По традиции Новороссией называют обширные земли европейского юга России, взятые русскими по итогам мирных договоров с Турцией в 1739, 1774, 1791, 1812 годах. Однако уже в этой формулировке спрятана неточность.
Достаточно заметить, что Турции эти земли, в строгом смысле слова, никогда не принадлежали. Во-первых, территория эта представляла собой полупустынное Дикое Поле, освоить которое было не по зубам даже многочисленному русскому народу. Что уж говорить о малочисленных турках, чьи интересы концентрировались далеко от этих мест. Во-вторых, основную часть указанных земель контролировали не турки, а всевозможные татары, пребывавшие под османским протекторатом. В-третьих, сама эта протекция была весьма условной. В связи с этим показателен такой эпизод. Когда в результате неудачного похода в Молдавию в 1711 году Пётр I попал в окружение и спешно заключил с Портой спасительный Прутский мир, последняя выделила ему свою кавалерию для защиты отходящих русских войск от разбойничьих набегов татар, которые, по идее, должны были туркам подчиняться. А вот поди ж ты. В-четвёртых, сами татары тем паче не жили на этой территории. Считается, например, что Крымское ханство контролировало весь полуостров и обширную часть северного побережья Азовского и Чёрного морей — юг нынешних Одесской, Николаевской, Херсонской, Запорожской, Донецкой областей и даже Ростовщину с Кубанью. На деле же эти земли были практически необитаемы, представляя собой проходной двор для периодических вылазок иррегулярных конниц как татарских племён, так и казаков. А самое дальнее крымскотатарское укрепление Ор-Капу (Перекоп) не выходило за пределы перешейка Крыма. Иными словами, Новороссия не была отнята ни у татар, ни у Турции, ни у чёрта лысого, а у самого сильного русского противника и союзника в одном лице, чью роль в создании русской цивилизации трудно переоценить.
Сюжет с русско-турецкими войнами же поминают ровно потому, что он крайне удобен своей наглядностью. Россия рано осознала стратегическую задачу продвижения на юг, венцом которой должен стать выход на средиземноморский простор через взятие проливов Босфора и Дарданелл, запирающих Чёрное море, а с ними и Константинополя. Для обоснования притязаний на проливы сложили легенду о победоносном походе Олега в Царьград, на ворота которого князь прибил свой щит, перепетую Пушкиным в «Песне о Вещем Олеге».
Другим сюжетом русские ещё больше заострили свои притязания, напомнив, что князь Владимир Креститель Руси принял христианство от греческих священников в Корсуне (Херсонесе Таврическом в нынешнем Севастополе), чтобы жениться на Анне Византийской. Окончательно претензии на проливы выразили концепцией под названием «Москва — третий Рим, а четвёртому не бывать». Третий Рим после Рима второго, конечно же, — Константинополя. Итого: русский щит прибит на воротах Царьграда, русская православная вера обретена от византийских священников, русские являются единственными преемниками восточного Рима. И как-то так случилось, что по нелепой случайности Константинополь занят турками, переименован в Стамбул, в Софийском соборе устроена мечеть, а обширные земли на пути к проливам формально проходят по статье турецкой вотчины. Волей-неволей битвы с басурманами становятся главной сюжетообразующей интригой, задающей темп и придающей наглядность сюжету обретения Новороссии.
Но именно эта наглядность является обманчивой, подобно тому как обманчива наглядность школьной модели атома, состоящей из слепленных шариков. Но всё по порядку.
Уже с первых русско-турецких войн, которых всего насчитывают одиннадцать, становится ясно, что движения на большом русском юге и одновременно с тем большом османском севере представляли собой отвлечение главных сил для обеих сторон. Русские были заняты войнами то на польском, то на шведском, то на персидском направлениях. Одновременно с тем Турция воевала то на австрийском, то на балканском, то на ливанском направлениях. Для всех будущая Новороссия проходила по статье ненужного второго фронта. Разница заключалась в одной детали, но такой, которая меняет всю картину: для России эти земли были зоной стратегического наступления, а для Порты — стратегической обороны. Как точно подметили в «Stratfor», турки присматривали за северным Причерноморьем исключительно в целях прикрытия дунайского направления.
Вместе с тем, с тактической точки зрения, всё было с точностью до наоборот: система засечных линий выстраивалась русскими в целях обороны от набегов татар, в то время как османы в целях самозащиты были вынуждены нападать. Таким был, например, Астраханский поход, превратившийся для турок из попытки под прикрытием осады Астрахани построить Волгодон XVI века (канал, соединяющий Волгу и Дон) в трагический провал, итогом которого стало твёрдое закрепление за русскими северного побережья Каспия и плацдарм для броска на самые дальние подступы к Причерноморью — восточное Приазовье. Инь-Ян новороссийской истории и её красота в том и заключается, что русские, обороняясь засеками, неуклонно наступали, тогда как турки, поощряя набеги своих вассалов и объявляя войны России, лишь защищались, неуклонно отступая.
Впрочем, войска оттоманов и их вассалов уступали русским и в тактическом плане, а говоря проще, попросту не годилось в противники. Когда в 1695 году в свой первый Азовский поход Пётр I осадил крепость Азов в устье Дона, он с лёгкостью взял две каланчи, охранявшие пути снабжения турок по морю, но для полного блокирования укрепления ему не хватило флота.
Зиму провели на верфях и уже к апрелю следующего года спустили на воду 29 судов, которыми перерезали туркам снабжение, после чего последние доблестно сдались, спокойно покинув крепость вместе с жёнами и пожитками, — примерно как некоторые украинские части в недавних крымских событиях. Так началась история русского города Азова. После осмотра побережья по распоряжению Петра начались изыскания по строительству гавани и крепости, завершившиеся основанием другого русского города Новороссийского края Троицка на Таган-Роге, или попросту Таганрога.
Никакого заметного сопротивления не оказали татаро-оттоманские войска и другим частям русско-казацкой армии, параллельно продвигавшимся к низовьям Днепра под командованием Бориса Шереметьева. Воевода приступом взял Газы-Кермен, ставший сто лет спустя русским городом Бериславом, Таган, а ещё парочку городов турки сдали добровольно. Вот и вся война.
Подобная картина наблюдалась и дальше. Принято считать, что четвёртая русско-турецкая война окончилась для Петра поражением. Но не уточняют, каким. Поражение это трудно назвать военным, ибо цепь событий выглядела примерно так. Шведский король Карл XII окопался в тогда ещё османских Бендерах — городе западной Новороссии, который стал русским и был заново выстроен по итогам другой русско-турецкой войны в начале XIX века. Там же с ним для планирования нападения встретились крымский хан Девлет II Герай и самопровозглашённый гетман Правобережной Украины, преемник Мазепы Филипп Орлик, известный в основном как автор никогда не действовавшей «Конституции Пилипа Орлика».
Решили нападать первыми, двинувшись на север сразу по двум берегам Днепра. Пока орликовско-татаро-польско-шведские войска сталкивались с казацкими гарнизонами, раскинутыми в безлюдной степи, особого сопротивления они не встречали, занимая по пути к русскому Киеву, возвращённому Россией за 15 лет до этого по Вечному миру с Польшей, городки вроде Немирова и Богуслава. На Правобережье хану даже добровольно сдалось население Новосергиевской крепости, состоявшее из бывших запорожцев. Но уже под Харьковом и Изюмом хан получил по зубам и вернулся назад в Крым.
Не лучше дела стали складываться и на Правобережье. 30-тысячное войско ниспровергателей «москальской неволи» подошло к Белой Церкви близ Киева, где располагались всего несколько сотен солдат бригадира Аненкова и казаков полковника Танского. Первая атака крымцев и орликовцев была отбита. В ходе второй им удалось взять предместье Белой Церкви, но дальше они вновь увязли: пушечный огонь русских наносил большие потери. Ночью гарнизон крепости сделал удачную вылазку, перебив живую силу неприятеля и захватив несколько знамён. На следующий день противник в качестве реванша предпринял третью атаку, но в ответ получил контратаку оборонявшихся и ретировался, сняв осаду. Попытки взять другие русские города Черкассы, Канев, Чигирин также не увенчались успехом. Догнав часть сил убегающего автора конституции под Богуславом, князь Голицын отбил у них около семи тысяч пленников.
Подобная картина наблюдалась и на Кубанском фронте, где граф Апраксин вместе с войском перешедшего в вечное русское подданство калмыцкого хана Аюки наголову разбил силы Бахти Герая, старшего сына крымского хана, перетопив в реке Кубани несколько тысяч убегающих татар. Тут приходится напомнить, что описана единственная сугубо русско-турецкая война, которая, как считается, окончилась для русских поражением. Не считать же таковой англо—франко-русскую Крымскую войну 1853-1856 годов, в ходе которой при обороне расположенной вблизи Севастополя Балаклавской бухты появилось выражение «тонкая красная линия» по цвету английских мундиров. Да и само слово «balaklava» вошло в западный лексикон точно так, как позже это сделали «sputnik» и «pogrom».
Праздничную прогулку по землям Новороссии смазал неудачный поход Петра в Валахию (часть Румынии и Молдавии). Попав на берегу Прута недалеко от Ясс в окружение троекратно превосходящих сил противника (а численность татаро-оттоманской кавалерии и вовсе превышала русскую на порядок), царь выступил с предложением о мире, в которое турки… не поверили, сочтя за военную хитрость. В своём исследовании Ярослав Водарский объясняет, почему, приводя любопытные свидетельства того, что турки боялись русских, как огня, и неспособны были выстоять против них в атаке, что и стало причиной столь выгодных для Петра условий Прутского мира, не сопоставимых с масштабом угрозы, будь это не османская, а любая другая европейская армия. В качестве характеризующей детали достаточно привести слова английского посла в Турции Роберта Саттона, который сообщал, что «каждый раз [в ходе атаки на русских] они [турки] в беспорядке бежали обратно. После третьей атаки их замешательство и расстройство были так велики, что можно наверняка полагать, что если бы русские контратаковали их, то они бежали бы без всякого сопротивления». Как бы то ни было, но по условиям Прутского мира Пётр отдал османам Азов и Таганрог, чтобы вскоре вернуться вновь, ибо русские «не оставляют города свои».
Сюжет, в котором тотальное военное превосходство сочеталось с необъяснимыми откатами назад, был типичным. В следующую после описанной русско-турецкую войну русские решили «вернуться за своими деньгами» и наметили взятие Азова и Крыма. Летом 1735 года будущий генерал-губернатор Киева Михаил Леонтьев пошёл с походом в Крым. Но, разгромив по пути степных татар ногайцев и дойдя до полуострова, повернул назад. На следующий год крымско-азовский поход возглавил Христофор Антонович Миних — в оригинале немец русской службы Бурхард Кристоф фон Мюнних. Используя фактор внезапности, русские войска почти без боя взяли крепость Лютик в нижнем бассейне Дона. Под руководством Миниха штурмовали Перекоп и дошли до столицы Крымского ханства Бахчисарая, которую сожгли вместе с ханским дворцом.
Прим.: Картина снята с экспозиции и находится в запаснике по требованию крымских татар. Аналогичная участь постигла холст, на котором изображен граф Шереметев, отвергающий предложение крымского хана.
Дворец, где располагается описанный Пушкиным «Бахчисарайский фонтан», затем был русскими выстроен с нуля и много-многократно переделан в восточных стилизациях, что не мешает нынче крымским татарам выдавать его за единственный в мире памятник крымскотатарской архитектуры (и глупости). Однако вскоре Миних спешно ретировался с полуострова. Оставленные у Перекопа для прикрытия наших войск силы под командованием генерала Шпигеля также отступили в Бахмут (Артёмовск) на Донбассе.
В это же время ирландец русской службы Пётр Ласси взял осадой Азов и также вернулся назад. На следующий год Ласси вновь вторгся в Крым, на этот раз уже через Гнилое море Сиваш и Арабатскую стрелку, и взял другое важное татарское поселение Карасубазар (Белогорск). И вновь вернулся назад. В это же время армия Миниха взяла Кинбурн в нижнем течении Днепра и важнейшую крепость Очаков в Днепро-Бугском лимане. И ушла.
Османы попытались вернуть крепость назад, но двухнедельная осада окончилась ничем: турки, как и следовало ожидать, не моли противопоставить в военном плане русскому гарнизону ничего.
При этом вальсирование русских войск в Новороссии в стиле «шаг вперёд, шаг назад» продолжалось. В летнюю кампанию следующего года Миних двинулся в Бессарабию, но, дойдя до Днестра, повернул назад. Ласси вновь вошёл в Крым и вновь оставил его. Через некоторое время решено было оставить и Очаков с Кинбурном. Ещё через год вернулись к Днестру, выиграли блестящую битву при Ставучанах, заполучив русский город Хотин, который ещё четырежды будет оставлен и взят русскими в последующие годы, и, наконец, победоносно вступили в Яссы. Пётр был отмщён. Но Белградский мирный договор завершил вальсовый тур очередным отступлением. Азов остался русским, но при условии, что будут срыты все укрепления. С побережья Чёрного моря вновь пришлось уйти.
Раз за разом отступать русских заставляла не армия Порты, равно как и не армия любой другой европейской страны, с которыми Россия воевала на равных. Противник был сильнее самих возможностей человечества на тот момент и может быть представлен под разными именами: Великая Степь, Дикое Поле, заокоёмная пустошь — или, говоря строже, сильнейшее растяжение коммуникаций при острейшем инфраструктурном голоде. Освоение Новороссии, то есть большого Причерноморья и Приазовья, по меркам XVI-XVIII веков было немногим проще сегодняшней колонизации Луны, куда неоднократно прилунялись, но так и не зацепились.
Почти каждое отступление русских из Новороссии совершалось под ударом этого противника, примеров в избытке. В третью русско-турецкую войну русские войска под руководством князя Василия Голицына и героя второй русско-турецкой войны запорожского гетмана Ивана Самойловича двинулись на Крым. Но не дошли, поскольку загорелись степи, вызвав недостаток фуража и воды. Через два года Голицын дошёл до Крыма, победил в одной из битв крымского хана, но из-за болезней в армии и недостатка воды повернул назад. Неудача Прутского похода Петра была во многом предопределена тем, что кормовая база по пути следования была истощена нашествием саранчи. Одновременный с Прутским поход русско-казацких войск на Крым под началом Бутурлина и Скоропадского также не вынес удара степей: указывают, что движение армии было затруднено громоздким обозом, необходимым в полупустынной местности, а через некоторое время недостаток снабжения и вовсе привёл к голоду, заставив отступить. Многократное оставление Крыма после взятия Минихом и Ласси каждый раз было обусловлено недостатком продовольствия, воды и эпидемиями. По той же причине оставили Очаков и Кинбурн. Отказ Миниха продолжить поход в Бессарабию был связан с тем, что там началась чума. И так далее, и тому подобное.
Поэтому созидание Новоросии состоялось только к концу XVIII века, когда русские приручили Пространство, а, сделав его своим союзником, позже и вовсе умело использовали против французов в войну 1812 года. Тем интереснее, как проводилось это приручение, сокрытое от глаз зрителя, увлеченного блистательным военным сюжетом русско-турецких войн конца XVIII века.
По значению своему эти войны, которые было бы резонно рассматривать как одну, стоят в одном ряду с Отечественными войнами XIX и ХХ веков. Достаточно заметить, что русские эскадры впервые вошли в Средиземное море благодаря хлопотам англичан, ставившим подножки французам через ослабление Порты и даже отрядившим своего контр-адмирала Джона Эльфинстона под командование генерала Алексея Орлова-Чесменского. Русские так живописно показали, на что способны в море, что уже в следующую войну и далее весь XIX век англичане были озабочены тем, как бы вернуть их назад на сушу. Организация греческого восстания против турок, взятие крепостей с моря, десантные операции и блистательные морские баталии, где достаточно упомянуть Хиосский бой и Чесменское сражение, и даже взятие Бейрута в Сирии — мало кто ожидал такой прыти от молодой европейской державы. Но главное — русским удалось дотянуться до проливов и осадить Дарданеллы.
На суше действовали по традиции успешно, взяв в вечное владение Аккерман (Белгород-Днестровский) в частности и Днепро-Бугский участок в целом, вернули Очаков, Кинбурн, Крым, Кабарду, Азов, взяли под крыло Грузию — одним словом, стали контролировать не только северное, но и восточное и северо-западное Причерноморье. Всё это хорошо известно.
Меньше известно другое, а именно что сделало эти победы бесповоротными. Что предпринималось в канун, во время войн и в межвоенный период русскими для освоения учреждённой в 1764 году Новороссийской губернии и как именно удалось одолеть античеловеческую силу огромных пустующих пространств.
В этот период русскими была запущена, по оценке Вячеслава Савельева, «беспрецедентная в мировой урбанистике кампания». В 1762 году основали Комиссию о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы. Несмотря на название, это учреждение занималось не только и не столько двумя столицами, сколько провинцией империи, разрабатывая и утверждая планы городов на основе идеи «регулярной» застройки.
Принципы «регулярства» понятны из названия: это типовые подходы к планированию и реконструкции городов, позволявшие возводить и перестраивать их в сверхвысоких темпах. Причём сам подход отличала известная гибкость: учитывали природный ландшафт, красоту застройки с учётом наличия архитектурной доминанты, местами допускалась и «свободная» планировка. Кроме того, инициатива в составлении генпланов была отдана на места, а в отдельных случаях при кадровой нехватке допускалось привлечение к градопланированию даже землемеров. Это позволило за 34 года существования комиссии разработать и согласовать планы свыше 300 русских городов — примерно по одному городу в месяц. Среди них едва ли не все города Новороссии: Екатеринослав (Днепропетровск), Мариуполь, Николаев, Севастополь, Одесса и так дальше.
При этом предпринимались активные действия по изучению всех новых русских земель. Составлялись атласы России, комплексные карты судоходных путей, предприняты по программе Михаила Ломоносова знаменитые Академические экспедиции, одним из героев которых стал прусский немец русской службы Пётр Симон Паллас, поселившийся в конце концов в Симферополе, где поныне стоит его дом, и изучивший по личной инициативе не только Крым, но и Новороссию с Малороссией. Труды этого классического универсального учёного XVIII века сподвигли к посещению юга России Грибоедова, Пушкина, Батюшкова, Муравьёва-Апостола и других.
О том, до какого уровня русские докрутили мастерство организации массированного строительства, говорит всего один пример. Знаменитый Таврический вояж Екатерины II в Крым, Приазовье и обратно, осуществлённый в межвоенный период, был полностью подготовлен всего за 2 года.
По сложности он не уступал олимпиаде. На пути следования императорского кортежа, который, к слову, совершил 6000-километровый тур всего за полгода, были сооружены собственно дороги, путевые дворцы, павильоны, станции, мосты, триумфальные арки, гроты, беседки и многое другое, включая высадку десятков тысяч деревьев вдоль дорог, ночную иллюминацию и знаменитые екатерининские мили. Подготовленное организатором Новороссии князем Григорием Потёмкиным-Таврическим путешествие, будучи одним из грандиознейших в мировой истории, заставило саксонского дипломата и оголтелого русофоба Георга фон Гельбига даже придумать утку про «потёмкинские деревни», недостойную обсуждения в серьёзных кругах. Присутствовавшие же при свите представители всех взрослых европейских держав, включая инкогнито австрийского императора Иосифа II, прекрасно поняли, зачем Екатерина Великая устроила для них это зрелище. Sapienti sat.
При этом острый дефицит людей на полупустынных землях умело компенсировался переселением с принятием в вечное подданство представителей родственных по вере или происхождению народов. Так возникли Новая Сербия в современной Кировоградской области Украины, Славяно-Сербия на Донбассе, или, например, поселения в северном Приазовье, ставшие результатом умелой операции по переселению греков и иных христиан из Крыма. Проводились масштабные работы по усмирению и окультуриванию здешних татар и казаков, принесшие плоды уже через два поколения в виде появления, например, лояльной России крымскотатарской аристократии.
И вся эта молотилка закручивалась в туго переплетённые узлы. Переселённые в ходе известной операции Александром Суворовым из Крыма в нынешнюю Ростовскую область армяне основали Нахичеван (Нахичевань-на-Дону). Нахичеван был спроектирован по генплану Комиссии по каменному строению. Комиссию, помимо прочих, возглавлял ведущий русский архитектор Иван Старов.
Старов также известен тем, что спроектировал Свято-Екатерининский собор в Херсоне по заказу князя Потёмкина-Таврического. Для последнего храм послужил усыпальницей. Сам же собор наполнен символикой Новороссийского и — шире — Греческого проекта императрицы.
Греческий проект Екатерины Великой представлял собой логическое завершение вопроса с проливами. Суть его вкратце заключалась в следующем: греческую Византию следует воссоздать под руководством её правопреемницы России, Константинополь должен стать русским, османов геть. Символизм стали закладывать уже в сами названия вновь создаваемых новороссийских городов, называя их на греческий лад Симферополем, Севастополем, Мариуполем, Мелитополем, Ольвиополем, Тирасполем, Херсоном, Одессой и тому подобным, а Крым — Таврией или Тавридой вслед за древнегреческими историками.
Всего за полвека-век заокоёмная пустошь, в которой умирали от голода и жажды целые армии и которая, как мы помним, в действительности никому не принадлежала, превратилась в современное обустроенное пространство с европейскими городами. Неудивительно, почему именно русские стали первыми в безжизненном космосе.
Поскольку в последнее время младоукры и иже с ними вовсю упражняются в игре «имярек цэ Украина» (Белоруссия, Румыния, Молдавия, Эстония — нужное подставить) и в этих целях удревляют историю не своих городов не своей Новороссии, как сделали депутаты Запорожского горсовета 27 июня сего года, утвердив дату основания города аж 952 годом (почему не «до нашей эры» — непонятно), то нелишне напомнить, как возникли эти города на самом деле.
Запорожье. Настоящее название — Александровск. Начало городу на этом месте положило строительство в 1770 году Александровской крепости в качестве узла Днепровской оборонительной линии. Чтобы превратить Александровск в экономический центр, русское правительство по отработанной уже технологии выделило в его окрестностях земли немцам-меннонитам, основавшим тут свыше двух десятков сёл.
Мариуполь. Основан в 1778 году в качестве города размещения переправленных русскими из Крыма греков-христиан.
Севастополь. Датой основания считается 1783 год, когда здесь были заложены первые капитальные строения, хотя в качестве места размещения русской армии использовался Суворовым и ранее. Развивался в качестве главной базы Черноморского флота России.
Симферополь. Основан в 1784 году рядом с местечком Ак-Мечеть там, где прежде размещались войска князя Василия Долгорукого-Крымского и Александра Суворова. Развивался в качестве административного центра Крыма.
Днепропетровск. Настоящее название — Екатеринослав. Первый Екатеринослав был основан по указу Екатерины II в качестве столицы Азовской губернии, однако затем был заложен повторно на Днепре в 1787 году во время Таврического вояжа, где Екатерина Великая самолично заложила камень в строительство Преображенского собора.
Херсон. Ведёт свою историю с 1737 года, когда здесь было построено укрепление русской армии Александр-Шанц. В 1775 году командующий Азовской флотилией Алексей Сенявин составил план, согласно которому на указанном месте предложил заложить судостроительные верфи, что и было сделано в 1778 году по указу Екатерины II вместе с закладкой крепости и города с названием Херсон, предположительно, по аналогии с Херсонесом Таврическим в Крыму.
Николаев. Был заложен, как и почти всё в Новороссии, под непосредственным руководством князя Потёмкина-Таврического в 1788 году как судостроительная верфь. Развивался в качестве главной тыловой базы Черноморского флота и крупного судостроительного центра.
Кировоград. Настоящее название — Елисаветград — образовано от названия заложенной по распоряжению императрицы Елизаветы Петровны в 1754 году крепости св. Елисаветы. В 1750-е этот район, именуемый также Новой Сербией, заселялся православными выходцами с Балкан, уходившими в вечное подданство России. Елисаветград развивался как опорный пункт юго-западной части империи.
Одесса. Основана по указу Екатерины Великой в 1794 году и по предложению испанца русской службы Хосе де Рибаса (Осипа Михайловича Дерибаса) в качестве базы Черноморской гребной флотилии, а позже и второго крупнейшего порта империи.
Тирасполь. Основан в 1792 году по распоряжению Александра Суворова о строительстве в качестве узла Днепровской оборонительной линии крепости Срединной. Возводился под руководством первого инженера русской армии брабантского дворянина русской службы Франца Павловича де Воллана, руководившего также застройкой и планировкой Вознесенска, Новочеркасска, Овидиополя, Григориополя, Перекопа, Одессы и других городов большой Новороссии. Развивался в качестве административно-торгового центра, а в 1990-х превратился в столицу стремящейся к воссоединению с Россией Приднестровской республики, не признанной кремлёвскими стратегами так же, как сейчас ими не признаны ни ДНР, ни ЛНР.
Какое отношение ко всем этим русским городам имеют галичанские холопы, целовавшие польский сапог, в то время как русские превращали кровью и потом новороссийскую пустошь в молодой край, — они и сами объяснить не в силах. Да они и не объясняют.
