Абсолютная приверженность ценностям нации, свободы и индивидуализма, ибо конечная цель национальной борьбы — свободные и счастливые русские люди, а не «советский евразийский колхоз» или «либеральная правозащитная заукраина». Нация как гарант свободы и личности, свободная личность как основа нации, одно не может существовать без другого, но ни личность, ни нация не должны доминировать друг над другом. Общество атомизированных индивидуалистов так же опасно и беспомощно, как всесильный коллектив, подавивший составляющие его личности.
Несомненный интерес к политике, от чтения политических изданий до прямого участия в политических акциях, потому что политическая индифферентность — это маркер советско-путинского человека, уверенного, что «там уже без нас решили». Может быть, без нас всё и решили, но молча сносить это русский националист не станет!
Милитаризм, от поддержки наших войск информационно и финансово до добровольческого участия в конфликтах — потому что русские любят и умеют воевать. Фотографии с передовой во время исполнения национального долга — предмет гордости, абсолютное признание «настоящим национализмом». Презрение к мелкому уличному насилию («побили дворника») как дешевой замене участию в разведвыходах в тыл ВСУ.
Частное предпринимательство в качестве основателя бизнеса, владельца бизнеса или высококвалифицированного специалиста — потому что русский националист привык полагаться на себя и близких, не рассчитывая на подачки государства. Русский националист понимает, что денег ему в лучшем случае не дадут, в худшем — еще и отберут, поэтому «сами, всё сами».
Интерес к науке, от чтения соответствующих изданий до прямого занятия наукой, вплоть до получения научных званий и степеней — потому что русский националист не боится прогресса, но считает себя его острием. Высшее образование — как стандарт нового национализма и маркер «потенциального националиста» (потому что трудящиеся верят в Сталина, Путина и «дружбу уродов»).
Интерес к истории как России, так и остального мира — потому что русский националист знает, что без прошлого нет будущего, и потому, что русский националист ищет рецепты и ответы везде, от опричнины Ивана Грозного и Февральской революции до контрреволюции Пиночета и подпольных организаций итальянских ирредентистов. Усилия по восстановлению и реконструкции исторических русских традиций, уничтоженных 1917-м годом.
Активное присутствие в социальных сетях — потому что там проще всего найти единомышленников, обратив теоретическую «русскую нацию» в практический круг друзей и сторонников, спаянный национальной идеей. Русский — значит включенный в социальную жизнь, как онлайн, так и офлайн.
Сарказм и ирония — потому что потоки пропаганды (от «европейского мультикультурализма» до «советского многонационализма») невозможно постоянно воспринимать всерьез и всерьез с ними спорить.
Абсолютная убежденность в своей правоте (потому что русская нация, несомненно, есть, и потому что ее интересы, несомненно, ущемлены), отрицание морального релятивизма про «всё не так однозначно». Моральный релятивизм как маркер низших форм политической жизни, многонационального планктона.
Приверженность как классической русской культуре, так и современной массовой европейской и американской, в противовес неосоветскому культурному изоляционизму. И Достоевский, и Фрэнсис Форд Коппола одинаково ценны для нас — в отличие от писателя Старикова и режиссера Эльдара Рязанова. Нет, русским не нужна «борьба с западной бездуховностью», этим пусть в Чечне занимаются, русским нужна новая великая культура и достойное место среди великих культурных держав.
Веселый русский фатализм — «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», «пора валить — но не „куда?“, а „кого?“», осознание неизбежности своего исторического предназначения и моральная готовность к нему (в противовес оптимистичным мечтаниям что «как-нибудь оно там само рассосется»). «Русское национальное государство само себя не построит» как жизненное кредо.
Постоянная готовность к активным действиям во всем спектре, от пропаганды в социальных сетях до записи в добровольческие формирования, ибо «если ты ничего не сделал сегодня для русской нации, то твой день прошел зря».
Презрение к границам 1991 года и вообще современному мироустройству — «мы за это не голосовали, нас тут не спрашивали, нам это невыгодно — с чего нам признавать бумажки, подписанные запойным алкоголиком?»
Стремление оставить свой след в истории, ощущение своего права на историческое творчество — «этот мир придуман не нами, но мы в силах его изменить по собственному желанию».
Естественный демократизм и уважение к мнению других националистов — «при власти, которая нас не спрашивает, мы уже пожили, так давайте спрашивать и слушать друг друга, ибо нация — это ежедневный плебисцит».
Современный русский националист обладает самосознанием хозяина, ограбленного шайкой разбойников, присвоивших результаты трудов десятков поколений русских людей. Сама мысль о «национальном примирении» с разбойниками ему смешна, сама идея содержательной дискуссии с пирующими на его имуществе бандитами вызывает лишь сардоническую усмешку, а все призывы «не раскачивать шайку», «потерпеть ради хитрой комбинации атамана разбойников», «уважать права собственности Соньки Золотой Ручки» не вызывают со стороны русского националиста даже презрительного плевка. Русскому националисту не нужны подачки, он согласен лишь на возвращение русской нации украденной Родины.
Русский националист не боится будущего, но приближает его. Русский националист не смиряется с настоящим, но работает над ним. Русский националист не сожалеет над прошлым, но извлекает из него уроки.
Русского националиста нельзя обмануть – ибо за ним горькая правда десятков живших поколений русских людей, отцов, дедов и прадедов, вопиющих об отмщении. Русского националиста нельзя сбить с пути — ибо он слышит зов десятков будущих поколений русских людей, его детей, внуков и правнуков, молящих о жизни в более справедливом мире. Русского националиста нельзя победить – ибо он есть воплощение объективного исторического процесса, неостановимого, неопровержимого, неизбежного.
