КІЕВЪ, 17-ГО АПРѢЛЯ 1917 Г. (ПО ТЕЛЕГРАФУ ИЗЪ ПЕТРОГРАДА).
Въ украинскихъ резолюціяхъ проявляется заботливость о правахъ меньшинства. Подъ меньшинствомъ разумѣются, очевидно, поляки, евреи и русскіе. Поляковъ и евреевъ касаться не будемъ, но о русскихъ сказать слѣдуетъ.
Исторія утверждаетъ, что украинцы тоже какъ будто русскіе, и даже изъ русскихъ самые русскіе, но такъ какъ они отреклись отъ своего рода и племени, мы не будемъ имъ его навязывать. Но если украинцы — не русскіе, то необходимъ признакъ, по которому можно было различать эти два народа. По фамиліямъ здѣсь, очевидно, не дойдешь до сути. Кіевлянамъ извѣстно, что отъ имени украинцевъ выступалъ баронъ Штейнгель. Въ «Новой Раде» подвизается Ефремовъ, а относительно Суковкина дѣло обстоитъ не совсѣмъ ясно. Возможно, что когда Михаилъ Акинфіевичъ достаточно выучилъ нежный и мелодичный діалектъ профессора Грушевского, онъ тоже будетъ сопричастенъ къ сонму украинцевъ. Съ другой стороны, внѣ украинскаго табора оказались Родзянко, Терещенко, Савенко, Скоропадскій, Вишневскій и цѣлый рядъ другихъ, казалось бы, явно хохлацкаго происхожденія.
Ученыя антропологическія измѣренія тоже, вѣроятно, не дадутъ результата. Сомнѣваемся, чтобы, изучивъ черепъ Родзянко и Грушевского, можно было бы доказать, что эти два лица принадлежатъ къ разнымъ народамъ. Поэтому совершенно необходимо имѣть явственный и вѣрный признакъ отличія.
Такой признакъ, къ счастью, существуетъ. Украинцы — это тѣ, кто говоритъ и пишетъ на діалектѣ профессора Грушевского, русскіе же изъясняются по-русски.
Если съ этой точки зрѣнія подойти къ меньшинству, оберегаемыми украинскими резолюціями, то невольно приходитъ на умъ: нѣтъ ли тутъ ошибки въ счетѣ?
Представимъ себѣ, что въ Варшавѣ, когда она была подъ русскимъ владычествомъ, были бы запрещены польскія изданія, и всѣ газеты и журналы должны были бы выходить на русскомъ языкѣ. Представимъ себѣ также, что въ одинъ прекрасный день этотъ режимъ палъ. Что произошло бы? — Разумѣется, что всѣ варшавскія газеты въ тотъ же день вышли бы на родномъ польскомъ языкѣ.
А что произошло въ Кіевѣ, когда пали кандалы, сковавшія украинскій народъ?
На слѣдующее утро послѣ объявленія свободы вышли ли кіевскія газеты на родномъ украинскомъ языкѣ? Ничуть не бывало. Какъ раньше печатались на русскомъ, такъ и продолжали печататься по-русски. На русскомъ онѣ выходятъ и теперь, несмотря на оккупацію края украинцами. Что же это показываетъ? Неужели кіевская печать огорчаетъ своихъ читателей-украинцевъ ради фанатической преданности Москвѣ? Это предположеніе еще, пожалуй, можно сдѣлать относительно старосвѣтскаго «Кіевлянина», но остальную печать врядъ ли можно обвинить въ упрямомъ москволюбіи. Въ особенности такое предположеніе не можетъ относительно самой сильной газеты — «Кіевской Мысли» — польско-еврейскаго изданія, давно распластавшагося передъ украинцами. Положеніе этой газеты становится даже просто щекотливымъ и напоминаетъ героевъ оперы «Вампука», которые полъ-дѣйствія кричатъ: «бѣжимъ, бѣжимъ», а сами — ни съ мѣста. Мы всѣ ждемъ того дня, когда, наконецъ, «Кіевская Мысль» тронется въ путь и окажетъ украинскому движенію поддержку не на словахъ, а на дѣлѣ, т. е. начнетъ печататься на украинскомъ языкѣ.
Однако мы мало вѣримъ въ возможность этой метамарфозы. «Кіевская Мысль», какъ и остальная кіевская печать, прекрасно знаетъ, что потеряетъ девять десятыхъ своихъ читателей, если рѣшится не только дѣлать любезныя улыбки украинцамъ, но и на дѣлѣ перейти въ ихъ лагерь. Пока этого не случилось, пока почти вся печать выходитъ на русскомъ языкѣ, мы смѣемъ думать, что украинцы, т. е. люди, изъясняющіеся на діалектѣ профессора Грушевского, представляютъ меньшинство среди грамотныхъ людей края. Что же касается неграмотныхъ, то причисляютъ ли они себя къ русскимъ или украинцамъ, — этого пока никто не знаетъ. Если украинцы желаютъ быть добросовѣстными, они должны были бы сказать: «Мы надѣемся, что завоюемъ народъ». Когда это завоеваніе совершится, можно будетъ оцѣнить трогательную заботу о русскихъ, очутившихся въ издревле русскомъ краѣ въ меньшинствѣ. До этой поры любой книжный кіоскъ, любой газетный мальчикъ доказываетъ каждому, кто даетъ себѣ трудъ смотрѣть и видѣть, что при исчисленіи большинства и меньшинства опасно исходить изъ предположенія, будто всё непольское и нееврейское населеніе южной Руси суть украинцы, т. е. алчущіе и жаждущіе грушевской мовы, ибо языкъ цифръ сіе предположеніе опрокидываетъ.
«Кіевлянинъ». — 1917. — 18 апръ.
