ервая мировая война стала не только первой войной, в которую оказались одновременно вовлечены государства со всех концов света. Она также стала первой войной, где соревновались не только армии, но и экономики враждующих государств. Поскольку ни одна из стран не была готова к войне нового типа, всем им пришлось переводить экономику на военные рельсы уже по ходу конфликта. Разумеется, этой участи не избежала и Россия, которой, по сути, пришлось проводить форсированную индустриализацию.

Первые несколько месяцев войны все ждали, что она вот-вот закончится, и практически ничего не делали для наращивания темпов военного производства. Только в начале 1915 года стало понятно, что конфликт затягивается, военные запасы подходят к концу, а довоенные мощности неспособны хотя бы частично удовлетворить нужды фронта. В этом году все воюющие страны столкнулись с нехваткой боеприпасов – снарядным голодом. Разве что в Германии, которая собиралась воевать со всей Европой сразу, ситуация была чуть получше. Но у немцев были другие проблемы: у них уже в начале 1915 года начался серьезный продовольственный кризис и практически на все продовольственные товары были введены карточки. Установленная государством хлебная монополия привела к продразверстке – изъятию у крестьян всех излишков зерна. К голоду, подобному советскому, это не привело, но немцы всю войну испытывали серьезнейший дефицит питания из-за невозможности импорта продуктов. Немцы легко уделывали всех в плане промышленного производства: например, они штамповали в три раза больше артиллерийских орудий в месяц и в два раза больше патронов, чем англичане. При этом немцы буквально питались черт знает чем, зима 1916/17 годов вошла в историю как «брюквенная зима». Дело в том, что вообще все продукты питания, доступные немцам, были сделаны из брюквы: брюквенный хлеб, брюквенный чай, брюква на завтрак, обед и ужин. Немецкая пропаганда призывала вместо куриц ловить и жарить ворон, расписывая замечательные свойства вороньего мяса. Для сравнения: в 1916 году в России впервые за все время войны появились карточки на сахар. Это был единственный продукт по карточкам, остальное свободно продавалось. Успехов в переводе экономики на военные рельсы Германия добилась благодаря жестким действиям правительства: была проведена всеобщая трудовая мобилизация и принудительное перемещение рабочей силы между заводами, запрещались любые стачки и демонстрации. Огромное количество предприятий было переведено под государственное управление.

Французы первоначально не рассчитали с «бронью» от войны, зарезервировав весьма небольшое число отсрочек от армии для сотрудников оборонных заводов. Французам пришлось исправлять ситуацию на ходу, то есть отзывать прямо с фронта призванных рабочих-специалистов. В итоге все закончилось, как и в Германии, введением всеобщей трудовой повинности.

Англичане обладали самой развитой промышленностью до войны, и у них было две главных задачи: перевести гражданские заводы на выполнение военных заказов и всеми силами бороться с немецкой подводной войной, чтобы не допустить голода в стране (большая часть продовольствия в Британию импортировалась). Уже существовавшие военные заводы расширялись, кроме того, было построено еще полтора десятка специальных заводов. Чтобы компенсировать нехватку рабочих рук, правительство прибегло к услугам суфражисток. Эти дамы, ставшие предтечей феминизма, до войны занимались тем, что максимально дискредитировали самую идею равенства мужчины и женщины. Они поджигали почтовые ящики и оранжереи с цветами, поливали кислотой лужайки, резали ножами картины знаменитых художников — в общем, всячески показывали, что женщины — общественно опасные существа и им нельзя давать право голоса на выборах. С началом войны лидер организации Эмилия Панкхерст стала агитировать женщин делать все для победы Великой Британии, отправляться к станку вместо мужей, запрягаться в плуг и т.д. После войны она, кстати, прекратила кривляния и вступила в Консервативную партию. Чтобы было понятно: это как если бы Ленин вступил в «Союз русского народа».

В России ситуация осложнялась тем, что ей требовалась форсированная индустриализация. До войны промышленное развитие России происходило высокими темпами, но она не могла тягаться с Британией и Германией, где индустриализация прошла еще сто лет назад и которые были абсолютными европейскими лидерами промышленности. Весной 1915 года, когда начал проявляться кризис вооружения в армии, были приняты первые серьезные меры. В отличие от Германия, где правительство стремилось сосредоточить в своих руках контроль над промышленностью, в России было решено сделать ставку на военные заказы. Правительство давало частным предприятиям деньги, на которые те проводили переоборудование под военное производство, расширение площадей и выполнение заказов. Такая система просуществовала примерно до начала 1916 года, когда деньги стали выделять на определенные проекты – строительство заводов нужной направленности.

Мобилизация российской промышленности шла успешно, к началу 1917 года около 86% рабочих, занятых в промышленности, работали на военных производствах. Нужные для войны производства действительно росли, увеличиваясь в разы. Речь идет о производстве вооружения, машиностроительном производстве, металлообрабатывающей и химической промышленности. Что касается последней, то она фактически была создана с нуля за какие-то год-два. До начала войны кое-что в России было, но этого было недостаточно, чтобы хоть как-то удовлетворить потребности в войне нового типа. Толуол, например, практически полностью завозился из Германии.

Если в 1913 году толуола в России производилось всего тысяча пудов, а бензола – 1800 пудов, то в 1916 году их производилось уже 294 и 574 тысячи пудов соответственно. Азотная кислота до войны производилась из импортируемого сырья, но удалось наладить ее синтез из синтетического аммиака. С нуля было налажено производство фосгена, хлора, брома и фенола. В целом производство взрывчатых веществ за время войны выросло почти в девять раз.

Главным вдохновителем этого успеха был генерал Владимир Ипатьев, знаменитый химик, по сути, и ставший отцом российской химической промышленности. Будучи главой комиссии при Главном артиллерийском управлении, позднее преобразованной в Химический комитет, он занимался расширением производства взрывчатых веществ и созданием химической промышленности. После революции Ипатьев остался в России, поскольку им восхищался Ленин. Но после смерти последнего в промышленности начались зачистки, поиски вредителей и Ипатьев, на тот момент бывший за границей, решил не возвращаться в СССР. Он уехал в США, где стал основоположником современной нефтехимии.

Что касается артиллерийской отрасли, то в ее развитии важнейшую роль сыграл Семен Ванков – сын болгарского русофила, еще в 80-х годах XIX века перебравшийся на службу в Россию и дослужившийся до генерал-майора. После начала мобилизации промышленности Ванкова назначили уполномоченным Главного артиллерийского управления. Его обязанностью было наладить в максимально быстрые сроки выпуск трехдюймовых артиллерийских снарядов на гражданских заводах, и это ему удалось. К концу войны почти половина всех выпущенных снарядов была сделана на этих заводах.

Как вы уже заметили, Россия проводила мобилизацию промышленности несколько иными методами, чем Германия, со значительно большим участием частных лиц. Во-первых, сам Николай был либералом, во-вторых, создание полупосреднических организаций между правительством и производителями было жестом доброй воли в адрес либеральной оппозиции. Весной 1915 года были созданы военно-промышленные комитеты. Это были организации, которые должны были содействовать власти в деле снабжения армии военным снаряжением. Они обладали функциями планового перераспределения и установления цен. Существовали эти комитеты на субсидии из государственной казны. Формально они объединяли предпринимателей, в основном средних и крупных. Помимо ВПК, был создан Земгор — Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов. Он занимался примерно тем же самым, но работал не с предпринимателями, а с земствами и городами. Главными отличиями между ними было то, что ВПК работали с крупным бизнесом, а Земгор – с кустарями и мелкими производителями. В остальном структура организаций, их цели, а также финансирование были примерно одинаковы. Они получали заказы от правительства, после чего по своим каналам договаривались с производителями и обеспечивали выполнение заказа. Земгор возглавлялся будущим февралистом и главой временного правительства князем Львовым. Еще одним органом было Особое совещание по обороне, которое имело надзорные функции над военными заводами и ведало заказами снаряжения и продукции за границей. Оно возглавлялось военным министром, а его рядовыми членами были представители Госсовета, Госдумы и общественных организаций.

Для координации работы ВПК в Петрограде был создан Центральный комитет, который, в свою очередь, делился на ряд секций, каждая из которых отвечала за свою отрасль: автомобильная, авиационная, угольная, химическая и т.д. Главой ЦК ВПК должен был стать Николай Авдаков – член Государственного совета от промышленной курии и председатель Совета Съезда представителей промышленности и торговли. Однако он умер осенью 1915 года, и вместо него главой стал печально известный Гучков. Заместителем его стал миллионер Александр Коновалов. Он происходил из династии фабрикантов Коноваловых, также известных как «вичугские фабриканты». Так называли нескольких крупных фабрикантов из Костромской губернии старообрядческого происхождения, занимавшихся текстилем, из-за чего этот район превратился в один из центров текстильной промышленности. Коновалов был тесно связан с другими миллионерами старообрядческого происхождения Рябушинскими. Он даже был одним из акционеров их Московского банка. Вместе с братьями Рябушинскими Коновалов входил в их неформальный кружок предпринимателей, политикой интересовавшихся и старавшихся влиять на нее.

Вообще дореволюционные мультимиллионеры держались в большинстве своем вдали от политики. Они занимались благотворительностью, строили больницы и школы для своих рабочих, возводили театры и галереи, коллекционировали живопись, содержали театральные группы, но при этом проявляли абсолютное равнодушие к политике. Исключение составлял только кружок Рябушинских, в который входили братья Рябушинские, Коновалов, Третьяков и Смирнов. Они издавали газету «Утро России», в которой критиковали власть с либеральных позиций. По их мысли, аристократию необходимо было отодвинуть от управления государством, а власть передать крупной буржуазии.v

Так вот, Коновалов был депутатом Госдумы от Костромской губернии, сердца его текстильной империи. Он также был одним из организаторов в Госдуме Прогрессивного блока, основа которого и совершила февральский переворот, придя к власти в лице Временного правительства. Кроме того, Коновалов был видным масоном и входил в ВВНР (Великий восток народов России), также как и большинство его будущих соратников по Временному правительству, в котором он занимал пост министра торговли и промышленности.

Но по сравнению с Рябушинским Коновалов был мелочью. Павел Рябушинский был старшим сыном и фактически главой семейства. Помимо текстильных мануфактур в Тверской губернии, он также активно выдавал ссуды другим предпринимателям и стал банкиром, основав один из крупнейших банков России. Рябушинский был также из старообрядцев белокриницкого согласия и активно участвовал в жизни общины. Он интересовался политикой и на выборах в первую Думу поддерживал небольшую Торгово-промышленную партию, которая шла на выборы вместе с октябристами, благодаря чему он вошел в ЦК партии «Союз 17 октября». На выборы в следующую Думу он пошел от другой маленькой «Партии мирного обновления», которая также провалилась. При этом сам он свою кандидатуру не выставлял, но партии поддерживал. В дальнейшем он сконцентрировался на общественной деятельности, перехватив руководство во влиятельной организации предпринимателей – Московском биржевом комитете.

Собственно, именно Рябушинскому принадлежала инициатива создания военно-промышленных комитетов, как он объяснял, для объединения усилий правительства, предпринимателей и народа для победы в войне. Сам Рябушинский возглавил Московское отделение ВПК. Кроме того, он был назначен членом Государственного совета от Московского биржевого комитета.

В войну Рябушинские не сидели сложа руки. Один из братьев ушел на фронт, но остальные продолжали расширять свою империю. Сообразив, что послевоенной Европе понадобится восстанавливать разрушенное войной, они задумали сосредоточить в своих руках экспортную торговлю лесом и принялись скупать лесные предприятия и нацеливаться на лесные концессии, что им помешала сделать революция. Они также планировали объединить свой Московский банк с Волжско-Камским и Торгово-промышленным банками, что позволило бы им создать крупнейший банк в России и один из крупнейших в Европе. Рябушинские также стали единственными, кто успел построить в России автомобильный завод в рамках госзаказа. В начале 1916 года царское правительство выдало через ВПК деньги на строительство шести автомобильных заводов, с условием их постройки через 7 месяцев. Единственным заводом, который еще до революции успел начать производство машин, был как раз построенный Рябушинскими в Москве завод, который теперь именуется «Завод имени Лихачева», проще говоря, «ЗиЛ».

Близкий соратник Рябушинского, Сергей Третьяков, был внуком бывшего мэра Москвы (и создателя Третьяковской галереи). Он, также как и Коновалов, был одним из учредителей Московского банка и входил в редакцию газеты «Утро России». Он был заместителем Рябушинского в Московском ВПК и в биржевом комитете. Он не обладал такими капиталами, как Рябушинские, и был в основном на подхвате. После революции он прибился сначала к Деникину, потом к Колчаку, потом к Врангелю и в итоге осел в эмиграции, оставшись без средств к существованию. В 1929 году его завербовало ОГПУ, и он исправно работал на них, живя во Франции и занимаясь прослушкой РОВС. После оккупации Франции немецкими войсками его быстро вычислили как советского агента, поскольку в его квартире была найдена прослушивающая аппаратура, в итоге его отправили в концлагерь и расстреляли.

Еще один соратник Рябушинского, Сергей Смирнов, также как и остальные, происходил из семьи текстильных фабрикантов. Так же, как и Третьяков, он был заместителем Рябушинского и входил в ЦК ВПК. После революции он был государственным контролером Временного правительства, но после октября бежал из страны и осел в Германии, а затем во Франции, где следы его почти теряются. Известно лишь, что умер он уже после Второй мировой войны.

Еще одним видным мультимиллионером в ВПК был Михаил Терещенко – сын сахарозаводчиков и землевладельцев. Он владел 13 языками, а благодаря импозантной внешности и молодости считался одним из главных светских львов того времени. Он дружил с поэтами, писателями и балеринами, давал деньги на издание книг, коллекционировал картины русских художников, был обладателем одного из крупнейших алмазов в мире, который назвал в свою честь, состоял в масонской ложе ВВНР и входил в состав правления нескольких крупных банков. Он также прославился благодаря тому, что подарил своей жене-француженке настолько большую яхту, что она до 30-х годов была крупнейшей частной яхтой в мире.

Терещенко был связан с Гучковым. С началом войны Гучков стал особо уполномоченным Красного креста. Терещенко был там же, но просто уполномоченным. Вскоре он стал заместителем заведующего санитарными организациями Юго-Западного фронта. С началом мобилизации промышленности Терещенко возглавил Киевское отделение ВПК, параллельно он также был заместителем Гучкова, который был главой вообще всех ВПК. Он также был одним из ключевых участников февральского переворота, после которого получил пост министра финансов в первом Временном правительстве и министра иностранных дел во всех последующих, вплоть до октябрьского переворота, после которого он уехал в Европу, где более-менее успешно занимался бизнесом и умер в Монако в 1956 году.

Одним из противников вышеописанных предпринимателей (с политической точки зрения) был Петр Балашов. Он происходил из семьи, которая являлась одним из крупнейших землевладельцев Российский империи. Он был депутатом Госдумы и активным сторонником Столыпина. Кроме того, Балашов был одним из лидеров Киевского клуба русских националистов. Балашов был председателем партии «Всероссийский национальный союз» — это была умеренно-правая партия. Несмотря на то, что они примыкали к националистам, они отличались от черносотенцев большей умеренностью и меньшим популизмом. Идеологом партии был Михаил Меньшиков. Весьма любопытно, что значительное число активистов партии были выходцами с Украины и именно там она пользовалась наибольшей поддержкой. Одно время к ней примыкал Шульгин, но потом он переметнулся вместе с «прогрессивными националистами» к «Прогрессивному блоку» либералов и умеренно-левых. После раскола Балашов стал противником прогрессистов и стал выступать за союз с правыми против них. Во время войны Балашов организовал на Украине земскую организацию помощи больным и раненным воинам.

По материнской линии родственником Балашова был граф Воронцов-Дашков, также являвшийся крупнейшим землевладельцем в стране. Воронцов был близким другом еще Александра III, однако к началу войны был уже весьма стар, ему было почти 80 лет. Несмотря на то, что он был наместником Кавказа, а значит, и автоматически являлся командующим Кавказской армией, он передоверил управление Мышлаевскому, а затем Юденичу и вскоре умер.

Важную роль играл один из крупнейших промышленников Алексей Путилов. Он владел значительным количеством частных военных заводов еще до войны. Путилов был близок к Витте и после его отставки сосредоточился на бизнесе. В начавшейся войне у него было значительное преимущество: ему не пришлось перестраивать свои заводы на военные рельсы, поскольку они и так выпускали военную продукцию. Самый известный завод и вовсе носил его имя – Путиловский и был основан его дедом. На этом заводе выпускали вагоны, бронеавтомобили, снаряды, паровозы и даже корабли. Он был одним из пяти крупнейших машиностроительных заводов в Европе. Во время войны Путилов состоял в Особом совете (совещании) по снабжению при военном министерстве.

Ну и конечно, нельзя обойти стороной богатейшего жителя Российской империи Николая Второва. Несмотря на то, что его фамилия относительно малоизвестна на фоне Морозовых, Рябушинских и Третьяковых, он действительно был богатейшим человеком страны и крайне активно действовал во время Первой мировой. В политику он не лез, но в бизнесе интерес видел повсюду. Он скупал закрывавшиеся из-за войны филиалы немецких концернов и, по сути, также стал одним из отцов химической промышленности. Если Ипатьев был теоретиком и организатором, то Второв был кошельком российской химии. Как раз его усилиями стали появляться первые в России химические заводы, не принадлежавшие немцам, в частности Российское Общество химической промышленности и Коксобензольный завод. Он активно включился в систему ВПК, строя заводы по государственным заказам. Так, он построил в Москве два завода, производивших гранаты, в сотрудничестве с Ванковым, о котором мы уже упоминали. Вместе с Коноваловым и Терещенко он построил под Москвой практически в чистом поле электрометаллургический завод «Электросталь» и Богородский снаряжательный завод, которые, по сути, дали начало городу Электросталь. Поскольку основное внимание строительству уделял именно Второв, он фактически считается основателем города Электросталь. Собственно, эти заводы не успели сыграть свою роль в Первой мировой, так как были построены перед самой революцией, зато во время ВОВ там было развернуто производство артиллерийских снарядов для «Катюш», а также мин и бомб.

Итак, мы видим, что Российской империи удалось в кратчайшие сроки и без запредельного напряжения сил, массовых расстрелов и коллективизаций провести индустриализацию в военное время, обеспечив, по большей части, потребности армии к 1916-17 году. Более того, большинство этих заводов досталось как трофей СССР. Советские историки часто пишут, что царская армия была не готова к войне, все было бездарно, но даже они признают, что большую часть потребностей русской армии удовлетворяла российская экономика. Ну и вообще, не советским историкам на эту тему иронизировать. Достаточно вспомнить, что СССР десять лет готовился к войне, провел индустриализацию, загнобив ради нее несколько миллионов человек, а в итоге перебивался половину войны на американской тушенке, а советская армия передвигалась на американских машинах (треть автопарка Красной армии составляли иностранные машины). Поначалу так вообще воевали и на американских самолетах, и на американских танках, поскольку все свое прошляпили в первые же недели. Это уже потом по ленд-лизу стали поставлять в основном сырье. Но и не нужно забывать, что царская Россия за закупки за границей платила золотом, а СССР получал по ленд-лизу с крайне выгодными условиями, да и то расплатились по нему только в 2006 году, к тому же оплатив только часть от общих поставок.

С другой стороны, нельзя назвать российский опыт образцовым. Создав прослойку посредников, государство своими руками взрастило себе врага. И Земгор, и ВПК, практически полностью финансировавшиеся государством, были крайне оппозиционно настроены к царю, и получалось, что, не афишируя свое существование за счет казенных денег, тот же Земгор поливал грязью «ничего не делающее бездарное правительство», сам же он постепенно превращался в распилочную контору. Попытка приструнить Земгор в конце 1916 года стала одной из причин активизации заговорщиков, которые занимали лидирующие позиции в ЦК ВПК и Земгоре, со связями в армейской верхушке. Не случись революции, этот опыт можно было бы признать успешным, но именно руководство этих организаций и похоронило собственноручно свои труды. Но это уже другая история.