Когда мы пишем, что мы, русские националисты, стоим за европейский путь развития, наши либеральные читатели очень сильно удивляются. В представлении либеральных читателей, современная Европа целиком состоит из гей-парадов, легализации инцеста, толерантности и мигрантов, а либерально-универсалистские ценности победили в ней окончательно и бесповоротно. В некотором роде воображаемая либеральная Европа похожа на Европу, рисуемую нам православными сталинистами («Разврат! Педофилия! Негры!»), с теми же карикатурно-преувеличенными «правами человека», только со знаком «плюс». А национализм, соответственно — это что-то страшное, злое и абсолютно архаичное, из эпохи Гитлера, потерявшее свой шанс навсегда.
На самом деле это не так. На самом деле в современной Европе либеральный универсализм, правивший там два десятилетия после распада СССР, подходит к своему логическому концу. Несмотря на все разговоры про всемирное человеческое братство, собранная на волне эйфории от падения СССР конструкция Евросоюза оказалась непрочной и, хуже того, порочной, что ярко высветил длящийся вот уже который год всеевропейский экономический кризис. Оказалось, что невозможно создать единое экономическое пространство из одинаково экономически развитых стран (к которому, по мысли строителей Евросоюза, должно было присоединиться пространство политическое и правовое). Что в хорошие времена Евросоюз един и можно рассуждать о всечеловеческом братстве и конце истории. Но в плохие времена, когда в Германии безработица — 7%, а в Испании — 30%, наружу начинает лезть вроде бы похороненный национализм, а своя национальная рубашка оказывается ближе к телу. По мысли испанцев, их должны спасать немцы — у немцев здоровая экономика. По мысли немцев, испанцы просто мало работают — и непонятно, ради чего выделять им кредиты. Причем неважно, кто прав — само по себе разделение на немцев и испанцев (вместо идиллических «европейцев») рушит мечту о всечеловеческом либеральном братстве, возвращая нас в эпоху наций и национальных конфликтов (пусть даже в данном случае и финансовых — менее острыми конфликты от этого не становятся).
ПО ВСЕЙ ЕВРОПЕ ИДЕТ БЕСПРЕЦЕДЕНТНЫЙ РОСТ НАЦИОНАЛИЗМА, невиданный с окончания Первой мировой войны. Миллионы людей обращаются к национальным идентичностям, в том числе потому, что общеевропейская идентичность, очевидно, не будет построена еще несколько поколений. Десятки миллионов европейцев спрашивают свои правительства, ради чего им терпеть лишения и испытания, если Единую Европу увидят в лучшем случае их внуки (даже не дети). Евроскептицизм (так называется триумфально вернувшийся национализм) расцветает в виде новых партий, движений, организаций и, самое главное, проникает в риторику и логику мейнстримных политиков, вынужденных как-то реагировать на массовое недовольство. Националистические партии по всей Европе не только набирают популярность, но и заставляют перенимать их повестку дня более умеренные силы — поэтому даже «Лесбо-гей-мигрант-либерал-педофил-фронт» вынужден обращать внимание на национальный запрос. На смену Евросоюзу приходит концепт «Европы Наций», означающий единство не сколько политико-экономическое, сколько культурно-историческое, в котором Европа понимается как единая цивилизация, дробящаяся на нации и национальные государства.
В такой Европе (в отличие от стагнирующего Евросоюза) есть место русскому народу, русским националистам и даже России. Но, предположим, вы не любите Европу, мировой гегемон сейчас США, что они думают о национализме? Даже если не брать американский национализм (а то и эксепшионализм), США сейчас сокращают свое прямое присутствие во многих регионах мира, переходя к новой доктрине действий через своих союзников. Американцы больше не хотят бить дубиной по голове всякого, кто отрицает священное право на гей-брак. Американцы хотят, чтобы дубиной за них били другие — возможно, нелиберальные государства (напомним, что один из ключевых союзников США — Саудовская Аравия, исламская монархия, по дикости своих нравов многократно превосходящая пресловутый Иран). Американцы, устав держать на своих могучих плечах целый мир, переходят к отказу от либерального универсализма («Если у вас еще нет демократии, то мы летим к вам!») в пользу национального реализма. Нет всечеловеческого либерального братства, есть американские интересы, и если эти интересы готов отстаивать аятолла в чалме, то от него никто не будет требовать присягать правам человека.
Наконец, обратим наш взор к третьему центру мировой силы — Китаю. С Китаем совсем всё просто: во-первых, китайцы отрицают либеральную демократию как факт, считая ее неподходящей для своей страны, а во-вторых, считают свою стратегию «мирного возвышения» исключительно внутрикитайским феноменом. Китайцы решительно чужды либерального универсализма («Все народы мира должны жить по Декларации ООН») и оценивают окружающий мир исключительно с точки зрения национальных интересов, а не абстрактных универсальных ценностей. Если же мы возьмем на закуску Японию, как еще одну значимую державу, то последние выборы там опять-таки триумфально выиграли националисты, а сами японцы отказались от нейтралитета и начали наращивать флот, постепенно выходя из-под либерально-универсальной опеки США.
Ну и в качестве своеобразного заключения стоит отметить, что только ленивый не писал в последние годы о смерти ООН, главной либерал-универсалистской организации, долженствовавшей нести соответствующие ценности всему миру. Как мы можем видеть на примере Сирии, современная ООН не может даже остановить гражданскую войну в небольшой восточной стране, не говоря уже о чем-то большем. «Всемирный либеральный обком» окончательно помер, превратившись в малозначительную бюрократическую оболочку (ср. с интервенцией ООН во время Корейской войны, когда с советско-китайско-корейскими войсками официально воевали сотни тысяч солдат ООН по международному мандату).
Иначе говоря, везде в мире универсалистский либерализм потерпел своё полное и решительно поражение в ходе попыток реализовать этот самый либерализм на практике, и всевозможные партикуляристские, в первую очередь, националистические идеологии идут ему на смену. Затем, ближе к концу века, начнет уходить и национализм — только сменит его не всемирное братство, а Европа XVII века, с городами-государствами, лояльностью корпорациям и сословным обществом (тут можно вспомнить, что, например, чешская нация выросла из сословия горожан Богемии и Моравии. Почему нация не может обратно свернуться в сословие?), но это уже совсем другая история.
Резюмирую: на текущем этапе общественно-экономического развития именно национализм является прогрессивной силой, идущей на смену потерпевшему крах универсалистскому либерализму. Либеральный рай на Земле оказался невозможен даже в Европе, даже в Европе пропасть между Испанией и Германией слишком велика, а потому Испания и Германия начинают руководствоваться национальными, а не универсальными интересами. Любопытно, что нынешние российские элиты с их проектом Евразийского союза пытаются потоптаться на тех же европейских граблях, только с опозданием на 20 лет. Превращение России в русское национальное государство — это возможность перескочить один этап исторического развития и дальше ехать вровень с Европой. Попытки же реализовать провалившийся либеральный универсалистский проект — это регресс и потеря еще одного исторического шанса.
Выбери будущее. Выбери Европу. Выбери русский национализм.
