Просвещённая эпоха Екатерины II удивительным образом напоминает о себе в нашей повседневной жизни. Присоединение Крыма, Новороссия… — до 2014 года такие слова чаще можно было услышать в исторических работах о событиях конца XVIII века, нежели в сводках новостных СМИ. В свете этого факта любые исследования екатерининских времён приобретают дополнительную актуальность, ибо приметы старой эпохи всё чаще помогают понять эпоху нынешнюю, даже если сравнение иногда, к сожалению, выходит «от противного». В рамках наших очерков об истории архитектуры пришло время обратиться к эпохе правления Екатерины II, которую в контексте зодчества принято именовать «екатерининским классицизмом».
Истоки новой линии развития русской архитектурной эстетики следует искать в Ораниенбауме — бывшей загородной резиденции А.Д. Меншикова петровских времён, которая в 1750-е стала официальным местопребыванием «молодого двора» в лице наследника престола — великого князя Петра Фёдоровича и его жены Екатерины Алексеевны, тогда ещё не имевшей формальных прав на власть. В то время как в столице силами придворного обер-архитектора Растрелли вовсю развивалось «монументальное рококо», при дворе будущего императора Петра III большей популярностью пользовался Антонио Ринальди. Этот архитектор также был не чужд идеям рококо в декоративном оформлении фасадов, но в то же время явно тяготел к простоте и рационализму в композиции. Первой постройкой Ринальди для «молодого двора» в Ораниенбауме явилась потешная крепость Петерштадт. До наших дней из этого комплекса дошли Дворец Петра III и въездные ворота.
Ораниенбаум
Облик этих зданий (особенно в этом отношении примечателен дворец) со сдержанным декором и ясной композицией очень сильно контрастировал со сложными, высоко детализированными во всех аспектах постройками елизаветинского барокко. После смерти Елизаветы Петровны в 1762 году начинается возвышение Ринальди. Пётр III, правивший всего полгода, не успел сильно повлиять на русскую архитектуру, но свергнувшая его Екатерина не забыла о мастере «молодого двора». Крупные елизаветинские зодчие в лице Растрелли и Чевакинского отстраняются от заказов, часть которых перепоручается Ринальди. Ему было суждено стать одним из пионеров новой архитектурной моды — «греческого вкуса» (фр. goût grec). Этот термин иногда используется для обозначения всего начального этапа западноевропейского неоклассицизма или, по крайней мере, является одним из его основных компонентов. Можно выделить как минимум два источника происхождения «греческого вкуса». Первый из них связан со взрывообразным развитием археологии, который начался в конце 1740-х годов с раскопками Помпей и Геркуланума. Вслед за изучением этих римских городов интерес учёных обратился и к другим античным поселениям, среди которых были и греческие Афины, удостоившиеся подробного гравированного альбома, весьма популярного в Европе. Художники и архитекторы охотно перенимали доселе неизвестные элементы, обнаруженные в результате археологических изысканий. Вторым источником, сделавшим «греческий вкус» именно «греческим», а не просто «античным», является вдохновлённая идеями философов-просветителей теория о моральном превосходстве демократической Древней Греции над имперским Римом. К полному отказу от наследия римской архитектуры это, разумеется, не привело, но апелляция к Элладе стала важным фактором распространения неоклассицизма среди богатых заказчиков, увлекавшихся идеями Просвещения.
Ринальди; «греческий вкус»
В России к этому добавился ещё и знаменитый «Греческий проект» — внутри- и внешнеполитическое детище Екатерины II. Императрица, начав натиск на земли Северного Причерноморья, названные по итогам завоевания Новороссией, подвела под этот процесс соответствующую идеологическую платформу, куда порождённый «греческим вкусом» русский классицизм вписался как нельзя лучше. Не только новые города юга России получали имена на греческий манер, но и вся новая российская архитектура активно наполнялась постройками в античном духе.
Архитектурным символом «Греческого проекта» можно считать Софийский Вознесенский собор в Софии под Царским Селом (1782–1788), созданный выходцем из Шотландии Чарлзом Камероном при участии Ивана Егоровича Старова. Постройка была призвана символизировать одноимённый храм в Константинополе, возвращение креста на который являлось одним из романтических нарративов «Греческого проекта» (наряду с более прагматическим контролем над проливами). Византийская архитектура в ту пору ещё не вошла в моду, да и была плохо известна европейским архитекторам, поэтому Софийский собор был решён в духе палладианства — популярного классицистического течения, основанного на идеях великого итальянского зодчего Андреа Палладио. Можно даже назвать прототип: им, по всей видимости, является Вилла Ротонда в Виченце. Чтобы подчеркнуть православную принадлежность культовой постройки, и, вероятно, создать некую аллюзию на византийскую архитектуру, Софийский собор был увенчан пятью главами, что для классицизма было нетипичным решением.
Софийский Вознесенский собор
Фактически для авторов и августейшей заказчицы было важно не столько конструктивное сходство постройки с её названным константинопольским прообразом, сколько символическое значение. С этим фактом перекликается и само расположение постройки: Софийская церковь хорошо просматривалась с построенной по проекту уже упомянутого нами Ч. Камерона (и названной в его честь) галереи Большого Екатерининского дворца, от которого храм отделял пруд царскосельского парка. Подобная композиция была выбрана вовсе неспроста: водная гладь олицетворяла собой Чёрное море, а купола Софийского собора — Константинополь. Подобная театральная игра от архитектуры и дворцово-паркового творчества явилась воплощением второй, кроме классицизма, линии в искусстве екатерининского времени — романтизма.
И.Е. Старов, помимо сотрудничества с Камероном, отметился и большим числом самостоятельных работ. После обучения в Академии художеств под руководством классицистов Александра Филипповича Кокоринова и Жан-Батиста Валлен-Деламота он некоторое время занимал пост главного архитектора Комиссии о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы. Примечательно, что, кроме таких важных столичных построек, как Троицкий собор Александро-Невской лавры (1776–1790) и Таврический дворец (1783–1788), Старов также спроектировал ряд сооружений во вновь основанных городах Новороссии Херсоне (Екатерининский собор, 1781–1786), Екатеринославе (Потёмкинский дворец, 1787–1789), Николаеве (Адмиралтейский собор, 1787–1789). Поскольку на раннем этапе существования новые поселения застраивались в основном из дерева, эти каменные постройки имели определяющее значение для формирования городской среды на годы вперёд.
Старов: Троицкий собор Александро-Невской лавры, Таврический дворец, Потёмкинский дворец в Екатеринославле
Другим крупным мастером русского классицизма времён правления Екатерины II был Николай Александрович Львов. Среди отечественных архитекторов он выступил, вероятно, наиболее последовательным приверженцем палладианства. Именно Львову принадлежит первый полный перевод «Четырёх книг об архитектуре» А. Палладио (до него существовали лишь частичные) на русский язык. Хотя зодчий создал ряд построек в Петербурге и его окрестностях (Петербургский почтамт, Троицкая церковь «Кулич и Пасха»), наиболее прославился он как архитектор русской провинции: строения Львова в собственном имении Никольское-Черенчицы под Торжком, а также работы для других заказчиков во многом стали эталонными для русской усадебной архитектуры вплоть до начала XX века, архитектору очень тонко и органично удалось вписать наследие итальянца Палладио в контекст северной русской природы. Благо весь её потенциал стало возможным использовать благодаря моде на ландшафтные парки, пришедшей из Англии на смену французским регулярным паркам.
Львов: Петербургский почтамт, имение Никольское-Черенчицы Троицкая церковь «Кулич и Пасха»
В качестве палладианцев свою творческую деятельность начинали и московские архитекторы Василий Иванович Баженов и Матвей Фёдорович Казаков, оба — ученики Д.В. Ухтомского. С именем Баженова, в частности, связан радикальный в своей грандиозности проект перестройки московского Кремля в классицистическом вкусе, который, к счастью для любителей русской старины, не пошёл дальше разборки некоторых крепостных стен со стороны Москва-реки. Также Баженову приписывается авторство знаменитого Пашкова дома, но на этот счёт у специалистов по истории архитектуры существуют сомнения. Казакову повезло несколько больше: его проект Сенатского дворца в Кремле (1776–1787) был реализован и ныне его купол с президентским штандартом красуется на большинстве видов Красной площади; да и в целом достоверно атрибутируемых ему построек сохранилось больше, чем у Баженова.
Баженов: проект перестройки Кремля; Казаков: Сенатский дворец
Однако эти архитекторы внесли вклад в русское зодчество не только как представители классицистического направления, но и романтического. В 1775 году В.И. Баженов по заказу императрицы приступил к созданию дворцово-паркового комплекса Царицыно, причём Екатерина II настояла на том, чтобы все постройки были выполнены в готическом стиле. У современного читателя «готика» ассоциируется со вполне определённым стилем, существовавшим в Западной Европе в средневековье, но в XVIII веке это понятие трактовалось максимально широко и включало в себя всю старинную архитектуру (кроме античности и Ренессанса), в том числе и древнерусскую. Подобный подход позволил Баженову использовать наследие московской архитектуры «нарышкинского» стиля конца XVII века, взяв оттуда как подход к оформлению фасадов — стены из красного кирпича с белокаменными лепными украшениями, — так и непосредственно некоторые декоративные элементы.
Царицыно
В строительстве Царицына участвовал и Казаков, который в эти же годы в похожем стиле создал Петровский путевой дворец (1776–1780). Авторам также зачастую приписываются многие анонимные постройки в подобном вкусе — среди примеров можно упомянуть башни Старо-Голутвина монастыря, — но эта информация не подтверждается архивными источниками. Благодаря Царицыну и Петровскому дворцу творчество Баженова и Казакова можно считать одним из ранних этапов поиска национального стиля в русской архитектуре, хотя стиль Царицынской резиденции и Петровского дворца также рассматривается и как часть отдельного течения, названного «русской псевдоготикой».
Петровский путевой дворец, башни Старо-Голутвина монастыря
В рамках этого направления, к примеру, также работал и Юрий Матвеевич Фельтен, создавший ансамбль церкви во имя Рождества Иоанна Предтечи (1777–1780) и Чесменского дворца (1774–1777).
Фельтен: ансамбль церкви во имя Рождества Иоанна Предтечи, Чесменский дворец
Примечательно, что, как и Баженов с Казаковым, Фельтен также творил и в классицистическом стиле, отметившись такими постройками, как Малый Эрмитаж (1764–1775, совместно с Ж.Б. Валлен-Деламотом), Большой Эрмитаж (1771–1787) и Лютеранская церковь святой Екатерины на Васильевском острове (1768–1771).
Фельтен: Малый Эрмитаж, Большой Эрмитаж, Лютеранская церковь святой Екатерины
Можно сказать, что совмещение классицизма с романтизмом было характерно для многих архитекторов екатерининской эпохи; среди всех крупных мастеров, возможно, один лишь Джакомо Кваренги (Конногвардейский манеж и Смольный институт в Петербурге, Старый Гостиный двор в Москве) оставался принципиальным классицистом.
Конногвардейский манеж, Смольный институт в Петербурге, Старый Гостиный двор в Москве
Одной лишь неоготикой романтическое направление в архитектуре не ограничивалось. Например, определённой популярностью пользовалась «китайщина», или шинуазри (фр. Chinoiserie), — стилевое направление, основанное на мотивах традиционного китайского искусства. Оно пришло в Россию вместе с рококо, и первым из мастеров, который задействовал его в своём творчестве, был А. Ринальди. В частности им был построен Китайский дворец в Ораниенбауме (1762–1768) и создан первый проект Китайской деревни в Царском селе. Впрочем, воплощение этого замысла началось уже без участия первоначального автора Чарлзом Камероном совместно с Василием Ивановичем Нееловым (последний в целом внёс большой вклад в создание «английской» ландшафтной части Царскосельского парка). Безусловно, «китайский» характер построек был также условен, как и в случае с готикой: архитекторы продолжали использовать привычные им классицистические подходы к композиции, применяя лишь отдельные художественные мотивы и элементы, которые они считали характерными для Восточной Азии (европейских академических исследований по архитектуре Китая тогда ещё попросту не существовало). Строительство велось с определёнными перебоями, а после смерти императрицы было вовсе остановлено до 1820-х годов, когда комплекс Китайской деревни был реконструирован В.П. Стасовым. В целом данное стилевое течение не приобрело большого распространения, так и оставшись одной из визитных карточек Царскосельской императорской резиденции.
Китайский дворец в Ораниенбауме, Китайская деревня в Царском селе
Такой была екатерининская эпоха в истории русской архитектуры: она явилась временем, когда строгий и торжественный классицизм соборов, дворцов и общественных зданий, призванный воспевать военные и политические победы просвещённой Империи, соседствовал с романтическими архитектурными капризами неоготики и китайского стиля. При Екатерине II и её сыне Павле I классицистическая линия в зодчестве считалась основной, в то время как романтическая во многом оставалась достоянием дворцово-парковой сферы, где некоторая «театральность» существовала всегда. Лишь после войны 1812 года, уже в александровское время, романтизм, соединившись с национальной тематикой, постепенно начнёт вытеснять классицизм в качестве основной движущей силы развития русской архитектуры.
Читайте все материалы Василия Сырнина о русской архитектуре
Друзья, премиум-текст, который вы только что прочли, может оставаться в открытом доступе только благодаря вашей поддержке. Если вам нравится наша архитектурная серия, пожалуйста, подержите нас и наших авторов рублем по ссылкам ниже. Спасибо!
