США — страна-тигель, страна — плавильный котел. Когда мы говорим о гражданской, политической нации, на ум в первую очередь приходит Америка. Принято считать, что примордиального, культурного и этнического национализма там быть не может, и у белых это в лучшем случае фриковатые члены «Клана» или забитые тюремными татуировками маргиналы-наркодилеры из «Арийского Братства». Но мейнстримный примордиальный национализм, основанный на англо-протестантской идентичности, в Америке все-таки был.
Пик такого национализма в США пришелся на 1820–1850 годы XIX века, и в своей заокеанской редакции он назывался нативизмом (от native, коренной). Его возникновение, как водится, связано с наплывом иммигрантов. Но для того чтобы понять, почему «коренные» американцы так истово ненавидели именно этих эмигрантов, нам придется вернуться обратно в Европу.
XVI и XVII века стали эпохой небывалых доселе религиозных конфликтов. Единая католическая Европа раскололась, появилось множество новых, протестантских, течений христианства. Как и в любой другой революции, верх быстро взяли умеренные течения, от радикалов начали избавляться. Английским протестантам-фундаменталистам повезло: у них была возможность перебраться в колонии, где правительство не сильно вмешивалось в уклад их жизни. Беглецы несли с собой фанатическую веру. Пуритане, квакеры, французские гугеноты и немецкие лютеране — все они стали основой населения Новой Англии, столпами колониального общества. Впоследствии к ним присоединились переселенцы из Ольстера, уставшие от бесконечного противоборства с ирландцами, и они добавили местным ненависти к папистам.
В 1820-х привычная патриархальная жизнь Северо-Востока США начала ломаться. Североамериканские Штаты стремительно превращались в индустриальную страну, росла урбанизация, города стали играть более важную роль, чем фермерские хозяйства. А города привлекали иммигрантов. С 1820-го и до начала Гражданской войны в Америку въехало более пяти миллионов иммигрантов — треть населения страны. Люди бежали от революционных событий в Европе, от разрухи, вызванной Наполеоновскими войнами. Но в основном иммигранты прибывали из Ирландии, где в то время разразился «Великий голод».
Среди WASP-ов начинался тихий ропот. Они считали, что в их страну прибывают люди, воспитанные в ненависти к протестантизму, часто без единой капли англосаксонской крови в жилах. К 1840-м тихий ропот превратился в громкое возмущение. Католики составляли уже 15% от населения Американской республики. В основных центрах иммиграции, таких как Нью-Йорк, прихожанами Римской церкви оказалась треть населения, и в отдельных районах города католики уже превосходили по численности местное население. Публика всё чаще говорила о католическом заговоре, направленном на захват власти и искоренение ненавистного папистам протестантского населения.
Стремление иммигрантов обособиться в своих гетто играло на руку нативистам. Журналы описывали иммигрантские районы как закрытые сообщества, опорные пункты будущей оккупации американской земли. В закрытости новых общин протестанты видели и нежелание принять американские ценности индивидуализма. Но главным камнем преткновения все-таки оставалось глубокое предубеждение против католиков.
Англичане и ирландцы-протестанты, приехавшие из Ольстера, привезли с собой и традиции ненависти к католицизму. Они стращали местных рассказами об ужасах жизни бок о бок с католиками и заразили американское население оранжизмом, лоялистской ольстерской идеологией радикального протестантизма.
Дома они успели увидеть работу «Молодой Ирландии», революционной националистической организации, боровшейся за свободу Зеленого Острова, и теперь видели в ирландских иммигрантах фениев, пришедших погубить протестантскую республику. Это была не совсем безосновательная претензия — Америка начала покрываться сетью иезуитских школ и колледжей. Нативисты искали поддержку в идеях отцов-основателей, часто приводя фразу Томаса Джефферсона о необходимости «появления огненного океана, который отделил бы Европу от Америки, новый, свободный мир от косного и старого». Пропагандировалась и исключительность американской нации, создавшей первую свободную великую державу. Движение постепенно захватывало все слои американского общества, от бедноты, боявшейся конкуренции с рабочими-иммигрантами, до интеллигенции. Пламенным нативистом был, например, профессор Нью-Йоркского университета Сэмюль Морзе. Начало активной деятельности нативистов совпало с так называемым «Великим пробуждением», ростом интереса американцев к религии.
Заданный интеллектуалами импульс передался массам, и в Америке стали появляться первые нативистские организации — 1830-е стали временем активной публикации антикатолических памфлетов и появления первых тайных обществ, практически не занимавшихся публичной деятельностью. В 1840-е американский национализм получает широчайшую народную поддержку, начинаются вооруженные столкновения на этноконфессиональной почве; на Северо-Востоке как грибы растут политические общества нативистов, и те начинают выступать на локальных выборах. В следующем десятилетии нативисты создают федеральную партию «незнаек» (Know-nothing party).
Оплотом нативистов стала Новая Англия, на долю которой пришелся основной поток иммигрантов. Новый национализм пользовался поддержкой и в фермерских штатах Среднего Запада. А вот на Юге дела у нативистов шли неважно. Иммигрантов там практически не было, а белые сталкивались в основном с неграми — расизм южанам оказался ближе.
Изначально группы консервативных протестантов приняли форму тайных обществ, организованных по образу и подобию масонских лож. Самыми крупными обществами были «Сыновья 1776 года», «Орден объединенных американцев» и «Американская республиканская партия», основанная в 1843-м (не путать с Республиканской партией США, основанной в 1854-м). Самой старой и самой активной нативистской организацией сороковых была «Нью-Йоркская протестантская ассоциация», появившаяся в 1831 году.
Но первую акцию нативисты провели не в переполненном иммигрантами Нью-Йорке, а в Бостоне. В августе 1834-го нативисты устроили грандиозный антикатолический погром. Переодевшись в индейцев и измазав лица красной краской (по аналогии с Бостонским чаепитием), они сожгли и разграбили монастырь урсулинок.
Следующих крупных выступлений пришлось ждать десять лет. В мае и июле 1844-го в Филадельфии полыхали настоящие уличные бои между католиками и протестантами. Боевики-нативисты разграбили десятки домов и (вот она, вторая поправка) обстреляли католический собор из двух пушек, которыми владели вполне легально. Когда в город ввели федеральные войска для подавления беспорядков, их встретили картечью и огнем мушкетов. Солдатам пришлось идти на настоящий штурм, с бомбардировкой бунтующих кварталов и использованием кавалерии. Итогом стали тридцать убитых и под тысячу раненых.
Но погромы для нативистского движения были скорее исключением, нежели правилом. В основном поборники Америки для американцев старались действовать в рамках закона и существовавшей в США политической системы. Тем более что на локальном уровне, уровне законодательных собраний штатов, их успехи были довольно значительными. Например, они полностью контролировали муниципалитеты в Нью-Йорке. Депутаты-нативисты начали со школьной реформы, которая была направлена на снижение роли католических учебных заведений и недопущение учителей-католиков в школы.
В конце сороковых годов XIX века начала оформляться и единая политическая платформа нативизма, «протестантский республиканизм». Она была направлена на борьбу с эмиграцией и усложнение натурализации (двадцатипятилетний ценз оседлости). Предполагалась высылка иммигрантов, совершающих преступления, приезжих бродяг и цыган. Вторым важным пунктом был антикатолический kulturkampf: закрытие католических учебных заведений, запрет на занятие государственных должностей католиками, борьба с католиками-преподавателями. Кроме того, новые националисты выступали за изоляционизм и введение в США сухого закона.
Несмотря на явный культурно-религиозный аспект в нативистском движении, «протестантская республика для коренных американцев» все-таки не была чужда ценностям гражданской нации. В ее основе лежали республиканско-демократические ценности, английский язык и протестантизм. Дети и внуки иммигрантов зачастую активно участвовали в националистическом движении, так как по своему поведению и ценностям не отличались от «старых» WASP-ов. Даже им ирландские и итальянские общины виделись инородным телом в стройном организме американской республики.
Тогда же, в конце сороковых, начало расти социально-экономическое напряжение, связанное с невозможностью легко решить проблему рабства. Партия вигов, занимавшая либеральный фланг политического спектра, развалилась, консерваторы-демократы пользовались популярностью в основном на Юге, северяне не горели желанием за них голосовать. Тогда националисты решили, что их звездный час настал.
В 1849 году Чарльз Аллен (для подчиненных просто Сэм — непонятно, правда, почему) создает в Нью-Йорке «Верховный орден звездно-полосатого знамени» под легальным прикрытием «Национального Совета Соединенных Штатов Северной Америки», своеобразного think-tank. Публике эта группа известна в основном под именем «незнаек», «Ордена ничего не знающих». Так их окрестил журналист Хорас Грили в своей статье, посвященной нативистам. Грили пытался исследовать организацию, но все ее члены на вопросы о деятельности ордена отвечали, что ни о чем таком они не знают.
С 1849 по 1853 год движение переживало взрывной рост. «Незнайки» не только оплели сетью своих лож весь Северо-Восток, но и смогли проникнуть на Юг. У этого движения было то главное, чего не хватало всем предшествующим организациям нативистов — деньги. Все ранее существовавшие группировки протестантских фундаменталистов, расистов, националистов, ольстерских оранжистов и реакционеров вливались в новый орден. В организацию принимали только «чистых» «коренных американцев». «Незнайки требовали от новых членов двух вещей»: рождение на территории США и протестантская вера. Несколько ступеней посвящения обеспечивали защищенность организации от провокаторов и не в меру ретивых журналистов: они обычно не проходили дальше первичных низовых организаций, так называемых «советов 19».
«Незнайки» не были партией в привычном смысле слова — скорее, орденом или братством. У них существовал даже особый ритуал посвящения. В полночь неофита вводили в помещение, освещенное лишь факелами. На стенах висели американские флаги и портреты Отцов-основателей. За кафедрой в центре зала располагался Advocatus moralities, изображавший Джорджа Вашингтона. На голову неофиту натягивали красный фригийский колпак, революционный символ свободы, на плечи набрасывали национальный флаг. После чего он клялся в верности и чести принципам ордена и обязался «ничего не знать» в ответ на вопросы о его тайнах.
Социальная база организации была крайне широка. В нее вступали представители городского дна, клир протестантских церквей, рабочие, боявшиеся потерять место, буржа, желавшие ограничить права работавших у них иммигрантов.
В 1852 году у нативистов появился новый лидер, Джеймс Баркер. Под его водительством «незнайки» создали федеральную организацию, которая насчитывала более пятидесяти тысяч членов. Со страниц огромного множества подконтрольных им газет нативисты заявляли о желании сохранить фундаментальные ценности американского общества, традиции, заложенные Отцами-основателями и протестантскую культуру. Риторика нативистов влияла и на позиции руководства страны. Так, например, в 1852 году президент Миллард Филлмор отказался встречаться с Лайошей Кошутом, лидером венгерского национально-освободительного движения, так как нативисты на протяжении нескольких недель, предшествовавших поездке, ругали венгра агентом Римского Папы. По их мнению, Рим желал втянуть США в европейские конфликты, чтобы ослабить «протестантскую республику» и отдать ее впоследствии под власть «королей-католиков». На среднего американца, вчера приехавшего из глубинки, действовало великолепно.
Первая официально зарегистрированная общественная организация нативистов «Американский орден» была создана 17 июля 1854 года. Орден объединил более миллиона членов, открыв отделения в каждом штате Союза. Год спустя орден был переименован в Американскую партию, и теперь у нативистов появилось свое политическое движение, способное бороться за власть на федеральном уровне. До этого депутаты-нативисты избирались в парламенты разных уровней либо как независимые кандидаты, либо как члены одной из существующих федеральных партий, демократов или вигов.
Несмотря на смену вывески, структура осталась прежней, копирующей масонскую. Для каждой степени посвящения существовали свои знаки и пароли, имена руководителей не разглашались. На уровне штата нативистами руководил «Великий Достопочтенный Инструктор», во главе федеральной организации стоял «Великий Вождь». Впоследствии эту систему заимствовал и Ку-Клукс-Клан.
Партия появилась очень вовремя, аккурат к развалу вигов, противников рабства. В отличие от них нативисты декларировали принципиальное невмешательство в этот вопрос. На первых порах это дало поразительные результаты: американское общество уже порядком устало от обсуждения проблемы рабовладения.
В том же 1855 году Американская партия впервые поучаствовала в выборах в Конгресс, выставив своих кандидатов на всех уровнях. Перед выборами нативисты имели в конгрессе 45 кресел из 236, после увеличили свое представительство до 75 депутатов. Из 61 сенатора нативистами были четверо. В законодательных собраниях штатов нативисты имели от 25 до 40% мест, в Новой Англии стали большинством, а на Юге и Среднем Западе — крупнейшей оппозиционной партией. Многие вновь избранные губернаторы и мэры были нативистами. Казалось, Американскую партию уже не остановить.
К нативистам начали перебегать члены консервативного крыла почившей в бозе партии вигов. Зачастую они обладали солидным политическим весом и опытом. 1855–1856 годы стали временем наивысшего расцвета нативистов. Они пользовались бешеной популярностью в маленьких городах, где выступали против коррупции и истеблишмента старых партий. Простые американцы видели в них патриотов, наследников дела Отцов-основателей. Бизнесмены и интеллигенты стремились попасть на собрания нативистов.
С ростом популярности Американской партии выросли и масштабы антииммигрантских погромов. Правда, теперь власти уже не вызывали федеральные войска, а в лучшем случае не вмешивались в происходящее, считая, что жертвы виноваты сами: без католиков и погромов бы не было. После посещения Штатов папским нунцием Бедини нативисты начали прогонять из городов католических монахинь. В Цинцинатти толпа нативистов даже попыталась повесить самого нунция. Правда, здесь вмешалась полиция, и апостольский посланник сохранил жизнь.
Основной вал погромов приходился на День независимости. Нативисты проводили «американский марш» и нападали на католические церкви. В Массачусетсе и Огайо нативисты взорвали городские кафедральные соборы, а в Кентукки сожгли более двадцати домов, принадлежащих ирландским и итальянским иммигрантам.
Во многих штатах Новой Англии нативисты смогли законодательно ограничить деятельность Апостольской церкви и ограничить в правах ее приверженцев. Католики больше не могли занимать государственные должности, приобретать землю и служить в ополчении. Монастыри и колледжи, принадлежавшие Римской церкви, подвергались инспекциям и проверкам, и нативисты даже планировали провести секуляризацию церковного имущества.
В газетах, принадлежащих членам партии, развернулась настоящая травля католиков. Нативисты писали, что в католических монастырях процветает однополая любовь и алкоголизм, а некоторые из монастырей вообще представляют собой полноценные дома терпимости. Католиков изображали людьми, чей менталитет в корне не соответствует американскому образу жизни. Ведь по сути своей они подчиняются светскому владыке, «иностранному князю», вдобавок ко всему являющемуся абсолютным монархом. Нативисты живописали тиранию и деспотизм, царившие в Папской Области. Они грозили американцам вторжением войск Римского Папы и его союзников, якобы стремящихся уничтожить так ненавистную им демократическую республику. Среди реакционных союзников Папы называли австрийского канцлера Меттерниха и императора Николая I, которого почему-то тоже записали в католики. Считалось, что католики — сплошь монархисты и готовы на все, лишь бы передать Америку под власть какого-нибудь короля.
Именно в этот период нативисты активно выстраивали национальный миф об извечном противостоянии католиков и протестантов непосредственно на американской земле. Они раскопали свидетельства об уничтожении нескольких протестантских поселений на юге современной Джорджии католическими фанатиками. Как следует преувеличив масштабы произошедшего, нативисты выпускали статьи и воззвания с заголовками вроде «Иезуиты крестили Америку в протестантской крови». Газетчики партии без устали описывали простому американцу зверства инквизиции и религиозные войны Европы, стремясь убедить публику в том, что католики и тут примутся за избиение еретиков. Любимый тезис нативистов той эпохи: «Создав церковь без Папы, протестанты создали в итоге правительство без трона». Американское общество, тогда ещё более падкое на разнообразную конспирологию, чем теперь, с удовольствием слушало.
Тут нужно заметить, что с точки зрения интеллектуального мейнстрима того времени, Католическая церковь действительно была тормозом социального прогресса. Она активно сопротивлялась либерализации общественной жизни, опасаясь потерять свою власть и влияние. Антиклерикализм философов Просвещения был направлен прежде всего против Ватикана, и дал благодатные всходы, упав на американскую почву. Кроме того, практически сразу же после Войны за независимость в интеллектуальных кругах молодой республики начали появляться идеи «американизма», исключительности американской нации, которая способна построить единственное на планете свободное общество. За сорок лет эта идея дошла до предложения конгрессмена-нативиста дополнить Конституцию США фразой: «Все люди равны, кроме негров, иностранцев и католиков».
А что противопоставляли нативистам их политические противники? Уильям Генри Сьюард, один из отцов Республиканской партии и будущий инициатор покупки Аляски у Российской Империи, напирал на важность привлечения иммигрантов для процветания страны. Америке, мол, нужны рабочие руки, и как можно больше. «Американизм» же должен прививаться новым гражданам через систему образования как уважение к ценностям свободы, индивидуализма и желание работать на благо своей страны. Нативистов он называл людьми, желающими вернуться во времена колониальной Новой Англии. Их целью Сьюард видел не защиту американской демократии от влияния иммигрантов, а установление протестантской диктатуры. Но сильнее всего по нативистам ударили не газетные статьи политических противников, а собственный неожиданный успех.
Партия «незнаек» не обладала необходимой компетенцией и не сумела воспользоваться даже локальными успехами. За исключением нескольких консервативных вигов, перебравшихся к нативистам, ее лидеры и депутаты не имели необходимого политического опыта. Их инициативы и конкретные управленческие шаги сильно дискредитировали партию и способствовали падению ее популярности. В качестве самого яркого примера можно привести Чикаго, где на выборах 1854 года к власти пришел блок «Закон и порядок», состоявший из нативистов и активистов пуританских общественных организаций, боровшихся за укрепление морали.
Консервативные протестанты принялись рьяно укреплять все скрепы, до которых могли дотянуться. Они запретили иммигрантам наниматься в полицию и втрое увеличили количество патрулей, следивших за поведением граждан. Кроме того, в городе ввели сухой закон. К тому моменту в Чикаго уже сложились крупные общины немецких и ирландских иммигрантов, не представлявших выходного дня без посещения паба. Весной 1855-го в городе разразился «Пивной бунт». Беспорядки продолжались несколько дней. Один погибший, шестьдесят арестованных, огромный ущерб муниципальному имуществу. В итоге на следующих же выборах, прошедших в марте 1856 года, любителей поднять уровень нравственности прокатили на выборах, избрав «Антинативистскую коалицию», немедленно снявшую все ограничения на алкоголь.
Поначалу казалось, что это лишь локальные неудачи, потому что в руководство Американской партии начали приходить действительно маститые политики, бывшие виги. Например, Миллард Филлмор, экс-президент США, Эдвард Эверетт, ранее занимавший пост государственного секретаря, и Джон Белл, военный министр в правительствах президентов Уильяма Гаррисона и Джона Тайлера. В ряды Американской партии переходили сенаторы и конгрессмены. К нативистам ушел даже Натаниэль Бенкс, спикер палаты представителей, который стал вторым человеком в партии после Филлмора.
В 1855 году Филлмор опубликовал официальное обращение к нации как экс-президент, где заявил, что «нашей страной управлять должны лишь коренные американцы». Партия выставила его на президентские выборы 1856 года. Филлмор имел все шансы выиграть эту кампанию, но его поражение в итоге похоронило все нативистское движение.
Изначально предвыборная обстановка складывалась в пользу нативистов. Новорожденная Республиканская партия номинировала малоизвестного Джона Фримонта. От демократов на выборы пошел политический тяжеловес Джеймс Бьюкенен, ранее бывший послом Союза в Соединенном Королевстве. Так как дебаты о рабстве уже сильно поляризовали общество, нативисты были отличным вариантом для протестного голосования на Юге и для антирабовладельческих Среднего Запада и Северо-Востока. Республиканцы и их кандидат в то время были известны мало.
Но нативисты допустили крупную ошибку. Они решили игнорировать вопрос о рабстве. Конечно, аболиционисты по-прежнему могли пойти и проголосовать за них скрепя сердце, но тут Американская партия опубликовала предвыборную программу. Сразу же после требований ограничить миграцию шел пункт о развитии связей между населением разных штатов и недопустимости вмешательства Конгресса в их внутренние дела. То есть нативисты предлагали то же самое, что и демократы: наличие или отсутствие «особого института» должно решать правительство штата. Это оттолкнуло от них основных противников рабства — фермеров, мелких предпринимателей, рабочих, которые раньше составляли их основную социальную базу в Новой Англии. Штаты Среднего Запада тоже отвернулись от нативистов — перед ними был яркий пример Канзаса, где сторонники рабовладения, приехавшие с юга, устроили небольшую гражданскую войну, желая распространить рабовладение на этот штат. Компромиссная позиция по вопросу рабства вызвала раскол и внутри партии, часть нативистов в северных штатах ушла к республиканцам.
Основным лозунгом нативистов в избирательной кампании 1856-го стал «За национальный Союз!». Агитация рассказывала о засилье иностранцев, собирающихся ограбить протестантскую республику и подчинить ее себе. Активно проводились параллели между Миллардом Филлмором и Джорджем Вашингтоном, экс-президента называли «твердым патриотом и консерватором с крепкой моралью и незапятнанной репутацией». Переход партии на более консервативные позиции привел к тому, что она потеряла весь свой шарм и драйв в глазах избирателей. Раньше нативистов видели как отважных правдорубов, борцов с истеблишментом, пытающимся замолчать главные проблемы страны. Но, как верно заметил Евгений Политдруг в своей статье, посвященной Дональду Трампу, политик хорошо выглядит в таком амплуа только в первый раз. Нативисты банально всем наскучили, да еще и начали превращаться в глазах населения в тех, с кем «незнайки» еще недавно боролись.
В итоге количество потенциальных сторонников нативистов уменьшилось примерно вдвое. Филлмор получил 21% голосов избирателей (около 900 тысяч), но победить смог всего лишь в одном штате — Мэриленде, что принесло ему восемь голосов выборщиков. Однако он отлично выступил на Северо-Востоке, Среднем Западе и в Калифорнии. На «Глубоком Юге» он везде занял второе место. Несмотря на то, что выборы были проиграны, они показывали, что у нативистов есть огромный потенциал.
Однако Союз на полных парах летел к Гражданской войне, и его населению было совсем не до иммиграции. В Канзасе продолжались вооруженные столкновения между боевиками аболиционистов и южан, президент-демократ Бьюкенен шел на уступки плантаторам, желая успокоить готовый отделиться Юг. В рабовладельческих штатах местные нативисты, бывшие больше расистами, чем националистами, присоединялись к сторонникам сецессии. Северное же крыло Американской партии поддержало Спрингфилдскую программу 1857 года, в которой все аболиционистские силы изложили свое политическое кредо. Локальные организации партии распадались из-за дискуссий о рабстве, и к осени 1859-го история Американской партии завершилась. Часть ее партийных организаций в отдельных штатах смогла прожить чуть дольше, выдвигая кандидатов на местные выборы, от олдерменских и шерифских до губернаторских. Самым активным из таких осколков была Оппозиционная партия штата Кентукки, но и она полностью прекратила свою деятельность к концу Гражданской войны.
Интересно, что во время электорального цикла 1856–1860 главными противниками нативистов стали не остатки либеральных вигов, имевшие большой вес в Республиканской партии, а демократы, консервативные расисты. Дело в том, что на севере США демократы опирались как раз на иммигрантов, которым импонировал популизм партии и поддержка рабовладения. Ирландцы боялись, что только-только отвоеванные ими рабочие места займут освобожденные негры. На выборы 1860 года демократы шли в приподнятом настроении, считая, что «чудовище под названием нативизм окончательно побеждено» (цитата из журнала Democratic Review). «Ослы» считали, что победа у них в кармане. Однако этим надеждам не суждено было сбыться.
Во-первых, партия раскололась на северную и южную фракции. От северной номинировали Стивена Дугласа, сторонника продолжения компромиссной политики в отношении рабовладельческих штатов. Южане во главе с Джоном Брекенриджем занимали радикальную позицию по дальнейшему распространению рабовладения. Республиканцы выставили Авраама Линкольна, сторонника самых решительных мер в отношении южан. И тут нативисты решили идти в свой последний бой.
Они сформировали «Партию конституционного Союза» и номинировали кандидатуру сенатора Джона Белла из Теннеси. Партия хотела не допустить победы радикального кандидата, неважно, с Севера или с Юга. Единственным выходом из кризиса нативисты видели перенос президентских выборов в Конгресс. Сначала демократы и республиканцы отнеслись к этому с иронией, называя Партию конституционного Союза то «ожившим мертвецом», то «Doing-Nothing Party», «партией ничего не делающих (по аналогии с «Know-Nothing»).
Но нативисты быстро показали необоснованность насмешек. Они проводили множество театрализованных митингов, во время которых люди в костюмах минитменов (ополченцев времён Войны за независимость) стояли рядом с колоколами, символами свободы, и раздавали свои агитационные материалы. Им удалось добиться победы в так называемых «пограничных» штатах, которые были рабовладельческими, но прохладно относились к идее сецессии. Белл набрал 13% голосов, заняв первое место в Вирджинии, Кентукки и Теннеси, что дало ему 39 голосов выборщиков. Но это была уже агония нативистского движения.
Несмотря на поражение нативистов, национализм и ксенофобия пустили глубокие корни в американском обществе. До 1920-х годов действовали запреты и ограничения, связанные с иммиграцией из азиатских стран, предубеждения против католиков исчезли только после Второй мировой войны. Так называемый «Монолитный Юг», бывшие конфедеративные штаты, всегда голосовавшие за демократов вне зависимости от программы и личных качеств кандидата, распался, когда кандидатом в президенты от Демократической партии в 1928 году стал католик.
Под давлением «незнаек» правительство ограничило иммиграцию и усложнило процесс натурализации. Многие идеи нативистов были подхвачены вторым Ку-Клукс-Кланом и ультраправыми организациями, например «America First».
К появлению американского националистического движения привело множество объективных причин. Во-первых, это религиозный и патриархальный характер общества колонистов, который начал стремительно ломаться под напором индустриализации и урбанизации. Рост благосостояния американских граждан и политического веса США приводил в страну множество иммигрантов, но никаких механизмов натурализации и включения их в американское общество попросту не существовало. Отношения иммигрантов и коренных двигались по спирали: столкнувшись с отторжением, ирландцы запирались в своих гетто, где не могли найти работу и шли на криминал. Это приводило еще больше людей под знамена нативистов, так как обыватель начинал воспринимать ирландскую диаспору исключительно как толпу нищих уличных преступников.
К несчастью для нативистов, в это же время лопнул гнойник крупнейшего социального конфликта в американской истории, конфликт федерального правительства и плантаторских элит южных штатов. Конфликт, острый еще и тем, что от методов его разрешения зависело будущее Америки — она могла остаться прежним Союзом, стоявшим на практически конфедеративных принципах, или стать унитарной страной с сильным федеральным правительством. Нативисты оказались в правильном месте, но в совсем неправильное время. Вопрос о рабстве отодвинул все остальное на второй план — Американская партия пыталась его игнорировать, что поначалу было выгодно, но вскоре привело к провальной компромиссной позиции. К тому же партия, построенная на принципах нонконформизма и неприятия старых элит, в конце концов все-таки стала их инструментом, пусть и не осознавая этого. Молодежный, агрессивный нативизм обуржуазился, успокоился и в таком виде стал неинтересен своим сторонникам.
Тем любопытнее новый взрыв нативизма, приведший alt-right в политический мейнстрим, а Трампа — в президентское кресло. Подобные идеи никогда не умирают до конца — они перерождаются, трансформируются и иногда переживают второе рождения.
Что история нативистов означает для русских? Прежде всего, русская национальная партия не должна быть партией одного вопроса. Национализм — это прекрасно, ограничение миграции необходимо, но помимо этого нужны и конкретные шаги в экономике и политике. Политическая сила должна не только аккумулировать недовольство, но и предлагать людям свой собственный образ будущего.
