К полудню новость о всеобщей мобилизации уже разлетелась по всем уголкам Империи. Население относится к событию с глубоким пониманием, безропотно выполняя все указания сверху. Готовность народа встать на защиту интересов Отечества позволяет провести необходимые приготовления с минимальными трудностями и с максимальной скоростью. Эта мобилизация запомнится как самая масштабная и успешная за всю историю вооружённых конфликтов.
Москва, Варварка, 18 (31) июля 1914 года, горожане читают объявление о мобилизации
Рядом с безусыми мальчиками стояли полуседые бородачи. Бабы и девки в ярких цветных платках лущили семечки. Кое-где виднелись модные дамские шляпки.
Чем дальше пробирался Федор через густо напиравшую и качавшую толпу, тем более его охватывало общее чувство приподнятой серьезности. Не было слышно смеха, но говорили громко и свободно. Откуда-то родились широкие жесты, спокойствие в словах и движениях. И чувствовалось, что это не просто толпа, случайно запрудившая улицу, а это — народ, пришедший, чтобы вооружиться, сознательный и спокойный в сознании своей мощи.
А толпа напирала и напирала. Ворота отворились, и хлынула новая очередь».
Марк Криницкий, «Час настал»
Кликните для увеличения
В это время пересекаются предпоследние телеграммы между Николаем Александровичем и Вильгельмом:
Остановить военные приготовления было уже невозможно и слишком опасно для России, требования, выдвигаемые кайзером, были невыполнимы и оскорбительны.
Тучи над Европой сгущались. Надежда на мир гасла с каждой минутой.
Еженедельный журнал сатиры и юмора «Новый Сатирикон», № 31, 31 июля 1914 года:
Когда перед всем народом встаёт одна, всех объединяющая, великая задача — отстоять своё отечество, отстоять свою самостоятельность, когда десятки тысяч семейств провожают своих любимых на войну, когда скоро появятся люди в глубоком трауре и в церквях будут поминать дорогие имена павших в бою воинов — то не только смех, но даже слабая улыбка являются оскорблением народному горю, народной печали…. Тогда неуместен смех — тот самый смех, который в мирное время так нужен, так всеми любим.
И, однако, мы считаем своей необходимой задачей, своей обязанностью, внести хотя бы крошечную долю, увеличивающую всеобщее воодушевление, внести хотя бы каплю в ту огромную волну патриотизма, в стихийный девятый вал, который мощно подымает на своём сверкающем гребне к небу всех нас, заставляя забыть все партийные раздоры, счёты и ссоры мирного времени.
В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри.
И теперь не слышит Россия ни плача, ни песен, ни споров, — потому что все покрыл один могучий крик, вырвавшийся из десятка миллионов грудей, заглушивший всё, как прибой в бурю, громовой крик: „Отечество в опасности!“»
Мобилизация идёт полным ходом. Те, кто ещё вчера участвовали в уличных демонстрациях, уже не словом, а делом доказывают не голословность своих убеждений — очереди возле сборных военных пунктов добровольцев простираются на несколько кварталов.
Заканчивается тревожный день объявлением германского ультиматума России. Министр иностранных дел Сазонов Сергей Дмитриевич в подробностях вспоминает:
Ни по существу, ни по форме эти требования не были, само собою разумеется, допустимы. Военные приготовления наших западных соседей представляли для нас величайшую опасность, от которой нас могло оградить только немедленное прекращение ими всяких мобилизационных мер. Не приходится говорить о том, что демобилизация в эту минуту внесла бы полное и непоправимое расстройство во всю нашу военную организацию, которой наши противники, оставаясь мобилизованными, не замедлили бы воспользоваться, чтобы осуществить беспрепятственно свои замыслы.
Передавая мне ультиматум своего правительства, германский посол обнаружил большую возбужденность и настойчиво повторял своё требование демобилизации. Мне удалось сохранить моё спокойствие, и я мог разъяснить ему без раздражения причины, по которым русское правительство не могло пойти навстречу желаниям Германии. Я уже несколько ранее был подготовлен к этому шагу берлинского кабинета и отчётливо сознавал, что дело мира, на которое мы положили бесконечные усилия, было бесповоротно проиграно и что за этим шагом через несколько часов последует другой — последний и окончательный, результатом которого будут для всей Европы бедствия, о размерах которых самое живое воображение не могло дать и бледного представления».
