Прошедший (или даже еще идущий) скандал с феминистками и порталом «Медуза» был интерпретирован как еще одна глава в войне полов, в войне надоевшей (не вполне понятно, когда и почему она успела надоесть у нас, где феминисток не видно и не слышно, но считается, что она надоела) и, по видимости, безрезультатной.
В то время как это совсем не так.
Для того, чтобы понимать, почему, я вкратце напомню сюжет: феминистку Беллу Рапопорт портал «Медуза» попросил написать ответы на вопросы по феминизму и не нашел ничего лучше, чем прорекламировать текст о феминизме твитом «Мужики, тут инструкция, как не обижать телочек»; Белла Рапопорт, натурально, возмутилась и написала в «Кольте» большую статью о том, что наши «прогрессивные», как она выразилась, издания совершенно периодически не понимают, что транслируют в мир самый замшелый сексизм, задев в тексте попутно «Эхо Москвы», Катю Кермлин и даже Надежду Толоконникову, то есть людей, на которых авторы «Кольты» обычно из идеологической солидарности не нападают. В ответ сммщики «Медузы» разразились еще одним твитом «Мужики, смотрите, наш твит вдохновил телочку на колонку», ситуация стала накаляться, в бой ринулись ветераны вроде Тимченко и Носика, которые, чтобы вы чего не подумали, обвинили Рапопорт в том, что она раздула левую проблему, не поняла шутки и вообще пиарится; Носик попутно разразился постами о том, что оголтелые феминистки мешают ему наслаждаться жизнью, так как в армию не ходят, а туда же. Надя Толоконникова сказала, что нужно не бороться со словом «телочка», а создавать новые ролевые модели для женщин, то есть, в лучших традициях российской благонамеренности, призвала не заниматься конкретным делом (может быть, и не самым удачным), а лучше всем вместе взяться за руки и совершить что-нибудь масштабно хорошее. В итоге на коллектив «Медузы» цыкнул издатель, и те извинились. Теперь считается, что бешеная феминистка Белла Рапопорт попрала право свободных людей свободно высказываться, что она пытается запретить слово «телочка» (что является весьма грязной подменой предмета спора) и что женщинам не нужно, чтобы за них кто-то там вступался, так как освобожденные женщины России и сами разберутся, обижаться им или нет, и не следует к ним относиться как к инвалидам (последнюю точку зрения озвучивают сами женщины).
Твиттер-спектакль в трех действиях «Прогрессивное либеральное СМИ»
А между тем дело совершенно не в этом. Дело в том, что Белла Рапопорт, вступая изначально в договорные отношения с порталом «Медуза», ориентировалась на заявленную этим порталом его собственную идеологию — идеологию, скажем так, европейского либерализма — и полагала, что портал будет соблюдать соответствующий этой программе этикет.
Но она забыла, что имеет дело с нашими людьми.
В обычной ситуации цивилизованными людьми предполагается, что если ты разделяешь какую-то систему ценностей, то ты разделяешь и те запреты, которые данная система ценностей налагает. Если ты русский националист, ты не рассказываешь анекдоты про вечно пьяных русских (по крайней мере публично); если ты еврейский националист, то не пользуешься словом «пархатый»; если ты хип-хопер, то не пишешь на стене «Рэп — это кал», а если ты европейски ориентированный либерал, то ты не сочиняешь расистские и сексистские «приколы» про политкорректность. К свободе слова это все не имеет никакого отношения: можно в каждом интервью рассказывать анекдоты про пьяных русских, но тогда не нужно называться русским националистом, только и всего; можно в рекламе шутить про телочек, но тогда не надо прикидываться политкорректными европейцами, изобретите себе каких-нибудь других, неполиткорректных европейцев и назовитесь ими. Рапопорт писала свой текст, исходя именно из этой предпосылки, писала его вроде бы для своих — и тут оказалось, что она этим людям никакая не «своя».
Белла Рапопорт
Просто потому, что у нашего человека в голове никакого внятного представления о системе ценностей просто нет.
То есть мы можем поговорить (и позже поговорим) о том, обидно ли на самом деле слово «телочка» или нет, но нужно понимать, что это второй вопрос: первый вопрос состоит в том, что в той системе ценностей, которую коллектив «Медузы» взялся разделять, это слово в официальном контексте запрещено. В Европе никому не придет в голову рекламировать в серьезной газете колонку феминистки с использованием слова «chick» (ниже же я покажу, что даже у нас мало кому придет в голову рекламировать что бы то ни было мужскими аналогами этого слова). Вы можете охрипнуть у себя на кухне, доказывая жене, что это возмутительно, что это ущемление вашего права называть кого хочу как хочу, но этого слова в определенном контексте на Западе нет. Это правило. Так строится идеология — как система запретов.
Но мы же умнее каких-то там идиотов-европейцев. Нам же надо разобраться, а почему это нельзя. Кто сказал? Махатма? Нет, махатма ничего такого не говорил. Значит, это выдуманный запрет. Можно обойтись без него.
Знакомо, да? Именно так наш человек читает любую инструкцию.
Так, это тут у нас что написано? Не втыкать без заземления? А кто сказал, что заземление нужно? У моего отца все работало без заземления. Нет такого закона. Долой заземление, возиться еще с ним.
И так далее.
По большому счету все системы ценностей, которые мы тут уже двадцать лет копируем — от либеральных до хип-хоперских, — нам чужие. Мы постоянно модифицируем их в какой-то гибрид духовности, православия, третьего пути и бытового здравого смысла. У нас все равны и мы никого не угнетаем, но гомосексуалисты чужды нашему менталитету, а поэтому гомосексуалистов мы, пожалуй, запретим, причем так ловко, именем детей, что и придраться будет не к чему. У нас равноправие полов, но ради здоровья наших детей мы будем раз за разом предпринимать попытки ограничить женщин в правах и не продавать им алкоголь и сигареты. У нас запрещена цензура, но ведь в интернете есть люди, которые рассказывают детям про наркотики и самоубийства! Нужно их пресечь. Мы за капитализм, но против капиталистов, если у них много частной собственности, мы за равноправие женщин, но против того, чтобы они уходили с кухни, потому что у женщин же предназначение такое! Самый виртуозный пример подобной риторики дало наше министерство культуры, когда принялось рассуждать о многострадальной опере «Тангейзер» в постановке Кулябина: в его обращении прямо было сказано, что цензура недопустима, но ведь постановка — такая гадость, что мы можем быть вынуждены принять финансовые и административные меры. Любой закон, любое уложение у нас немедленно обрастает поправочками, дополнениями и ссылками на авторитет святых отцов, и даже не то важно, что оно ими обрастает, а то, что все считают такое положение дел в порядке вещей.
И к этой стратегии люди, которые полагают себя европейцами, прибегают ничуть не реже традиционалистов, для которых ссылки на святых отцов и здравый смысл хотя бы логичны; однако прогрессивная (пользуюсь словом Беллы Рапопорт) общественность решительно ни в чем не хочет традиционалистам уступать. Уровень мифологизации сознания ее, уровень ее способности читать мануалы по сборке — ровно такой же, как и у традиционалистов: прогрессивные женщины считают, что феминистки унижают их своей заботой, а им, между прочим, и так хорошо, прогрессивные мужчины считают, что ежели в шутку, то можно и пидором, и телочкой, и быдлом назвать, а что такого? Не всерьез же. Правила приличия, правила поведения, правила следования догмам — нет, не слышали. Мы же мыслящие люди, мы сами видим, что разумно, а что нет. Если я свою бабу дома называю телкой, то какой, блин, европеец запретит мне ее (и всех остальных женщин тоже, ну а что мелочиться-то?) так и в газете назвать? Да никакой, долой эти вот ханжеские условности! Я свободный человек, у меня свобода слова.
А потом эти люди внезапно начинают причитать: а что же это у нас капитализм, либерализм и правовое государство-то никак не построятся, вроде все делаем правильно, ну там избавились от кое-каких ненужных условностей, но они же как заземление — и без них все прекрасно работает.
Ну да.
***
А теперь давайте немного поговорим про, собственно, слово «телочка».
Люди старательно выпускают из виду, что речь — это социальный акт, полагая, что ежели они чего-то не вкладывают в то или иное слово, то этого там как бы и нет; таким людям можно порекомендовать помахать перед полицией ножом, например, а потом, лежа носом в асфальт, постараться доказать, что они ничего такого не имели в виду, они вообще поклонники китайской поэзии и для них нож — это метафора цветка. Так вот, с речью — по крайней мере с публичной речью — все то же самое: неважно, что понимаешь под тем или иным словом ты, важно то, что понимает под этим словом общество. А когда вы это уяснили, то нужно просто закрыть глаза и представить, что вкладывает средний человек в слово «телка», — и вы получите простой ответ: покорная глупая самка с явно выраженными половыми особенностями; то есть вот она, объективация, если вы хотели знать, что это слово значит. Говорить при этом, что здесь есть какая-то симметрия, что, мол, мужчин тоже называют мужиками и чуваками, — значит просто расписываться в очень низком уровне рефлексии и отсутствии семантической чуткости: нет ни одного широко распространенного бытового эпитета для всех мужчин, который бы предполагал их имманентную глупость и сводил бы их социальную роль только лишь к репродуктивной функции. Нет такого слова, точка. Есть слово «самец», употребляемое в очень ограниченном количестве ситуаций. Есть очень обидное (что характерно) выражение «бык», оно обозначает совершенно конкретный тип мужчин, притом тип, заведомо социально неодобряемый; то есть всех мужчин без разбору никто так называть не будет. Есть слова «кобель» и «жеребец», за неуместное употребление которых можно просто получить в морду: попробуйте себе представить, что «Медуза» прорекламировала бы материал об «отношениях» фразой «Девки, тут кобели рассказывают, как жить». Получилось? Нет? А «телочками», значит, можно?
Таким образом, люди, которые пытаются обозначить слово «телка» как часть невинной сниженной лексики, стараются не замечать (вольно или невольно), что слово это социально маркированное, оно имплицирует социальное отношение к объекту, а не личностное и что человек, который им пользуется, помещает себя в доминирующую группу людей, которая — в том числе с помощью подобных слов — осуществляет свою власть над группами, легально или социально пораженными в правах.
Есть публика, которая это осознает и делает вполне осмысленно, к ней, как ни странно, претензий меньше, чем к тем, кто этого старается не замечать и разводит демагогию уровня «в слове „жид“ нет ничего оскорбительного, им Гоголь пользовался». Если с первыми можно бороться, то вторые абсолютно непрошибаемы, потому что не имеют даже представления о том, что совершают нечто, в иных контекстах воспринимаемое как девиация. И вот именно с этой точки зрения упорное стояние коллектива портала «Медуза» против Беллы Рапопорт приобретает особенное значение: люди развитые, люди, позиционирующие себя как европейцы, показывают уровень рефлексии ребенка и лезут на рожон в тот самый момент, когда им кажется, что их корпорацию кто-то пытается призвать к порядку. Они готовы давить того, кто вызвал их неудовольствие, совершенно не соотнося свою реакцию с теми принципами, которые сами же и декларируют. Мы, конечно, цивилизованные люди, но ндраву нашему препятствовать все-таки не моги.
***
Случай этот на фоне текущих событий кажется пустой мелочью: тут военные конфликты, люди едва на Марс не полетели, а кто-то скандалит из-за какого-то слова.
А между тем в словах-то все и дело. Когда вам в следующий раз придет в голову спросить, что вот ведь, вроде у нас все есть — заводы, чиновники, капитализм, — а счастья все нет и люди злые, то подумайте вот о чем. Когда вы зовете кого-то, какую-то социальную группу, нелюдьми, быдлом, ватниками, укропами, телками, то вы привыкаете к тому, что так говорить о человеке МОЖНО. Это первый шаг; затем значение этих слов переходит на сами обозначенные ими группы людей, а там уже и на конкретных индивидов. Все, поздравляю, вы живете среди быдла, ватников, укропов, телок. Вы, и никто другой, поселили себя среди них; вы создали свой мир, никто за вас этого не сделал. Вы живете среди злых и глупых людей, потому что вы их сделали такими. Вы их назвали злыми; и они такими стали.
Данный процесс — да, я произношу это уже не в первый раз — называется дегуманизацией. Не нужно думать, что дегуманизация — это когда по радио ежедневно кого-то называют тараканами. Дегуманизация может работать и тоньше: она может, например, пользоваться уменьшительными суффиксами, сюсюкать, снисходительно «входить в положение». Все, что ей нужно, — это закрепить за каким-то объектом список эпитетов, показывающих его, этого объекта, неполноценность, несостоятельность. И очень скоро окажется, что у тех объектов, к которым прилипли эти эпитеты, вообще все коннотации — отрицательные.
Например, как у слова «девочка». «Плакать, как девочка», «быть слабым, как девочка», «бегать, как девочка». Ну, вы все в курсе.
Социальная кампания #LikeAGirl, запущенная в прошлом году Procter&Gamble борется с негативными коннотациями сравнения «как девочка»
***
Слово — это единственная в нашем мире реальность, доступная среднему человеку, отчужденному от власти и от средств создания материального мира. Слово — это единственный инструмент преобразования действительности, которым обладает средний человек. И говорить «Ну и что такого, это всего лишь слово» — значит лишать себя последней власти; значит дурно распоряжаться тем единственным инструментом, который делает человека субъектом, а не простым пассивным объектом пропаганды. В свое время, когда Умберто Эко призвал рядового потребителя каналов информации вести свою партизанскую семиотическую войну против навязываемых через эти каналы идеологий, он пытался вернуть частному человеку возможность участия в построении реальности и возможность быть ответственным за ее состояние. Глупо теперь, спустя почти сорок лет, когда идеологии стало избыточно много, а каналов информации — еще больше, отказываться от единственной возможности повлиять на процесс, обесценивая своим легкомысленным отношением единственное орудие своего влияния.
Также читайте: «Апология феминизма»
