzuO-cEL-20

Россия на пространстве десяти тысяч верст не соприкасается, но смешивается с мусульманской и языческой Азией. Пределы ее выдвигаются вперед не вследствие одних политических расчетов, но по требованию домашнего управления и внутреннего хозяйства, как обработанные поля владельца, поселившегося в новой, никому не принадлежащей земле. За русским рубежом и до самого края земли все в Азии тлеет и разрушается. Азиатские общества держались века, как труп, до которого не касается воздух в могиле, держались отсутствием посторонней стихии; как только живые силы Европы дохнули на них, они стали рассыпаться.

Нынешние народы западной половины Азии давно уже перестали быть общественными организмами; они сделались численным собранием мусульман, случайно, без малейшего сочувствия соединенных под той или другой местной властью. Исламизм проник во все их общественные поры и совершенно вытеснил народность, как известковый раствор вытесняет мало-помалу все вещество древней раковины, облекаясь в ее форму; он овладел всем человеком и окаменил его в однажды данной форме, не оставляя никакого места ни общественному, ни личному развитию, не проистекающему из Корана. Гражданское устройство мусульманских народов, их суд, финансы, личные и семейные отношения установлены по шариату, неизменному до конца мира, как непреложное откровение.

Личность человека усыплена в мусульманстве еще более, чем общество. В этом отношении исламизм вполне может назваться рассудочной религией; он объясняет мир и ставит человеку цель рассудительно, естественно, довольно близко ко всемирному преданию, понятно для всякого ума и потому совершенно удовлетворительно; но в то же время без малейшего нравственного идеала, который мог бы освятить душу. Исламизм берет человеческую природу как она есть, со всем ее светом и со всей ее грязью, благословляет в ней все одинаково, дает законный исход хорошему и дурному, обещая продолжение такого состояния в самой вечности. Обязанности, налагаемые этой религией, состоят в легкой обрядности и ненависти к неверным. Мусульманин выносит из своей веры достаточное удовлетворение умственное и невозмутимое довольство самим собой. Это настроение необходимо разрешается на практике крайней апатией. К чему может стремиться человек, когда он есть уже все, чем должен быть, человек, которого не гложет сомнение, но не манит также никакой идеал?

Мусульманство прокатилось по земле огненным потоком и теперь еще производит страшные пожары в местах, куда оно проникает внове, чему примером служит Кавказ. Могущество первого взрыва мусульманства происходит именно от освящения дурных сторон человеческой природы — разнузданности страстей, зверства, фанатизма. В сущности исламизм есть религия страсти, учение в полном смысле поджигательное; он воспламеняет людей, удваивает их силы, делает их способными к великим вещам настолько, насколько в человеке или целом народе достает горючего материала. Когда нравственный пожар кончится, от мусульманства остается только пепел, одна бесплодная обрядность, общественный и умственный застой, апатия пьяницы с похмелья.

В три века исламизм исчерпал до дна свое неглубокое содержание, и с тех пор застыл, как труп. Кто видел и знает, до какой степени нынешним азиатцам чужды понятия об отечестве, о всяком общественном интересе, о первых обязанностях гражданина; до какой степени они равнодушны к тому, что люди называют своей землей, лишь бы не было возмущено их личное спокойствие; в какой мере они презирают свои правительства, не помышляя даже об их улучшении; как мало трогают их отечественные события, — тот не может ни на минуту сомневаться, что последний час пробил для этих человеческих скопищ, лишенных всякой внутренней связи.

Усилия некоторых мусульманских правительств преобразовать государство на европейский лад разрушили последнее основание этих дряхлых народов — веру. Общественный закон всех мусульман — шариат, есть откровение; уничтожить или изменить его — значит отвергнуть слово Божие. Реформы в Азии, с одной стороны, оттолкнули от власти массы, привели их в брожение, создали мусульманское франкмасонство, весьма похожее на мюридизм в его начале, обвивавшее тайными ложами большую часть мусульманского мира; с другой — создали официальный класс образованных мусульман, которые верят в одни только деньги, кто бы их ни давал. Что будет с Азией, разгадать этого еще нельзя; но в таком виде, как теперь, она не может существовать. Или в ней совершится внутренний переворот, чего не видать и признака, или она сделается добычей.

Прошло 152 года с момента написания этих строк — и что мы видим? Мусульманский мир по-прежнему лишь добыча, которую могут разбомбить, в которой могут устроить революцию, которую могут довести до массовой истерики и анархии одними лишь непочтительными словами о Коране. И даже боевые кавказцы с момента выхода книги Фадеева успели получить: усмирение Чечни белогвардейцами (быстрое, жестокое и абсолютно разгромное, мимоходом, в перерывах между боями с большевиками), известную сталинскую операцию «Чечевица» и две полностью проигранные в военном плане чеченские войны.

Переворота не свершилось, народы полумесяца по-прежнему лишь добыча, безвольно играющая в навязанные европейцами игры . Отдыхайте спокойно, Ростислав Андреевич, даже спустя 152 года ваш анализ и ваш прогноз абсолютно верны.