Закат курдов: как все потерять и ничего не понять в процессе (перевод Foreign Policy)

Текст: Йост Хильтерманн (директор программы по Ближнему Востоку и Северной Африке (MENA) Международной кризисной группы) и Мария Фантаппье (старший аналитик MENA). Перевод: Юрий Федоров, «Спутник и Погром»

Прежде курдские правители мечтали создать собственную государственность на руинах Исламского государства. Теперь они сражаются, чтобы выжить.

Всего несколько месяцев назад казалось, что воюя с ИГ, больше всех выиграли курды Ирака и Сирии. Вдохновленные союзами с когда-то предавшими и разделившими их западными державами, они дерзнули мечтать о том, что вот-вот поколеблют исторически сложившееся положение, которое лишило их государства по результатам геополитических маневров после Первой мировой.

Однако вместо обретения независимой родины курды столкнулись с серьезными проблемами. Поскольку военная кампания против Исламского государства постепенно сходит на нет, гаснет и энтузиазм США и их союзников касательно использования курдов в качестве подконтрольных сил против организации джихадистов. И это лишает их долгосрочной военной и дипломатической поддержки, не прибавляя курдам государственности.

Курдские лидеры всегда осознавали этот риск, но тем не менее продолжили свой путь в поисках справедливого вознаграждения за понесенные жертвы: тысячи потерянных жизней и огромные инвестиции, направленные не на развитие курдских районов, а на восстановление областей, вызывающих наибольшую озабоченность у Соединенных Штатов и их европейских партнеров, но неважных с точки зрения военных сил самих курдов. Такие действия вызвали глубокое разочарование курдской общественности. Курдский адвокат в сирийском городе Эль-Камышлы отметил, что силы курдов боролись за освобождение многочисленных арабских городов, в то время как большинство курдских районов по-прежнему страдают из-за нехватки базовых благ, таких как школы и электричество.

Хуже того, отречение Запада вкупе с внутриполитическим раздором поставило курдов в более опасное положение, чем когда-либо. За прошедший год курдские власти в Ираке отказались от своей осторожной тактики — добиться независимости, надеясь, что поддержка американцев позволит им перескочить через оставшиеся препятствия в стремительном рывке к финишу — и оказались неправы. А их решение провести провокационный референдум о независимости, игнорируя волю более могущественных государств, привело к неудаче неслыханных масштабов.

Предполагалось, что референдум в сентябре 2017 года принесет курдам возможность начать пожинать плоды своего участия в войне против ИГИЛ. Масуд Барзани, президент Иракского Курдистана, расширил территорию голосования и на так называемые спорные территории — пограничные зоны между курдским и арабским Ираком, на которые претендуют обе стороны (там нашли нефть). Багдадское правительство под руководством премьер-министра Хайдера аль-Абади, в частности, возражало против этого решения, расценивая его как первый шаг к захвату этих областей Курдистаном.

Ответ Ирака был незамедлительным и суровым: чтобы восстановить власть Багдада, Абади после референдума отправил на спорные территории федеральные войска. Пешмерга (вооружённые силы курдов) получила эти районы более трех лет назад, когда иракская армия бежала после наступления войск Исламского государства. В октябре, после возвращения нефтяных месторождений Киркук, иракские силовики продолжили двигаться дальше, захватывая огромные полосы спорных территорий на севере и востоке Ирака — превзойдя всё, что захватили курды в 2014 году.

Барзани быстро понял, что союзники его бросили, а враги объединились против него. Иран, который долгое время выступал против любых попыток развала Ирака, направил несколько обученных и вооруженных шиитских групп против курдских сил, уклонявшихся от боя с наступающей армии Абади. Турция, союзник Барзани, обеспокоена возможным распространением сепаратистских настроений среди курдов, населяющих турецкую территорию. Она угрожала перекрыть опасную границу вдоль региона, населенного курдами, и осталась в стороне, поскольку Иран заключил сделку, позволившую правительству Багдада дать отпор курдам.

Должностные лица Соединенных Штатов, со своей стороны, долгое время выступали против любых изменений границ на Ближнем Востоке, опасаясь вызвать неостановимую цепную реакцию, а также против любых действий, угрожающих дестабилизировать центральное правительство Ирака. Они публично потребовали от Барзани не приступать к референдуму в предыдущие недели. К тому же Вашингтон не предпринял никаких действий, узнав, что Абади заключил сделку с одной из курдских групп (Патриотическим союзом Курдистана (ПСК), партией, возглавляемой Джалялем Талабани), чтобы вернуть нефтяные месторождения Киркук без кровопролития. Это соглашение стало возможным благодаря посредничеству Ирана.

Ирак захватил нефтяные месторождения вблизи Киркука, и это оказалось для чаяний курдов больнее, чем потеря самого города. Нефть стратегически важна для их стремления к независимости: она обеспечивает стабильный доход, позволяющий влиять на экономику соседних стран. Потеря контроля над этими месторождениями отбрасывает курдов в прошлое, когда они зависели от нефтяных доходов Багдада с его значительно более крупными южными месторождениями. С середины октября, с тех пор, как Киркук снова принадлежит Ираку, его правительство ясно дало понять, что восстановлено будет именно такое положение: практически полная зависимость Курдского региона от Багдада.

Руководство курдов допустило две ошибки, которые привели к нынешней опасной позиции. Первой ошибкой было предположение Барзани о том, что Соединенные Штаты поддержат его, поскольку он стремится обрести государственность. Барзани считал, что таким образом курды окажутся полезны для Запада, и предполагал, что Запад сочувствует им. Курдские лидеры считают, что неоднократно доказали свою ценность в качестве союзников США и нахваливали Курдистан в качестве надежного партнера для сдерживания амбиций Ирана в регионе.

Также лидеры курдов ссылаются на свою давнюю поддержку демократических принципов, притязая на то, чтобы стать примером для подражания на Ближнем Востоке после 2003 года. Они неустанно напоминают о защите этнических меньшинств и вынужденно переселенных иракцев (более миллиона человек) в курдском регионе. Также они не без основания утверждают, что их стремление к государственности не менее легитимно, чем американцев во время их Войны за независимость, и что принцип самоопределения закреплен в международном праве.

То, что энергичные попытки завоевать расположение не окупились, отчасти связано со второй причиной ошибки Барзани — довольно личного характера. Курдские лидеры любят кичиться тем, что построили процветающий оплот демократии на преимущественно диктаторском Ближнем Востоке, но горькая правда в том, что они даже не собирались этого делать. После падения Саддама Хусейна две основные курдские партии — Демократическая партия Курдистана (ДПК) Барзани и ПСК Джаляля Талабани — не направили свои усилия ни на создание функциональных институтов правового государства, ни на диверсификацию экономики. Вместо этого они использовали деньги от продажи нефти для личного обогащения, а также для обогащения родственников и партийных функционеров.

Агрессивное наступление ИГ на территорию северного Ирака в июне 2014 года усугубило ситуацию. Отражение общей угрозы дало Барзани политическую передышку, оправдание для роспуска парламента и возможность продлить срок своих полномочий в качестве президента региона. Правление партии сменилось личным правлением. Линия фронта с Исламским государством в районах, контролируемых ДПК и ПСК, контролировалась сетью политических, военных и деловых фигур, которые в основном были связаны с лидерами партий личными или семейными связями.

Захват военных трофеев горсткой все более могущественных лидеров подорвал политическую систему. Правительственные министры, принадлежащие к оппозиционным партиям, имели меньше полномочий, чем их коллеги из ДПК или ПСК, получившие самые лакомые должности в тех же министерствах в курдском регионе. Масрур Барзани, сын Масуда, ужесточил контроль над аппаратом безопасности ДПК в борьбе за власть со своим двоюродным братом Нечирваном Барзани, премьер-министром региона и прагматиком, ориентированным на рост экономики.

Безусловная военная поддержка Запада усилила эти тенденции. Соединенные Штаты и европейские страны поставляли большое количество оружия курдским силам — формально в региональное правительство, но на самом деле большей частью в ДПК. Силовые структуры ДПК и ПСК продвигались дальше на спорные территории, разрушая некоторые некурдские районы в процессе борьбы с ИГ и не позволяя гражданскому населению вернуться домой, пока они не присягнут на верность курдским партиям.

В преддверии сражения c ИГ за контроль над Мосулом в конце 2016 года горючая смесь из плохого управления, политической поляризации и народного недовольства начала закипать. Кто-то рассматривал борьбу с ИГ за пределами курдского региона как инструмент для обогащения курдских лидеров без каких-либо ощутимых преимуществ для обычных курдов. «Какой нам смысл сражаться за интересы политической элиты? — вопрошал один из бойцов Пешмерга в начале кампании в Мосуле. — Почему мы должны воевать в Мосуле, если Мосул даже не входит в Курдистан?»

Раскол между ДПК и ПСК углубился и привел к разделению территории внутри Курдистана; теперь, входя в Эрбиль, подконтрольный ДПК, из Сулеймании, контролируемой ПСК, кажется, что вы пересекаете границу. В какой-то мере референдум и последовавшая за ним реакция были вызваны стараниями двух партий выжить в противостоянии. Чтобы референдум был поддержан населением, партия ДПК под руководством Масуда и Масрура Барзани достигла непростой договоренности по снижению напряженности с лидерами ПСК, которым грозила маргинализация партии фракцией Талабани. Эта уловка при посредничестве Ирана побудила группу Талабани договариваться с Багдадом и выводить свои войска из Киркука.

Группа Талабани сыграла ключевую роль. Они запоздало и без особого энтузиазма поддержали планы Барзани касательно референдума. Когда они поняли, скольким нападкам на местном и международном уровне подвергся президент, чтобы протолкнуть решение о проведении референдума, то увидели шанс изменить ситуацию в свою пользу. После вывода войск из Киркука иракская армия, поддерживаемая про-иранскими военными группировками, практически не встречала сопротивления во время продвижения вперед.

Похоже, Барзани не ожидал такого развития событий — это подтверждает его убеждения, что поддержка Запада и доходы от нефти избавили его от необходимости искать компромисс. Его партия все чаще предпочитала действовать в одиночку: «Если Сулеймания не присоединится к нам, мы построим Курдистан в Дахуке, Эрбиле и Ниневии», — сказал перед недавними событиями боец Пешмерга, бывший предприниматель, говоря про районы, в которых ДПК осуществляет практически монопольное управление.

Из-за такого высокомерия становится все сложнее сказать, смогут ли курды вообще создать государственность Курдистана.

Группа, управляющая курдскими районами на севере Сирии, вскоре может столкнуться с аналогичными проблемами. Она тоже была готова сражаться на стороне Америки в обмен на военную технику и тоже может оказаться расходным материалом, когда последние очаги сопротивления ИГ рухнут и внимание Вашингтона привлекут другие страны. Что будет с фактически автономным регионом, который сирийские курды сумели отхватить за последние пять лет?

Как и их собратья с другой стороны границы в Ираке, курды в Сирии воспользовались ослабленным центральным государством. В 2012 году оказавшийся в осаде режим президента Башара аль-Асада вырвался на север, оставив вакуум, заполнившийся местным филиалом Рабочей партии Курдистана (РПК) в Турции. Эта группа, известная как Отряды народной самообороны, или YPG, получила щедрый военный дар от США, несмотря на то, что РПК, которую Соединенные Штаты считают террористической организацией, обучает ее лидеров.

Как и в Ираке, боевое снаряжение и подготовка позволили YPG наносить Исламскому государству поражение за поражением. Эти победы принесли два противоречивых последствия: во-первых, породили стремление сирийских курдов к строительству автономного курдского региона в Сирии (так же, как в Ираке), и, во-вторых, наделили командиров, обученных РПК и действующих в Сирии, полномочиями основных партнеров США. Эти командиры разрываются между желанием вложить полученные в Сирии доходы, чтобы поддержать борьбу РПК в Турции, и первоочередным обеспечением автономии в Сирии.

Политическая монополия, осуществляемая подготовленными РПК кадрами, оттолкнула от YPG средний класс и курдских торговцев с севера Сирии, которые, может быть, и благодарны за защиту, осуществляемую группой, но в то же время находятся под ее жестким контролем и чувствуют, что все больше оттесняются военными спекулянтами, крутящимися вокруг группы. Как сказал один житель среднего класса из Эль-Камышлы: «Таксисты стали могущественными полицейскими, а простых лавочников теперь можно увидеть за рулем новехоньких „гелендвагенов“, потому что они покупают нефть у террористов и экспортируют цемент». Он продолжил сетовать, что такие перемены особенно обидны, когда учителя, адвокаты и врачи пытаются подрабатывать на стороне, чтобы элементарно прокормиться.

YPG столкнулась с серьезной дилеммой: чтобы оставаться военной силой, ей нужно поддерживать связь с РПК, с чьих тренировочных баз поставляется старший комсостав. Однако это не позволит партии получить поддержку местного населения, которому нет никакой пользы от обученных РПК командиров, несущих стяг курдской борьбы в Сирии. Независимо от того, что местные думают об идеологии группы, они возражают против ее способа правления, не терпящего никакого противодействия. В то же время причастность YPG к РПК делает ее прямым врагом Турции, которая пыталась задушить Северную Сирию экономическими мерами. Если сирийские курды не будут осторожны, то окажутся изолированы своими соседями; Анкара и Дамаск в будущем могут заключить соглашение, изгнать YPG и восстановить центральный контроль, точно так же, как Анкара дала зеленый свет Тегерану, дабы воспрепятствовать устремлениям курдов в Северном Ираке.

В распоряжении YPG два варианта действий, позволяющих избежать этой участи. После разгрома ИГ можно передать контроль над некурдскими районами местным союзникам, не являющимся курдами, а затем сосредоточиться на создании более жизнеспособного самоуправления на территории большинства курдских районов. Для этого будет необходимо опереться на образованный средний класс, связанный с партиями, отличными от РПК и ее обученных вояк, и надеяться, что Соединенные Штаты защитят население. Такой вариант может удовлетворить Турцию, готовую терпеть существование курдов на своей границе, как это происходит в Ираке, но не под управлением своего злейшего врага — РПК.

Однако эта перспектива осложняется тем, что договоренность США с курдами в Сирии еще менее надежна, чем с курдами в Северном Ираке. В конце ноября президент Дональд Трамп предложил перестать снабжать YPG американским оружием и боеприпасами. Если это был знак, что Соединенные Штаты намерены отказаться от своего военного посредника в обозримом будущем — вероятный сценарий, горячо обсуждаемый внутри YPG и РПК — то если курды хотят выжить, у них не будет иного выбора, кроме как расширять и разнообразить свои договоренности.

Учитывая такое развитие событий, лидеры сирийских курдов могут предпочесть другой вариант действий, который будет заключаться в объединении органов местного управления и безопасности под эгидой сирийского государства, чей ресурс был серьезно подорван. YPG присутствовала в северной Сирии при попустительстве со стороны режима и его могущественных сторонников, а ее бойцы в основном действовали параллельно с сирийскими силами безопасности в городах Эль-Камышлы и Эль-Хасака. РПК также имеет давние договоренности с режимом начиная с 1978 года, когда у нее были филиалы в Дамаске, а ее бойцы тренировались в контролируемой Сирией долине Бекаа.

YPG следовало бы сосредоточиться на создании эффективных руководящих институтов в сотрудничестве с местными курдскими партиями и пригласить социальные министерства сирийского государства вернуться в страну. Такой подход позволит торговать с Ираком через общую границу, контролируемую теперь с иракской стороны Багдадом и проиранскими вооруженными группировками, поскольку иракское правительство могло бы положительно оценить взаимопонимание между YPG и Дамаском.

Неясно, согласится ли Асад на что-либо меньшее, чем полное восстановление власти Сирии над курдскими районами, но также неясно, хватит ли у него сил, чтобы выполнить задуманное. Москва считает, что он не сможет противостоять курдской автономии. Поэтому многое будет зависеть от того, согласятся ли США с Россией на постконфликтное урегулирование, которое позволило бы курдским районам выйти из сирийской войны с определенной степенью самоуправления.

Разрушив границу между Ираком и Сирией, ИГ бросило вызов политическому мироустройству, определявшему облик Ближнего Востока после окончания Первой мировой. Дерзкие действия джихадистов позволили мечтам курдов о независимости стать реальнее; ИГ навлекло на себя вмешательство Запада в интересах курдов и предоставило возможность перекроить границы региона в их пользу. По обе стороны сирийско-иракской границы курдские лидеры ждали падения центральных правительств под тяжестью гражданской войны, в то же время наращивая свои силы с помощью западного оружия. В частности, в Ираке они, по-видимому, сделали ставку на нечто поважнее: на поддержку государственности Западом, как только эта война будет закончена. Однако все чаще кажется, что эта ставка не принесет выигрыша.

Курды могут обрести независимость даже не полагаясь на внешние силы и не устраивая гонения на инакомыслящих у себя на родине. До прошлого года у лидеров иракских курдов была блестящая стратегия достижения государственности: постепенный процесс наращивания ресурсов, основанный на существующих на территории курдского региона нефти и газе. На протяжении почти десяти лет они могли привлекать приобретающие все большее влияние нефтегазовые компании, чтобы те инвестировали средства в освоение этих месторождений, по большей части неисследованных. Попутно курды могли бы сколачивать политическую поддержку от правительств, которым эти компании принадлежат, включая США, Турцию и Россию. Такой подход не обеспечил бы независимость за короткий срок, но заложил бы основы для него.

Теперь курдским лидерам придется начинать все сначала. Это потребует реинвестирования в те институты, которые смогут возглавить и поддержать независимое государство, при условии смещения равновесия сил в регионе в пользу курдов. Жизнеспособный парламент и независимая судебная система — два важнейших института, такие же, как независимое управление по борьбе с коррупцией, работающее в тандеме с судебной властью.

Борьба с ИГ, поддержанная Западом, поощрила курдских лидеров подорвать саму основу устойчивой государственности (Ирака и Сирии). Сочетание чрезмерной политической уверенности и территориальной жадности привело курдов в Ираке к катастрофической неудаче — и вскоре то же самое может произойти и в Сирии. Если курды желают достичь хоть какой-то независимости в будущем (при условии изменения ситуации в регионе), их лидерам лучше заострить свое внимание на политической реформе в своей стране. Если они этого не сделают, то через семь лет после восстаний в арабских странах могут столкнуться с собственной курдской весной, движимой молодым населением — яростным, расстроенным и стремящимся наказать их за исторические ошибки, некомпетентное политическое руководство и неисправимую коррупцию.

Оригинал материала на сайте Foreign Policy

Курдский референдум: на карте может появиться новая страна, и она очень не понравится мусульманам

Поддержите «Спутник и Погром» покупкой подписки (клик по счетчику просмотров справа внизу) или подарите ее друзьям и близким! У нас нет и никогда не было никаких других спонсоров кроме вас — наших читателей.