О легендарном «оружии возмездия» принято говорить либо в отдающих желтизной документальных кинолентах, либо в гротескной научной фантастике, порой опускаясь до неприкрытого стеба. Экзотические летательные аппараты, орбитальные бомбардировщики и колоссальные танки — все это давно уже стало частью пошлого масскульта, и едва ли кто-нибудь из значимых историков современности осмелится рассуждать о подобном всерьез, не опасаясь за свою академическую репутацию. Однако в 1944 году, когда союзные армии сжимали в кольцо агонизирующий Рейх и исход войны, казалось, уже был предрешен, у Союзников были все поводы бояться реванша нацистов.
В сентябре 1943 года, вскоре после капитуляции Итальянского королевства, высшее командование американской разведки разработало особую миссию, целью которой являлся сбор данных о немецком ядерном проекте. Стоит отметить, что на тот момент все данные о ядерном оружии были засекречены, и возможность существования фантастических взрывных устройств, стирающих с лица земли целые города, рассматривалась в одном ряду с пресловутыми «летающими тарелками Аненербе». Но это исключительно в глазах обывателей, далеких от закулисных интриг мировой политики. Спецслужбы же, ангажированные в знаменитом «Манхеттенском проекте» и прекрасно знавшие об успехах германской науки на этом поприще, отнеслись к заданию со всей серьезностью. А успехи немцев, стоит отметить, были весьма внушительными — вспомнить хотя бы Отто Гана с его ядерным делением, Вернера фон Гейзенберга с его протонно-нейтронной моделью атомного ядра, и многие другие свидетельства немецкого превосходства в ядерной физике, заставлявшие американцев считать, что нацисты продвинулись в создании оружия нового типа гораздо дальше их. Насколько дальше — еще предстояло узнать, для чего и была создана легендарная миссия «Алсос».
Военный руководитель «Манхеттенского проекта» и миссии «Алсос» генерал Лесли Гровс (слева) вместе с Робертом Оппенгеймером — отцом американской атомной бомбы. Впрочем, ее отцами по праву можно считать их обоих
Лесли Гровс, начальник миссии, имевший репутацию жесткого и проницательного военного, отчетливо понимал, что во главе столь опасного и ответственного предприятия должен встать человек, напрочь лишенный чувства страха, обладающий внушительными познаниями в области ядерной физики, знающий несколько языков и при этом прекрасно разбирающийся в людях. Редкое сочетание черт даже среди разведчиков, но жизненно необходимое для успеха миссии. С самого начала было ясно, что помимо привычного для сотрудников спецслужб сбора информации команда будет заниматься проникновением в тыл врага, допросом ученых и, по возможности, похищением радиоактивных компонентов, необходимых для создания ядерной боеголовки. Обогнать немцев было уже недостаточно: нужно было вставить как можно больше палок в колеса германской науки.
Превосходное чутье старого генерала позволило ему найти нужного человека — человека, наделенного всеми вышеперечисленными талантами и, сверх того, имеющего блестящую репутацию в среде матерых разведчиков. Речь идет о Борисе Паше — этническом русском, сыне православного священника, покинувшем Россию после ее краха и сделавшем головокружительную карьеру в американских спецслужбах.
Жизнь до катастрофы
Отец Бориса, Феодор Николаевич Пашковский, был студентом Киевской духовной семинарии, но прервал обучение из-за страшной костной болезни, сулившей молодому студенту скорую смерть. Однако там, где не помогла медицина, помогла молитва: посетивший Киев Иоанн Кронштадтский, беседуя с преподавателями семинарии, был извещен о безнадежном положении семинариста и помолился за него, после чего болезнь мало-помалу отступила. Правда это или нет — сейчас судить трудно, однако юный Феодор, успешно окончив учебу после своего выздоровления, отправился проповедовать в Соединенные Штаты, став сотрудником Североамериканской миссии в Сан-Франциско. Там же он встретил свою будущую супругу, американку сербского происхождения Эллу Дабович, и в 1900 году у пары родился сын, названный в честь святого князя Бориса. У Пашковского-младшего в раннем возрасте обнаружились черты полиглота, что позволило ему, помимо родного русского, в совершенстве овладеть английским, сербохорватским, французским и немецким языками.
Феодор Пашковский, более известный к тому моменту как Североамериканский патриарх Феофил, в 1940 г.
В 1906 году Феодор Николаевич возвратился на родину, а спустя 4 года за ним последовала его семья. Незаурядные способности и религиозный пыл определили ближайшее будущее Бориса, пошедшего по стопам отца и окончившего в 1917-м Киевскую духовную семинарию. Однако крушение исторической России и красный террор поставили крест на мечте юноши о церковной карьере. Глава семейства Пашковских на тот момент служил священником в императорском флоте и тем самым невольно подставил под удар супругу и сына, находившихся в Киеве во время вторжения банд Муравьева. Вот что говорил сам Муравьев на одном из партсобраний в Одессе:
«Мы идем огнем и мечем, устанавливаем советскую власть. Войскам обоих армий, Егорова и Берзина, я приказал уничтожать в Киеве всех офицеров, юнкеров, монархистов, всех врагов революции. Заняв город, я бил по дворцам и церквам, по попам, по монахам, никому не давал пощады! 28 января оборонческая городская дума просила перемирия. В ответ я велел бить химическими удушливыми газами. Сотни генералов, может — и тысячи, были убиты беспощадно. Так мы мстили. Мы были бы в состоянии удержать данный взрыв мести, но мне не надо было этого, ибо наш лозунг — быть беспощадными!»
Нетрудно представить, каким шоком было для наивного выпускника семинарии столь внезапное и безжалостное столкновение с реальностью во всей ее дикости. Мать Бориса вскоре погибла в застенках киевского ЧК, но молодому человеку удалось скрыться от беспощадных комиссаров, влившись в ряды Белого движения. Месть стала для Пашковского делом всей жизни. Завербовавшись переводчиком на линкор «Генерал Алексеев» и воссоединившись с отцом, наш герой успел дослужиться до звания мичмана и получить английскую медаль, а затем покинул родную страну вместе с остатками врангелевской армии. Война закончилась. Но у бывшего семинариста впереди была целая жизнь, полная духовного поиска, сумасбродных авантюр и безжалостного возмездия коммунистам.
В погоне за американской мечтой
Советская власть изгнала или казнила лучших сынов отечества. Беспрецедентная в своем роде ситуация: лучшие представители одного из величайших в мире народов, разбросанные по всему миру и лишенные собственного государства, вынуждены были работать на иностранную науку или поступать на службу к чужим правительствам. В этом отношении Борис Пашковский не стал исключением — он поселился в Берлине, в то время как его отец Феодор принял решение вернуться в Сан-Франциско, город, где некогда встретил свою любовь.
В первый же год своей берлинской жизни Пашковский женился на Лидии Ивановой, вскоре подарившей ему сына, названного вычурно, на католический манер — Эдгаром Константином Борисом. Выбор имени не случаен — именно тогда произошла определенная смена религиозно-политических взглядов Бориса, склонившегося к общехристианскому экуменизму. Переосмысление многих социально-духовных вопросов незамедлительно привело его в Христианскую ассоциацию молодых людей, члены которой, как и многие западные консерваторы того времени, видели в большевизме неотвратимую угрозу всей христианской цивилизации.
Однако жизнь в немецкой столице пришлась Пашковским не по вкусу, и Борис принял решение перевезти семью в США, вновь воссоединившись со своим отцом. К тому же ему как сыну американки было гарантировано американское гражданство, что избавляло новоприбывших эмигрантов от бюрократической волокиты, которую они уже успели познать в Берлине. В Америке Пашковский-младший сменил свою фамилию на Паш и окончил американский колледж в Спрингфилде, после чего получил высшее философское образование в Университете Южной Калифорнии, однако подлинным своим призванием не без оснований считал спорт.
В теории спорта существует понятие «психомоторной одаренности», выведенное исследователем В.В. Щорсом. Люди, обладающие этим типом одаренности, с легкостью добиваются успеха в любом виде физической деятельности, за которую бы ни брались, будь это плавание, легкая атлетика или бокс. По всей видимости, именно к таким людям принадлежал Борис Паш, без особого труда завоевавший место преподавателя физкультуры в Высшей школе Голливуда, что было немыслимо для простого русского эмигранта без внятной трудовой биографии. В своих мемуарах Паш утверждал, будто бы числился в кадровом резерве ФБР с 1925 года, еще до начала своей преподавательской деятельности. Так это или нет — уверенно сказать нельзя, ибо столь странное откровение Бориса Феодоровича не находит никаких официальных подтверждений. Доподлинно известно лишь то, что до 1940 года, на протяжении 15 лет, будущая легенда американской разведки работала в Голливуде. В армию Борис попал по таинственной прихоти сотрудников мобилизационного отдела. Тут-то и начинается самое интересное.
До официального вступления в войну в США прошли две крупные мобилизационные волны, затронувшие чернокожее население и мигрантов. По всей видимости, под раздачу одной из них попал и Борис Паш
Как и всякий амбициозный карьерист, Паш, однажды ухватившись за американскую мечту, ни за что на свете не желал ее отпускать, и решение о мобилизации воспринял как личное оскорбление, ставившее крест на многолетней карьере. Балканский темперамент, унаследованный от сербской матери, немедленно дал о себе знать: вознамерившись отомстить своему обидчику — мелкому чиновнику, работавшему в местном вербовочном пункте — Борис проник ночью в его кабинет и похитил служебный сейф, спрятав его в полузаброшенном подсобном помещении на том же этаже. Когда же наутро здание было оцеплено сотрудниками ФБР, принявшимися допрашивать заспанных часовых, Паш, как ни в чем не бывало, доложил сотрудникам контрразведки о своих ночных похождениях, посетовав на отвратительную организацию охраны гарнизона. Сейф был найден и возвращен, а нашкодивший эмигрант, ошеломивший контрразведчиков своим нестандартным мышлением и прекрасной физической подготовкой, был приглашен в американские спецслужбы. Говоря об американских спецслужбах того времени, обычно подразумевают MID (Military intelligence division) — организацию, существовавшую с 1917 по 1942 год и совмещавшую функции как разведки, так и контрразведки. Именно там бывший белогвардеец и преподаватель физкультуры начал свой путь в мировую историю.
Манхеттенский проект
До конца неизвестно, чем именно занимался Борис Паш на протяжении последующих двух лет, однако уже в 1942 году он таинственным образом оказывается в кресле заместителя руководителя «Манхеттенского проекта» со стороны контрразведки. С первого взгляда совершенно непонятно, как обычному иностранцу среднего возраста удалось добиться столь впечатляющей должности всего за два года. Однако косвенный ответ на этот, а также на множество других вопросов мы находим в свидетельствах современников, ценивших нашего соотечественника за кипучую энергию, незаурядный интеллект и проницательность. Вот что пишет Лесли Гровс в своей книге «Теперь об этом можно говорить»:
«Впервые я познакомился с ним в Сан-Франциско, где он занимался обеспечением безопасности и секретности наших работ еще в то время, когда эти вопросы входили в компетенцию армейской разведки. На меня сильное впечатление произвели его богатая эрудиция и энергия».
Похожее впечатление Паш произвел и на ядерного физика Сэмюэля Гаудсмита, по достоинству оценившего его врожденный талант манипулятора, столь необходимый всякому карьеристу.
Сэмюэл Гаудсмит, участник «Манхеттенского проекта», научный руководитель миссии «Алсос» и первооткрыватель спина электрона
Однако были в Борисе и черты, несколько покоробившие высокое вашингтонское начальство, главной из которых был закоренелый антисемитизм. В конце 1943-го, как раз перед тем, как возглавить миссию «Алсос», проницательный эмигрант представил Гровсу список из 8 ученых — тех самых научных первопроходцев и кузнецов, ковавших ядерный меч американской империи. Тех, кто был представлен в этом документе, объединяли не только симпатии к международному коммунистическому движению, но и наличие еврейского происхождения. Столь неистовое презрение к евреям и коммунистам вполне простительно человеку, собственными глазами видевшему весь ужас красного террора и поклявшемуся во что бы то ни стало отомстить палачам родной державы, но личные желания Паша противоречили прагматичной линии руководства, ведь первым в составленном им списке значился сам Роберт Оппенгеймер — в то время научный руководитель Манхеттенского проекта и главный ядерный физик страны. Естественно, Гровс был в ярости от подобной наглости, однако допросить Оппенгеймера все-таки разрешил. В то время столь бесцеремонное давление на авторитетного физика сочли излишним и бессмысленным, но послевоенные публикации подтвердили глобальную правоту Паша: в 1939-м перспективный ученый тайно посещал СССР и почти две недели жил в особняке Берии, предлагая наркому свою помощь в разработке советского ядерного оружия.
Однако допрос 1943 года, продлившись несколько суток, так ни к чему и не привел, и Паш, восприняв эту профессиональную неудачу как личное поражение, потребовал немедленной отставки. Отставку он, разумеется, не получил — вместо этого Борис Феодорович был назначен руководителем крупнейшей шпионской миссии Второй мировой.
Миссия «Алсос», или в поисках немецкой бомбы
Первоначально штат миссии состоял из тринадцати военнослужащих, в число которых входили переводчики, и шести ученых, как носивших военную форму, так и штатских. Состав группы сильно отличался от структуры других разведывательных подразделений. В нее входили специалисты, способные путем опроса и наблюдения добывать подробные научные сведения об атомных исследованиях и в общих чертах представлявшие всю совокупность научных программ и интересов как Союзников, так и, по возможности, Германии и Италии. Ядерный проект японцев к тому времени уже не рассматривался американцами всерьез, так как был установлен факт катастрофического отставания Японии в этой области.
В сентябре 1943 года состав миссии во главе с Пашем был направлен в Италию. История атомного шпионажа началась.
Научные специалисты команды Паша, слева направо: Гаудсмит, Варденбург, Уэльш и Сесил
Перед миссией «Алсос» в Италии были поставлены задачи по сбору сведений о ключевых исследованиях, направленных на создание нового оружия или новых методов ведения войны, а также по обеспечению захвата всех важных с этой точки зрения учреждений, материалов и персонала. Помимо вышеперечисленного, деятельность миссии должна была помочь американскими военными выбрать цели бомбардировок, разработке мер защиты против новых видов оружия и организации контрпропаганды в соответствующих направлениях. На первый взгляд, в этом было гораздо больше авантюризма, нежели здравого смысла.
Однако команда Паша подошла к решению поставленных задач со всей ответственностью, и за следующие полтора месяца члены группы допросили всех, кто мог иметь какое-либо отношение к итальянским ядерным разработкам. Вскоре Борис Феодорович понимает, что добыть нужные сведения можно лишь в Риме, все еще находящемся под контролем войск Муссолини. Для осуществления дерзкого замысла Паш разработал два плана, поражающих своей отчаянностью — согласно первому, группа должна была вторгнуться в Вечный город под прикрытием союзных войск, второй же предполагал тайное проникновение и похищение итальянских ученых прямиком из столичных лабораторий. Однако, к большому разочарованию всей команды, ни один из планов так и не удалось реализовать, и миссия «Алсос» была отозвана в США. Группа приостановила свою деятельность до весны 1944 года.
Однако вашингтонское командование было довольно результатами работы атомного спецназа. По крайней мере, вояж Паша частично подтвердил оптимистические догадки разведчиков: итальянской атомной бомбы нет и в ближайшее время не предвидится. Но призрак «оружия возмездия» все еще маячил где-то вдалеке, и американский генштаб ужасала сама мысль о том, что сумрачный тевтонский ум может овладеть оружием нового типа, этим вожделенным ключом к победе в затянувшейся войне. В результате состав миссии «Алсос» был собран вновь и отправился в самую гущу событий — в раздираемую боями Францию.
Миссия «Алсос» в 1944-м. Крайний справа — Борис Паш
24 августа 1944 года команда Паша проникла в оккупированный Париж, опередив идущие к городу колонны Союзников, и уже на следующий день Борис Феодорович встретился с Фредериком Жюлио-Кюри, попросив того передать разведчикам всю имеющуюся информацию о ядерном проекте Третьего рейха. Французский ученый предоставил лишь поверхностные данные о концепции супероружия, разрабатываемого нацистами, отказавшись при этом давать какие-либо собственные прогнозы касательно успешности данного предприятия. Кюри не догадывался, что его водят за нос: пока он беседовал с тактичным русским американцем, подчиненные последнего устраивали грандиозное ограбление квартиры ученого, готовясь транспортировать все его чертежи и экспериментальные разработки прямиком в Вашингтон. Но основная задача команды была все еще далека от своего завершения.
Составляя план разведки немецких работ по атомной энергии, аналитик миссии Калверт, как и многие другие, исходил из следующих основных условий создания атомной бомбы: наличие достаточного числа крупных специалистов по ядерной физике, запасы исходного материала — урана или, возможно, тория, и, наконец, лаборатории и промышленные объекты. Разведчиков переполняла мрачная уверенность в том, что научные силы Рейха вполне достаточны для решения этой задачи. Калверт в первую очередь приступил к изучению проблемы сырья. Вопрос о тории сразу отпадал, так как его основные месторождения находились в Бразилии и Индии, и немцы не имели к ним доступа. До войны Германия обладала ничтожными запасами этого сырья. Оставалось предположить, что исходным материалом может быть только уран. Однако зная на собственном опыте, какие грандиозные масштабы должны иметь заводы по выделению урана-235, американцы решили, что наверняка заметили бы подобное производство.
Самым вероятным потенциальным способом получения делящегося материала для немцев оставалась добыча плутония. Источником в данном случае могли явиться запасы очищенной урановой руды, хранившейся в Оолене недалеко от Брюсселя. Именно там миссия совершила настоящий прорыв, похитив прямо из-под носа у нацистов 1200 тонн обогащенной руды урана-238, лежавшего в долговременном хранилище. В кратчайшие сроки Паш восстановил работу расположенной поблизости фабрики металлической тары, уничтоженной союзническими налётами, а потом изготовил нужное количество бочек, в которых сырье и было транспортировано в США.
Дистанционное руководство миссией осуществлялось через американское военное посольство в Англии, куда «пашковцы» регулярно направляли телеграммы, пользуясь своим собственным кодом, многие слова в котором были заменены на географические названия: «Нью-Йорк» обозначал уран, «Индиана» — плутоний, «Невада» — английскую разведку и так далее. Тщательно шифруя свои послания, разведчики добились успешной доставки похищенного сырья за океан, где оно и послужило материалом для первых атомных бомб. Если бы не наш талантливый соотечественник, сбежавший от советской власти и возглавивший столь успешную миссию — не было бы Хиросимы и Нагасаки.
Чем дальше команда заходила в своих авантюрах, тем отчетливее понимала, что Германия отстает в разработке атомной бомбы минимум на два года, а это значит, что исход войны уже предрешен. Но после вторжения Союзников в Западную Германию правила игры изменились. Основной задачей стало не дать Советам заполучить немецких учёных, сырьё и теоретические разработки. Оперативники составили и тщательно изучили списки немецких физиков, работавших в США и нейтральных странах. Все они были детально допрошены о возможном местонахождении германских ядерщиков, с которыми вели переписку. Вскоре Паш располагал адресами почти всех интересовавших его ученых. Для большего удобства высшее управление разведки организовало штаб-квартиру в Гельдерберге, и там миссия располагалась до конца войны. Именно туда поначалу доставляли всех найденных командой немецких ученых, среди которых было два нобелевских лауреата.
Участники миссии «Алсос» раскапывают тайник с кубиками урана в Хайгерлохе
Некоторые ученые весьма охотно предавали свою страну и с легкостью шли на контакт с американскими разведчиками. К примеру, известный физик и философ Карл Фридрих фон Вайцзеккер, если верить историку Родни Карлайлу, любовно припрятал записи о немецких атомных исследованиях в одной из многочисленных бочек, в изобилии разбросанных на его заднем дворе — так, чтобы никто, кроме Бориса Паша, знавшего об этой тайне, не смог их найти.
Несколько позже «пашковцы» опустошили и уничтожили крупную лабораторию, располагавшуюся к северо-западу от Берлина, чтобы комплекс не достался Советам. Приблизительно в то же время, во второй декаде апреля 1945 года, взвод под командованием Паша осуществил рейд по немецким тылам в городе Вайде (70 км южнее Лейпцига). Линия советско-германского фронта в этих местах почти вплотную примыкала к городу, и американцам грозила двойная опасность: помимо шальной немецкой пули они могли поймать еще и пулю советскую. Целью столь опасного предприятия был захват радия, оказавшегося, ко всему прочему, еще и без штатной свинцовой укупорки. Но Пашковский не отступил, и, не желая подвергать подчиненных смертельному риску, повез сырье в своем грузовике сам, держа сумку с опасным грузом подле правого бедра. Борис Феодорович получил радиоактивный ожог, оставшийся на всю жизнь.
После окончания войны в Европе Паш со своими людьми был направлен в Корею, где, как и ожидалось, спецназовцам не удалось найти ничего, кроме тонны уранового концентрата, полученного японцами в подарок от их немецких союзников.
Официально миссия «Алсос» была распущена 15 октября 1945 года, но ее костяк — пресловутый «атомный спецназ» — так и остался в подчинении у амбициозного белоэмигранта.
Как и всякому порядочному человеку, Пашу в свое время представилась прекрасная возможность пострелять в украинских националистов. В 1948 году он вместе с оставшимися подчиненными вернулся в Европу для проведения операции «Кровавый камень» (Operation Bloodstone) — масштабной и безжалостной акции по ликвидации предположительных «двойных агентов», большую часть которых составляли члены ОУН. Как бывший русский монархист, Борис Феодорович на всю жизнь сохранил презрение к левым и разного рода «самостийникам», и теперь позволил себе отыграться на полную. Подразделение, которым он теперь руководил, называлось PB/7 (от Project Bloodstone), и, по версии англоязычной «Энциклопедии разведки и контрразведки», занималось «убийствами, похищениями и многими другими вещами, санкционированными высшим начальством». В одном только американском лагере Миттенвальд в альпийской Баварии было убито более ста украинских националистов. Вину за резню возложили на других членов ОУН, якобы заподозривших в своих соратниках скрытых советских агентов.
Борис Паш в форме полковника американской армии, 1955 год
После успешной работы в Европе, Пашковский на какое-то время исчезает из поля зрения историков и публицистов, став таинственной и полулегендарной фигурой. Кто-то, как Родни Карлайл, приписывает ему сотрудничество с доктором Сидни Готтлибом, ставившим по заданию ЦРУ эксперименты на людях. Кто-то, как Антон Ракитин, связывает его деятельность с таинственным исчезновением туристической группы Дятлова, а кто-то, как чешский писатель Ярослав Путик, и вовсе считает всего лишь исполнителем, никогда не блиставшим оригинальностью. На самом же деле бывалый разведчик под конец жизни погрузился в церковную жизнь, став прихожанином РПЦЗ Североамериканского патриархата (патриархат к тому времени возглавлял его отец).
Паш прожил 95 лет и тихо умер во сне в 1995-м.
