Несколько дней назад в РГГУ состоялась презентация крайне своевременной книги Андрея Тесли «Первый русский национализм и другие», посвященной истории славянофильства. В современном общественном дискурсе славянофильство маргинализировано как абсолютно реакционная, «лапотная» идеология, этакий предок «православных хоругвеносцев» и, несмотря на огромный интерес к национализму, общественное внимание к славянофилам за пределами академических кругов относительно небольшое. Поэтому Тесля в своей работе совершает фактически интеллектуальный подвиг, представляя наследие зачинателей русского национализма в качестве уникального варианта… русского либерализма, особо обращая внимание на увлечение славянофилов теорией «минимального государства» (государство, чье вмешательство в дела земли и общины сведены к минимуму). По сути, в анализе Тесли славянофилы предстают своего рода радикальными американскими республиканцами, «чайной партией», борющейся на пределе своих возможностей с чрезмерным влиянием государства на повседневную жизнь, где знаменитый правовой нигилизм славянофилов представляется едва ли не либертарианством.
Это — неожиданный поворот славянофильской темы, требующий осмысления прежде всего от нас с вами, пропагандистов русского национализма, внезапно получивших в качестве предков антимодернистское течение, чья страсть к догосударственным формам и теории о «безгосударственности» русского народа идеально попадает в — совершенно верно — нынешний постмодерн, где самоорганизующиеся «общины» начинают подменять многие государственные функции. Прогрессивный европейский госаппарат, с позиций которого высмеивали славянофилов, теперь понимается как временное и ограниченное явление, а «община» (якобы архаичный пережиток) как сверхсовременная форма организации в социальных сетях («земле»). Столь неожиданный, «киберпанковский» поворот вроде бы безнадежной «квасной» темы мог бы сделать труд Тесли обязательным для чтения, но Тесля идет дальше и указывает на отсутствие у славянофилов «комплексов модернизатора».
Грубо говоря, если вы модернизируете страну по западным образцам, то когда заканчивается модернизация, вы оказываетесь в западном прошлом, которое на момент модернизации уже случилось (именно поэтому вы его взяли за образец). От осознания собственной вторичности у вас нарастает по отношению к Западу ресентимент («Да полная там в этих парижах бездуховность и содомия!»), конфликт идентичностей и т.д. Славянофилы, между прочим, не ограничивали себя планами по переустройству только России, выступая с проектом исправления всей Европы на основе традиционной русской общины. Следовательно, это движение не только реактивное, не только реакция на модернизацию, но и движение проактивное, мессианское, готовое не жить чужим прошлым, но и предлагать свое национальное видение будущего. Это — сверхважный момент, поскольку все современные политические силы в России реактивны, чья мысль не идет дальше копирования западного опыта или полемики с ним с позиций ресентимента («Зато у нас духовность!»). Обращение к самоощущению, к самопониманию славянофилов могло бы помочь вернуть нам интеллектуальную самостоятельность, дав не только чужое прошлое, но и наше будущее.
Наконец, Тесля делает еще одно важное замечание о том, что ранние славянофилы сами были властью (а поздние — втравили Россию в войну с Турцией с помощью манипуляции общественным мнением). Современный национал-демократический дискурс все чаще использует нарратив противостояния русского национального движения Империи, представляя русских националистов в качестве движения угнетенного народа (вроде польских националистов). В связи с этим, Тесля своевременно и точно показывает реальное влияние славянофилов на внутреннюю политику Империи. Само собой, что славянофилы и Империя не равны, но очень важно видеть ту роль, которую играли русские интеллектуалы в развитии внутренних процессов гигантского государства.
Во второй части «Первого русского национализма» Тесля останавливается на личностях славянофилов, почти не касаясь идеологии, но раскрывая их стиль жизни, стиль мысли, стиль мироощущения. Аксаков, Леонтьев, Розанов, столкновения Герцена со славянофилами — работа Тесли напоминает скорее статьи из небесной версии лайфстайл-журнала типа «Эсквайр», где в качестве джентльмена-ролевой модели выступает не какое-нибудь размалеванное «тимати», а дипломат, философ и писатель, спокойно огревающий хлыстом французского консула за оскорбление России. Крайне полезное чтение для наших юных читателей, показывающее, что, помимо бегания в рубашке-коловратовке, есть и другие способы бытия русского националиста.
Завершается книга сборником эссе о самых разных персонах — от Столыпина до единственного настоящего советского философа-марксиста — не имеющих отношения к теме славянофильства, но все равно крайне увлекательных. Особенно стоит отметить текст о Лидии Гинзбург — абсолютный гимн советско-интеллигентскому фатализму, чистое «Хагакурэ» («Путь самурая — смерть»), по которому можно индоктринировать первокурсников филфака бросаться с гранатами под танки.
Пять лет назад труд Тесли был бы событием для достаточно узкого круга академических ученых, профессионально изучающих славянофильство и историю русской мысли XIX века. Сегодня же, когда в обществе созрел огромный запрос на национальную идентичность, когда идет активная национализация, поиски себя, поиски корней, поиски аутентичности, подобные работы должны стать предвестниками скорого выхода из путинско-пелевинского постмодернистского морока. «Первый русский национализм» имеет все шансы превратиться в обязательное чтение для интеллигентной публики, которая желает иметь сколько-нибудь осмысленные суждения о русском национализме и русской нации. Это — антидот от стремления бездумно повторять чужое прошлое, возвращающий русскому национализму его аристократическо-либеральные корни, которым одинаково чужды и коловраты, и многонационалы.
Книга Андрея Тесли «Первый русский национализм» — несомненное оружие, которое должно пополнить ваш интеллектуальный арсенал.
