Если мы собираемся строить национальное государство, мы должны сначала построить нацию. Если нам нужно что-то построить, мы должны чётко понимать, как это «что-то» будет работать. В этом контексте в мою душу вкрадывается сомнение, совпадет ли наше представление о нации с её реальным воплощением в день её рождения. Иными словами, не окажется ли тот образ нации, что рисует «Спутник» перед нашими глазами, безнадёжно устаревшим?
Мне кажется, мы должны подумать над тем, на какие трансформации нация обречена двадцать первым веком — временем постмодерна.
Нация железных дорог: Культура в бинтах.
Нация, какой мы её знаем, является детищем эпохи модерна. Её возникновение обусловлено, помимо других причин, чисто прагматической потребностью больших по территории государств культурно «зафиксировать» их население в чётко очерченных государственных границах, выделив их из полиэтничного человечества. Перевязанная, словно бинтами, железными дорогами страна, несмотря на сколь угодно большую площадь, в эпоху модерна начинает представлять собой гомогенное информационное и логистическое пространство. Сообщения и товары начинают перемещаться по стране с гораздо большей, чем раньше, скоростью, превращая ранее недоступные друг для друга районы государства сначала в соседей, а затем и в членов одной семьи.
Впрочем, представление о возникновении нации как удовлетворении потребности государственных мужей в фиксации населения в границах отдельной страны можно легко подвергнуть критике, сделав из означаемого означающее: если мы скажем, что нация возникает стихийно вследствие развития такой производственной и коммуникационной технологии, как железные дороги, мы не встретим здесь никакого противоречия. Объединение происходит поступательно, по фронтам экономики, политики и культуры: люди начинают одновременно читать одни и те же газеты, смотреть одни и те же телевизионные передачи, в одни и те же дни отмечать одни и те же национальные праздники. Не зная друг друга в лица, они вместе с тем создают общность, видение которой, во многом их усилиями, при поддержке государственных средств массовой коммуникации транслируется в мир.
Более того — именно формирование нации как культурно гомогенной общности и выстраивание национального мифа в общей для всех входящих в нацию этносов парадигме позволяет избежать одной из главных проблем модернового общества. Если вслед за Маклюэном охарактеризовать изменившийся после повального развития средств коммуникации мир модерна как «глобальную деревню», перед нами встанет вопрос о склоках внутри этой деревни. Вы когда-нибудь были свидетелями отношений нескольких семей, живущих в деревне достаточно долгое время? Этому клубку интриг позавидует любая «Игра Престолов» — издержки постоянного нахождения на виду у другого человека или других людей в обществе массовой коммуникации заключаются в том, что обиды друг на друга неизбежно умножаются и копятся. Происходит формирование сложной и взрывоопасной системы отношений между субъектами. Информационный поток формирует далёкую от объективности картину происходящего, искажая действительность и усугубляя недопонимание. Средства коммуникации, призванные наладить понимание, в этом случае разрушают его, вместе с новыми каналами связи создавая новые конфликты.
Возникновение Интернета как средства сообщения сделало эту проблему неснимаемой: человечество оказалось не просто совокупностью связанных между собой частей, связь между которыми можно разрушить, нет. Человечество после повального распространения Интернета в девяностые годы стало интегрированной в саму себя общностью. Связь теперь слишком тесна, чтобы её разорвать. По сути, часто именно этим «синдромом соседа» и можно объяснить многие проблемы современного глобализирующегося мира и сам этот мир.
Такая безрадостная картина… наполняет меня оптимизмом. С одной стороны, барьеры, которые воздвигают между нами мосты массовой коммуникации, рушат большинство представлений мультикультуралистов о мирном сосуществовании наций и культур и последующем быстром и безболезненном наступлении постнациональной благодати. Именно неснимаемость вопроса о борьбе между нациями в информационном пространстве и делает большинство аргументов за скорое наступление постнационального мира почти беспомощными: глобальные вызовы, проникающие на все слои общественной жизни, требуют глобальных ответов, которые один человек дать не может. Для обеспечения возникающих в таком случае потребностей, для защиты и экономической поддержки людям понадобится нация.
Это заставляет нас задуматься: если нация точно будет существовать в мире постмодерна, характеризующимся повальным развитием средств массовой и мгновенной коммуникации…
В каком виде она будет существовать?
Нация как корпорация: иерархия горизонтального.
Если мы отвлечёмся от культурно-исторического контекста и попытаемся помыслить «идеальную нацию модерна» в общепринятом понимании, то мы получим довольно простую по структуре политическую корпорацию, частично или полностью срощенную с одним государством. Корпоративный способ организации обуславливает несколько ключевых особенностей нации.
Структурно корпорация является социальной общностью, сочетающей в себе одновременно иерархический и горизонтальный способ социальной организации. Больше горизонтальный. В любой корпорации есть некий усредненный Совет директоров, управляющее (хотя вернее будет сказать «направляющее») ядро этой общности. В нации таким концентрирующим вокруг себя корпорацию ядром являются национальные элиты, осуществляющие защиту национальных интересов в политическом, экономическом и культурном плане. Вокруг этого ядра группируется основная масса членов нации, носящих добровольный маркер «русскости», «французскости», «немецкости» etc. Контрэлиты вынесены на периферию этой конструкции. Все три слоя нации модерна имеют некие ограниченные каналы связи, пронизывающие эту иерархическую по типу управления, но горизонтальную по типу сообщения структуру. Дворник, не принадлежащий к национальной элите, может использовать, к примеру, приходские методы сообщения, чтобы обратить внимание элиты на проблемы нации, но сам по себе он эти проблемы решить не может, как не может и изменить курс развития нации в целом. Он, как и любой из членов нации, является только частью Единого. И Единое, если ему будет нужно, этой частью пожертвует без зазрения совести. Вышеупомянутый «синдром соседа» в чистом виде — за интимность и национальные блага человек платит приоритетом национальных интересов над собственными, даже если они кардинально отличаются и противоречат друг другу.
Нация модерна организована слоисто и иерархично, в первую очередь выступая в качестве политической общности. Культура в этом случае выступает лишь «обёрткой» для скрепляющей нацию экономики и задающей направление её движения политики. Иначе обстоит дело с нацией постмодерна.
Появление Интернета рушит устоявшиеся структуры к чёртовой матери.
Сейчас скажу крамольную вещь. В каком-то смысле мы должны благодарить Историю за то, что русская нация в её модерновом понимании не сложилась. Дело в том, что переход к информационному обществу постмодерна знаменуется кризисом нации-государства как социального института. Изменение типа мировой экономики, характеризующееся «возвышением» над национальными экономиками, подъём региональных экономик, достигающих уровней старых национальных — всё это ставит под большое сомнение вопрос о роли экономики в нации нового типа.
Так же и с привязкой (или с концентрацией членов нации в одном месте) к отдельному государству. Все помнят, как читатели слали фотографии из разных концов мира на «Спутник»? То-то же. Повышенные условия мобильности характеризуют нацию как текучую и не привязанную к какой-то конкретной территории общность. Это ставит под сомнение её определение как политической общности внутри какого-либо государства.
И тут перед нами предстаёт весьма и весьма интересная ситуация. Уничтожив или, по крайней мере, ослабив экономические и политические контексты национальной субъектности, постписьменный мир выдвигает основным критерием нации культурную общность, в каком-то смысле возвращая нас во времена немецкого романтизма. В переходный период постмодерна нация не привязана к какому-то конкретному государству, в строгом смысле не имеет собственной экономики и не является субъектом политики. Она призрачна и текуча. Нация в эту эпоху претерпевает сложнейшие перемены, связанные с её вторым рождением в качестве сетевой структуры.
Нация в сетях: центрообразующая периферия.
Нацию в только-только формирующемся постгосударственном мире можно представить, пожалуй, только как сеть. Или, если хотите, конгломерат сетей. Культурная составляющая нации в переходный период является единственным критерием общности для её членов. Русским является тот, кто разделяет русский язык, русскую культуру и русский национальный миф, тот, кто добровольно причисляет себя к русской общности. Культура консервирует нацию во время перехода — а затем в дело вступает настоящая сетевая магия.
Сетевая структура характеризуется отсутствием чёткого центра, вокруг которого группируется та или иная общность. Сеть представляет собой совокупность опорных точек, меняющих как своё расположение в пространстве, так и размер, состав и количество коммуникаций. Центры постоянно связываются между собой всё новыми и новыми потоками информации, как раз и организующими это пространство в качестве сети. В данном случае уже сложно говорить о трёх слоях нации: группировок внутри неё возникает несравненно больше — столько же, сколько и опорных центров. Каждый из членов нации в её сетевой форме обладает чуть большими возможностями для влияния на её поведение: с одной стороны, благодаря средствам мгновенной коммуникации он оказывается способен связаться с любым или почти любым членом нации, с другой — сетевая структура благоволит сетевой демократии — прямому волеизъявлению каждого конкретного члена нации на голосовании.
Сеть позволяет сообществам внутри нации легко коммуницировать и обмениваться товарами, услугами и информацией. В самых смелых предположениях, вытекающих из этих логических построений, сетевая нация постепенно заменяет собой государство, начиная выполнять сначала часть, а затем и все необходимые для обеспечения человеческого общежития функции. Нация возвращает себе ранее потерянные политику и экономику в ином, глобальном и оторванном от национальных границ масштабе.
Сетевая нация начинает формироваться уже сейчас, и именно сейчас наступает то время, когда русские могут обратить своё проклятие себе на пользу: не будучи рождены в качестве нации модерна, они могут без особых проблем родиться в качестве нации постмодерна. Смерть национального государства отнюдь не знаменует собой гибель нации — она открывает дорогу рождению сетевой нации как гибкой и подвижной общности, через новые возможности отвечающей на новые вызовы наступающей эпохи.
