Трагедия Сямозера произошла совсем недавно, и вряд ли эта рана затянется быстро — даже в наше лихое время детская смерть забывается долго и мучительно, особенно если в соседней комнате спит твой собственный ребенок, которого ты думаешь пристроить на летний период в лагерь отдыха. Холодное тельце со стеклянными глазами в мутной воде стоит перед глазами и черты его лица начинают принимать знакомые очертания… Слишком это близко и тяжело.
Дети — самое дорогое, что у нас есть. Не зря чудовищный антиконституционный прессинг последних лет идет по одной и той же схеме — «защитить наших детей от всего, что может быть опасно власти». И до поры — той поры, когда будет уже совсем поздно — никто и пикнуть не посмеет: «Вы что же, не хотите детей защитить?!» Хотим, товарищ майор. Но, как водится, везде соломки не подстелишь.
Расследование трагедии далеко от завершения, но уже сейчас многое становится понятно. Если коротко, суть вот в чем. Владимир Петросян, глава Департамента соцзащиты Москвы, вероятно, имея существенный процент отката со сделки, заключил договор на 100 млн рублей с лагерем, где экономили вообще на всём — десятки жалоб, шедшие бесконечным потоком в течение последних нескольких лет, говорят о многом. Более того, оказалось, что лагерь не раз штрафовали на крупные суммы, оставляли предписания, а на этот год вообще запретили организовать отдых на воде — только на территории лагеря. Штрафы на компанию не подействовали, а, казалось, только разозлили руководство — как в том старом анекдоте про «нет, сынок, теперь ты будешь меньше кушать». Чтобы выжать максимум кэша из бюджетных траншей себе в карман, экономили на всём, даже на персонале — те самые инструкторы, сами еще дети, работали практически бесплатно — за то, чтобы им поставили практику. За малых детей поставили отвечать детей чуть постарше, практикантов. Вот что пишет Медуза:
В лагере знали о предстоящем шторме. По словам Александра Брауна (один из выживших детей — S&P), за день до отправления детям пришли сообщения от МЧС о непогоде; они стали упрашивать своих инструкторов отменить поход. Вожатые с детьми были согласны и даже обсуждали этот вопрос с руководством лагеря, однако те остались непреклонны. «Инструкторы, насколько я знаю, чуть ли не на коленях умоляли директора лагеря не отпускать нас в поход, — рассказал мальчик. — Но она вообще не соглашалась: „Значит так, ребята, либо ваш отряд отправляется в поход, и мне плевать, каким образом, либо студентам, которые здесь практикуются, все придется пройти заново. Эта практика не засчитается“. Был поставлен ультиматум».
Прочитайте, пожалуйста, это абзац внимательно, два раза. Прочувствуйте. Директор лагеря, где запрещено вообще выходить на воду с детьми, заставляет выйти своих подчиненных, тоже по сути детей, в заведомо опасных поход, фактически шантажируя их. Что это? Глупость? Легкомыслие? Нет, друзья. Это механизм. Механизм, плоть от плоти нашего государства, копирующий его до мельчайших подробностей. Всё из-за денег — чтобы вместить как можно больше детей, администрация постоянно гоняла ребят в походы и плавания, так как на всех не хватало спальных мест — лагерь был переполнен — и часть детей должны были постоянно находиться вне лагеря.
Алчность. Пренебрежение. Принуждение. Откровенное рабство. Вся Эрефия в одном абзаце.
Понимаете, мы — все мы! — в той же ловушке, что и дети Сямозера. Мы и есть эти дети. Вся страна в заложниках у убийц-директоров огромного лагеря для взрослых. Директора, оставаясь всегда недосягаемыми как для критики, так и для буквы закона, заставляют шантажом и угрозами всех своих подчиненных, даже самых низовых — бюджетников, полицию, чиновников на местах, всех, кто хоть как-то соприкасается с ними — быть такими же мразями, убийцами, гнидами, как они сами.
Виноваты ли в трагедии подростки-инструкторы, которых шантажом и угрозами заставили нарушить все правила и запреты (о которых они, скорее всего, и не подозревали) и идти с детьми в шторм? Не больше, чем виноваты все мы, терпящие издевательства очередных безумных антиконституционных «поправок Яровой», отчетливо при этом понимая, какой дивный новый мир нам готовят депутаты.
Осознавали ли погибшие дети, что они идут на смерть? Нет. Они даже не думали об этом, как не думает наш оболваненный, обманутый народ, куда его ведут эффективные менеджеры из «Единой России».
Вертикаль власти, когда верховный правитель может дотянуться своей рукой лично до любого рычага в стране — через нижестоящие «шестеренки» — хороша всем, вот только эта палка о двух концах. И распутывая жуткий клубок взаимосвязей мы рано или поздно дойдем до самого верха. Но следствие, часть самой системы, дойдет только туда, куда ему позволят дойти. Возьмут тех, кого не жалко (пытались же свалить вину на чудом спасшегося подростка-инструктора, но, видимо, суд посчитал это слишком большой наглостью), отбросив и забыв, как отбрасывает хвост ящерица, отращивая на его месте новый — точно такой же. Имитация правосудия, имитация возмездия — не что иное, как защитный механизм ящерицы, оставляющей разъяренной общественности на растерзание ненужный хвост. Бесполезно кромсать хвост, отброшенный эрефийской рептилией.
И не нужно ругать наш народ за то, что он верит власти. Верит, что они разберутся, найдут виновных. Разберутся, найдут. Но ничего не поменяется. Это система. И народ этого не понимает просто потому, что он — ребенок. Ребенок, который ни в чем не виноват, которого обманули и ведут на стылый берег, к протекающим лодками, где не на всех хватит спасательных жилетов. Ведут не по злому умыслу, а просто потому, что это бизнес — ничего личного. Наш народ, наши дети — актив, приносящий уйму денег директору детского лагеря «Россия». И пока директор будет у руля, наши дети будут гибнуть.
Что со всем этим делать? Держаться подальше от лагеря, как сделают теперь все здравомыслящие люди Карелии, у нас не выйдет — мы уже внутри и больше нам пойти некуда. В этом смысле даже несчастным сиротам повезло больше — выжившие разъедутся по своим приютам и квартирам, навсегда забыв лето 2016-го как страшный сон. У нас нет даже этого — Россия единственный наш дом. Конечно, можно рвануть через границу — в Европу, США, хотя бы в нищую Латвию, став человеком второго сорта, успев выпрыгнуть из уже отплывающего в штормовую мглу каноэ. По данным Левада-Центра, самые талантливые так и поступают — добившись значимых успехов в России, люди бегут за рубеж, не видя здесь будущего.
Но не каждый понимает, что талантливый, умный русский, покидающий свою страну — он тот самый вожатый, не выдержавший атмосферы безумия в обшарпанном детском лагере «Россия», и потому, наплевав на практику, лезущий через дырку в заборе прочь от проклятого места. Он думает: «Что я могу? Меня не послушают, я ничего не значу, пусть делают всё без меня». Но уже добравшись до опушки леса, откуда виден причал лагеря, не екнет ли у него сердце при виде уходящих в туман лодок с неразумными, ничего не понимающими детьми? Не задумается ли он, что, возможно, стоило всем вместе встать стеной перед обезумевшим от денег директором и глядя в глаза ему сказать: «Вы — преступник. Вы — убийца. И мы не будем выполнять ваши безумные указы».
Или мы сможем сказать это, или всех нас, кто хоть чуточку понимает, что ждет страну и народ, ждет судьба Юли, 13-летней девочки, выжившей в катастрофе Сямозера и спасшей нескольких детей. Но не всех.
Сейчас Юля в тяжелом состоянии и винит себя за то, что не смогла спасти всех. «В кадетском корпусе с Юлей сидели 4 психолога. Она их не слушала. Она разговаривала с детьми, которых не смогла спасти. Лежа на кровати и уставившись в потолок повторяла: „Женя, это ты тут?“. Юля себя корила, что не спасла всех. Она была свидетелем смерти почти каждого».
Девочка спасла хоть кого-то. Сможем ли спасти хоть кого-то мы?
