Прокремлёвский сайт «Однако» опубликовал статью белорусского философа Алексея Дзерманта, в которой автор называет наш текст о выступлении Лукашенко (к слову, состоящий больше чем наполовину из прямых цитат президента РБ) провокационным и обвиняет нас в несправедливом очернении светлого образа бессменного главы белорусского государства, а также в беззастенчивом великодержавном шовинизме. Мы не можем оставить без внимания столь тяжкие обвинения в свой адрес, а посему должны объясниться.
Но для начала поясним читателям, что за человек снизошёл до критики нашего скромного интернет-издания. Господин Дзермант — научный сотрудник Института философии Национальная академия наук Беларуси, учредитель научно-просветительского проекта «Цитадель» и главный редактор альманаха «Сівер». Своё представление о весьма специфическом мировоззрении уважаемого философа можно составить вот по этому его интервью. Приведём наиболее характерные цитаты:
«„Цитадель“ — проект метаполитический, то есть преодолевающий разделения на правых и левых, националистов и империалистов, традиционалистов и футуристов, европейцев и евразийцев. Мы конструируем посредством мысли, слова и действия новое мировоззрение и миропонимание»;
«Белорусов, русских, немцев, англо-саксов мы рассматриваем с перспективы Севера, то есть того пространства свершений, охватывающего ведущих субъектов глобального мира. Север — это не столько географическое пространство, сколько метафизическое, место восхождения к вершинам духа и достижения сверхцелей»;
«Кривия — глубинное измерение белорусской идентичности, это что-то очень древнее, то, что было и до Беларуси, и до славян с балтами. Это первоисточник, берущий начало в мифологических временах. Кстати, он имеет отношение и к России. Недавно Путин на Валдайском форуме сказал, что на Валдае, в стране рек — находится духовный центр России и колыбель русской государственности. Это Кривия, она древнее и глубже Руси»;
«Президент Лукашенко, используя терминологию Карла Шмитта, является настоящим политическим сувереном, обладающим реальным правом и возможностью принимать чрезвычайные решения. В современном постдемократическом мире для меня это скорее преимущество, чем недостаток. У нас нет борьбы олигархических кланов, партийного балагана в парламенте, минимизировано подрывное влияние „гражданского общества“».
Полагаем, этого достаточно для понимания того, кто есть такой философ Алексей Дзермант.
Так что же не понравилось сему учёному мужу в нашей публикации? Давайте по пунктам.
1. Дзермант считает Лукашенко сторонником интеграции с РФ и приводит такой аргумент: «Именно Беларусь была инициатором и локомотивом реинтеграционных процессов на постсоветском пространстве. Этот курс, несмотря на любые возникающие проблемы в белорусско-российских отношениях, выдерживается до сих пор. Его зримым воплощением является союзное государство России и Беларуси».
Мы разделяем ту точку зрения, что об успехах белорусско-российской интеграции можно судить по степени реализации проекта Союзного государства. Но насколько он реализован? Открываем вступивший в силу в 2000 году Договор о создании СГ, читаем:
«Союзное государство имеет единую денежную единицу (валюту). Денежная эмиссия осуществляется исключительно единым эмиссионным центром. Введение и эмиссия другой валюты в Союзном государстве, помимо единой денежной единицы, не допускается» (ч.1 ст. 3);
«Граждане государств-участников являются одновременно гражданами Союзного государства» (ч. 1 ст. 14);
«Государства-участники создают единое экономическое пространство. В Союзном государстве действует унифицированное, а затем и единое законодательство, регулирующее хозяйственную деятельность, в том числе гражданское и налоговое законодательство» (ст. 20);
«После вступления в силу настоящего Договора по предложению Высшего Государственного Совета Парламент Союзного государства рассмотрит проект Конституционного Акта, определяющего на основе настоящего Договора государственное устройство Союзного государства и его правовую систему… После одобрения Конституционного Акта на референдумах государства-участники вносят необходимые дополнения и изменения в свои конституции» (ч. 1, 3 ст. 62)».
Сегодня, по прошествии четырнадцати лет после вступления в силу данного договора, у нас нет ни единой валюты, ни единого гражданства, ни унифицированного законодательства, ни Конституционного Акта. Зато есть периодически вспыхивающие «торговые войны» между РБ и РФ.
Для того чтобы понять причину столь плачевных результатов белорусско-российской интеграции, придётся окунуться в её историю. Первым шагом на пути «объединения» двух государств стал Договор о сообществе Белоруссии и России, заключённый в 1996 году за пару месяцев до президентских выборов в РФ. Ельцину в то время нужно было как-то замолить свой беловежский грех и предстать перед дорогими россиянами в образе царя Бориса, собирателя земель Русских. «Союз с Белоруссией» вполне подходил для этой цели. У Лукашенко был свой интерес — вывеска «Союз с Россией» давала ему возможность получать энергоносители по «союзной» цене и, кроме того, иметь доступ к российскому рынку сбыта.
Со временем Лукашенко искренне уверовал, что «особые отношения» с Ельциным в итоге приведут его в кресло президента России, в состав которой, так уж и быть, войдёт Белоруссия, и в 1999 Батька пошёл ва-банк — заключил вышеназванный договор о Союзном государстве, предусматривающий, по сути, создание конфедерации с перспективой преобразования её в мягкую федерацию. Эдакая Кревская уния, в рамках которой Лукашенко мыслил себя королём Ягайло.
Но не сложилось. В РФ нашёлся свой харизматический лидер с «сильной рукой», ввиду чего путь к российскому политическому олимпу для Александра Григорьевича оказался закрыт. Однако Договор о СГ уже был заключён, и хитрый Батька решил использовать его как инструмент принуждения Кремля к масштабному дотированию белорусской экономики в рамках развития интеграционных процессов. При этом на все попытки Москвы склонить его к исполнению условий союзного договора Лукашенко отвечал примерно вот так (цитата): «Если вы попробуете нас растворить в России, провести, так сказать, аншлюс, то вы получите такую партизанскую войну, по сравнению с которой Чечня вам покажется детским утренником».
Начиная с 2007 года, РФ, убедившись, что интеграционный проект с Минском зашёл в тупик, стала постепенно снижать финансово-ресурсную поддержку Белоруссии, что довольно быстро привело последнюю к череде тяжёлых экономических кризисов в 2007 и 2011 годах. Тогда Лукашенко решил в пику Москве закрутить шашни с Евросоюзом, и, как это ни странно, «Единая Европа» поначалу приняла «последнего диктатора» в свои объятия — в 2009 году Белоруссия вошла в программу ЕС «Восточное партнёрство». Но после брутального разгона минского мини-Майдана, организованного в конце 2010 года после оглашения итогов президентских выборов, отношения с евробюрократией у руководства РБ испортились, и Александр Григорьевич вынужден был пожаловать к путинскому евразийскому шалашу.
Впрочем, флирт белорусской элиты с ЕС продолжается до сих пор. Так, в преддверии вильнюсского саммита «Восточного партнерства» (того самого, где Украина должна была подписать злополучное соглашение об ассоциации с ЕС) глава МИД РБ на вопрос о возможности в будущем вступления Белоруссии в Евросоюз ответил: «А почему нет? Мы спокойно смотрим на происходящие процессы, вместо того чтобы принуждать государства к окончательному выбору: либо ЕС, либо Таможенный союз. Мы долго жили в тени других народов, у нас были совместные государства с Польшей, Россией, мы жили в СССР. И за эти 20 лет мы не полностью построили свою идентичность. Дайте нам время, чтобы решить, куда идти».
Отметим, что после создания Таможенного союза Союзное государство практически растворилось в этом евразийском новообразовании, где Белоруссия и, к примеру, Киргизия будут обладать примерно равным статусом. Если господин Дзермант считает это примером успешной интеграции РФ и РБ, то у нас с ним разные представления о конечной цели интеграционных процессов.
2. Далее Дзермант пытается доказать, что сотрудничество Лукашенко с Турчиновым и его подельниками не есть поддержка киевской хунты. «У Беларуси нет к Украине никаких территориальных претензий, и единственное стремление белорусского государства — это „экспорт порядка“, то есть помощь украинскому народу в сложной ситуации без его разделения на „бандеровцев“ и „ватников“».
Ну, во-первых, разделение сторон конфликта на хороших и плохих белорусский официоз всё-таки проводит: донецкие и луганские ополченцы именуются в государственных СМИ «террористами», а киевские власти — «законным правительством».
Во-вторых, вооружённый конфликт в Новороссии — это не внутриукраинское противостояние (равно как сказки про «фашистов» и «кремлёвских агентов» — лишь пропагандистский блеф для самых маленьких), это межнациональный конфликт русских, в том числе малорусов, и украинцев, ближайший аналог которого — война в Югославии (сербы и хорваты в этнокультурном плане отличаются друг от друга меньше, чем галичане от дончан). Президент РБ демонстративно встал на сторону украинцев, поддержав их лозунг о единой и неделимой Украине. А вот симпатии большинства белорусов скорей на стороне русских: после начала русского рисорджименто в Крыму и Русской весны в Новороссии социологи фиксируют рост симпатий белорусских граждан к России. Так, по данным литовского социологического центра, при гипотетическом выборе между объединением с Россией и вступлением в Европейский Союз за первый вариант в апреле 2014 г. высказалось 51.5%, за второй — 32.9% (в декабре 2013 г. результаты были — 36.6% vs. 44.6%).
Очевидно, что всплеск ирредентистских настроений в белорусском обществе изрядно пугает руководство РБ, и именно этим можно объяснить нарочитое отмежевание Лукашенко от русской идентичности («Мы не русские, мы белорусские!») в его недавнем послании народу и парламенту, наш рассказ о котором философ Дзермант посчитал провокационным.
3. Теперь обратимся к исторической составляющей рассматриваемой статьи. Вот, например, автор пишет, что принципы большевистской национальной политики выглядят, с его точки зрения, как «прогрессивные, дальновидные и отвечающие установке русской культуры на взращивание субъектов и соразвитие».
Признаемся, что не до конца поняли глубокую мысль господина философа. Почему он считает, что искусственное взращивание на западнорусской территории самостийных национальных проектов отвечало «установке русской культуры»? Неужто Дзермант искренне полагает, что образование незалежных Бретани и Прованса являлось бы благом для Франции? Или, может быть, концепция трёх братских народов — немцев, баварцев и саксонцев, по мысли философа, соответствовала бы установке немецкой культуры?
Мы в данном вопросе солидарны с той оценкой сепаратистского движения в Белоруссии и на Украйне, которую дал известный эмигрантский мыслитель И.Л. Солоневич:
«Я — стопроцентный белорус. Так сказать, „изменник родине“ по самостийному определению. Наших собственных белорусских самостийников я знаю как облупленных. Вся эта самостийность не есть ни убеждение, ни любовь к родному краю — это есть несколько особый комплекс неполноценности: довольно большие вожделения и весьма малая потенция — на рубль амбиции и на грош амуниции. Какой-нибудь Янко Купала, так сказать, белорусский Пушкин, в масштабах большой культуры не был бы известен вовсе никому. Тарас Шевченко — калибром чуть-чуть побольше Янки Купалы — понимал, вероятно, и сам, что до Гоголя ему никак не дорасти. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Или — третьим в деревне, чем десятым в Риме…
И.Л. Солоневич
Я очень хотел бы оговориться: ни с каким московитским империализмом это не имеет ничего общего. Я не люблю очень многих людей. Я питаю ненависть к некоторому, довольно ограниченному, количеству людей. Но если я к кому бы то ни было питаю искреннее отвращение, так это к самостийникам.
Это отвращение не носит политического характера. Это есть моральное отвращение. Баварская самостийность была бы нам политически очень выгодна: она расколола бы Германию и свела бы на нет немецкую угрозу всему славянству. Однако — к баварским самостийникам я питаю почти такие же чувства, как и к украинским: чувства отвращения — ибо и они, баварские самостийники, сеют ненависть среди разных ветвей одного и того же немецкого народа».
4. Для обоснования своей позиции относительно целесообразности размежевания триединого русского народа Дзермант ссылается на авторитет Сталина. Приведя цитату Иосифа Виссарионовича о том, что белорусы и украинцы на самом деле никакие не русские, автор выдаёт вот такой восхитительный пассаж: «Вождь народов, как бывший нарком по делам национальностей и архитектор огромной многонациональной страны, одолевшей шовинистических бесов и принёсшей миру Победу, прекрасно понимал, о чём говорил».
Мнение грузинского людоеда с незаконченным семинарским образованием, безусловно, очень интересно. Но мы всё-таки больше доверяем научной литературе дореволюционного периода. Так, уроженец Гродненской губернии, заслуженный ординарный профессор М.О. Коялович в своей книге «Чтения по истории западной России» (1884 г.) писал:
«Если отправиться в западную Россию из русского средоточия, то придётся неизбежно и самым наглядным образом убедиться, что западная Россия, несомненно, русская страна и связана с восточной Россией неразрывными узами, именно придётся чаще всего самым нечувствительным образом переходить от великорусов к белорусам и малороссам; часто даже нелегко будет заметить, что уже кончилось великорусское население и началось белорусское или малорусское, но во всяком случае придётся признать, что всё это — один русский народ, от дальнего востока внутри России до отдалённого запада в пределах Польши и Австрии».
М.О. Коялович
И далее:
«Историческая, народная тяга западной России к восточной сказывалась в многочисленных случаях даже тогда, когда эта западная Россия находилась под чужой властью — литовской, польской и шла, по-видимому, в совершенно противоположную сторону. Участвовали западнорусские люди в общерусском государственном строении и в первые, самые ужасные времена общерусского бедствия — татарского ига, поднимая вместе с другими упавший дух народа, и при начале московского единодержавия, находясь в дружине и совете князей Иоанна Калиты и Симеона Гордого. Подвязались они наряду с другими русскими и в труднейшие времена московской государственности, как, например, в борьбе с татарами на полях куликовских или при первом движении русских в южное гнездо татар — Крым при Иоанне Грозном. Окружали они вместе с другими русскими престол Иоанна III на верху могущества старого московского государства. Работали они вместе с другими русскими и в просветительском движении России при Алексее Михайловиче, Фёдоре Алексеевиче, царевне Софьи и при Петре I…
Можно сказать со всей справедливостью, что в строении русского государства, русского языка и русской литературы трудились все русские и с востока, и с запада. Оттого это строение и вышло таким большим и таким крепким».
В заключение обратим внимание, что господин Дзермант совершенно справедливо называет нас последователями барона Врангеля, в связи с чем мы хотели бы завершить наш ответ почтенному философу на высокой поэтической ноте — процитировать последние строки, возможно, не самого совершенного с литературной точки зрения, но зато честного и выстраданного стихотворения легендарного «белого» белоруса Михаила Антоновича Жебрака-Русановича, написанные 24 февраля 1918 года перед началом знаменитого Дроздовского похода на Дон (участником которого был сам полковник Жебрак):
И восстановим нашу Русь Святую,
Любимой Родины отважные бойцы.
О помоги, Господь, возобновить родную
И с братьев снять терновые венцы…
Дай воскресить горячею любовью
Великую Отчизну, Русскую Землю,
За это мы готовы, истекая кровью,
Все блага позабыть и жизнь отдать свою.
