Если бы они умели, они бы, наверное, ставили печати о пересечении границы в паспорт, но их учили чему-то другому: они просят нас выйти из автобуса с вещами и построиться в шеренгу, и даже не хочется спрашивать, почему именно в шеренгу — в руках у них автоматы, на лицах маски, а у тех, которые без масок, на головах одинаковые и новые, явно только со склада, кубанские казачьи папахи. Над перегораживающими дорогу мешками с песком (не бывает блок-поста без мешков с песком) единственный флаг — российский. Человек в маске просит показать паспорта. Паспорта у всех украинские.
— Цель визита? — спрашивает маска.
— К брату еду в Севастополь, — отвечает пассажир.
— А какой адрес?
— Юмашева, 15.
— Какое там кафе на углу у светофора? — сюрприз: маска хорошо ориентируется в Севастополе. Пассажир задумывается и отвечает:
— Нет там кафе, там магазин.
Маска рада — все правильно, кафе там нет, там магазин. Маска подходит к следующему пассажиру — моряку из Одессы, едет домой в Ялту, и тщательно рассматривает содержимое его чемодана. В чемодане пакеты с женской одеждой и трусы-носки самого моряка. Следующий пассажир тоже украинец, и его тоже обыскивают. Следующим протягиваю паспорт я.
— Российская Федерация, — говорит мне маска и повторяет: — Российская Федерация, это очень хорошо, спасибо, — и, не трогая моих вещей, идет обыскивать следующего пассажира. Я оказался единственный гражданин России в этой маршрутке, на месте остальных пассажиров я бы меня ну хотя бы обозвал как-нибудь, но, когда мы поехали дальше, мои попутчики ругали почему-то Яценюка.
Утром в субботу в Симферополе тихо, я хожу по городу в поисках чего-нибудь шокирующего, местные говорят, что самое интересное сейчас у республиканского МВД. У МВД понимаю, что представления об интересном у местных очень скромные — ворота во двор главного в Крыму милицейского офиса, как это называется, блокированы, но на самом деле вдоль ворот одним рядом стоит не больше полусотни безоговорочно гражданских людей с георгиевскими ленточками на рукавах, омоновскими щитами с синими и красными полосами вверху и внизу и флагами — крымским, Андреевским и советского ВМФ. Бросается в глаза отсутствие того флага, который я видел на блок-посту и который ожидал видеть здесь везде — бело-сине-красного, но ополченцы (это действительно они, у них на лицах написано, что они не из спецназа) заученно отвечают, что когда народ на референдуме решит, что Крым это Россия, тогда они и поднимут флаги, а сейчас это будет провокация.
Зачем они вообще здесь стоят? «Милиция подчиняется Киеву, и это может быть опасно», — явно кого-то цитирует Сергей Кирюхин, водитель в торговой фирме, 43 года. Я уточняю: «Вы отсюда не выпустите милицию, если она захочет выйти?» Кирюхин отвечает, что никаких таких планов у него нет, но если мне интересно его мнение, то лично он, конечно, никого выпускать не будет, а остальные ополченцы — это уж как они решат. «Но оружия у нас нет», — явно с сожалением говорит «Юра без фамилии», строитель, 37 лет. Есть только щиты — Юра настаивает, что они самодельные. «Вы думаете, мы не рукастые?» «Сами выковали», — подтверждает самый пожилой, 53 года, ополченец Леонид Снарский, тоже строитель.
Другой ополченец, который ничего не пикетирует, не хочет фотографироваться и вообще, скажем так, выглядит более серьезным, чем те, которые у МВД, восторженно рассказывает, как в ночь на пятницу он с товарищами дежурил в аэропорту, и ему позвонили — «наши едут», и он решил, что это казаки с Кубани, а приехали четыре «камаза» — нет, не казаки, морские пехотинцы. «Все как надо — без шевронов, без ничего. Мы стояли офигевшие — это сон или нет?»
— Я не знаю, чего они здесь стоят, — говорит милиционер (единственный), охраняющий вход в министерство. — Они здесь стоят, как будто мы будем куда-то прорываться. А куда нам прорываться?
Если фантазировать на тему того, куда могут прорываться милиционеры из МВД Крыма, то, очевидно, прежде всего к верховному совету республики — здание, как известно, три дня назад заняли главные герои этих дней, загадочные люди в российском спецназовском обмундировании. В здание никого не пускают, мне обещали помочь, но процедура затянулась, и мои, как это принято называть, высокопоставленные источники в конце концов сами вышли из здания, чтобы рассказать мне крымские новости. Источники (их двое) действительно высокопоставленные, но настолько же трудноописуемые, что и военные без знаков различия. Если совсем грубо, то это москвичи из ближайшего окружения нового крымского премьера Сергея Аксенова. И вот что они рассказывают.
В ночь на субботу у здания верховного совета была «ситуация перестрелки» (здесь и далее в кавычках — дословные цитаты) — жертв не было, но был автобус, из которого стреляли по зданию, а в ответ по автобусу, цитата, «стреляла фигура умолчания». Фигура умолчания — это вот те самые люди, похожие на спецназовцев, но никак свою ведомственную и государственную принадлежность не обозначающие — ну, понятно кто. Мои собеседники говорят, что не стали бы употреблять слов типа «интервенция» или «аннексия», но, «будем откровенны», вмешательство России «уже есть, и скрыть его очень сложно», особенно когда, как в пятницу, напротив пивзавода застревает БТР с российскими опознавательными знаками, или когда вечером того же дня в симферопольском аэропорту садятся три российских военно-транспортных «Ила» (это из-за них я ехал к Крым на маршрутке — аэропорт выключил все радиолокационное оборудование и отменил все рейсы).
Итак, российское вмешательство трудно скрыть, но его при этом нет, хотя «все население его бешено поддерживает». Местные силовики при этом к населению не относятся, то есть относятся, но «они самая гнилая часть населения и самые ссыкливые люди», потому что ценность у них в жизни одна — «сохранить свои должности, зарплаты и нелегальные доходы». Именно поэтому и СБУ, и МВД не делают и не планируют делать ничего, одновременно заверяя и Киев, и премьера Аксенова (он в субботу объявил себя начальником всех крымских силовиков) в полном своем уважении и подчинении. На полуостров при этом просачиваются активисты украинского «Правого сектора», которые уже поняли, что поездами и автобусами они до Крыма добраться не могут из-за блок-постов, поэтому часть их едет неконтролируемыми проселочными дорогами, а часть до закрытия аэропорта прилетала в Симферополь московскими рейсами — почему-то именно московскими. Украинских гостей, если они действительно существуют, мои собеседники называют «довольно качественной силой», но кроме ночной перестрелки ничего интересного с участием этой силы не происходило.
Крымские власти и «фигура умолчания» волнуются прежде всего по поводу украинских воинских частей. У большинства из них дежурят вооруженные сторонники Аксенова и следят, «чтобы даже машины на территории частей никто не заводил, чтобы даже моторы не прогревали». «Части бдительно охраняются снаружи, чтобы из них никто не вышел». Но, волнуясь об украинской армии, люди Аксенова говорят, что военные — такие же силовики в плохом смысле, как милиционеры — «командиры частей не производят впечатления людей, способных выступить на чьей-то стороне, и если ситуация будет оставаться не в пользу Киева, они быстро поднимут лапки».
О власти на полуострове мои москвичи говорят, что она «реально принадлежит Аксенову и его весьма разношерстным формированиям», но «все ощущают присутствие некой анонимной с формальной точки зрения силы».
— Все население Крыма ждет, когда эта анонимная сила станет открытой, — повторяет мой собеседник, но на вопрос, как именно «фигура умолчания» сможет легализоваться, отвечает неуверенно: «в принципе, она могла бы стать формальной после референдума, но это мое частное мнение».
По поводу референдума все тоже не очень просто — «весь крымский истеблишмент» рассчитывает не на независимость и тем более не на присоединение к России, а на «расширенную автономию» в составе Украины; эти «очень ловкие люди» хотят находиться под защитой России, не выходя из состава Украины — «они тогда здесь будут царями и хозяевами». Но это не тот вариант, который нравится Аксенову, с которым я в ближайшее время постараюсь встретиться.
