Она просуществовала совсем недолго: по одним версиям, всего месяц, по другим — два года. Официальная историография примерно следующая: Донецко-Криворожская советская республика была провозглашена в Харькове 12 февраля 1918 года на 4-ом областном съезде Советов рабочих депутатов Донецкого и Криворожского бассейнов. Новая республика объявлялась частью Советской России. Через пару дней выбрали Совнарком, возглавил который легендарный «товарищ Артём», тот самый Фёдор Сергеев с эскиза пятитысячной купюры ДНР-ЛНР.
Новорожденную нарекали Донецкой республикой, Донецкой федерацией, иногда ласково величали Кривдонбассом, Донкривбассом и даже просто Донбассом. А по ошибке и Донской республикой, путая с соответствующей на Дону. Территорию нарезали из Екатеринославской, Харьковской и Херсонской губерний, а также промышленных районов Области Войска Донского. Уже на этом этапе обнаружила себя уникальная странность: вновь созданная ДКР была едва ли не единственной советской республикой, организованной не по национальному (идеальный вариант) и даже не по территориальному (переходный вариант), а по хозяйственно-экономическому принципу. Подобное большевики не делали ни до, ни после.
Вроде и говорить не о чем. Мало ли сколько подобных республик наклепали в годину смут. Только на юге нынешней Украины были созданы, например, Одесская и Крымская советские республики. Но с Кривдонбассом не всё так просто. Случай особый и тщательно замалчиваемый. Донецкий историк Владимир Корнилов приводит следующие слова бывшего министра образования Украины Дмитрия Табачника (того самого, который был шельмован селюками в вышиванках за «закон Табачника», позволявший русским учиться в украинских школах на русском языке):
«Тогда можно было, в принципе, выбить любую тему. Можно было писать работы и о Гетманщине, и о Директории, и даже об УПА (само собой, под жестким идеологическим контролем; само собой, соблюдая генеральную линию партии). Но одна тема всегда была под строжайшим запретом. О ней нельзя было ни говорить, ни писать. Эта тема — Донецко-Криворожская республика».
Корнилов обращает внимание, что в советское время по истории ДКР удалось пробить всего одну диссертацию, подготовленную исследователем из Полтавы Виктором Ревегуком. По свидетельству прессы, защита в далёком 1975-м далась ему с трудом, ВАК кочевряжился.
В постсоветское время ещё одну диссертацию защитил в 2010-м в Днепропетровске Владимир Поплавский. За без малого столетнюю историю Донецко-Криворожской республики ровно две диссертации. Негусто, особенно на фоне талмудов по истории просуществовавшей один год Украинской народной республики, фильмов, передач, музеев и многостраничных параграфов в украинских учебниках, где ДКР не упоминается даже мимоходом. Современная Украина молчит о Кривдонбассе ещё усерднее, чем советская власть, лишний раз подтверждая, что является не более чем радикальной версией УССР.
На поверхностный взгляд, явных причин для групповой игры в молчанку нет. Основатель ДКР «товарищ Артём» был отпетым большевиком, заслужившим самых лестных славословий в официозной печати и соответствующего места в красном пантеоне. Большая советская энциклопедия называет его профессиональным революционером, видным большевиком, верным учеником В.И. Ленина и И.В. Сталина, непосредственным участником революций 1905 и 1917 годов, комиссаром Красной Армии. В честь его партийного псевдонима один из старейших городов Донбасса, несколько веков известный как Бахмут, переименован в Артёмовск.
Неплохо у «товарища Артёма» обстояли дела и со вторым дном биографии. Родился в Курской губернии в «семье крестьян», сведения об отце, матери и родных начисто отсутствуют. Считается, что родители батрачили на стройках в Екатеринославе (Днепропетровск), куда ездили за тридевять земель, отчего никогда не были дома. После исключения из Бауманки уехал во Францию, где учился в Русской высшей школе общественных наук в Париже — центре подготовки пропагандистов и агитаторов антироссийской направленности.
Во время очередной ссылки сбежал через Корею в Шанхай, где как раз в это время — какое совпадение — происходили события, связанные с проанглийской Синьхайской революцией. Далее «товарищ Артём» перебрался в британский доминион Австралию.
В Австралии «испытывал тяжёлую нужду» и работал грузчиком в портах, каменщиком, землекопом, чернорабочим на железной дороге, батраком на фермах. Поразительная прыть для испытывающего тяжёлую нужду! Но и это ещё не всё. Тяжело нуждающийся «товарищ Артём» успел сколотить местную рабоче-крестьянскую ячейку по воспитанию «австралийского пролетариата». И, очевидно, в приступах совсем уж крайней нужды, издавал революционные газеты «Австралийское эхо» и «Вести русских эмигрантов».
Женился на британке, от которой имел дочь. «Большой Том» — так теперь звали «товарища Артёма» — писал в Россию:
— У нас сейчас файт за фри спич, а по-русски: борьба за свободу слова.
Борьбу за свободу слова красный муджахид понимал вполне определённо. Донецкий историк Владимир Дедов приводит выдержку из характеристики «товарища Артёма» московским полицейским отделом:
«В числе этих лиц значится студент названного училища Федор Сергеев, прискучивший всем своим товарищам во время сходок в техническом училище назойливой пылкостью к беспорядкам, предлагая разгромление инспекций, сожжение предварительных предупреждений, уличные демонстрации с флагом и тому подобные бесчинства».
В рамках всероссийской акции «Революция 1905-го года» «товарищ Артём» приготовлял знаменитое Харьковское восстание, которое планировалось как вооружённое. С действиями по срыву планов заговорщиков связан один забавный эпизод, описанный в отчёте охранного отделения:
«В интересах ареста „Артема“, скрывавшегося на Сабуровой даче, в ночь на 21 декабря распоряжением Генерал-губернатора поручено было полиции произвести обыск на Сабуровой даче, причем, заметив наряд полиции, „Артем“ скрылся в палате душевнобольных, что подтвердила тогда и прислуга, указавшая его пальто, калоши и шапку, висевшие на вешалке. Вещи эти признаны агентами Отделения за принадлежащие „Артему“, в которых его видели 12 декабря на Конной площади во время беспорядков. Опознание „Артема“ среди больных было невозможным, и сделанная в этом направлении попытка грозила бунтом всех больных, набрасывавшихся на агента Отделения, пытавшегося пройти по палатам, и „Артем“ остался не арестованным. Факт пребывания его в числе больных был установлен позже и Врачебным Инспектором. Таким образом, из города Харькова „Артем“ скрылся».
Профессиональный душевнобольной «Артём» писал на своих многочисленных тюремных этапах:
— Единственное, что хорошо в дороге, это огромная масса знакомств, которые заводятся в дороге. Кого только не приходится встречать в дороге! Рабочие, солдаты, крестьяне, интеллигенты, воры, политики, просто публика.
На подобную публику и делал ставку крепкий рецидивист «товарищ Артём», принимавший, например, живое участие в силовом перевороте в Петрограде в октябре 1917 года. В «Чёрной книге имён, которым не место на карте России» под редакцией Сергея Волкова обращает на себя внимание одна деталь: даже в официальном списке состава ЦК РКП(б) на 1920 год все перечислены по фамилиям и инициалам, а он единственный — как «т. Артём». Думается, объяснение простое: даже на фоне липовых биографий большевиков душевнобольной австралиец из курских крестьян с псевдонимом «Фёдор Сергеев» резал слух, а вот раскрученный «товарищ Артём» — в самый раз, к тому же воровская «погремуха» — дело святое.
Иными словами, «товарищ Артём», он же «Большой Том», был профессиональным — тут БСЭ совершенно не обманывает — подрывником с легендированной биографией, работавшим в интересах Британии. Профиль личности безукоризненный: органичное соединение типажей Владимира «швейцарский пломбированный вагон» Ленина, Иосифа «налёт на банк» Сталина и Феликса «истребляй москалей» Дзержинского.
Парадокс заключается в том, что хотя сам он стяжал славу, пережившую и сталинскую, и хрущёвскую идеологическую чистку, его главное детище — Донецко-Криворожская республика — попала под негласный запрет. Мог ли «товарищ Артём» ошибиться и навертеть дел без ведома зарубежных товарищей или в пику руководству большевиков? С учётом его биографии, подобное исключено. Человек выполнял инструкции и делал это настолько хорошо, что был осыпан почестями ещё при жизни, а после смерти семья его снискала заботу и покровительство. К примеру, сын «Фёдора Сергеева» Артём Сергеев был фактически усыновлён Сталиным.
Значит, большевики совершенно сознательно и целенаправленно провернули успешное предприятие, о деталях которого запрещено говорить даже в современной Украине. В чём же оно заключалось?
Начиная с конца XIX века область Донецкого каменноугольного и Криворожского железнорудного бассейнов переживала настоящий бум индустриализации. Донбасс превратился в один из крупнейших в Европе промышленных кластеров, получив прозвище «Русского Рура». На Лондонской и Парижской биржах достаточно было добавить к названию ценной бумаги прилагательные «донецкий» или «днепровский», как её котировки взлетали вверх. Этот регион был открыт, освоен и заселён русскими и иностранцами русской службы, большинство из которых сознательно обрусели подобно основателю Луганска шотландцу Карлу Карловичу Гаскойну, похороненному по собственному завещанию в Петрозаводске. Один из крупнейших индустриальных кластеров Европы был желанным призом в руках тех, кто стремился свалить русского Колосса с ног. Но у этого приза была одна проблема: он был начисто русским.
Очевидный путь — дерусификация региона. Как гласит советская поговорка, лучшая рыба — колбаса, а лучшая дерусификация — это коренизация. Применительно к Малороссии — украинизация. Курс на это иностранные державы взяли ещё с XIX века.
После февральского переворота 1917 года самопровозглашённая Центральная рада Украины в Киеве тут же объявила о создании украинской автономии в составе России. Создание сепаратистской организации «Центральная рада» инициировали ТУПисты — члены Товарищества украинских прогрессистов. О том, кем координировалось Товарищество УП, а позже Общество УП, можно судить по биографии его членов. Для примера: председатель рады Михаил Грушевский — в 1914 арестован и заключён в тюрьму за шпионаж в пользу Австро-Венгрии; заместитель главы рады Владимир Винниченко — с 1903 года жил в Австро-Венгрии, занимался активной издательской деятельностью, много переводил с немецкого языка, после непродолжительной работы в Киеве вновь бежал в Австро-Венгрию в 1919-м; глава Директории Украинской народной республики Симон Петлюра — начал журналистскую деятельность в «Литературно-научном вестнике», здание которого находилось в австрийском городе Лемберге (Львове), под началом Грушевского; Евгений Чикаленко — во время гражданской войны бежал в австрийский город Ранбенштайн; посол Украинской державы в Берлине Фёдор Штейнгель — во время гражданской войны бежал в Германию.
Пронемецкая Центральная рада немедленно обозначила свои притязания не только на историческую Малороссию, но и на Харьковскую, Екатеринославскую, Херсонскую и материковую часть Таврической губерний, то бишь на промышленный кластер Кривдонбасса. После расстановки фигур на доске следующий ход был за проанглийской частью советских леваков.
Те сработали быстро. Почти сразу, в ответ на провозглашение Центральной рады, в апреле-мае 1917 года в Харькове провели 1-й областной съезд советов рабочих депутатов Донецкой и Криворожской областей. Область разбили на 12 административных районов, в каждый из которых входило 10–20 местных советов. Таким образом, отмечает В. Корнилов, при формировании новой области России игнорировалось старое административное деление империи — к примеру, туда вошли Макеевка и Мариуполь, которые принадлежали к Области Войска Донского, а также Кривой Рог, относившийся к Херсонской губернии.
Но вместе с тем английская партия оказалась в щекотливом положении. У «немцев» были сильные позиции, к тому же недалеко стояли хоть и поверженные Николаем II, но всё ещё представлявшие реальную силу австро-германские войска. Наиболее очевидным ходом было бы признание в действиях радовцев форменного сепаратизма с позиций Временного правительства в Петрограде, но такой ход был исключён по причине того, что расчленение России через создание Украины входило в планы и английской партии тоже. Малым ответом могло стать признание неотделимости Кривдонбасса от Великороссии. Но, хотя этот ход был лучше первого, он затруднял, а то и вовсе исключал дальнейшее пришивание Донецко-Криворожского кластера к самостийной Украине, которая без его населения и промышленности превращалась в карликовую ССР, наподобие Белоруссии. И тут удачный ход предложил классовый враг леваков — Николай фон Дитмар.
Николай Фёдорович происходил из прибалтийского дворянского рода Дитмаров. Был одним из организаторов и создателей Донецкого индустриального чуда, строил железные дороги, владел промышленными предприятиями, более десяти лет возглавлял Совет Съезда горнопромышленников Юга России. Через месяц после того, как Центральная рада выпустила в июне 1917-го I Универсал об автономии Украины в составе России, Николай Дитмар выступил с докладной запиской в адрес Временного правительства в Петрограде, содержание которой настолько точно отражает реалии сегодняшнего дня, что разумно привести её, выделив отдельные места жирным шрифтом:
«По имеющимся сведениям относительно переговоров Временного Правительства с представителями Киевской Центральной Рады, видно, что Харьковская, Екатеринославская, Таврическая и Херсонская губернии включаются делегатами означенной рады в район ей подчиненный. Необходимо отметить, что в этих 4-х губерниях (и кроме того в части Области Войска Донского) заключается весь Донецкий каменноугольный и Криворожский железорудный бассейн и все металлургические заводы Юга России.
Вся эта горная и горнозаводская промышленность составляет вовсе не местное краевое, а общее государственное достояние и ввиду колоссального значения этой промышленности для самого бытия России… Не может государство и его орган — Правительство — созданную вековыми усилиями и средствами всего народа и самого государства южную горную и горнозаводскую промышленность — основу экономического развития и военной мощи государства и все вековые труды на заселение и процветание прежде пустынного края — взять у всего народа и передать провинциальной автономии и, может быть, даже федерации, основанной на резко выраженном национальном признаке… Надо считать возможным и необходимым вне всяких национальных автономий известную децентрализацию власти и управления, но и с этой точки зрения — органы такой местной власти и управления должны быть в Харьковском районе и не могут быть перенесены из Харьковского района в Киевский, ибо одинаково этот перенос мог бы быть сделан, например, в Царицынский или Кавказский район, и с гораздо большим успехом в Москву…
Весь этот район как в промышленном отношении, так и в географическом и бытовом представляется совершенно отличным от Киевского. Весь этот район имеет свое совершенно самостоятельное первостепенное значение для России, живет самостоятельною жизнью, и административное подчинение Харьковского района Киевскому району решительно ничем не вызывается, а наоборот, как совершенно не отвечающее жизни, такое искусственное подчинение только осложнит и затруднит всю жизнь района, тем более что это подчинение диктуется вопросами не целесообразности и государственными требованиями, а исключительно национальными притязаниями руководителей украинского движения…
Если все-таки в вышеуказанных губерниях Харьковского района имеется украинское — сельское население и это может еще служить некоторым оправданием притязаний на автономию, — то многие районы и уезды и города и этим не отличаются, ибо там украинцев нет и никогда они вообще к Украине не сопричислялись. Как промышленность и торговля, так и города, и крупные центры созданы не украинской деятельностью, а общероссийской, и все крупные города носят общерусский характер…
И вот теперь все-таки предлагается приобщение Харькова к Украинскому Киевскому Управлению, принимаются меры к его принудительной украинизации путем школ городских и сельских, что уже вызывает протесты родителей… Поэтому, не касаясь Киевского района, могу сказать, что весь Харьковский район в составе губерний Харьковской, Екатеринославской, Таврической и части Херсонской должен быть совсем исключен ввиду его государственного значения из района предполагаемой автономии украинской, ибо нельзя производить опаснейших экспериментов в области, которая никогда ни под каким видом не подлежит какому-либо отчуждению как важнейшая часть государственного организма«.
Если кратко пересказать содержание записки, то выйдет следующее: Кривдонбасс имеет принципиальное значение для самого бытия России, передача управления им куда-либо, кроме Харькова, не имеет смысла, даже если передавать управление Донкривбассом куда-либо ещё, то Киев подходит для этого меньше всего, затеянная передача устраивается в угоду украинскому национализму, украинцы не принимали участия в создании Кривдонбасса, украинцы — селюки. Как в воду глядел.
Но Дитмар делал свой доклад не только с позиций русского государственника, но и на основе принципов хозяйственно-промышленного единства Донецко-Криворожского региона, где помимо ископаемых сосредоточены «все металлургические предприятия Юга России». За эту идею и ухватились: хозяйственно-промышленное единство — целое и неделимое. Его можно было противопоставить как пронемецкому украинскому национализму, так и «великорусскому шовинизму». М. Калашников и С. Бунтовский в книге «Независимая Украина. Крах проекта» приводят дальнейшую последовательность событий 1917 года:
«После октябрьского переворота Центральная Рада провозгласила создание Украинской народной республики (УНР)… В ответ 17 (30) ноября пленум Исполкома Советов Донкривбасса почти единогласно осудил III универсал Центральной Рады и высказался против посягательств Рады на территорию Донкривбасса. В тот день прозвучали слова Артема о необходимости создания „независимой от киевских центров самоуправляющейся автономной Донецкой области и добиваться для нее всей власти Советов“».
Валерий Солдатенко указывает, что эту же идею отразили и в резолюции общего собрания Харьковского Совета от 24 ноября. Донецкий и Криворожский бассейны рассматривались в ней как область, не входящая в состав Украины. Выступая 29 ноября в думе, член большевистской фракции Э. Лугановский утверждал, что Харьковская губерния и Донбасс находятся на территории, не принадлежащей Украине, отнесение их к Украине «в экономическом отношении весьма губительно, поскольку тем самым осуществляется расчленение Донецкого бассейна».
Параллельно с этим и сразу обозначая свои намерения создать в будущем самостийную Украину, большевики организовали в Харькове альтернативную Украинскую народную республику, а именно Украинскую народную республику советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов и избрали правительство. При этом, замечает В. Солдатенко, треть (sic!) нового всеукраинского правительства составляли представители Советов Донецко-Криворожской области. А Харьков, в свою очередь, повёл отсчёт своего столичного статуса, который был упразднён в 1934 году, затем возобновлён, и окончательно отменён лишь после Великой Отечественной войны.
Ход партии 2:2. Но самое интересное началось дальше. Как нетрудно заметить, до сих пор все действия по обособлению Кривдонбасса носили ответно-превентивный характер сдерживания пронемецких самостийников. Но в 1918 году проанглийская партия большевиков перехватила инициативу и разыграла гамбит.
Ленин развернул кипучую деятельность по отмене завоёванной Россией победы над Центральными державами, издав «Декрет о мире» и вступив в активные переговоры по сдаче победителей на милость побеждённым — редчайший в истории случай. Но переговорный процесс большевики затягивали по знаменитому принципу «ни войны, ни мира», подталкивая агонизирующих австро-германцев к заключению сепаратного мира с самими собой, то есть с прогерманской партией украинских националистов. Для ускорения процесса организовали силами большевистских боевиков 8 февраля (по новому стилю) январское восстание в Киеве, поставив самостийников перед выбором: либо сюда входят немецкие войска, либо самостийникам сделают «секир башка» красные муджахиды. Уже на следующий день после волшебного пенделя делегаты Центральный рады выехали в Брест-Литовск, где заключили сепаратный мир между УНР и Четверным союзом, открыв немцам дорогу на Украину. Фигура была выставлена на съедение.
Большевики ликовали. Указывают на характерный эпизод: когда в январе 1918 года на переговоры в Брест-Литовск прибыла делегация Центральной рады УНР, немцы стали настойчиво спрашивать возглавлявшего российскую делегацию Льва Троцкого, признаёт ли он эту вторую делегацию как легитимную. По словам Бориса Нольде, Троцкий заявил на это, что, в полном соответствии с принципами самоопределения, русская делегация «не имеет возражений против участия украинцев в переговорах» и в конце концов сказал, что «признает украинскую делегацию самостоятельной делегацией, а не частью делегации русской», хотя ещё два месяца назад большевики не признавали ни легитимность Центральной рады, ни УНР.
Уже через день после заключения мира между УНР и Центральными державами люди «товарища Артёма» в Харькове объявили о создании Донецко-Криворожской советской республики в составе Советской России. К фигуре подтянули окружение. Любители романтизировать образ «Артёма» как основателя независимого Кривдонбасса регулярно ломают зубы об один факт: будущий защитник ДКР поддерживал заключение Брестского мира.
Немцы стали есть подставленную фигуру почти сразу же, направив войска на территорию Украины… в версии УНР. Большевики же включили домашнюю заготовку со словами, что Донецко-Криворожская республика — не Украина, ни за какие Брестские миры ответственности не несёт и вообще на всякий случай находится в составе Советской России (!), а с точки зрения «защиты от интервентов» — и в составе Советской Украины (!!), хотя, вообще-то, является самостоятельной республикой (!!!). А кто не верит, может прочесть доклад наркома С. Васильченко на съезде по созданию ДКР, который якобы списан с доклада Дитмара:
«По мере укрепления советской власти на местах, Федерации Российской Социалистической Республики будут строиться не по национальному признаку, а согласно особенностям национально-хозяйственного быта. Такой самодостаточной в хозяйственном отношении единицей являются Донецкий и Криворожский бассейны. Донецкая республика может стать образцом социалистического хозяйства для других республик. В силу этого Донецкий и Криворожский районы должны иметь самостоятельные органы экономического и политического самоуправления».
Пытавшийся возражать Николай Скрыпник был шельмован товарищами по партии как украинский националист, которые восклицали в адрес недотёпы, что после победы мировой революции национальный вопрос потеряет своё значение, а значит, и организовывать советские республики надо не по национальному признаку, а по экономическому.
Корнилов в своей знаменитой статье «15 мифов о Донецко-Криворожской республике» утверждает, что ДКР имела все признаки самостоятельной республики вплоть до собственных бонов, армии и дипломатических сношений, отчего во многих отношениях была более легитимным образованием, чем та же УНР. Этого было достаточно, чтобы хотя бы демонстративно противопоставить что-то потянувшимся за «Русским Руром» немцам.
В апреле 1918-го правительство Донецко-Криворожской республики выпустило заявление, ради которого и затевалась вся кривдонбасская эпопея. В заявлении этом совнарком обвинял во вторжении сразу все стороны: и немцев, и пронемецкую Центральную раду, и… Великороссию (далее выделение наше):
«Киевское Правительство Рады вторглось в пределы нашей Донецко-Криворожской Республики. В то же время оно предлагает Правительству Федеративной Российской Республики прекратить братоубийственную войну и начать переговоры о демократическом мире. Как будто оно воюет с Великороссией, а не с рабочими и крестьянами нашей Республики… Мы, Правительство Республики, заявляем: никакого мира без признания нашей Республики обеими сторонами быть не может».
Источник: kornilov.name
Вместе с тем немцы шли, не встречая никакого сопротивления. Правительство ДКР, успешно отмежевавшись и от Украины, и от Великороссии, вначале бежало из Харькова в Луганск, а затем в Царицын (Волгоград). Авторы Кривдонбасского гамбита спокойно признали ДКР временно оккупированной территорией и стали ждать того, что было ясно ещё на стадии заключения Брестского мира: Германия и Австро-Венгрия пали осенью 1918 года. После этого ликвидировали и Донецко-Криворожскую республику за ненадобностью, а области Донецкого и Криворожского бассейнов передали Украине. Гамбит сработал.
Оставалось отыграть назад ненужные уступки. В. Корнилов указывает, что в 1919 году Совет обороны РСФСР под руководством Ленина принял следующее постановление: «Просить т. Сталина через Бюро ЦК провести уничтожение Кривдонбасса». На что товарищ Сталин взял под козырёк: «Никакого Донкривбасса не будет и не должно быть».
Активный участник гражданской войны Лев Троцкий в книге «Моя жизнь» писал (как и выше, лучшие места выделены жирным):
«Я отвечаю Ленину: «Домогательства некоторых украинцев объединить вторую армию, тринадцатую и восьмую в руках Ворошилова совершенно несостоятельны. Нам нужно не донецкое оперативное единство, а общее единство против Деникина… Идея военной и продовольственной диктатуры Ворошилова (на Украине) есть результат донецкой самостийности, направленной против Киева (т. е. украинского правительства) и южфронта».
Убедившись на опыте, как трудно справиться с недисциплинированными самостийниками, Ленин в тот же день собирает заседание Политбюро и проводит следующее решение, которое немедленно посылается Ворошилову и другим заинтересованным: «Политбюро Цека собралось первого июня и, вполне соглашаясь с Троцким, решительно отвергает план украинцев создавать особое донецкое единство. Мы требуем, чтобы Ворошилов и Межлаук выполняли свою непосредственную работу… или послезавтра Троцкий в Изюм вызовет вас и подробнее распорядится. По поручению Бюро Цека Ленин».
Уроженец Харькова Валерий Межлаук был одним из учредителей ДКР, а уроженец Лисичанска Климент Ворошилов — красноармейским военачальником на донецком участке боевых действий. Ленин и Троцкий сказали им прямым текстом: харэ, товарищи донбассцы, с Донецкой республикой завязываем, Кривдонбасс цэ Украина.
Но Донбасс воспринимался частью России даже после успешного для большевиков окончания гражданской войны на Юге России, о чём свидетельствует подготовленный знаменитый коммунистический плакат «Донбасс — сердце России». Олег Шевкуненко отмечает, что хотя в 1921 году Донбасс уже находился «в составе, искусственно созданного, большевиками государственного образования под названием „Украина“, в сознании людей эта территория по-прежнему воспринималась как Россия».
Последний взбрык «донецкой самостийности», основанной на хозяйственно-экономическом, а не национальном признаке, произошёл в 1923 году, когда 12-й съезд РКП(б) по предложению А. Рыкова одобрил план по проведению эксперимента по выделению промышленных районов Украины в особую область с передачей ей ряда функций центральной власти. Но взятый Сталиным курс на коренизацию поставил на этих планах последний крест: Донкривбасс цэ Украина, таварыщи.
Если в отношении исторической Малороссии возможны хотя бы теоретические рассуждения о её особом украинском пути, то тотально русский Кривдонбасс, как и вся Новороссия, был отрезан и передан в руки украинских селюков в приступе зашкаливающей наглости. То, что ещё в 1918-м считалось противовесом украинскому национализму, вдруг объявлено исконной украинской землёй. То, что всегда считалось частью Юга России, вдруг провозглашено юго-востоком Украины. То, что именовалось борьбой трудящихся Донбасса за свои права, вдруг названо освободительной борьбой украинского народа. То, что заявлялось как прогрессивная альтернатива устаревшему национальному принципу выделения советских республик, вдруг именовано «донецким сепаратизмом». Это ограбление века оказалось слишком грязным даже для всеядной советской пропаганды, поэтому тему предпочитали замалчивать. Предпочитают замалчивать и сегодня.
Таким образом, цепочка тезисов по Донецко-Криворожской советской республике оказалось следующей:
1. Область Донецкого каменноугольного и Криворожского железнорудного бассейнов представляла в начале ХХ века один из крупнейших в Европе промышленных кластеров.
2. Кривдонбасс считался неотъемлемой частью России даже после включения в состав Советской Украины. Для его дерусификации Сталиным в 1920-х годах была специально запущена политика украинизации. Как видно, не принесшая плодов даже спустя век непрерывных усилий.
3. Изъятие большого Донбасса из состава России путём пришивания его к самостийной Украине было целью как немецких, так и английских режиссёров революционной смуты 1917-1918 годов.
4. Донецко-Криворожская республика была создана по инициативе большевиков, принадлежавших проанглийской партии во главе с «Большим Томом» («товарищем Артёмом»), как противовес пронемецкой Украинской народной республике, претендовавшей на Кривдонбасс. Противостояние Харькова и Киева в 1917-1919 годах целиком объясняется этой логикой.
5. Дальнейшая передача Кривдонбасса из состава Советской России в состав Украины была актом колоссального бандитизма, приправленного прямым отрицанием и большевиками собственной позиции годовой давности. Всё указанное послужило причиной замалчивания темы ДКР как в УССР, так и в её прямой идейной наследнице современной Украине.
В конце 1980-х в союзных республиках под патронажем КГБ создавались всевозможные интернациональные движения и «фронты», которые, по замыслу, должны были служить противовесом для центробежных националистических настроений и способствовать сохранению Советского Союза. В УССР было создано «Интердвижение Донбасса», предоставленное, например, как вышеупомянутым Владимиром Корниловым, так и его старшим братом Дмитрием. Считается, что именно это интердвижение разработало нынешний стяг Донецкой народной республики. Согласно легенде, интернационалисты выбирали между красно-синим флагом УССР и красным флагом Донецко-Криворожской республики. В конце концов, решили добавить к красно-синей гамме флага советской Украины чёрную полосу, символизирующую уголь. В таком виде красно-сине-чёрный триколор был унаследован борцами за независимость Донбасса от Украины.
Если подобное происходит с основными символами, которые суть средоточие идеологии, то что говорить о самой идеологии. Параллели между большевистским Кривдонбассом и нынешней ДНР-ЛНР во главе с Захарченко очевидны. И там, и здесь борьба ведётся не за воссоединение с Великороссией (по крайней мере, публично), а за призрачную самостоятельность. И там, и здесь вовсю раскручивается не национальная, а классовая эстетика борьбы пролетариата (простых работяг) с буржуазным капиталом (олигархами). И там, и здесь поразительная двоякость позиций в духе «мы за отделение от Украины, но мы за территориальную целостность Украины», «мы за Брестский мир (Минские соглашения), но мы против его условий», «мы против немецких интервентов (киевской хунты), но мы будем с ними договариваться». И там, и здесь бешеное копошение международных авантюристов. Явление старого английского пекинеса Сергея Кургиняна народу Донбасса только кажется неожиданным. В 1980-х Ервандыч уже участвовал в создании интердвижений. И там, и здесь после розыгрыша партии фигуры пустят в расход.
Но есть и различия. На шахматной доске нет СССР. Нет «Русского Рура» Кривдонбасса, вместо которого огрызок ДНР-ЛНР в неполных границах. Нет больше симпатии русских к украинцам, а с ней нет возможности продолжать украинофильскую политику Кремля. Нет будущего у единой и неделимой самостийной Украины, что понятно, кажется, уже и самим украинцам. И наоборот, есть идея Новороссии, чего не было в период красной революции. Есть русская ирредента, чего не было в эпоху интердвижений. Но главное — есть знание о том, кто, когда и как разыграл партию с Донецко-Криворожской республикой. А значит, есть шанс эту партию переиграть.
Так русские в своей истории обычно и поступали.
