Кровь на снегу: Кавказская кампания Великой войны

азвание городка Сарыкамыш в восточной Турции мало что скажет современнику, разве что любители активного отдыха могут вспомнить, что там есть крупный горнолыжный курорт. Однако в 1914 и 1915 годах склоны окрестных гор топтали отнюдь не спортсмены и туристы. Несколько недель этот городок был местом жизни и смерти для десятков тысяч людей.

Турция не вступила в войну во время «волны мобилизаций» летом 1914 года. Младотурецкое правительство колебалось и сомневалось, выбирая, с какой из сторон следует заключить союз. Оттоманская империя, одряхлевшая, но еще обладавшая известным военным потенциалом, находилась на стыке Европы, Азии и Африки, а потому ее позиция была важна уже в силу географического положения. Германия добилась значительного влияния на Турцию еще до войны, и правящая партия младотурок была настроена в основном германофильски. В стране действовала немецкая военная миссия, а в начале августа 1914 года в турецкие воды вошли германские крейсеры «Гебен» и «Бреслау». В качестве фигового листочка немецкие корабли были фиктивно «проданы» Турции и получили турецкие названия, но сохранили немецкие команды, а сам турецкий флот возглавил немецкий адмирал Вильгельм Сушон. Присылкой двух кораблей и одного адмирала Германия не ограничилась: турки перед войной и за время ее буквально наводнили свои войска немцами (более шести тысяч подданных кайзера оказались на командных постах в турецкой армии).

Для Германии Турция была перспективнейшим плацдармом. С одной стороны, оттуда можно было держать под шахом зону Суэцкого канала, с другой – использовать турецкое сырье. Наконец, граница с Россией позволяла давить на империю Николая, отвлекая силы русских с других фронтов.

Убедительные победы немцев в начале войны подтолкнули элиты Османской империи к союзу с Центральными державами. В августе 1914 представители Антанты еще пытались дипломатическим путем удержать младотурок от вступления в войну, но было уже поздно. Младотурки издали прокламацию, в которой нещадно бичевалось «московское правительство», которое, «стремясь уничтожить благотворение Божества, имеет цель поработить человечество» и «питается низким стремлением насытить их вожделение похищением свободы населения, подвергнутого их тираническому и незаконному господству». Как видим, за сто лет содержание филиппик по адресу России не слишком изменилось. Помимо этих общих слов, никаких претензий к России не предъявлялось.

Все карты вскрылись в конце октября, когда турецкие корабли начали обстрелы русских черноморских портов. Залпы «Гебена», действовавшего под псевдонимом «Султан Селим Грозный», ознаменовали начало последней русско-турецкой войны. Формально объявить об открытии боевых действий перед их началом турецкая сторона не удосужилась. Султан Мехмед V, номинальный правитель Турции, провозгласил газават против неверных. По-человечески султан смотрел в будущее мрачно, и считал, что «одного трупа России» хватит, чтобы сокрушить Османскую империю. Но его никто не слушал, младотурецкое правительство уже готовилось к дележке шкуры медведя. Правда, медведя еще предстояло убить.

Армянские волонтеры. Кликните для увеличения.

Русских ожидала очень тяжелая кампания. Главным направлением борьбы оставалась, конечно, западная граница. Резервы для борьбы с Германией и Австро-Венгрией выкачивались отовсюду. Из трех корпусов Кавказской армии летом 1914 года на запад уехали два. Границу с Турцией должен был защищать одинокий корпус, которому добавили несколько казачьих дивизий, бригад и батальонов «россыпью». Дополнительно русские усилили свой контингент на Кавказе ополченцами, несшими вспомогательную службу, и добровольческими дружинами, сформированными из армян. Эти небольшие силы действовали на открывшемся фронте протяженностью в шестьсот верст от Персии до Черного моря.

Сражаться предстояло в диких, почти первобытных краях. Все пограничье было изрезано горами, инфраструктура была очень мало развита, дороги плохи и немногочисленны. Основная масса путей представляла собой не что иное, как караванные тропы, натоптанные за столетия вьючными животными и их хозяевами. Лишь через некоторые из диких ущелий и горных рек были наведены мосты. На весь театр боевых действий имелось всего одно шоссе с ответвлением. Все операции крутились вокруг мест, где были хотя бы какие-то тропы. Вдобавок зимы в этих мрачных скалах холодные и вьюжные. К естественным преградам турки добавили крепости, возведенные в конце XIX века при содействии английских инженеров.

Планы обеих сторон были активными. Турки стремились реализовать численное преимущество и потому должны были наступать. У русских численного перевеса не было, но командующий Кавказской армией Мышлаевский собирался сразу же усилить свои позиции быстрым наступлением на Эрзерум, крупный хорошо укрепленный город, ключевой центр этой области и узел коммуникаций. Контролируя его, русские могли нивелировать численный перевес неприятеля. Мышлаевский верно определил важнейшее направление ударов. К сожалению, на противной стороне турецкий командующий Хасан Иззет-паша тоже все рассчитал правильно.

Армия Мышлаевского энергично двинулась через границу к Эрзеруму. Отдельные отряды прикрывали фланги главной группировки. Поначалу турки отходили без особенного сопротивления.

Федор Елисеев, кубанский хорунжий, одним из первых проникший в пределы Турции, писал о начале этого похода:

«Выйдя из Макинского ущелья, мы вновь увидели наш библейский Большой Арарат, но уже с юго-восточной стороны. Его нарядная белая шапка никогда не тающего снега дышала суровостью, недоступностью и какой-то мистической таинственностью. Малый Арарат, который теперь ближе к нам по расстоянию, темный, мрачный, почти конусообразный, был словно детеныш против Большого Арарата и страшил своею дикостью. В провале между ними сходился стык трех государств — России, Турции и Персии. За ними было наше Отечество, почему кровь так тепло пробежала по всему организму… Это, конечно, заговорило, пронизало организм любовное чувство к Родине, так как здесь мы почувствовали себя так далеко и сурово отрезанными горами от России, до которой, казалось, и не доскачешь.

Солнце клонилось к западу, когда мой взвод оторвался от сотни и двинулся на север, к Арарату, вдоль границы. По долине кочевья курдов. Их черно-бурые громадные шатры привлекали взор. Мы ехали к ближайшему. Из него высыпало все семейство. Глава дома вышел нам навстречу с барашком в руках, подбежал почти вплотную к моему коню, быстро положил барашка на землю, выхватил нож и — бедный барашек лежит уже с перерезанным горлом. Это у них означает знак глубокого гостеприимства».

Такая идиллия среди экзотических ландшафтов продолжалась недолго. Городок Кеприкей, на полпути между границей и Эрзерумом, пришлось брать с боем. Авангарды турок быстро были опрокинуты. Отряд, наступавший восточнее, вдоль границы с Персией, занял Баязет. Турки активно защищались, наступление не обходилось без потерь.

Хорунжий Елисеев вспоминал, какое тяжелое впечатление произвела на него гибель товарища в первые дни войны: «Хорунжий Семеняка, красивый брюнет, бывший сольный номер, регент и украшение нашего юнкерского хора Оренбургского казачьего военного училища, лежал бледный, с изможденным лицом. Раненный вначале в бедро, а потом в живот, в неестественно скорченной позе, с искаженным от боли лицом и со скрюченными над головою руками, словно он за что-то цеплялся для своего спасения, он так и застыл, умирая, весь день пролежав среди убитых своих казаков…

По рассказам коноводов, он был ранен в ногу и упал. И потом, уже лежа, ранен в живот. Он стонал и просил помощи, но она не пришла. Он был в серой походной черкеске и в черном бешмете, расстегнутых, что, видимо, сделал он сам, страдая от мучений. Тут же возле трупов лежал околевший ночью от ран и его дивный гнедой рослый конь хороших кровей. Гордый и благородный офицер, каковым был хорунжий Семеняка, и его конь пали в первом же бою. Было о чем подумать тогда!.. И все прелестные понятия, которые мы воспринимали на юнкерской скамье и в мирном времени офицерства, отлетели у меня далеко, далеко…»

Злосчастный хорунжий не стал последней жертвой разыгрывающейся серии сражений. На главном направлении русские столкнулись с превосходящими силами турецких корпусов. Это было встречное сражение, ни русские, ни турки не отсиживались в обороне. Мышлаевский захватил Кеприкей с его каменным мостом через бурный Аракс и тем самым разворошил осиное гнездо. Турки стягивали все силы к этой точке, важной для обороны Эрзерума. Турки выказали себя достойными противниками, не боящимися ходить в штыки и упорными под обстрелом. Но самым труднопобиваемым аргументом стал все-таки перевес в числе штыков. Пока вдоль горной дороги шло сражение лоб в лоб, часть турецких войск обтекала фланги русских. Русские не стали доводить дело до окружения и отошли несколько назад от Кеприкея. Несколько ослабил турецкий нажим маневр пластунской бригады Пржевальского: по грудь в ледяной воде пешие казаки перешли быстрый Аракс, чтобы ударить в тыл турецкому авангарду, не ожидавшему таких устойчивых к холодам казаков в своем тылу.

Две наступающие армии взаимно нейтрализовали друг друга. На короткое время наступил перерыв в боевых действиях. К декабрю руководить сражением приехал лично Энвер-паша, знаменитый турецкий военный и политический деятель, сильный военачальник и по совместительству массовый убийца, организатор избиения в Османской империи христиан — армян и греков. С ним прибыл фон Шеллендорф, немецкий начальник турецкого Генерального штаба. План, задуманный ими, диктовался обстановкой. Выяснив слабое место русских позиций — северный фланг, — Энвер решил отбросить его и перерезать линии коммуникаций главных сил Кавказской армии.

Пока на фронте стояло затишье, Кавказскую армию посетил Николай II. Это был риск. Монарх ехал по единственной дороге, ведущей через Сарыкамыш к русским позициям. Турецкие пикеты даже видели императорский автомобиль. Но для солдат на передовой этот визит стал веским моральным подкреплением. Личное награждение царем отличившихся солдат глубоко впечатлило всех, видевших церемонию. Посетив передовые позиции, Николай уехал. Его солдатам вскоре предстояло жесточайшее испытание.

Несмотря на устойчивое положение в центре, фланги по-прежнему были головной болью Мышлаевского. Если центральная группа войск держалась, то турки обрушили на небольшой отряд генерала Истомина крупные силы и заставили постепенно пятиться назад. 9 декабря арьергардный отряд полковника Кутателадзе был отрезан в теснине. Более того, полковник, окончательно потеряв голову, велел своему отряду сдаваться и пошел в плен сам. Подчиненные предпочли не разделять полковничьего позора. Для армян-добровольцев сдача туркам не сулила ничего хорошего, а у солдат Тенгинского полка попросту взыграла гордость: этот полк, один из славнейших в русской армии, бился еще с мюридами Шамиля, когда в его рядах служил некий поручик Лермонтов, и заканчивать биографию полка таким позорным образом никто не собирался. Так что капитуляция не состоялась, обернувшись только личным позором полковника; офицеры возглавили атаку окруженных вверх по запорошенным склонам. Добыча неожиданно сама превратилась в охотника. Турецкий заслон приняли на штык, тенгинцы и армяне не просто расчистили себе путь к свободе, но даже утащили в горы на руках свою артиллерию.

Обратная сторона войны: армянские беженцы.

Однако этот подвиг арьергарда не мог переломить общую ситуацию. Турки нащупали наконец слабое место в русских боевых порядках и обходили кеприкейскую группу. Турки имели здесь корпус в три дивизии против одной у генерала Истомина. У Мышлаевского лишних войск, чтобы заткнуть дыру, просто не было. Целью турок был Сарыкамыш, город на русско-турецкой границе. Там проходила основная линия русских коммуникаций. Захват Сарыкамыша означал бы, что две трети русских войск на Кавказе оказываются в мешке.

Энвер энергично вел свое наступление. Отряд Истомина сдавал рубеж за рубежом. Отдельную трудность составляла эвакуация местных христиан. Люди понимали, что среди диких курдов и фанатично настроенных турок их ничего хорошего не ждет. Русские, пятясь, прикрывали колонны беженцев.

Пока шли бои за коммуникации русских войск, турки вторглись в русскую Аджарию вдоль черноморского побережья. Аджарцы-мусульмане восстали в русском тылу, и эти бои вызвали короткую панику даже в Тифлисе. Турки наступали дивизией, усиленной дикими башибузуками, против единственного в этих краях русского Георгиевского полка, который был поддержан только пограничной стражей. Дело было спасено образцовым поведением георгиевцев и прибытием резерва — еще одного полка. Этого минимума хватило, чтобы взять ситуацию под контроль: турки убедились, что аджарский виноград зелен и есть его им вовсе не хочется.

Между тем на главном направлении ситуация постепенно сползала к катастрофе. Энвер уже разрабатывал наполеоновские планы: как государственный муж, он не хотел ограничивать предмет стремлений и мыслил с размахом. Ему виделись мусульманские государства, включающие Среднюю Азию и даже Казань. На пути блестящего проекта стояла только досадная мелочь: батальоны людей в шинелях, цепляющиеся за обледенелые горные дороги.

В середине декабря турки почти вышли к Сарыкамышу. Мышлаевский назначил командовать обороной города генерала Николая Юденича, своего начальника штаба. Юденич имел формирование, грозно называвшееся корпусом, но на деле состоявшее из двух бригад. На Сарыкамыш наступало два турецких корпуса, в пять дивизий силой. Мышлаевский пал духом и счел окружаемые части уже потерянными. Однако Юденич проявил себя во всей красе. Он убедил Мышлаевского в том, что отход грозит катастрофой, и хладнокровно возглавил войска в формирующемся «котле». Крепость нервов Юденича спасла русскую армию от великой катастрофы. Не подлежит сомнению, что попытка отступить кружными путями через дикие заснеженные ущелья привела бы только к бросанию артиллерии и обозов, бесславной гибели множества людей и общему разгрому Кавказской армии.

26 декабря через Сарыкамыш проезжал, возвращаясь из отпуска, полковник Букретов. В тот день турки подступили к городу. Букретов собрал под свою руку пеструю команду из всех, кому случилось быть в Сарыкамыше и кто был способен держать винтовку. Сотня молодых подпоручиков, едущих из училища, ополченские дружины из бойцов старших возрастов, многие с берданками, пара сотен пограничной стражи, железнодорожники, шестнадцать пулеметов, две пушки.

Через Сарыкамыш потоком шли на восток несчастные беженцы: мирные армяне и греки, бросившие свои дома, кто на повозках, кто пешком. А на подступах к городу в белой земле яростно выдалбливали окопы мальчики из училища и стрелки. Они продержались под бешеным натиском турок сутки, и тем купили жизнь для всех. Турки вломились в город и захватили вокзал. Связь с Тифлисом была перерезана, русские оказались в полном окружении. Букретов беспрерывно контратаковал, не давая окончательно захватить город. Турки пытались обойти Сарыкамыш, они захватили нависающий над вокзалом скальный уступ; русские предпринимали вылазки на склоны, отбивая их.

Какой-то интендантский чиновник, решивший, что все погибло, был застигнут Юденичем за ссыпанием муки в речку. Свои действия он обосновал тем, что все погибло, а запасы противнику оставлять нельзя. Интенданту сообщили, что никто никуда не отступает и что если он продолжит топить государственное имущество, то ответит головой. Чиновник погрустнел, но муку топить перестал. Мелочь, курьез, но демонстрирует, как важно было спокойствие командующего в огне. Припасы были жизненно необходимы окруженным. Евгений Масловский, подполковник штаба Юденича и историк битвы, даже писал, что прерывание сообщения с Россией принесло некую пользу: необходимые запасы не увозились от армии.

Пока бойцы Букретова отплевывались огнем от атакующих окраины Сарыкамыша турок, Юденич вызвал к городу две пластунские бригады. Есаул Куркин назвал происходящее «отступательным наступлением»: бригады оставили свои позиции и пешком кинулись на выручку Сарыкамышу. Командиров бригад, Пржевальского и Гулыгу, насилу нашли на передовой, чтобы развернуть на помощь сражающимся за город. Это был беспримерный марш. Тридцатиградусный мороз, сапоги в лохмотья, многие казаки – с обморожениями. Пластуны шли через стылые горы двадцать часов форсированным маршем. Генерал Гулыга позже сказал об этих людях: «Ран в спину у пластуна быть не может». У Сарыкамыша пластунские бригады эту максиму доказали.

Ночью на 27 декабря к Сарыкамышу стягивались части обеих сторон. В городе и окрестностях кипел беспрерывный бой, не останавливавшийся и ночью. Юденич со стальным хладнокровием подбрасывал свежие роты, только когда защитникам города действительно отчаянно требовалась помощь. Бои шли на узких улочках и в перелесках, беспрерывно резались врукопашную. В Сарыкамыше лежал живой на мертвом и мертвый на живом. Турки почти дошли до русских складов с боеприпасами, почти сумели удержать за собой вокзал, почти захватили мост. Но каждый раз такая близкая победа подданных султана упиралась в проклятое «почти». Последний резерв русских, две пластунских сотни, шел в штыковую стылой ночью молча, без обычного «Ура!», и эта беззвучная контратака была страшнее любых боевых кличей. В полной тишине бились штыками, прикладами, шашками, рубились шанцевым инструментом. И это молчание турки услышали лучше, чем трубный глас. Они так и не взяли Сарыкамыша. Юные подпоручики, обмороженные казаки, еле стоящие на ногах армянские волонтеры, несгибаемые пограничники, пластуны, в чьих спинах не бывает ран… Они удержали Сарыкамыш. И это стало приговором для турецких войск, штурмующих город.

Пока на улицах Сарыкамыша шли уличные бои, Юденич готовил Энверу-паше потрясающий сюрприз. Он позволил туркам втянуться в мясорубку на улицах, и теперь собирался превратить окрестности города в капкан. «Нам мало отбросить турок от Сарыкамыша, — писал Юденич генералу Берхману, — мы можем и должны их совершенно уничтожить. Настоящим случаем должно воспользоваться, другой раз он не повторится».

Турки с трудом тянут орудия через перевалы. Кликните для увеличения.

Пржевальский, вышедший из города, 29 декабря неожиданно перешел в наступление. Параллельно наступал отряд генерала Баратова. Они стремились к селению Бардус, в тылу у атакующих турок. Бедность коммуникаций была палкой о двух концах. Русские держали снабжение и связь по одной дороге, за которую шел бой, но снабжение турок тоже висело на одной нитке — Бардусском перевале. И на эту нитку Юденич замахнулся ножницами. С одной стороны шли Пржевальский и Баратов, с другой наступал отброшенный в начале сражения отряд Истомина. 2 января Пржевальский сделал своим сослуживцам и державе царский новогодний подарок: его пластуны оседлали Бардусский перевал. Два османских корпуса оказались отрезаны. Турки, задумавшие большую битву на окружение, оказались в «котле» сами.

То, что было дальше, было уже не очень похоже на битву и скорее описывается словом «побоище». В Тифлисе чиновники и военные изумленно увидели, как считавшаяся агонизирующей армия вылезает из могилы и принимается мстить за свою так и не состоявшуюся смерть. Опомнившийся Тифлис выслал воскресшим победителям помощь: последнюю оставшуюся в резерве бригаду сибирских казаков. Сибирцы нанесли короткий удар по туркам, блокировавшим дорогу между «большой землей» и окруженными. Страстная конная атака опрокинула турок и освободила путь. Хорунжий Сменов, участвовавший в том бою, рассказывал: «Сибирская казачья бригада, словно вынырнув из-под земли, сомкнутым строем, с пиками наперевес, широким наметом, почти карьером так неожиданно и резко атаковала турок, что они не успели защититься. Это было что-то особенное и даже страшное, когда мы смотрели со стороны и восхищались ими, сибирскими казаками. Покололи пиками, потоптали конями турок, а остальных забрали в плен. Никто не ушел из них». Противником казаков был прекрасный константинопольский полк. Его знамя стало для сибиряков достойным трофеем дня.

Приготовление кипятка на привале. Чаще всего для солдата это была единственная возможность согреться: жилья, тем более целого, в крае было мало. На квартиры рассчитывать не приходилось

4 января агонизирующие остатки одного из окруженных корпусов капитулировали. Другой продолжал вырываться. Турки, обмороженные, изголодавшиеся, расстрелявшие патроны, показали себя стойкими бойцами. Они продолжали бороться, пока в их замерзшие окопы не врывались казаки. Кто-то продирался сквозь снежные ущелья, бросив артиллерию. Но постепенно все больше людей сдавались в плен, не желая воевать с северными чертями в этом ледяном аду.

Русские быстро восстановили фронт в то положение, в каком он был перед контрнаступлением турок. Остатки вырвавшегося из котла корпуса были добиты в районе Ардагана. В январе Юденич получил заслуженный чин командующего всей кавказской армией вместо Мышлаевского, чьи нервы не выдержали проверки реальной сложной операцией. Генерал энергично продолжил пожинать плоды своего успеха.

Энвер-паша в последнем отчаянии пытался атаковать русские войска на главной дороге Сарыкамыш-Эрзерум. Наступление шло с немыслимым ожесточением; турки, наступая по грудам мертвых товарищей, иногда ухитрялись даже добираться до пулеметных точек русских с саблями в руках. Турецкий полководец, чтобы воодушевить людей, возглавлял атаки лично. Сложно сказать, пытался он действительно восстановить положение или просто искал смерти после вчистую проигранной битвы, но практический итог наступления для турок был удручающим. Эти лобовые удары привели только к избиению еще одного турецкого корпуса пулеметным огнем. Этот корпус добили обходным движением 18-го русского полка. Стрелки пять суток преодолевали пятнадцать верст по горам в снегу выше человеческого роста, не получая горячей пищи, и в итоге добились своего: турки так и не обнаружили обхода и были совершенно ошеломлены, обнаружив в своем тылу замерзших и злых солдат. Те дали о себе знать, захватив для начала штаб турецкой дивизии. В течение нескольких следующих дней злосчастный турецкий корпус был рассеян и окончательно выбит из игры. Что интересно, русская колонна, обходившая позиции турок, скрывалась так успешно, что не только не была замечена противником, но и сами русские уже считали ее погибшей, пока она не вынырнула из снегов в неприятельских тылах.

Во второй половине января русские остановили преследование полностью разгромленной турецкой армии. Догонять было почти некого. Ударная группировка турецких войск была практически истреблена. Из шестидесяти трех тысяч солдат и офицеров русской армии, участвовавших в этой операции, убиты, ранены или обморожены было двадцать шесть тысяч солдат. Это без малого половина сражавшихся. Но турецкие войска лишились девяноста тысяч солдат и офицеров из более чем ста! Из этой массы несчастных пятнадцать тысяч человек попали в плен, остальные погибли. Такая структура потерь много говорит об упорстве схватки. Окружения чаще всего дают больше пленных, чем погибших, здесь же турецкие солдаты и офицеры предпочитали жертвовать собой. Пожалуй, такого тотального уничтожения противостоящей армии в полевой битве не было со времен Полтавы и войны с Наполеоном. Погибших непосредственно в Сарыкамыше и окрестностях по большей части удалось откопать и захоронить только по весне: администрация города в марте сообщала Юденичу, что из тающих снегов извлекают двадцать третью тысячу мертвых турок. Жутко и представить такую братскую могилу вокруг небольшого городка.

Сарыкамышская битва имела целый ряд не вполне ожидаемых последствий. Во-первых, на эту баталию своеобразно отреагировали англичане. Наш союзник не был слишком рад такому большому успеху, поскольку русских уже представляли входящими в Константинополь. Чтобы овладеть столицей Османской империи и проливами прежде русских, а с другой точки зрения – чтобы оттянуть с Кавказского фронта часть турецких сил, англичане форсировали подготовку Дарданелльской операции, которую начали уже в феврале 1915 года. Однако задуманный десант на турецкие берега так и не принес успеха: сражение увязло в долгих, кровавых и бесплодных боях на плацдарме и, в конечном счете, завершилось эвакуацией англо-французского контингента и Австралийского корпуса.

На противоположной стороне фронта Энвер-паша нуждался в оправдании своего банкротства в качестве полководца. Разумеется, искать виновного в зеркале он не собирался. Под рукой у него имелся замечательный внутренний враг в лице христиан Османской империи. Армяне и понтийские греки были объявлены предателями и в ближайшие годы подверглись депортациям и массовым казням. Спасение русской армией огромной массы людей, погибавших от рук младотурок в 1915 году, составляет одну из прекрасных страниц русской истории, но находится за пределами данного рассказа.

Сарыкамыш стал одним из блестящих сражений Первой мировой войны. Сражаясь против почти вдвое сильнейшего противника, русские оказались на грани катастрофы. Несколько раз туркам не хватало для полного разгрома русских войск буквально пары сот шагов продвижения, лишнего часа, нескольких батальонов в нужном месте. Однако судьбу многих сражений решали как раз минуты, последние батальоны и считанные метры. На войне не выдают серебряных медалей проигравшим, пусть даже и достойно боровшимся. Повезло ли русским, что Букретов вовремя проезжал через Сарыкамыш, что Юденич сумел убедить Мышлаевского не отступать, что пластуны добрались до поля боя как раз вовремя? Да. Но никому не помогло бы везение, если бы Букретов не проявил быстроту реакции, если бы Юденич не нашел в себе мужества гнуть свою линию до конца вопреки приказу начальника, если бы пластуны не шагали двадцать часов подряд в разбитых сапогах по снегу и камням.

На турецкие войска часто смотрят свысока, и действительно русские (и не только русские) часто их разбивали. Но буквально месяц спустя англичане, французы, австралийцы, имея перевес в силах, спасовали перед той же самой турецкой армией. Русские регулярно разбивали турок не из-за того, что у Турции были плохие воины, а из-за того, что у русских раз за разом находились первоклассные солдаты во главе с лучшими командирами своего времени.

Турки показали себя хорошими, стойкими и отважными солдатами. Но русские сумели сохранить свою отвагу на пять минут дольше.