До начала 40-х годов XIX века американцы посещали Россию довольно редко. Те, кому всё же удалось побывать в нашей суровой северной стране, в подавляющем большинстве случаев были дипломатами, и именно на основе их сообщений, книг и выступлений в Америке формировалось общественное мнение о России.
Что знали американцы о России, скажем, в 1830-х годах? Хорошей иллюстрацией могут послужить школьные учебники того времени. В них говорилось о неограниченной власти императора (на тот момент — Николай I) над своими подданными, а также об опасности, которую он представлял для своих географических соседей:
«Нет закона, который был бы выше его воли. Он не только деспот в своей стране, он внушает ужас всей Европе»; «Николай должен постоянно сражаться с кем-нибудь, так, сейчас он воюет со своими азиатскими подданными»; крепостные «являются собственностью своих хозяев, которые смотрят на них как на животных, созданных для услужения им…».
Такие характеристики вполне удовлетворяли обычный американский люд, для которого Россия в то время была далекой экзотической страной.
Коренным образом ситуация начала меняться в начале 1840-х годов. Тогда правительство Николая I затеяло программу технической модернизации страны, которая включала, прежде всего, строительство железных дорог и повсеместное внедрение парового двигателя. В качестве необходимых источников помощи значились две страны — Англия и США. Первая хоть и обладала передовыми технологиями того времени, но по понятным причинам в качестве партнёра не рассматривалась. Выбор пал на американцев. В конце 1830-х русские офицеры совершили несколько командировок в Новый Свет, где заключили договор на покупку пароходов и соглашение о помощи в строительстве железной дороги сообщением Санкт-Петербург-Москва. Возведением магистрали занялся майор Уистлер, а производство локомотивов и вагонов организовали инженеры Гаррисон, Иствик и Уинанс.
Информация об это со скоростью света распространилась и в самих США. Узнав, что русский император благоволит американцам, специалисты самых разных отраслей стали подавать заявки на командировки в далёкую Россию. Кто-то в итоге участвовал в инженерных проектах, кто-то стал преподавателем сельскохозяйственной академии, а кое-кто даже был удостоен чести лечить зубы членам царской семьи. Примерно тогда же выяснилось, что все источники знаний американцев о России сводились к путевым заметкам английских, немецких и французских путешественников, а также к статьям из английских и французских газет, которые, как свидетельствуют современники, писали о России с некоторым предубеждением.
Закономерно возросший интерес к далёкой стране в итоге привёл к появлению в 1840-х годах ряда книг и статей о России. В отличие от европейцев, американцы тяготели к энциклопедической литературе: описывались русские обычаи, историю, государственное устройство, настроения в обществе. Авторами этих публикаций были сотрудники американской миссии в Санкт-Петербурге.
Показательно, что партийные различия посланников США никак не влияли на оценку российской действительности. Например, посланник США в России в 1840-1841 годах Черчилл Кэмберлинг, ярый сторонник демократической партии, и сменивший его Чарльз Стюарт Тодд, сторонник вигов, одинаково положительно оценили состояние Российской Иимперии во всех отношениях. Кстати, стоит сказать, что никто из них профессиональным дипломатом не был. В Соединённых Штатах того периода такой профессии попросту не существовало. Коммерсанты, инженеры, литераторы, врачи — большинство из них получали назначение по политическим мотивам. Тем интереснее, что каждый из них по возвращении на родной континент выступил с публикациями, в которых Россия представлялась соотечественникам в максимально благоприятном свете.
Черчилл Кэмберлинг
В августе 1842 года The United States Magazine and Democratic Review опубликовал статью «Новые заметки о России недавно посетившего эту страну С.». Целью текста, написанного с симпатией и уважением к России, стало опровержение некоторых расхожих и укоренившихся в США мнений об империи. Отрывок статьи позже разместили в известной монографии Юджина Аншела «Россия глазами американцев». После этого мистификация быстро раскрылась: мистером С. оказался уже упомянутый посланник США Кэмберлинг.
Он пробыл в России меньше года, о нём отзывались не слишком хорошо, однако в процессе сближения двух стран он всё-таки поучаствовать успел. Поразительно, но бо́льшую часть своего рабочего времени он тратил на… оспаривание негативного представления о России и русских, созданного европейскими писателями.
«Сейчас, — писал он, — почти опасно говорить что-либо положительное о русских, так распространено в Европе и Америке мнение о том, что они представляют собой нацию невежественных и диких варваров, невосприимчивых к цивилизации и пригодных только к цепям, в которых, как говорят, их по-прежнему содержат. Такие впечатления складываются из путешествий, описанных столетиями назад и скопированных последующими путешественниками вплоть до настоящего времени; из ежемесячных измышлений английских и французских журналистов, которые считают прибыльным делом оскорбить Россию и русских; и из поспешных умозаключений, сформированных разочарованными путешественниками, пролетавшими как можно быстрее сквозь страну, где они нашли мало хороших дорог и средств транспорта, мягких постелей или комфортабельных гостиниц».
Довольно много Черчилл пишет о русском крестьянстве:
«Американскому путешественнику, проезжающему через их деревни и города, русские крестьяне, одетые в овечьи шкуры и спящие группами на мостовой, напоминают дикарей собственной страны. Но тот, кто потрудится поинтересоваться, узнает, что русские отмечены природой талантом, предприимчивостью, отвагой, преданностью своей стране, нерушимой верностью и искренним почитанием своей церкви. Существуют неисчислимые примеры изобретений и механических работ крепостных, не умеющих читать и писать. В настоящее время обученные крепостные заняты во всех отраслях торговли и промышленности, в искусстве и науке».
В искусстве и науке, Карл!
Перечислив категории российского крестьянства, а также бедствия, которые периодически случаются из-за неурожая, Кэмберлинг озвучивает мысль, которую советским людям пора бы запомнить уже раз и навсегда:
«…Но большинство крепостных в России страдают меньше, чем бо́льшая часть крестьян и рабочих в Европе».
Кроме того, Кэмберлинг, как и большинство американских посланников, выразил своё восхищение Николаем I. Его мнение, как вы могли догадаться, резко отличалось от представлений англичан и французов:
«Ещё более опасно сказать что-нибудь положительное или даже просто отдать должное императору России, чей характер и слава, кажется, находятся под специальным и снисходительным надзором британских обозревателей. Если верить им и некоторым французским и немецким журналам, у императора нет даже достоинств байроновского корсара — ни „одной доблести“ среди „тысяч преступлений“. При военном деспотизме, когда абсолютная власть сосредоточила на самом верху, но по необходимости делегировала четырнадцати генерал-губернаторам и более чем ста гражданским и военным провинциальным губернаторам, разбросанным по обширной империи и далеко удалённым от источника власти, можно ожидать тысячу жестоких и ужасных несправедливостей… За все эти действия ответственен император, знает он о них или нет. Но что бы ни говорили британские обозреватели, император Николай — выдающийся человек…».
Парадный портрет Николая I работы Владимира Сверчкова, 1856 г.
Отдельное одобрение у американца вызвали шаги Николая по модернизации страны:
«Многие меры этого монарха заслуживают восхищения. Литература страны заметно развилась за время его царствования. Несмотря на цензуру, постоянно увеличивается количество журналов, и более тысячи томов печатаются ежегодно».
Кроме того, посланник с почтением отзывается о своде законов Российской Империи — «важном шаге в развитии закона и цивилизации в России», — а также о создании 4000 начальных школ для крестьян и мерах по частичному освобождению государственных крестьян.
Конечно, записки Кэмберлинга не могли не содержать сведения о военных возможностях России.
«Существует мода смотреть на царскую мощь с презрением. У неё и в самом деле нет важнейшей основы военно-морских сил — торгового флота; но её военный флот хорошо укомплектован. По судам и мощи её флот постоянно растёт. Среди её адмиралов есть самые учёные члены академии». Читателям журнала он также напоминает: «Военная мощь России пугает Европу. Если она казалась грозной в 1812 году, что можно о ней подумать теперь, когда в организации и дисциплине русской армии произошли материальные перемены… Санкт-Петербург — это военный лагерь. Не проходит и дня без какого-нибудь смотра… Россия готова к войне в любой момент, на западе или на востоке».
Чарльз Скотт Тодд и его видение
Сменивший осенью 1841 года Кэмберлинга на посту посланника Чарльз Тодд, судя по биографии, был человеком крайне разносторонним и неординарным. Он писал книги и сражался на войне, преподавал и консультировал американское военное руководство, раздавал советы фермерам и входил в команду кандидата в президенты США Гаррисона. Последний на выборах победил и пообещал Тодду пост посланника в одной из великих держав. Вскоре, однако, президент умер и его обещание исполнил госсекретарь Дэниел Уэбстер. Тодд получил назначение в Россию с наказом «усиливать и укреплять чувства взаимопонимания и уважения между двумя странами».
Приехав в Россию, Тодд довольно быстро понял, что его должностные инструкции не так интересны, как, скажем, Нижегородская ярмарка. Вот, например:
«Ярмарка, где обмениваются азиатские, европейские и американские продукты, проходит в Нижнем Новгороде, на Волге, в четырёхстах милях от Москвы. На этой ярмарке собирается двести тысяч купцов из разных государств, и я мог за время двухчасовой прогулки по улицам услышать разговор на двадцати языках. Именно там я увидел хлопок из Миссисипи и рис из Южной Каролины рядом с хлопком и рисом из Ост-Индии, причём каждый из товаров проделал шесть тысяч миль, чтобы быть проданным в центре России».
Вернувшись в Америку в 1846 году, Тодд посчитал своим долгом систематизировать полученные знания о России. Свои наблюдения он собрал в лекцию, которую прочёл в штате Кентукки. На следующие 25 лет об этой истории забыли, пока конспект лекции не попал к некоему полковнику Гриффину. Тот посчитал её «одним из лучших кратких очерков империи из того, что доводилось ему когда-либо читать» и целиком опубликовал её в работе «Жизнеописания Тодда».
Панорама нижегородской ярмарки. Нажмите для увеличения
Оказалось, что в лекции Тодд затронул буквально все аспекты жизни русских людей: историю, церковь, научные достижения, систему высшего образования, искусство, торговлю, литературу, мануфактуры, военно-морской флот, государственный бюджет, армию, климат, классы общества, систему государственного управления. Он пишет, что Россия
«с её огромными пространствами и ресурсами, с её историей и особым характером нова для американцев, как и для многих народов Старого Света. Она превышает по территории все страны Европы. И потому так интересует американский народ».
В своём повествовании Тодд первым делом углубляется в историю. После — подробно рассказывает о церковной политике правительства, которую он, как и его предшественник Кэмберлинг, находит весьма либеральной. Он считает, что
«фактом, вызывающим уважение к либерализму монарха, обладающего неограниченной властью над церковью и в государстве, было то, что во время его проживания в России четверо, если не больше, важнейших министров — граф Клейнмихель, главнокомандующий путями сообщения; граф Канкрин, министр финансов; граф Нессельроде, канцлер империи и министр иностранных дел; и генерал граф Бенкендорф, шеф жандармов и начальник тайной полиции, — были протестантами и числились среди наиспособнейших членов кабинета».
Наивысшей похвалы американский подданный удостаивает научные достижения России, которые стоят в одном ряду с научными открытиями Великобритании, Франции, Америки и Германии. Назвав пять университетов (в Петербурге, Москве, Казани, Киеве и Дерпте), Тодд специально выделил
«колледж, связанный с министерством иностранных дел, в котором те, кто готовится к дипломатической службе, изучают азиатские языки. Именно эта система и способность студентов к иностранным языкам придают такую эффективность представителям империи за границей».
Бывший военный, Тодд особое внимание в своих записках уделил флоту и армии:
«Флот России является третьим, если не вторым, среди держав Европы… Недостаток торгового флота, однако, должен ограничивать эффективность тяжёлых плавучих батарей. Император выказывает похвальное желание усилить мощь флота. Он увеличивает количество военных пароходов и считает, что недалёк день, когда они превзойдут обычные суда. „Камчатка“, построенный по его приказу в Нью-Йорке, определённо лучший военный пароход в Европе, уступающий только нашему „Миссури“».
Далее он пишет, что армия России превосходит любую европейскую силу. Тодд отмечает, что храбрость, стойкость и твёрдость русских солдат под убийственным нечеловеческим огнём были засвидетельствованы миром далеко не единожды.
Картина И. К. Айвазовского «Смотр Черноморского флота в 1849 году»
В заключительной части Тодд пишет, что Россия
«за последние сто лет развилась во всём, что составляет силу государства, если мы исключим результаты, которые можно получить только распространением образования в массах. Как и наша страна, Россия грозна в нападении и обороне: она — по причине своего изолированного положения и гигантской армии, мы — по причине нашего протяжённого побережья и эффективного флота. Россия, как и Соединённые Штаты, обладает достаточными средствами для прокорма собственного населения и для помощи нуждающимся народам, — во многих отношениях две державы самые независимые на планете. У них нет причин для конфликта, им суждено быть лучшими соседями».
Лекция Тодда, который почти энциклопедически охарактеризовал многие стороны русской жизни, считается одной из первых детальных описаний России, прочитанных и изданных в США. Читая текст, правда, не удаётся понять, был ли он знаком с Кэмберлингом, однако многие оценки совпадают с поразительной точностью. Оба относились к России той эпохи с уважением и симпатией. Личность императора, экономика, политическое устройство, военная мощь — всё это американские посланники описывали в исключительно положительном свете.
Джон Лотроп Мотли
А вот Джон Мотли был в Российской Империи на протяжении всего нескольких месяцев, но несмотря на это стал первым американцем, написавшим биографию Петра I. Очерк об императоре он создал под впечатлением от знаменитого памятника Фальконе в Петербурге. Подробно повествуя о реформах Петра, он периодически вступал в полемику с маркизом де Кюстином, говоря о том, что
«Кюстин обвиняет Петра в том, что тот пытался улучшить свою страну, импортируя семена цивилизации из старых стран Западной Европы».
Это, однако, далеко не хвалебная ода.
Например, Мотли считал, что Пётр игнорировал свой народ.
«Он считал, что должен делать всё сам… Он сам заполнял каждую воинскую должность, от барабанщика до генерала, от юнги до адмирала. Своими собственными руками строил линейные корабли и вёл их сам в шторм. Если бы, вместо того чтобы удовлетворяться рабами, он стал созидателем народа, способного и культурного, он мог бы освободить себя от этих мелких забот. Эффект был бы менее впечатляющ, но плоды — более великими…».
Потом, правда, добавляет, что
«Пётр сделал Россию морской державой, дал ей военно-морской флот и торговую столицу, вчетверо увеличил государственные доходы. Он разгромил стрельцов, сокрушил патриарха и закрыл монастыри. За эти великие достижения он заслуживает вечные благодарности своей страны».
Джон Максвелл
Работа «Царь, его двор и народ» этого американского посланника получила широкий отклик не только у него на родине, но и в России. А всё потому, что с самого начала своей службы автор всячески подогревал интерес к России, заявляя, что где-где, а именно тут жить становится по-настоящему интересно. Николая I он уважал и считал его лучшим правителем за всю историю России после Петра, русский народ любил до невозможности, особенно выделяя… простого крестьянина:
«Многосторонность его гения замечательна. В поле летом, на фабрике зимой, солдат сегодня, моряк завтра, — он во всём, что от него требуется, показывает чрезвычайные способности».
Довольно много Максвелл рассуждает о политическом развитии нашего государства. Вот одна крайне интересная цитата:
«Было бы ошибкой предполагать, что внутренние революции — распад империи или другое насилие — могут направить Россию по дороге, ведущей к нынешнему состоянию конституционных государств Европы… Не от войны, революции, анархии или насилия должны мы ожидать политического величия этой страны… Нет ничего в состоянии или положении народа, что могло бы оправдать подобные ожидания… Раз вступив в семью народов Запада, она приняла правила и порядки, которыми эта семья управляется. Отступление невозможно».
На этом месте снова передаём привет товарищам комиссарам.
Государственные предприятия, в отличие от своего коллеги Тодда, Максвелл оценивал скептически:
«Большинство производственных предприятий России появились в результате начинаний имперского правительства, и успех их всех в огромной степени в дальнейшем зависит от благосклонности императора. Большие жертвы приносятся, чтобы поддержать их. Есть примеры, когда некоторая продукция пользуется успехом, но это полностью является результатом отсутствия иностранной конкуренции… Взаимный обмен товарами — вот лозунг нынешнего мира, но здесь нет взаимности».
Так случилось, что книга Максвелла вышла в разгар истерии по поводу революционных событий 1848 года в Европе. Поэтому для американцев самым интересным оказался раздел, посвященный внешней политике Николая I. Автор писал, что
«Европа введена в заблуждение относительно большого количества военных, полицейских и дипломатических полков самодержца… Они не предназначены для вторжения или окончательного покорения наций. Эти силы задуманы как средство защиты России от проникновения через границы принципов либерализма…».
Итоги
Так уж вышло, что все указанные работы американских авторов написаны с симпатией и неподдельным интересом к России. Некоторые хотя и поругивали царей за деспотизм, однако тут же восхищались и Николаем I, и русской жизнью в целом. Никто из них не считал Империю настоящим или будущим врагом Соединённых Штатов (как удивились бы они, переместись хотя бы на мгновение на сто лет вперёд). Любопытно ещё, что положительная оценка России и её места в семье европейских народов была полемически заострена против бытовавшей в англо-французской прессе мрачной картины российской действительности.
Революции 1848-1849-х годов в Европе и подавление русскими венгерского восстания 1848 года на небольшой временной промежуток сделали голоса тех американцев, кто считал Россию естественным врагом, слышнее. Но вскоре после этого общественность США снова заняла сторону России — на этот раз в Крымской войне.
Американские дипломаты, как главные поставщики информации о русских на протяжении 1830-1850 годов, изменили образ России в общественном мнении США. В новом издании того же школьного учебника (я писал о нём выше) от 1856 года исчезли мрачные описания российской действительности и рассказы об ужасах деспотизма. Зато есть строки, в которых говорится, что
«в России за последние несколько десятилетий случился поразительный прогресс. Искусства и мануфактуры поддерживаются, и по всей империи существует общее стремление к улучшениям».
Конечно, в последующие десятилетия двусторонние контакты развивались намного более интенсивно, отчего дипломатические работники утратили своё исключительное положение экспертов по Российской Империи. Им на смену пришли врачи, инженеры, путешественники, учёные и исследователи. Все они дали американскому обществу в разы больше знаний о далёкой стране, однако именно посланники впервые описали Россию XIX века искренне (в отличие, например, от ангажированных английских авторов) и правдиво.
