Текст: Стивен Брукс, Foreign Affairs. Перевод: Григорий Николаев, «Спутник и Погром»
Стивен Брукс — доцент Дартмутского колледжа, частного исследовательского университета, одного из старейших американских университетов, входящего в Лигу плюща. Доктор наук (степень Йельского университета), специализируется на теории международных отношений, теории управления и внешней политике США.
Америка два десятка лет была единственной сверхдержавой мира. Подошло ли её время к концу? Многие говорят, что финал не за горами, что Китай уже готов догнать или перегнать США в самое ближайшее время. Китайская экономика по многим показателям находится на пути к превращению в самую мощную экономику мира; даже если ее рост замедлится, она все равно обгоняет американскую. Китайские закрома полны; Пекин щедро тратит деньги, ища новых друзей, отпугивая противников, модернизируя свою армию и ведя агрессивную политику в своём регионе. Многие полагают, что вопрос «Будет ли Китай сверхдержавой?» уже не стоит; настоящий вопрос — «Когда Китай станет сверхдержавой?».
Но всерьез задавать такие вопросы — выдавать желаемое (или пугающее) за возможное. Экономический рост больше не означает пропорциональный рост военной мощи; сегодня растущей державе тяжелее вырасти, а сверхдержаве — пасть. Китай — единственная страна, потенциально способная составить конкуренцию США — сегодня столкнулся с проблемой технического отставания; такой проблемы у прежних кандидатов в сверхдержавы не было. Хотя экономическое владычество Штатов и ослабевает, в военном смысле Америка все еще превосходит все остальные державы; сеть американских альянсов, заключенных США со странами по всему миру, все еще остается ядром современного либерального мирового порядка (разве что Вашингтон сделает глупость и откажется от нее). Вместо того чтобы ждать, когда первенство перейдет к другой державе, следует привыкнуть к мысли, что в следующие десятилетия Соединенные Штаты останутся единственной сверхдержавой мира.
Мировое первенство позволит Штатам избежать традиционной международной катастрофы — войны между сверхдержавами. Оно же даст Вашингтону широкий выбор методов борьбы с негосударственными угрозами вроде терроризма и международными проблемами вроде глобального потепления. Как известно, с великой силой приходит великая ответственность; лидирующая роль Вашингтона потребует от него зрелости, которой внешней политике США так часто не хватало в прошлом.
Барак Обама и Си Цзиньпин в Вашингтоне, март 2016 г.
Богатства народов
В прогнозах о будущей роли Китая в мире много внимание уделяется внутренним проблемам этой державы: замедляющемуся росту ее экономики, загрязнению окружающей среды, повсеместной коррупции, нестабильности рынков, отсутствию социальных гарантий, стареющему населению и беспокойному среднему классу. Эти проблемы весьма значительны, но истинная ахиллесова пята Китая — технологическое отставание от США. В отличие от прошлых кандидатов в сверхдержавы, Китай в технологическом плане сильно отстает от мировых лидеров. Страна может экспортировать высокотехнологичные товары контейнерами — но в мире глобализированного производства это мало что значит. Половина китайского экспорта — то, что называется «обработка товара»; китайцы просто собирают товар из привозных деталей. Большая часть китайского экспорта контролируется не китайскими компаниями, а корпорациями, созданными в более развитых странах.
Если рассматривать данные о технологическом развитии в совокупности с данными о том, где новые технологии создаются, место Китая в мире становится очевиднее. Данные Всемирного Банка об оплате интеллектуальной собственности показывают, что Соединенные Штаты все еще являются источником подавляющей части новых технологий — в 2013-м их прибыль от продажи интеллектуальной собственности составила 128 миллиардов долларов. Это в четыре раза больше, чем прибыль следующей по списку страны — Японии. Китай же массово импортирует технологии, а его прибыль от продажи новых технологий в 2013 году составила менее миллиарда долларов. Еще один важный показатель технологического отставания Китая — количество так называемых «патентов Большой Триады» — то есть патентов, зарегистрированных в США, Европе и Японии. В 2012 году в США было зарегистрировано 14000 патентов; в Китае же — менее 2000. Данные по цитируемости научных статей (особенно верхнего процента самых цитируемых статей в мире), собранные Фондом национальной науки США, рисуют ту же картину — более половины таких статей написаны в Америке; статей китайского происхождения в восемь раз меньше. Можно взглянуть и на список лауреатов Нобелевской премии по физике, химии, физиологии и медицине: c 1990 года 114 премий в этих областях были получены американскими учеными. Китайские ученые получили лишь две.
Китайская экономическая система сильно отличается от американской, и главный фактор, которым потрясают предсказывающие китайский взлет эксперты — ВВП — плохой показатель экономической пропасти между США и Китаем. Во-первых, ВВП Китая растет в том числе в результате чудовищного урона, который китайцы наносят собственной природе — а такой урон в будущем приведет к снижению продолжительности жизни и повышению расходов на здравоохранение. Во-вторых, методика подсчета ВВП создана для оценки индустриальных экономик середины XX века. Показатель ВВП в наше время недооценивает размер экономик стран с глобализированным производством и производящих интеллектуальный продукт.
Новые данные ООН показывают, насколько ВВП Китая преувеличивает его реальные возможности. «Индекс инклюзивного богатства» на сегодняшний день является самым подробным подходом к подсчету экономической силы страны из когда-либо разработанных экономистами. Согласно отчетам ООН, индекс учитывает три вида богатств: «произведенный капитал» (дороги, здания, станки и оборудование), «человеческий капитал» (навыки, образование, здоровье) и «природный капитал» (полезные ископаемые, экосистемы и атмосфера). В общей сложности инклюзивное богатство США оценивается в 144 триллиона долларов. У Китая — 32 триллиона.
Истинная величина экономических показателей Китая относительно США — где-то между показателями ВВП и индексом инклюзивного богатства. Надо признать, что последний показатель еще не подвергался такому пристальному изучению, как показатели ВВП. Но проблема с ВВП состоит в том, что этот показатель измеряет товаропоток (товары и услуги, произведенные за год); индекс инклюзивного богатства же является показателем общего количества ресурсов. Как верно написали в The Economist, «оценивать экономику по ВВП — все рано что оценивать корпорацию по квартальным доходам, не заглядывая в бухгалтерию». Инклюзивное богатство — показатель количества ресурсов, которые государство может задействовать в достижении своих целей, и именно его нужно принимать во внимание, рассуждая о геополитической конкуренции.
Но каким бы методом сравнивания экономик США и Китая мы ни пользовались, совершенно ясно, что Штатам куда легче конвертировать свои ресурсы в военную мощь. В прошлом развивающиеся государства технологически мало отставали от передовых. В конце XIX и начале XX веков, к примеру, Соединенные Штаты почти не отставали от Великобритании; в межвоенные годы Германия почти не отставала от Союзников; в Холодную войну Советский Союз технологически был примерно сравним с США. Страны-претенденты, наращивая экономику, могли бросить серьезный военный вызов сверхдержавам своего времени. Но технологическое отставание сегодняшнего Китая означает, что даже если китайская экономика продолжит расти, КНР не сможет легко сравняться с США в военном деле и стать равным конкурентом Америке; скорее, Китай просто станет основным игроком в своем регионе.
Авианосец USS Ronald Reagan ВМФ США в Пусане, Южная Корея, июль 2008 г.
Барьеры на пути
Ни экономическая, ни технологическая разница между Китаем и США не имели бы серьезного влияния на вопрос, если бы для получения статуса сверхдержавы стране требовалась лишь локальная мощь. Но США делает сверхдержавой именно глобальность действий — и это достижение, которое трудно будет повторить. Сверхдержава должна обладать тем, что политолог Барри Позен назвал «общим контролем» — то есть контролем над воздушным, космическим и морским пространством; сверхдержава нуждается и в инфраструктуре, необходимой для осуществления такого контроля. Рассматривая 14 категорий необходимых для этого систем (от ядерных подлодок и спутников до авиатранспорта), легко заметить, что США в течение десятилетий добились полного превосходства во всех этих областях. Китаю нелегко будет приблизиться к мощи Америки хотя бы в одной из категорий, не говоря уже о всех этих областях.
Начнем с того, что США создали огромную базу — научную и промышленную. Китай быстро развивается, выделяя все больше средств на исследования; все больше китайцев получают научные степени. Но у научного и технологического рывка есть границы: на пути КНР стоит множество препятствий (например, отсутствие эффективного метода защиты интеллектуальной собственности и неэффективная система распределения бюджетов). Учитывая общую жесткость китайской политической системы, справиться с этими проблемами будет непросто. К тому же Китай преследует движущуюся цель. В 2012 году США затратили на разработку новых военных технологий 79 миллиардов долларов; это в 13 раз превосходит инвестиции Китая в аналогичных областях. Несмотря на весь китайский рост, не факт, что Пекин сумеет преодолеть технологический разрыв.
Соединённые Штаты потратили десятки лет на создание передовых систем вооружения — и эти системы усложняются. В 60-х на постройку авианосца требовалось пять лет; к 90-м годам, с увеличением числа компонентов и усложнением компьютерных систем, — уже десять лет. На сегодняшний день на разработку и создание современного истребителя требуется от 15 до 20 лет; военные спутники требуют еще больше времени на производство. Даже если какая-то страна и сумеет создать научную и индустриальную базы, необходимые для разработки вооружения, дающего США тот самый «общий контроль», для производства этих систем потребуется значительное количество времени. Грандиозность стоящей перед ними задачи признают сами китайские стратеги.
Кроме того, «общий контроль» требует способности поддерживать широкий спектр оборонных проектов. Несмотря на все громкие обвинения военно-промышленного комплекса в «растратах, казнокрадстве и коррупции», исследовательские лаборатории, частные компании и бюрократический аппарат США десятилетиями накапливали опыт, которого китайцам не хватает. Этот опыт нарабатывается организациями, а не отдельными людьми. Перенять его можно лишь с помощью обучения, кибератаки и прочие формы шпионажа тут мало помогут.
Оборонная промышленность Китая еще не вошла в возраст; по заключению Ричарда Битцингера и его коллег, «за исключением нескольких областей (к примеру, в области баллистических ракет), военно-промышленный комплекс Китая не способен на разработку и производство продвинутого конвенционного вооружения». К примеру, Китай все еще не способен начать массовое производство современных авиационных двигателей, несмотря на все брошенные на это средства; пока что китайцы полагаются на второсортные двигатели российского производства. В некоторых областях Китай вообще не собирается конкурировать с США. Возьмем подводный флот: КНР не готова к борьбе с подлодками и не пытается изменить это положение. Китай только сейчас начал производить ядерные субмарины, по бесшумности сравнимые с американскими моделями 50-х годов. Но за шестьдесят лет правительство США вложило сотни миллиардов долларов в разработку новых подводных лодок; нынешние подлодки класса «Вирджиния» практически полностью бесшумны.
Наконец, эффективное использование вооружения требует узкоспециализированного набора навыков и наличия нужной инфраструктуры. Оружие не только усложнилось само по себе; для его применения нужна хорошая координация. Для развертывания авианосной ударной группы требуется сложная и согласованная работа; корабли и авиация должны слаженно действовать в реальном времени. Даже, казалось бы, несложные системы требуют сложного обеспечения. К примеру, дроны успешно действуют только при наличии подготовленного персонала — а кроме того нужны технические и организационные возможности, позволяющие быстро собирать, обрабатывать и использовать собранную ими информацию. Построение инфраструктуры, необходимой для достижения «общего контроля», требует времени. Эта задача требует гибкости и делегирования полномочий — централизованная и подчиненная строгой иерархии армия Китая вряд ли на это способна.
В этот раз всё по-другому
В 30-е годы Япония за десять лет вынырнула из глубин депрессии и превратилась в неостановимую военную машину; Германия из разоруженной, проигравшей Первую мировую страны стала катком, способным раздавить Европу; Советский Союз, оправившись от войны и революции, начал представлять собой серьезную силу. В следующие десять лет США достигли статуса сверхдержавы; получивший ядерное оружие СССР преследовал их по пятам. Сегодня мало кто всерьез опасается новой мировой войны (да что там, речи не идет даже о новой холодной войне); но многие наблюдатели, помня о прошлом, не устают напоминать о том, как быстро страна может стать опасной для конкурентов, если начнет конвертировать свою экономическую мощь в военную.
Но происходящее сегодня сильно отличается от прежних гонок сверхдержав. Можно спорить, сумеет ли Китай в ближайшее время успешно сделать первый шаг на пути к превращению в сверхдержаву: удастся ли китайцам накопить для этого достаточно экономических ресурсов. Но сама по себе величина экономики не сделает Китай второй сверхдержавой планеты; не устранит она и второе препятствие на пути КНР к величию — необходимость достичь нужного технологического уровня. А дальше есть еще одна проблема — конвертация экономического и технологического потенциала в системы, необходимые для глобального влияния на мир и получение навыков, необходимых для применения этих систем. Это сложно и долго. До тех пор Китай будет занимать позицию где-то между великой державой и сверхдержавой. Можно назвать эту степень «растущая потенциальная сверхдержава»: благодаря экономическому росту Китай уже покинул клуб обычных великих держав, но еще далек от получения экономических и технологических ресурсов, нужных для превращения в сверхдержаву.
Китаю тяжело достичь искомого статуса ещё и потому, что у него нет причин идти на нужные для этого жертвы. Военная мощь Америки — это прямое следствие экзистенциальной опасности, грозившей стране во время Холодной войны. Штаты никогда бы не пошли на необходимые жертвы, если бы американским политикам не требовалось сдерживать Советский Союз, сверхдержаву, потенциально способную овладеть Евразией. Это, кстати, та причина, по которой именно Россия через четверть века после крушения СССР имеет вторую по силе армию мира. Перед Китаем сегодня не стоит таких угроз. Современная Америка — куда менее опасная сверхдержава, чем СССР; несмотря на все недовольство Китая внешней политикой США, вряд ли атмосфера страха, в которой живут китайские лидеры, сравнима с царившей в Вашингтоне времен Холодной войны.
Солдаты армии КНР на островах Спратли, Южно-Китайское море, февраль 2016 г.
Еще одна проблема Китая — у США слишком много союзников по всему миру, чтобы вот так просто поступиться властью. В списке союзников Америки самые мощные экономики мира — это сильно снижает затраты Соединенных Штатов на поддержание своего статуса сверхдержавы. В 90-е оборонный бюджет Соединенных Штатов составлял около 3% американского ВВП; в следующее десятилетие, в связи с войнами в Ираке и Афганистане, бюджет вырос до 5% ВВП. На сегодняшний день оборонные затраты упали — они вновь составляют около 3% валового продукта. Вашингтону удалось сохранить свое военное лидерство в мире без особых затрат благодаря военным базам, расположенным на территории союзных стран и помощи союзников в разработке передового вооружения. Единственный верный союзник КНР — Северная Корея; и этот союзник часто не стоит тех денег, которые на него уходят.
Учитывая все эти проблемы и явную неготовность Китая их решать, будущее международной системы больше зависит от того, продолжат ли США поддерживать то, что мы называем «глубокой вовлеченностью» — глобальную стратегию, которой Штаты следовали последние 70 лет. И если не случится какой-нибудь странной смены настроения, которая приведёт к полноценному отказу от глобальной роли Америки (не берём то и дело звучащие причудливые обвинения, обычно глубоко политизированные, в том что это уже произошло), то Вашингтон сможет в ближайшие несколько десятилетий без особенного напряжения сохранять свои основные военные инструменты, свои союзы и договоры, охраняющие стабильность в ключевых регионах, поддерживать глобальную экономику и одновременно обеспечивать сотрудничество по транснациональным проблемам.
Преимущества этой глобальной стратегии спорны, особенно в свете последних внешнеполитических проблем. Провалы вроде вторжения в Ирак показывают, как тяжело изменить внутреннюю политику другого государства силой оружия. Но грубая сила скорее страхует от неудач, чем позволяет добиться своих целей — и в этой области Вашингтон действовал куда успешнее, чем кажется большинству американцев.
Для державы, довольной своим положением, статус лидера международной системы ценен тем, что позволяет сдерживать и отпугивать конкурентов; дальнейший рост ее влияния не так уж важен. Главной задачей США на протяжении десятилетий было предотвращение глобальной дестабилизации — и Америка своего добилась. Сейчас нам не грозят проблемы, обычные в прошлые эпохи: дестабилизация важных регионов в связи с угрозами безопасности государств; ветхие союзы, не могущие подавить новых конкурентов; обоюдная милитаризация; гонка вооружений между сверхдержавами и разделение на враждующие экономические и военные блоки.
Если бы Вашингтон действительно закрылся от мира, все эти проблемы вернулись бы, неся с собой куда более явные глобальные угрозы. И даже в том случае, если бы эти угрозы не развивались, США все равно было бы куда сложнее им противостоять — учитывая общую дестабилизацию мирового порядка. Да, сегодня Штаты сталкиваются с трудностями в создании коалиций по решению международных проблем; но если Америка превратится в добровольного затворника, поглощённого своими собственными делами, о чём всё чаще говорят не только политики, но и простые американцы, проблемы только усугубятся.
Не введи нас во искушение
После крушения СССР мощь США всегда шла рука об руку с возможностью навредить самим себе (что и произошло в Ираке). Но экономическое ослабление Америки имеет и свои плюсы — американские лидеры вынуждены сосредоточиться на основных задачах глобальной стратегии и меньше вмешиваться в периферийные конфликты. Именно этой логикой обусловлена внешняя политика Барака Обамы. Тем не менее превосходство США в военных вопросах и слабеющая экономика проверят американцев на прочность — как минимум четырьмя способами.
Первый — искушение заставить союзников США действовать исключительно в американских интересах. Союзники Штатов во многом зависят от Вашингтона; требовать ответных любезностей — скажем, одобрения спорных политических действий США, отказа от невыгодных американцам решений или уступок в двусторонних договорах — кажется весьма логичным. Вспомните речи Дональда Трампа — он утверждает, что США постоянно заключают соглашения с другими державами (в том числе и союзными) себе в убыток, и обещает вновь научить Америку побеждать. Но современный миропорядок держится на негласном договоре: игроки не конкурируют друг с другом в военном плане, участвуют в сложной сети соглашений и играют по общим правилам, взамен не опасаясь того, что сильная в военном отношении Америка начнёт на них давить. Да, конечно, Вашингтон иногда давит на союзников; так поступали многие президенты — включая Кеннеди, Рейгана, Буша-младшего и Обаму. Но если США начнет слишком часто заставлять союзников поступаться своими интересами, Америка рискует подорвать как существующий миропорядок, так и собственную лидирующую роль в нем.
Шелкопрядильная фабрика в провинции Сычуань, КНР, июль 2013 г.
Вторая опасность — растущее искушение жестко отреагировать на попытки других государств (к примеру, Китая) использовать свою экономическую мощь на международной арене. В прошлом большинство рвущихся в сверхдержавы стран — Германия, Япония, СССР — были сильнее в военном, а не в экономическом смысле. Китай же еще десятки лет будет в первую очередь экономической, а не военной силой. Это хорошо, так как военная угроза мировому порядку обычно быстро приводит к весьма неприятным результатам. Но в то же время это означает, что КНР будет действовать экономическими методами — и реагировать на это нужно с умом. В основном китайцы хотят мелких или даже косметических изменений существующего миропорядка — такие действия будут поддерживать престиж Пекина, не угрожая при этом самим основам и принципам сложившейся в мире системы. Вашингтон должен относится к таким вещам с пониманием — это позволит сделать Китай частью системы ценой малой крови. В противном случае США могут спровоцировать КНР на поведение, угрожающее нынешнему миропорядку в целом.
Недавний скандал вокруг Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ) — хороший пример того, как не стоит себя вести. В 2013 году Китай предложил создать АБИИ, надеясь одновременно поднять свой статус и инвестировать в инфраструктуру Азии. Хотя условия кредитов оказались менее конструктивными, чем хотелось бы, АБИИ вряд ли нанесет серьезный ущерб структуре глобальной экономики или как-то повредит региону. Тем не менее США в ответ начали дипломатическую кампанию, в ходе которой всячески пытались отговорить союзников от участия в создании банка. Союзники же, упершись, присоединились к инициативе. Рефлекторно противостоя довольно конструктивному предложению Китая, Вашингтон начал совершенно излишний конфликт, который окончился дипломатическим поражением Америки. Одновременно Конгресс не принял соглашение о Транстихоокеанском партнерстве, что вызвало у союзников США серьезные сомнения в лидирующей роли Америки в мире.
Третья опасность — вечное искушение силы. США могут вмешаться в конфликты, не затрагивающие их национальных интересов (или же раздуть понятие «национальные интересы» так сильно, что это словосочетание перестанет что-либо значить). Это искушение преследует сверхдержавы даже во времена острой борьбы с конкурентами — в эпоху Холодной войны американцы увязли во Вьетнаме, а СССР — в Афганистане. Сегодня у США нет равных противников, а это значит, что искушение сильнее. Обама всячески избегал его — президента часто критикуют за то, что фразу «Не делайте глупостей» он превратил в стратегическую максиму. Но в тех случаях, когда эти глупости угрожали самой способности США поддерживать свое глобальное присутствие, Обама был не так уж и неправ. Он, впрочем, не добавил важного вывода — «Не спускай глаз с цели». А последние 70 лет целью США является поддержание стабильности в ключевых регионах планеты и сохранение мировой экономической системы.
Последнее, чего стоит избегать Вашингтону — излишняя агрессивность и военные угрозы, даже если на кону национальные интересы. Скажем, Китай все агрессивнее действует на американской периферии. Да, возможности Пекина по блокированию сил противника сильно повысили риски для американской авиации и надводного (но не подводного) флота на границах Китая. Но ответ, который Вашингтон должен дать на повышение оборонительных возможностей Пекина, зависит от того, каких стратегических целей желает добиться Америка. Повторить ситуацию абсолютной свободы военных действий, которой США пользовались в 90-е, будет очень сложно, а любые попытки в этом направлении лишь повысят вероятность будущих конфликтов. Но если цели Вашингтона скромнее — поддержка региональных союзников и сохранение экономического и организационного порядка, выгодного США — то их можно будет добиться меньшими усилиями.
Разработав собственную стратегию по блокированию сил противника, США могут сдержать агрессивные действия Китая и защитить своих союзников несмотря на растущую военную мощь Пекина. В отличие от часто обсуждаемой доктрины «воздух-море» (AirSea Battle), которой США следуют в Тихом океане, такая стратегия не предусматривает немедленного удара по китайским территориям в случае конфликта. Стратегия сдерживания должна будет снизить способность Китая действовать на так называемой «первой цепи островов», состоящей из Японии, Филиппин и Тайваня. Пентагон может использовать те же методы — мины и противокорабельные ракеты — которым Китай воспользовался для давления на американский флот у своего побережья. Такой подход может вынудить Пекин конкурировать с США в тех сферах, где Китай заведомо слаб — например, в области подводной войны.
Эта стратегия исходит из того, что даже если китайцам удастся не допустить флот и авиацию США к своему побережью, Пекин в случае войны не сможет использовать первую цепь островов в качестве трамплина. В этом случае китайские прибрежные воды станут ничейным морем, где ни одна из сторон конфликта не сможет использовать надводные корабли и авиацию. Да, подобная ситуация будет серьезно отличаться от той, к которой мы привыкли в 90-е — тогда Китай просто не имел возможности закрыть Америке доступ в свое небо и прибрежные воды. Но стоит видеть общую картину: совершенно неудивительно, что Китай, вложив в оборону десятки миллиардов долларов, сумел избавиться от своей главной уязвимости; уязвимости, которую Штаты, окажись они на месте китайцев, ни за что бы не потерпели.
Стратегия блокирования поможет решить долгосрочные задачи, но нисколько не поможет ответить на актуальные действия Китая — КНР прямо сейчас сооружает военные базы на искусственных островах в Южно-Китайском море. Легких путей решения этой проблемы нет, но Вашингтону не стоит агрессивно реагировать эти ходы Пекина — резкость может стать причиной конфликта. В конце концов, эти маленькие, слабо защищенные острова не очень влияют на общий баланс сил — в случае войны организовать их оборону практически невозможно. Может статься, что Китай в этом случае вредит только самому себе. В прошлом году Филиппины — настоящие острова, очень удобные для размещения баз — после 24-летнего перерыва позволили американцами развернуть войска на своей территории. Теперь Соединенные Штаты ведут переговоры о размещении стратегических бомбардировщиков в Австралии.
Пока администрация Обамы в ответ на морские претензии Китая решила охранять свободу навигации. Но у США, лидера современного миропорядка, в арсенале есть множество самых разных инструментов. Соединенные Штаты могут позаимствовать китайский прием и начать — а лучше попросить об этом союзников — отправлять в регион полуофициальные «исследовательские экспедиции», тем самым вынуждая китайцев идти на эскалацию первыми. К тому же на стороне Вашингтона международное право. Китаю все чаще предлагают представить свои территориальные претензии на рассмотрение в международном суде — если Пекин продолжит сопротивляться, могут последовать санкции и прочие дипломатические наказания. Ну а если КНР попробует использовать спорные территории к своей экономической выгоде, Вашингтон может предложить использовать пропорциональные штрафы — те самые, которые американцы успешно предложили добавить в арсенал ВТО. Международный арбитражный суд в Гааге сможет оценить прибыли, полученные Китаем от незаконных действий, и ввести пропорциональные тарифы на китайский экспорт; после того как территориальные претензии будут успешно рассмотрены в суде, полученные средства можно распределить между сторонами. Какую бы стратегию Америка ни выбрала, основной целью должны быть не сами искусственные острова и даже не разрешение территориальных споров, а те угрозы, которые происходящее несет мировому порядку. Разумеется, КНР, по меткому выражению политолога Томаса Кристенсена, может «угрожать, даже отставая», но главное здесь — та свобода манёвра, которую Америке даёт её лидирующее положение. Американцы должны пользоваться выгодами своей оборонительной позиции: как верно указывают эксперты, Китаю будет чрезвычайно тяжело изменить сложившийся status quo.
Познай самого себя
Несмотря на возвышение Китая, единственная сверхдержава пока в безопасности — по крайней мере, положение спокойнее, чем может показаться по тону свежей аналитики; пожалуй, в такой безопасности, что главная угроза самой сильной державе планеты — внутри неё самой. Понимая, что мощь Америки видимо поколебалась и уже не та, что в зените, 20 лет назад, Вашингтон может отреагировать слишком резко (мир, в конце концов, раздражает, им трудно управлять) и либо сорваться, либо закрыться — так или иначе отказавшись от спокойного и конструктивного подхода, десятки лет определявшего гранд-стратегию США. Это будет ошибкой — смертельной ошибкой. Эта гранд-стратегия оказалась гораздо успешнее, чем кажется многим; её основное завоевание — спокойный и стабильный мир — теперь принято считать чем-то само собой разумеющимся.
Верный способ вызвать приступ болезненного изоляционизма — очередная неудачная авантюра вроде войны в Ираке. Эту катастрофу Америка пережила без потерь для своего положения в мире — свидетельство того, насколько прочен её статус сверхдержавы. Но это не означает, что политикам позволены бесконечные ошибки. Америка сохраняет своё подавляющее военное превосходство, но экономически начинает отставать — искушение применить силу в ответ на ту или иную потенциальную угрозу будет только расти, и одновременно вырастет цена ошибки. Что бы там ни говорили кандидаты в своих предвыборных речах, никакой особенной глобальной опасности для Америки сейчас нет. Но нет и уверенности в том, что безответственная политика следующего президента обойдётся стране дёшево.
Оригинал материала на сайте Foreign Affairs
