США должны остановить прогресс военных технологий, чтобы оставить с носом Китай (перевод Foreign Policy)

Текст: Стивен Родригез (основатель инвестиционно-консалтинговой компании One Defense), Лео Бланкен (доцент кафедры оборонного анализа Высшей военно-морской школы США), Джейсон Лепор (доцент факультета экономики Калифорнийского политехнического университета), для Foreign Policy. Перевод: Александр Заворотний, «Спутник и Погром»

Под занавес Холодной войны Китай был не в состоянии угрожать американской гегемонии. Располагая ядерным оружием, он всё ещё оставался крайне бедной страной. Китайские вооружённые силы были многочисленными, но плохо оснащёнными и неготовыми к серьёзной войне. Основным боевым танком Народно-освободительной армии Китая был Т-55 первого поколения, производство которого началось ещё в 1949 году, а механизированные части практически не существовали. Вплоть до 2000 года вертолёты, которыми располагали китайские ВВС, были представлены только 24 Ми-17 и рядом лёгких и тяжёлых транспортных винтокрылов.

Перейдём к сегодняшней ситуации. Пекин стал силой, с которой приходится считаться. Его возможности в ограничении и воспрещении доступа и манёвра, кибероперации и ракетные силы заставляют военных от Токио до Вашингтона не спать по ночам. И по мере роста китайской военной мощи становится очевидно, что США допустили ряд ошибок в оснащении собственных вооружённых сил.

И речь здесь идёт не просто о ракетах и кораблях. В течение последних 10 лет китайское правительство вкладывало деньги повсюду, от Alibaba до Uber. Такая стратегия позволила испытать на коммерческом рынке организационные возможности, применимые в военной области. В результате китайцы зачастую в состоянии внедрять военные технологии быстрее, чем это удаётся в рамках американских оборонных программ. Кроме того, Китай извлекает из своих инвестиций пользу такими способами, которые американский военно-промышленный комплекс совершенно упускает из виду.

Соединённым Штатам пора поразмыслить о создании системной стратегии по разработке технологий, потому что, откровенно говоря, об этом просто никто не думает. Такая стратегия позволила бы учитывать благоприятные возможности и проблемы при проведении исследований в контексте существующих стратегических угроз и оценивать, разумнее ли продолжать или придерживать внедрение новых технологий, поскольку потенциальные противники стремятся включить новейшие достижения в собственные оборонные системы.

Соединённые Штаты, как лидер в технологиях, определяющих стратегический баланс сил, должны тщательно взвешивать возможные действия, которые помогли бы им сохранить всё более зыбкое технологическое преимущество. Как могла бы выглядеть подобная стратегия? Как ни парадоксально, но в эпоху быстрого технического прогресса, возможно, было бы выгодным его притормозить.

Рассмотрим в качестве примера, как Великобритания развивала военно-морские технологии в XIX веке. Могут ли США извлечь урок из опыта Королевского военно-морского флота и научиться придерживать свои научно-технические заделы, чтобы начать их внедрение в нужный момент?

Во второй половине XIX века Великобритания всё ещё правила морями. Важность морской мощи трудно переоценить, поскольку островная Британия нуждалась в сильном флоте, чтобы обеспечить безопасность своей мировой империи. Но в десятилетия, предшествующие Первой мировой войне, сохранение господства на море оказалось нелёгкой задачей. В течение приблизительно полувека деревянные парусники с дульнозарядными гладкоствольными пушками, стрелявшими на несколько сотен ярдов, сменились могучими турбинными кораблями со стальным корпусом, разделённым на отсеки, и казнозарядными нарезными орудиями, способными метать разрывные снаряды на многие мили. В ту эпоху технологии развивались так быстро, что британский премьер-министр Уильям Гладстон жаловался, что чертежи боевых кораблей меняются так же быстро, как «(мода на) дамские шляпки». Поставленная перед задачей сохранения господства на море перед лицом вероятных противников в условиях быстрого технического прогресса, Великобритания была вынуждена задуматься о разработке стратегии по управлению развитием технологий. Иными словами, потребовался тщательный отбор — какие технологии развивать, какие внедрять, от каких отказываться, а какие придерживать с учётом того, как и когда они могут просочиться к соперникам.

В течение всего XIX века Великобритания оставалась лидером в развитии и понимании технологий, связанных с подводными лодками, минами и торпедами; однако учитывая тот факт, что распространение таких технологий позволило бы другим державам создать дешёвые методы борьбы с британским надводным флотом (и в особенности с его способностью осуществлять морскую блокаду), британцы десятилетиями сдерживали внедрение и распространение подобных технологий. Главный инспектор ВМС сэр Артур Уилсон изложил суть стратегии по управлению технологиями в служебной записке 1901 года, которую стоит процитировать подробнее:

Мы не в состоянии остановить прогресс в этой области [подводной войны], но мы можем ему не способствовать. Мы успешно задержали внедрение подводных мин на полвека… и ситуация с подводными лодками развивается в том же русле. Впервые я ознакомился с тщательно разработанными чертежами подводной лодки… примерно в 1879 году. Были проведены эксперименты, доказавшие возможность её постройки… после чего изобретатель не получил поощрения на дальнейшие работы. Аналогично поступали и с различными проектами подводных лодок, которые выдвигались впоследствии. Каждый проект тщательно изучался… а потом попадал под сукно, в результате чего развитие в этой области затормозилось примерно на 20 лет.

Иными словами, британцы осознавали, что могут достичь краткосрочных целей, развивая и внедряя новые технологии, но этим самым они также ускорят попадание подобных технологий к вероятным противникам. Ключевой вывод из этого примера: есть смысл выступать в качестве новатора в условиях жёсткой конкуренции, но также есть смысл тормозить или не стимулировать развитие технологий, если подобных условий не наблюдается. Британская политика следовала такой логике. Курс на сдерживание технологий, связанных с подводной войной, изменился после начала англо-немецкой гонки морских вооружений, ознаменованной принятием Германией военно-морских законов 1898 и 1900 годов. В 1901 году об этой перемене возвестил секретарь Адмиралтейства Х.О. Арнольд-Форстер:

Я согласен с морскими лордами, что политика инспекторов [направленная на торможение подводных технологий] была безусловно правильной… Однако её продолжение не представляется возможным… мы должны отказаться от политики ограничений и склониться к прогрессу.

Интересно, что к началу Первой мировой войны Великобритания располагала более крупным подводным флотом, чем Германия. Этот факт многих удивит, учитывая ту роль, которую подводные лодки сыграли в немецкой стратегии, но зато он доказывает, что Великобритания не пренебрегала подводными технологиями из принципа. Напротив, британцы тормозили или ускоряли развитие в той или иной области, основываясь на собственной стратегической интуиции. С учётом их лидерства в военно-морском деле можно небезосновательно предположить, что в 1914 году Британии противостояли намного более примитивные немецкие подлодки, чем это было бы без сдерживания прогресса в этой области в течение десятилетий.

Британский пример тщательного продумывания технического развития можно сопоставить с американской разработкой истребителей пятого поколения: F-22 «Раптор» и многоцелевого F-35 «Молния». Эти программы реализовывались в девяностые годы прошлого века (программа F-22 началась в 1986-м, F-35 — в 1994-м), когда Китай был потрясён американскими успехами в ходе войны в Персидском заливе, а Россия находилась в состоянии хаоса. Их реализация существенно ускорила прогресс в области авиационных технологий (стелс, новейшие датчики и бортовое оборудование, сверхзвуковой крейсерский полёт), причём в то время, когда воздушному превосходству Соединённых Штатов никто не мог бросить вызов. А ещё на эти программы израсходовали целое состояние.

Разработка F-35 потребовала фантастического превышения бюджета, была отягчена множеством проблем, отдаливших завершение проекта, и привела к созданию «самого дорогого вида оружия в мировой истории».

Производство F-22 будет намного ниже запланированного (из-за финансовых ограничений), а F-35 (появившийся с опозданием на многие годы) всё ещё не довели до ума (причём из-за проектирования в духе «и швец, и жнец, и на дуде игрец» он может оказаться менее боеспособным, чем истребители времён Холодной войны).

А вот в чём Соединённые Штаты явно преуспели — так это в том, что позволили потенциальным противникам быстро наверстать отставание в разработке истребителей пятого поколения. К примеру, китайский J-31, скорее всего, появился на основе украденных технологий F-22 и F-35; и хотя китайский истребитель пока показывает несколько худшие характеристики, его прототипы всё же достаточно удачны, чтобы бросить серьёзный вызов американским ВВС в Восточной Азии. Более того, китайцы продемонстрировали способность воспринимать новейшие технологии и внедрять их быстрее. Повторимся — это не сулит ничего хорошего научному лидеру, который вынужден дорого платить за НИОКР. Частному бизнесу хорошо известна эта проблема. Курсы предпринимательства широко используют термин «компания-имитатор», которая извлекает пользу из научных инвестиций других компаний; Торстейн Веблен упоминал об этом явлении ещё в 1915 году. Несмотря на это американские стратеги совершенно не задумываются, как технологический лидер должен использовать своё преимущество.

Излечима ли такая патология? По ряду причин лечение представляется затруднительным. Во-первых, за исключением «простых» случаев, вроде истребителей для завоевания превосходства в воздухе, прочие новейшие технологии грозят глобальными последствиями, которые очень трудно просчитать. Искусственный интеллект, биотехнологии, аддитивное производство — вот лишь несколько ярких примеров технологий, которые могут иметь непредсказуемое влияние на национальную безопасность в будущем.

Во-вторых, наиболее передовые разработки ведутся не под контролем правительства. Британское правительство в значительной мере контролировало королевские верфи, а Lockheed Martin и Northrop Grumman — очень удобные партнёры для министерства обороны США. Зато стартапы и первопроходцы рынка инновационных технологий — это настоящий Дикий Запад. Направлять и контролировать результаты частных исследований представляется крайне сложной задачей.

Третья и наиболее серьёзная проблема заключается в том, что государства-конкуренты вроде Китая прилагают массу усилий по интеграции зарубежных капиталовложений с военно-промышленным комплексом для снижения времени, необходимого на обкатку и внедрение новых технологий. Информация об этом приводится в недавнем докладе экспериментального подразделения оборонных инноваций (Defense Innovation Unit Experimental, DIUx), а также в публикации The New York Times, посвящённой китайским вложениям в американские стартапы, занимающиеся прорывными технологиями.

Двумя другими примерами в области промышленности могут служить China Electronics Technology Group Corporation (CETC) и Beijing Teamsun Technology. CETC является государственной организацией, занимающейся НИОКР с упором на электронику двойного назначения и интеграцию между гражданским и военным сектором. Основная часть работы компании ведётся в 55 полунезависимых НИИ, которые она курирует. Подразделения CETC создали совместные предприятия с компаниями вроде IBM, Sun, HP, Oracle и Cisco; также они сотрудничают с Harris Corp., подрядчиком минобороны США, который, согласно данным на вебсайте, предоставляет тактические средства связи, разведки и услуги спутниковой службы американской армии, Агентству национальной безопасности и Национальному агентству геопространственной разведки.

Как следует из доклада Defense Group Inc., китайская Teamsun занимается компьютерными сетями и информационной безопасностью в интересах крупных корпораций и правительственных организаций. Она является официальным конечным поставщиком китайской армии и предоставляет «компьютерные, программные, сетевые, коммуникационные и спутниковые продукты» Академии Второго артиллерийского корпуса, полицейским подразделениям НОАК и министерству общественной безопасности КНР.

Так что же делать? Во-первых, Соединённые Штаты должны начать с перехода на прагматические позиции при выборе фокусов для исследования. Чиновникам, ведающим военными закупками, следует тщательно поразмыслить над вторичными и третичными последствиями диффузии технологий (приведём в качестве примера боевые беспилотники ИГИЛ в Мосуле). Разумеется, технологии неизбежно будут развиваться и никто не сможет остановить злоумышленников, покупающих беспилотник на Amazon (или что похуже), но в той степени, в которой правительство в состоянии влиять на технический прогресс, оно должно это делать целенаправленно. Времена, когда можно было мечтать о «доминировании по всему спектру» (то есть о превосходстве над вероятным противником на суше, на море, в воздухе и в космосе), давно прошли; теперь аппарату национальной безопасности США придётся действовать тоньше. Соединённые Штаты не могут и не должны останавливать развитие технологий, но им следует вести исследования по определённому плану и прекратить делать всю трудную работу в интересах соперников и потенциальных противников. Проще говоря, следует инвестировать в технологии для решения критически важных задач, но так, чтобы заставить противников тратить на исследования суммы, которые невозможно возместить.

Во-вторых, США следует глубже изучить промышленность для понимания изменчивой глобальной сети поставок и производственной базы. Установление координации между частными инвестициями и задачами ВПК представляется особенно важным. Комитет по иностранным инвестициям США может стать хорошей отправной точкой, если поставить ему задачу по контролю над приобретением американских фирм иностранными. Впрочем, этот комитет может рассматривать вопрос национальной безопасности только с точки зрения поглощений. Ежегодно он проверяет более 100 сделок, из которых подавляющее большинство получают одобрение. Новой администрации придётся серьёзно изучить работу комитета, юридическую базу и подумать о таком сочетании кнутов и пряников, которое помогло бы ускорить открытие китайского рынка. В качестве примера можно привести предложение изменить законодательство об иностранных инвестициях, вводя ограничения на сделки государственных компаний из стран, с которыми США не подписали двусторонний договор о защите прав инвесторов. Это заставит государства вроде Китая пересмотреть свою инвестиционную политику и повысить открытость собственного рынка из-за боязни потери доступа к другим. Принуждение КНР к отказу от протекционизма — одна из важнейших внешнеполитических задач для США и других крупных экономик. США ведут с Китаем переговоры о двустороннем договоре с небольшим списком исключений: будут согласованы отдельные отрасли, которые останутся закрытыми для второй стороны, а в остальном инвестиции будут совершаться свободно.

Наконец, Пентагон должен переосмыслить так называемую «долину смерти» — разрыв между изобретением технологии и её внедрением. Многие жалуются на эту проблему, отмечая, что огромное число технологий переживает начальные этапы разработки только чтобы зачахнуть на стадии закупок. Мы предлагаем полностью изменить такую модель и призываем к более тщательному отбору при разработке новейших технологий и стратегическому их внедрению вместо того, чтобы полагаться на инерцию или бюрократические причуды. Подобно тому, как британцы планировали развитие технологий для сохранения господства на морских коммуникациях и в конечном итоге контроля над своей империей, Вашингтону пора задуматься о разработке масштабной стратегии. После этого общее направление, в котором следует вести исследования, должно проясниться. Понимание, чего хотят достичь Соединённые Штаты, с какими вызовами они сталкиваются и какие технологии необходимы для успешных действий в таких условиях — и особенно осознание, что сегодняшние американские «штучки» завтра окажутся в руках противников — позволит серьёзно обуздать грядущие технические революции.

Оригинал материала на сайте Foreign Policy