о недавнего времени Россия была единственной страной Европы, где не было ни одного памятника солдатам Первой мировой войны. В отличие от европейских стран типа Франции и Британии, для которых Первая мировая стала куда более кровавой, чем Вторая, и где и спустя сто лет этой войне отводится первостепенное значение, в СССР/России она традиционно фигурировала на последних местах всех военных рейтингов. В советское время Первую мировую накрепко перебивала Гражданская война, в современной России — Великая Отечественная. Несмотря на то, что на днях Путин торжественно открыл памятник солдатам этой войны, еще пару лет назад в новостях показывали сюжет, в котором с придыханием рассказали о красивой британской традиции носить красные маки в память о погибших, о героической борьбе британцев в годы Первой мировой, и ДАЖЕ НЕ УПОМЯНУЛИ, что Российская империя вообще-то тоже участвовала в этой войне. Что уж говорить про идеологически накрученных большевиков.

Ров вокруг лондонского Тауэра, заполненный керамическими красными маками в память о погибших в Первой мировой войне. Проект «Blood Swept Lands and Seas of Red», 2014 г.

Корни этой странной забывчивости растут из советского времени. Большевики весьма старательно предавали забвению все, что было связано с Первой мировой войной. Причин для этого было немало, и мы рассмотрим их максимально подробно.

Прежде всего ключевую роль в отношении советского государства к войне играла личная оценка Ленина. Ленин, как мы знаем, от этой войны пришел в неистовое бешенство, поскольку весь Второй Интернационал буквально наплевал на все решения социалистических конгрессов и начал поддерживать свои правительства. Ленин стал едва ли не единственным из всех европейских социалистов, проповедовавшим пораженчество и превращение империалистической войны в гражданскую. В своей программной работе «Война и российская социал-демократия» он писал:

Поэтому в СССР Первая мировая война именовалась исключительно «империалистической войной», тогда как в царской России ее называли «Второй Отечественной» или «Великой войной». На местах, после инструкций Ленина, большевики печатали совершенно убойную пропаганду, судя по всему, списанную у немцев. Например, самарский комитет РСДРП в 1915 году распространял такие прокламации:

С особой нежностью Ленин относился к российской монархии, и, чтобы продемонстрировать всему миру ее гнусность, одним из первых распоряжений советской власти стала публикация абсолютно всех засекреченных документов, начиная от дипломатической переписки и заканчивая планами на случай войны против того или иного противника и закрытыми заседаниями руководителей страны. Все это было сделано с изящной формулировкой:

Публикация проходила с истинно большевистским подходом к делу. Из этого получилась бы неплохая комедия, если бы это не было так грустно. Заведовал публикацией полуграмотный матрос Маркин. Кто такой матрос Маркин — неизвестно, вполне возможно, что он действительно был матросом. Иногда упоминается, что у него была судимость, причем не за революционные дела. Также указывается, что он выходец из крестьян, при этом есть фото матросика с племянницей, которая выглядит ну совсем не по-крестьянски.

Вторым человеком, ответственным за «работу с документами», был «товарищ Ваня», он же — Иван Абрамович Залкинд. Об этом джентльмене с бабочкой известно очень мало. Сообщается, что он знал восемь языков и после революции приехал то ли из Англии, то ли из Швеции, а может, из Франции или Туниса. «Товарищ Ваня» занимался созданием советского министерства иностранных дел, поскольку почти все царские чиновники отказались служить большевикам. Он весьма лестно и тепло отзывался о способностях матросика:

Третьим важным звеном в «работе с документами» был английский «журналист» Артур Рэнсом. Журналиста я беру в кавычки, поскольку Рэнсом — один из немногих британских разведчиков, чья деятельность официально подтверждена и не является только лишь объектом домыслов.

Большевики очень уважали Рэнсома, Радек написал о нем колонку, которую невозможно читать без смеха, зная, кто такой Рэнсом:

В конце концов, Рэнсом совратил секретаршу Троцкого, женился на ней, уехал в Китай, где был близок с Сунь Ятсеном, а потом на досуге в Британии стал писать детские книжки, которые расходились гаррипоттеровскими тиражами.

Судя по всему, основную работу вели Рэнсом и «Товарищ Ваня», а матросик был нужен для легитимности, как «трудящийся». Маленькая кафкианская деталь. Через год Маркин, бывший приятелем «товарища Вани», трагически погиб на пароходике под названием… «Ваня-коммунист».

Демонстративно показав свое отношение к этой войне, в дальнейшем большевики уже не прибегали к шумным акциям, предпочитая работать по-тихому. Первой жертвой большевиков стала Государева ратная палата в Царском Селе. Строительство этого музея войны началось в 1913 году и предполагалось, что он будет музеем всех российских войн, однако после начала Великой войны было принято решение перепрофилировать ее под музей конкретно этого конфликта.

Предполагалось, что экспонатами музея будут особо ценные трофеи, добытые на полях сражений. У входа был установлен новейший немецкий самолет «Albatros D.II», только поступивший на вооружение немецкой армии и захваченный в бою. Украшением музея должна была стать галерея героев, в которой планировалось разместить портреты наиболее отличившихся воинов. В итоге музей заработал уже после февральской революции и был переименован в «Народный музей войны». Однако уже через год большевики закрыли музей, а почти все экспонаты выкинули на свалку. После Гражданской войны здание передали агрономическому институту, а потом переоборудовали под склад. В 2008 году было решено возродить музей Первой мировой, но в итоге открыли его только на днях — 4 августа 2014 года.

Потом дело дошло и до кладбищ. Как известно, большевики отличались странными некрофилическими причудами. Старые кладбища они обожали разрушать, а на их местах строить больницы, роддома или парки для прогулок. При этом своих мертвецов большевики хоронили в самых причудливых местах, типа Марсова поля и Кремлевской стены. Первым кладбищем, павшим жертвой большевиков, стало Московское городское Братское кладбище. Оно появилось в 1915 году специально для захоронения павших в боях Великой войны. Кладбище было поделено на сектора, у каждого воинского сословия — свой. Солдаты лежали в одном секторе, офицеры — в другом, сестры милосердия — в третьем, врачи —в четвертом, а летчики — в своем секторе. Захоронения погибших летчиков были самыми примечательными, поскольку на некоторых из них устанавливались пропеллеры самолетов, на которых они погибли.

К концу войны на кладбище были захоронены свыше 18 тысяч человек. По проекту архитектора Щусева (того самого, проектировавшего Мавзолей) была построена церковь Спаса Преображения. В середине 20-х большевики закрыли кладбище, а в 1932 году устроили на его месте парк. Могилы разрывать не стали, просто раскатали все захоронения. Осталось только одно, которое стоит до сих пор, — надгробие Шлихтера. Он оказался блатным, его папа — Александр Шлихтер, он же «Товарищ Никодим», он же «Ананьин», он же «Евгенев», он же «Апрелев», он же «Нестеров», был высокопоставленным функционером, старым большевиком, автором мемуаров о Ленине, вице-президентом Академии наук УССР, президентом Всеукраинской ассоциации марксистско-ленинских институтов и т.д., а мама — Евгения Самуиловна Лувищук, была директором музея революции УССР. Столь высокоранговые родители, конечно, отстояли памятник сыну (кстати, созданный самим Меркуровым, который был не только кузеном бродячего дервиша Гурджиева, но и главным «сталинским» и «ленинским» скульптором, то есть делал их памятники по всей стране), который до сих пор сохранился в парке, где большевики открыли кинотеатр. Церковь также была закрыта, а в 50-е годы снесена.

Царскосельское Братское кладбище героев Первой мировой войны продержалось чуть дольше. На нем хоронили умерших в Царскосельском дворцовом лазарете. Кладбище простояло дольше только потому, что большевикам было не до него. После войны там никого не хоронили, а за кладбищем присматривали священники деревянного храма Божией Матери «Утоли моя печали», построенного на этом месте по инициативе императрицы. Однако священников из храма арестовали в годы большого террора, а храм снесли в 1938 году. После этого кладбище окончательно пришло в запустение и после войны было снесено.

Что касается пропаганды и историографии, то Первая мировая пережила два периода. Начальный период 20-х годов, когда «марксистские историки» типа Покровского объявляли Россию всемирным зверем и вселенской тиранией, и советскопатриотический период, когда Россия, наоборот, рисовалась ничтожной и слабой, а потому — обреченной на поражение.

В начале 20-х отец всех советских историков Покровский, считавший царскую Россию главным злом планеты, писал:

Message понятен: англичане ни при чем, во всем виновата русская (и немножко — французская) сволочь. Интересно, что, обосновывая свою теорию, Покровский, наоборот, доказывал, что Россия была отлично готова к войне.

Совсем другие песни стали петь советские историки после сталинского поворота к советскому патриотизму. Теперь Россия рисовалась неготовой к войне отсталой страной с бездарным руководством, бездарными генералами, бездарными офицерами, но героическими русскими солдатами, которые, превозмогая ненависть царской клики к интеллекту и силам разума, умудрялись одерживать победы. Тогда же родился мем про «одну винтовку на троих». Напрасно обитатели «Тупичка Гоблина» и прочие юные сталинисты считают это выдумками перестроечной демшизы. В советском учебнике по истории СССР, выпущенном в 1952 году, есть характерный абзац:

Но этот замечательный учебник полон логических парадоксов, иногда встречающихся в одном абзаце, так что остаться здравомыслящим человеком после его чтения не так-то просто. Например, там написано:
«После поражения революции 1905 года царизм разгромил университеты».

И тут же пишется:

Впрочем, к 1952 году разум советского человека мог переварить и не такие парадоксы. Учебник интересен тем, что в нем честно было написано, чем занимались большевики во время войны:

В общем, такое себе поведение на грани фола даже для привычного к советским мозгоправам разума, что особенно забавно на фоне того, что немцы использовали братания для разведки. Чтобы школьники себе особо не размышляли по этому поводу, а то мало ли, дорассуждаются до того, что большевики, оказывается, — предатели и действовали во вражеских интересах, то есть практически власовцы, описание «империалистической войны» сводилось к минимуму. В этом учебнике войне посвящена буквально пара-тройка страниц. Полторы страницы про 1914-1915 год и столько же про Брусиловский прорыв.

Похожим образом дело обстояло и в советской культуре. Даже там, где «из песни слов не выкинешь», их умудрялись выкидывать. В «Хождении по мукам» Толстого 1914 год практически моментально переходит в 1917 и основные действия развиваются уже там. В советском фильме «Даурия», посвященном забайкальским казакам, первая серия заканчивается тем, что в станице бьет колокол и объявляют о войне с немцами, а вторая серия начинается уже Гражданской войной.

Исключение составляет разве что «Тихий Дон», из которого эпизоды Первой мировой выбрасывать не стали. Пастернаковский «Доктор Живаго», где часть событий также происходит во время Первой мировой, в СССР не издавался. Многотомная эпопея Сергеева-Ценского «Преображение России», две части которой — «Бурная весна» и «Горячее лето» — посвящены событиям Первой мировой, широкому кругу читателей малоизвестна. Практически единственными литературными произведениями в СССР, посвященными событиям Первой мировой, стали «Моонзунд» Пикуля, написанный уже в 70-х, и «Юношеский роман» Катаева, написанный в начале 80-х.

Тем не менее, не давая хода Первой мировой в культурной сфере, большевики внимательно изучали опыт войны. Проводились исследования военных операций, опыта применения вооружений и техники, действий различных войск. В основном это были закрытые аналитические записки и очерки для пользования внутри Генштаба.

В целом отношение к Первой мировой войне в советское время отличалось чрезмерной идеологизированностью. В историографии эта война традиционно рассматривалась лишь как фон к революционным событиям и гораздо больше внимания уделялось предательству Второго Интернационала, Циммервальдской конференции, позиции Ленина и социально-экономическому положению России в годы войны. С течением времени интернационалистско-марксистская позиция «Россия — главный виновник войны» изменилась на немецких поджигателей. Неизменными оставались бездарные генералы (особенно доставалось Самсонову и Ренненкампфу, хорошим считался только перебежавший к большевикам Брусилов, остальных зачастую даже не называли по именам), чья бездарность особенно усугублялась тем, что потом они перешли на сторону Белых, шпионы и предатели, коварная императрица-немка, царь-дурак, отсутствие вооружения, неподготовленность к войне.

В литературе и кино все было еще хуже, поскольку они были идеологизированы даже больше. В отличие от западных стран, где в 20-30-е годы появилась целая волна солдатской прозы, начиная от Ремарка и Барбюса с Хэмингуэем и заканчивая Юнгером, в СССР ничего подобного не было. Первая мировая война была накрепко перебита Гражданской войной и упоминалась только в считанном количестве литературных произведений, где выступала своеобразной прелюдией к кульминации — революции и Гражданской войне. Главной книгой, по которой советский гражданин составлял представление о той войне, на долгие годы стали «Похождения бравого солдата Швейка».