Русский интернет всё еще гудит — обсуждают историю с подростковым суицидом, целенаправленно инспирируемым какими-то зловещими манипуляторами через группы в соцсетях. Общество сразу же распалось на несколько достаточно четко поделенных лагерей. С одной стороны мы видим, обобщенно говоря, родителей (или людей, живо представивших себя на их месте). Инфернальный ужас, метания, всплески руками, буря эмоций — и тотальное непонимание, что, собственно, со всем этим делать. Наперебой предлагаются меры (как на уровне семьи, так и на уровне государства), которые в лучшем случае не дадут никакого эффекта, а в худшем — прямо обратный эффект. С другой стороны мы видим обширное сообщество жизнерадостных интернет-овощей, которые лучшим ответом на поставленную проблему считают отрицание самого ее существования. «Ой, да вы на статистику-то посмотрите, сколько у нас подростков самоубивается за год, а тут какие-то 130 случаев, несерьезно, гы-гы». То есть предполагается, что 130 человеческих жизней — это так, плюнуть и растереть, незаметное колебание массива статистических данных. 13 тысяч будет — тогда поговорим, а 130 человек — невелика потеря. Ну, примерно как тот дежурный мент, которому звонят перепуганные соседи: «У нас тут сосед за стеной жену бьет смертным боем, приезжайте, сделайте что-нибудь!» — «Вот убьет, тогда и приедем».
У меня нет собственных детей (и в ближайшее время я не планирую ими обзаводиться), и в то же время как человек, прослушавший когда-то кучу спецкурсов по психологии и педагогике и сам периодически преподающий, да еще вдобавок активно занимающийся политическим и социальным анализом, я могу попробовать взглянуть на проблему беспристрастно. Скажу сразу — ситуация действительно очень сложная, и тем, кто уже в ней оказался (тем, чьи дети уже завязли в подозрительных группах соответствующей направленности), я не могу предложить простых, безболезненных, гарантированных и безопасных решений. Просто и тупо изолировать детей от «враждебного влияния» недостаточно — с детьми придется работать (именно работать, многие родители не могут этого понять) комплексно, долго, возможно — с привлечением психологов со стороны. Не столько «запрещая», сколько убеждая, уводя в сторону, пробуждая сильные эмоции, заинтересовывая чем-то совершенно иным — чтобы через некоторое время самому подростку его прежний интерес показался чем-то странным, непонятным и чуждым. Это долгая дорога, и ее почти невозможно проделать, если видеть ребенка по два часа в сутки. Этот путь вместе с ним может проделать лишь кто-то, кто находится рядом более-менее постоянно. Соцсети — они потому и способны так влиять на жизнь людей, что они всегда рядом и доступны в любое время суток. А изолировать от них ребенка навсегда в современном обществе невозможно, да и нежелательно. Это примерно как из страха перед маньяками запереть ребенка в четырех стенах и не давать общаться с живыми людьми кроме родителей — результатом станет либо полная недееспособность и социальная неадаптированность, либо радикальный бунт: ребенок найдет способ вырваться на свободу и отожжет там так, что покончить с собой захочется уже родителям.
От полиции и власти, естественно, тоже требуется участие в этой эпопее — но оно должно быть разумным и выверенным, а не как обычно. Впрочем, способно ли наше архаическое государство, гибрид дальневосточной деспотии и развитого феодализма, вообще сколь-нибудь эффективно взаимодействовать с интернетом — вопрос сам по себе крайне сложный и вызывающий большие сомнения. По-хорошему, вот ту когорту натасканных и обученных электронной грамоте лбов, которые гоняются по просторам рунета за фашистскими демотиваторами и репостами, переориентировать бы на систематическую работу с возникающими реальными угрозами в сетевом пространстве (а эти угрозы будут в дальнейшем плодиться, это уже понятно). Но, видимо, пока не произойдет каких-то принципиальных сдвигов в самом государственном механизме, этому так и суждено остаться несбыточными мечтами. Пока Россия остается постсоветской Российской Федерацией, каждому из нас, как поселенцу на Диком Западе, придется самому научиться заботиться о своей безопасности и безопасности своих близких. Потому что федеральные маршалы с револьверами в наш городишко заглядывают редко (и чудят тут так, что лучше бы не приезжали вообще).
Но это общее место. Всерьез поговорить хотелось бы вот о чем. Вся эта история наглядно высвечивает одну глобальную проблему, которую пока что мало кто осознает в полной мере. Информационное общество, о котором так долго говорили, наступило. Мы в целом неплохо предвидели чисто технологические его аспекты — здесь почти никаких сюрпризов. Но есть некоторые вещи, которых огромное большинство людей (в том числе неглупых и задумывавшихся о будущем) совершенно не ожидало. Это — влияние, которое информационные технологии окажут на социальную ткань нашего общества, на его ключевые институты. Вроде той же семьи. Строго говоря, в этой ситуации нет ничего принципиально нового — если вы посмотрите на рисунки начала ХХ века, изображающие жизнь сто лет спустя, то увидите, что очень многие чисто технические достижения люди предвидели правильно, но вот общество будущего они представляли себе как копию собственного, только с новыми забавными техническими игрушками. Между тем именно общественные институты меняются сильнее всего.
Человеческое общество в сухом остатке (нравится нам это или нет) целиком построено на отношениях власти и подчинения в той или иной форме, в различных интерпретациях. И все наши социальные институты воплощают в себе именно эти отношения, только по-разному, с разных сторон, в разных сферах человеческой жизни. Социализация человека означает встраивание его в сложную иерархическую систему (точнее, в целый клубок таких систем), где он в каждый момент времени занимает более-менее четко определенное место. Причем никакой разницы между тем, что мы считаем «жизнью общественной» (работа, политика, большие социальные группы) и «жизнью частной» (семья, секс, отношения между индивидуальными людьми) не существует. Во всех случаях в основе лежат тем или иным образом понимаемые отношения власти-подчинения. Семья не исключение, она основана на власти родителей над детьми — власти, определенным образом обусловленной, имеющей определенные границы, заданные обществом, но именно власти. Убери эту власть — и семьи быстро не станет.
В терминах информационного общества власть есть категория тоже информационная. Власть — это способность, манипулируя информацией, определять действия другого человека.
И вот здесь начинается интересное. Дело в том, что когда человек становится узлом в глобальной информационной сети, сами принципы манипулирования информацией меняются. И это плохая новость для старых, привычных нам социальных институтов. Потому что в той же самой семье интернет напрочь убивает монополию родителей на формирование информационного поля своих детей. А значит — бесповоротно подрывает власть родителей над детьми, находящимися в более-менее сознательном возрасте. Как минимум — создает им равную конкуренцию. И что родители могут с этим сделать, пока совершенно непонятно, потому что прямые запретительные меры, как уже было сказано, неизбежно приведут к обратному результату. Бунту, результатом которого станет не постепенное угасание института семьи, а его мгновенное радикальное разрушение.
Семья в знакомом и привычном нам виде умирает — как и многие другие социальные институты уходящей эпохи. Это необходимо признать. Отношения между людьми — в том числе желающими строить совместную жизнь — никуда не исчезнут, потому что это биология, но те социально признанные формы, через которые эти отношения обретают свое зримое воплощение, наверняка сильно изменятся, и произойдет это за одно-два поколения. Нам, по сути, предстоит переизобретать семью заново, подыскивая ей формы, наиболее подходящие к новой реальности, и эти изменения по своим масштабам будут как минимум не уступать пресловутой «сексуальной революции» 1960-х.
Ну это потом. А пока у нас есть более насущные проблемы: чтобы Мизулина теперь не запретила компьютеры и интернет.
