Нацию принято рассматривать как феномен эпохи Модерна, возникший не ранее второй половины 18 столетия (Война за независимость США и Великая французская революция стали ключевыми событиями в истории национализма). Вместе с тем, очевидно, что нации возникли не на пустом месте, они выросли из досовременных этнических групп. Историческая и культурная связанность тех или иных территорий сформировалась задолго до появления национальной идеи и стала обязательным условием возникновения последней. Таким образом, нацию следует рассматривать как форму существования этноса в Новое время.
Начавший формироваться в 19 веке русский национальный проект предполагал создание большой русской нации, этническое ядро которой составляли великорусы, малорусы и белорусы. Фундаментом общерусской идеи был факт русского самосознания, фиксируемый со времён Древней Руси у всех восточных славян. Русская идентичность к периоду Нового времени была на удивление глубоко укоренённой и широко распространённой (как в Великороссии, так и на западнорусских землях). В отличие, например, от Англии и Франции, в которых осознание себя «англичанами» и «французами» даже в 19 веке было свойством преимущественно высших слоёв общества, в России русское имя было усвоено также и крестьянами, причём ещё в донациональную эпоху.
Становление русского самосознания было связано с возникновением в конце 9 века Древнерусского государства, в рамках которого восточнославянские племена объединились под властью князей из династии Рюриковичей. Со временем русский этноним получил распространение на территории от Карпат до Волги, чему в значительной степени способствовало создание общего книжного языка, на котором писались летописи и первые литературные произведения во всех без исключения русских землях. Высокая культура Руси 11-13 веков, основанная на православной традиции, стала тем плавильным тиглем, который постепенно преобразовал конгломерат разношёрстных племён в единое политическое, культурно-языковое и конфессиональное сообщество.
Русская идентичность была свойственна всем землям Древней Руси: Киев, Ростов и Полоцк, разделённые сегодня государственными границами, воспринимались современниками как русские города. «Даяти углады [дань] на руские городы: пѣрвое на Киевъ, таже и на Черниговъ, и на Переяславлъ, и на Полътескъ [Полоцк], и на Ростовъ и на Любечь и на прочая городы» — гласило одно из условий первого международного договора Руси с Византией, заключённого в 907 году и дошедшего до нас в составе «Повести временных лет» (начало 12 века).
Яркой иллюстрацией единства Древней Руси поверх сегодняшних границ между РФ, РБ и Украиной является тот факт, что киевская княгиня Ольга была уроженкой Пскова и основательницей Витебска.
Как и другие крупные европейские государства Средневековья, Русь часто раздирали княжеские междоусобицы. Вооружённые конфликты между представителями разросшейся династии Рюриковичей вспыхивали из-за территориальных разногласий и споров о принадлежности стольного града Киева.
Сегодня на Украине и в Белоруссии междоусобные противостояния русских князей рассматриваются через призму межэтнических конфликтов. Вот, дескать, клятый москаль Андрей Боголюбский разграбил наш Киев, мать городов украинских! Современники же считали междоусобицы братоубийственными войнами, а наиболее образованные русские люди того времени призывали князей прекратить вражду.
Так, проводя идею о недопустимости княжеских усобиц, неизвестный автор «Слова о полку Игореве» (конец 12 века) следующим образом описывает исход битвы на реке Немиге 1067 года, в которой скрестили оружие полки сыновей Ярослава Мудрого и дружина полоцкого князя Всеслава: «Немизе кръвави брезе не бологомъ бяхуть посеяни, посеяни костьми русьскыхъ сыновъ» [«У Немиги кровавые берега не добром были посеяны — посеяны костьми русских сынов»]. Древнерусский поэт подчёркивает братоубийственный характер сражения на Немиге, указывая на то, что все павшие на поле брани воины (и полочане, и киевляне, и черниговцы, и переяславцы) — «русские сыны», представители одного народа.
Как справедливо утверждал русский историк А.Е. Пресняков, «для Киевского периода решающее значение имеет полное отсутствие признаков, которые позволяли бы сказать, что между южноруссами и северноруссами тех времён существовало сознание племенного и национального различия. Вражда киевлян и новгородцев, киевлян и суздальцев проявляется не в иных и не более резких формах, чем, например, соперничество в борьбе владимирцев и ростовцев во время усобиц между сыновьями Андрея Боголюбского».
Во второй четверти 12 века на Руси наступает удельный период (подобный периоду раздробленности во Франции и Германии), во время которого русские княжества приобретают существенную самостоятельность в политической и экономической сферах; при этом Киев продолжает считаться старшим столом Руси и служит объектом притязаний наиболее могущественных русских князей.
Этнокультурное единство Руси в удельный период получило отражение в «Слове о погибели Русской земли», написанном в первой половине 13 века. Из содержания данного произведения следует, что отдельные русские княжества со своими столицами и князьями составляли одну страну — Русь, населённую русским народом. В «Слове» дано чёткое описание границ Русской земли: «Отселе до угоръ и до ляховъ, до чаховъ, от чахов до ятвязи и от ятвязи до литвы, до немець, от немець до корелы, от корелы до Устьюга, где тамо бяху тоймици погании, и за Дышючимъ моремъ; от моря до болгаръ, от болгарь до буртасъ, от буртасъ до чермисъ, от чермисъ до моръдви». То есть Русь располагалась в следующих пределах: на западе она соседствовала с землями венгров, чехов, поляков, литовцев, ятвягов и проживающих в Прибалтике немцев, на востоке — с землями волжских булгар, буртасов, черемисов (марийцев) и на севере — с землями карелов и Белым (Дышащим) морем.
Примерные границы Древней Руси по отношению к границам современных государств. На территории сегодняшней Молдавии в 9-13 вв. проживали тиверцы – восточнославянское племя
Произошедший в 1237–1240 гг. разгром Древней Руси татарами обусловил растаскивание её частей между новыми центрами силы. Русская земля разделилась на два больших пространства — восточное и западное. Восточная Русь оказалась под игом Золотой Орды и впоследствии консолидировалась вокруг Москвы, западнорусские земли попали под власть литовцев, а затем поляков. Однако русская идентичность, заложенная в киевский период, никуда не исчезла: население, проживавшее по разные стороны границ, расколовших Русь, продолжало идентифицировать себя как русских.
Например, знаменитый полоцкий первопечатник 16 века, подданный Великого княжества Литовского Франциск Скорина (являющийся сегодня ключевой фигурой белорусского исторического нарратива) территорию своей малой родины обозначал термином «Русь» («братия моя Русь»), а перевод Священного Писания на язык своих земляков назвал «Библия Руска». В большинстве исторических источников этническая принадлежность полоцкого первопечатника определяется как «русин» или «рус», а его родной язык — как «русский».
В своей просветительской деятельности Скорина ориентировался на общерусскую аудиторию, не ограничиваясь границами ВКЛ: его книги были написаны на языке, который без труда понимался по обе стороны литовско-московской границы, а потому в 1534 году он предпринял поездку в Московское княжество, где попытался начать книгоиздательскую деятельность.
Факт раздела русской этнической территории между различными государственными образованиями был зафиксирован в произведениях иностранных авторов. Австрийский дипломат Сигизмунд фон Герберштейн в своих «Записках о Московии» (середина 16 века) отмечал: «Руссией владеют ныне три государя: большая её часть принадлежит князю московскому, вторым является великий князь литовский, третьим — король польский, сейчас владеющий как Польшей, так и Литвой».
Другой зарубежный дипломат — посол германского императора барон Майерберг, побывавший в Москве в 1661 году, писал: «Имя России простирается далеко, потому что заключает всё пространство от гор Сарматских [Карпат] и реки Тиры, называемой жителями Днестром, через обе Волыни к Борисфену [Днепру] и к равнинам Полоцким, сопредельным Малой Польше, древней Литве и Ливонии, даже до Финского залива, и всю страну от Карелов, Лапонцев и Северного Океана, во всю длину пределов Скифии, даже до Ногайских, Волжских и Перекопских Татар. А под названием Великой России Москвитяне разумеют то пространство, которое заключается в пределах Ливонии, Белого моря, Татар и Днепра и обыкновенно слывёт под названием „Московия“. Под Малою же Россиею разумеются области: Браславская, Подольская, Галицкая, Саноцкая, Перемышльская, Львовская, Белзская с Холмскою, Волынская и Киевская, лежащие между Скифскими пустынями, реками Днепром, Припятью и Вепрем, Малою Польшею и Карпатскими горами. А под Белою — области, заключающиеся между Припятью, Днепром и Двиною, с городами: Новгородком, Минском, Мстиславлем, Смоленском, Витебском и Полоцком и их округами. Всё это когда-то принадлежало по праву Русским, но, по военным случайностям, они уступили счастью и храбрости Поляков и Литовцев».
Барон Майерберг довольно точно описал границы сформировавшихся к 17 столетию русских субэтнических территорий — Великой, Малой и Белой Руси, которые всё ещё были разделены русско-польской межой.
Утверждение Москвы в роли собирательницы русских земель актуализировало идею объединения трёх ветвей русского народа в одном государстве. Причём эта идея находила поддержку не только в Великороссии, но и на Западной Руси, попавшей в 17-18 веках под особенно сильный польско-католический гнёт (из-за чего в Россию начали массово переселяться западнорусские книжники, многие из которых заняли ведущие позиции в московском обществе).
Общее настроение жителей Белой Руси в период нахождения её в составе Польши ярко выражено в известной народной песне:
«Ой, калi б, калi
Маскалi прыйшлi,
Маскалi прыйшлi,
Нашы сродныя,
Веры одныя!
Добра нам было,
Шчасна нам было,
Калi Русь уся,
Трымаючыся [держась],
Адной сiлаю
Заадно была.
Дай к нам за грахi
Панайшлi ляхi,
Занялi наш край
Аж да Ляхавiч.
Ой, ляхi б не прыйшлi,
Каб паны iх не звялi.
Ой, паны каб прапалi,
Што ляхам нас запрадалi!
Ой, паны, каб вы згiнулi,
Што вы веру пакiнулi!»
Как следует из содержания песни, белорусы видели воплощение своих интересов в ликвидации польского господства и восстановлении единства Русской земли, которое связывалось с приходом «москалей» (в данном случае это слово не имело негативных коннотаций и являлось общепринятым в Речи Посполитой обозначением великорусов). Также данная песня интересна тем, что в ней отчётливо отражена важная составляющая русского самосознания донационального периода — восприятие существовавшей в прошлом единой Руси в качестве «золотого века» в истории народа.
Первым шагом на пути консолидации Восточной и Западной Руси стало воссоединение левобережной Малороссии с остальной Россией во второй половине 17 века, которое получило теоретическое обоснование в «Киевском синопсисе» 1674 года, написанном архимандритом Киево-Печёрской лавры Иннокентием Гизелем. «Синопсис» содержал освещение истории Руси с общерусских позиций и на долгое время стал основным учебником по русской истории. В трактовке архимандрита Иннокентия «преславный верховный и всего народа российского главный град Киев» был возвращён в состав России, под державную руку царя Алексея Михайловича, как «искони вечная скипетроносных прародителей отчина». Историческая схема Гизеля легла в основу русского историописания и во многом предопределила формирование общерусской идентичности в эпоху Модерна.
Спустя почти полтора столетия после присоединения левобережной Малороссии в лоно русской государственности в результате трёх разделов Речи Посполитой (1772, 1793, 1795) были возвращены почти все западнорусские территории (лишь Галичина и Карпатская Русь вошли в состав Австро-Венгрии). Отметим, что Екатерина II при разрешении польского вопроса открыто руководствовалась идеей возвращения древних русских земель в единое государство. На памятной медали, торжественно вручавшейся по случаю разделов Польши, был изображён российский орёл, соединяющий две части карты с западнорусскими территориями, а над ним было написано «Отторженная возвратихъ». По итогам всех трём разделов Россия не получила ни пяди собственно польской земли и не пересекла этнографическую границу Польши.
Для того, чтобы понять, что значило для жителей Белоруссии и правобережной Малороссии вхождение их земель в состав Российской империи, обратимся к воспоминаниям известного белорусского учёного 19 века, основоположника западнорусского направления в исторической науке М.О. Кояловича. «После третьего раздела Польши, — писал Коялович, — мой отец, тогда уже сорока трёх лет, очутился за границей России, в прусском государстве. Его мать, а моя бабка, возмутилась, что семья оказалась не только в Польше, но и под властью немцев и, несмотря на запрещение переселяться в Россию лицам мужского пола, ночью, в сундуке с просверленными дырками, контрабандным путём перевезла моего отца через Неман и торжественно выпустила на русскую землю».
Таким образом, к 19 столетию, эпохе национализма, Российская империя консолидировала все земли Древней Руси, за исключением Галицкой и Карпатской Руси (тех регионов, которые сегодня называются «Западная Украина»). Историко-культурная связность восточнославянских земель, сложившаяся в древнерусский период и сохранившаяся после упадка Руси и вхождения отдельных её частей в состав разных государственных образований, закономерно сформировала запрос на объединительную национальную идею в Новое время.
Концепция национального триединства велико-, мало- и белорусов получила официальное признание и была чётко артикулирована после подавления Польского восстания 1863 года. Формула триединства была зафиксирована, в частности, во Всероссийской переписи населения 1897 года, где в составе русского народа выделялись три субэтнические группы — великорусы, малорусы и белорусы.
Карта распределения основных народностей европейской части Российской империи, составленная по итогам Всероссийской переписи 1897 года. На первой картинке обозначена территория проживания всего русского народа, на второй – великорусов, на третей – малорусов, на четвёртой – белорусов. По клику откроется версия в большом разрешении.
Становление любой нации в эпоху Модерна было связано с утверждением на всей территории её проживания унифицированного литературного языка. В России в качестве общенационального языкового стандарта выступал русский литературный язык, рассматриваемый как результат совместного творчества трёх русских субэтносов.
При этом идеологи русского национализма лояльно относились к существованию малорусского и белорусского наречий, рассматривая их как региональные варианты общерусского литературного стандарта. Белорусский филолог, член одной из первых в России националистических организаций — «Русское собрание» А.С. Будилович писал: «Ничего нельзя возразить против употребления как малорусского, так и прочих наших просторечий в такого рода областных подлитературах, какие существуют и на Западе на диалектах швабском, провансальском, каталонском и др. Но эти диалекты никогда не вторгаются там в область высшей национальной литературы. Трудно представить себе и у нас разумную цель в переводах на одно из южнорусских просторечий, или хотя бы на диалект Шевченко, произведений Пушкина, Гоголя, Тургенева, которые так легко доступны и в подлиннике мало-мальски грамотному южнорусу. Ещё менее производительным представляется нам труд, потраченный на южнорусские переводы сочинений Костомарова, Потебни, Менделеева».
К слову, провансальский поэт Фредерик Мистраль получил за свои произведения на окситанском языке Нобелевскую премию по литературе. При этом он, в отличие от Тараса Шевченко, не стал отцом-основателем новой нации, хотя провансальский язык отличается от французского не меньше, чем украинский от русской литературной нормы. Просто во Франции не было своих большевиков.
Несмотря на объективные трудности, национальное строительство в Российской империи реализовывалось весьма успешно. После демократизации общественно-политической жизни в начале 20 века в стране появились влиятельные националистические организации, получившие широкое представительство в Государственной Думе. Причём наибольшей поддержкой русские националисты пользовались в Малороссии и Белоруссии, где значительный процент населения составляли инородцы (поляки и евреи).
Либералы и социалисты часто поднимали в парламенте «украинский вопрос», выступая с сепаратистских позиций. Однако многочисленные малороссийские депутаты, принадлежавшие, главным образом, к правым партиям неизменно давали жёсткую отповедь своим «доброжелателям».
Приведём характерный отрывок из думской речи депутата от Черниговской губернии, будущего участника Белого движения Г.В. Скоропадского: «Перехожу к тем депутатам, которые затронули малороссийский вопрос. Говорили они о том, что малороссы особый народ, угнетённый, что у них особый язык, который тоже преследуется, и проч. и проч. Мы, малороссы, никак не можем отделаться от непрошенных защитников, которые обыкновенно выступают из среды инородцев. Член Государственной Думы Булат [литовский социалист], который поднял этот вопрос, и другие должны помнить, что мы такие же хозяева земли Русской, как великороссы, что у нас одни и те же государственные задачи, одни и те же друзья и враги».
Итак, в эпоху национализма в Российской империи формировался общерусский проект, основанный на давней историко-культурной связанности восточнославянских территорий. Русская идентичность постулировалась как двухуровневая, где на верхнем (общенациональном) уровне доминировали высокая русская культура и язык, а на региональном — сохранялись многие местные этноязыковые особенности (двухуровневая идентичность была характерна и для других крупных европейских наций).
Историческая обоснованность общерусской национальной идеологии признавалась и зарубежными исследователями. Так, авторитетный чешский этнограф Любор Нидерле писал: «Очень многое общее связывает друг с другом части народа русского, и совершает грех и перед собою, и перед славянством тот, кто насильственно разбивает созданное веками, вместо того чтобы совместными усилиями создать один, из свободных частей состоящий, народ русский и одну государственность».
Эти слова были написаны чешским профессором в 1925 году, в самый разгар большевистской «коренизации», когда малорусам и белорусам методами административного нажима внушалось нерусское национальное самосознание и тем самым разрушалось пронесённое через века осознание общерусского единства.
