26 сентября этого года президент Франции Эмманюэль Макрон произнёс свою Сорбоннскую речь — у нас практически нет сомнений, что в учебниках по истории и международным отношениям она получит именно такое название. Ну, как Мюнхенская речь российского коллеги Макрона.
Глава Франции говорил о единстве Европы, об угрозе со стороны популистов и прочее. Для сторонних наблюдателей наибольший интерес представляют 45 секунд этой речи, в которых помещены конкретные предложения и планы по превращению Европейского союза в единую политическую общность. Разберём по пунктам, о чём говорил Макрон: что он предлагает сделать; что уже было сделано на тех направлениях, о которых уже шла речь; а также о том, что может помешать этому процессу.
Итак, по мнению Макрона, к началу следующего десятилетия в Единой Европе будут…
Единая армия
На самом деле о создании единой армии речи не идёт — но часть речи Макрона (единый оборонный бюджет и общая военная доктрина) наводит именно на такие мысли.
Более конкретно Макрон говорил именно об объединённом военном подразделении (неизвестного размера), которое должно будет служить целям вооружённого вмешательства ЕС (за рубежом или в пределах блока, он не уточнил). Вооружённые силы такого рода у ЕС есть — это так называемые «боевые группы»: 18 батальонов (14 по 1.5 тыс. солдат; 4 по 2.5 тыс.). Эти боевые группы находятся под прямым контролем Совета Европейского союза, который по идее является правительством Евросоюза. В принципе, эти группы можно считать тем самым совместным воинским подразделением, о котором говорил Макрон.
Кроме этого, за пределами тем, обозначенных в Сорбоннской речи, целям построения общей армии в ЕС уже сегодня служит интеграция армейских бригад некоторых европейских стран в состав германской армии.
Однако на пути у этих начинаний стоит несколько препятствий.
Во-первых, расходы на оборону у европейских стран распределены крайне неравномерно и крупнейшие страны вроде Германии тратят на оборону меньше 2% ВВП в год — весь блок в целом тратит на оборону в три раза (!) меньше, чем США в одиночку. На это, правда, можно возразить, что современные военные конфликты решаются созданием прокси-войск в интересующих регионах и отправкой ограниченного контингента, состоящего из советников и сил спецназначения. Однако проецирование силы за рубежом всё же предполагает наличие большой массы войск и техники — с этим у ЕС пока большие проблемы.
Во-вторых, что гораздо важнее, в ЕС на 29 стран разбросано 178 различных оружейных систем, в то время как у США их всего 30. Последний факт существенно затрудняет кооперацию между разными странами блока. Хорошая новость состоит в том, что львиная доля оружейного производства сконцентрирована в нескольких странах в руках крупных компаний (Франция, Италия и пока ещё Англия), что облегчает будущую кооперацию и приведение общеевропейской оборонной промышленности к единому знаменателю.
Чтобы создать свои вооружённые силы, Европе нужно решить проблему излишнего разнообразия систем вооружения. На графике показано количество систем в различных классах вооружения (оранжевые линейки — ЕС, серые — США). Как видно, в целом по вооруженным силам в ЕС стоит на вооружении 178 различных систем, в США — 30.
В Европе есть единый военный штаб, но численность его пока составляет только 30 человек и деятельность его сконцентрирована на миротворческих миссиях скромного масштаба и обучении. Единой военной доктрины у ЕС пока нет, есть лишь предписанные процедуры для разрешения кризисов.
Гадать о том, как будет выглядеть эта доктрина — занятие неблагодарное. Но, с другой стороны, глядя на то, в каком направлении развиваются «боевые группы» и другие оборонные инициативы ЕС, можно с высокой долей вероятности предположить, что ключевое значение в ней будет придано операциям на границах Европы, в том числе и на дальних подступах к ней. А основным родом деятельности этих войск будут миротворческие операции, читай — «неоколониализм». На это указывает и та часть речи Макрона, где он говорит о более тесной кооперации стран ЕС со странами Африки и Средиземноморья (то есть Леванта и далее), на решение внутренних проблем которых должна быть направлена внешняя политика ЕС.
Макрон также упомянул о создании системы обмена разведданными между странами ЕС — но насколько можно судить по его речи, эта система будет такой же добровольной в своей основе, как и сегодня: предполагается создание общеевропейской разведакадемии, через которую будет проходить обмен данными. Но, опять-таки, всё это будет на добровольной основе.
Одним из шагов к созданию по-настоящему всеевропейской системы обороны могло бы стать создание общих ядерных сил (о чём Макрон не говорил). В теории, немцы (и другие народы ЕС) могут оплачивать расходы на ядерную программу Франции, которая будет защищать весь ЕС. Но в таком случае непонятно, под чьим командованием будут находиться эти ядерные силы: Франции как суверенной державы или специального объединённого штаба ЕС? Надо понимать, эта проблема разрешится с появлением общеевропейской военной доктрины.
Но вообще создание общеевропейской армии натыкается на проблему суверенитета — немногие государства готовы делиться с соседями одним из своих главных инструментов, обеспечивающих монополию на насилие.
Тихая экспансия: Германия незаметно создает общеевропейскую армию (перевод Foreign Policy)
Единое правительство (или что-то близкое к этому)
Об этом напрямую Макрон не говорил, но под «единым правительством» следует понимать тот самый орган власти, который будет решать список общеевропейских вопросов, перечисленный Макроном. Он включает в себя: создание общей пограничной службы и поста министра финансов ЕС, внедрение единых экономических и социальных стандартов для всех стран блока и (самое конкретное предложение) сокращение состава Еврокомиссии в два раза (с 30 до 15 человек). В последнем случае речь идёт об увеличении в совете доли представителей Франции и Германии. В конце концов, Макрон неспроста сказал о необходимости полностью интегрировать экономики обеих стран к 2024 году и создать общий рынок.
Минимальная зарплата в ЕС, как и приведение всех стран блока к общим стандартам, дело, безусловно, хорошее (в теории). Давно известно, что в восточноевропейских странах блока аналогичные продовольственные товары по качеству хуже, чем западноевропейские аналоги. Ещё хуже с зарплатами. Минимальная зарплата в Польше — 473 евро в месяц, а в Германии — 1498 евро. В Болгарии минимальная зарплата вообще составляет 235 евро. Вопрос только в том, как определить минимальную зарплату для всего блока без ущерба для региональных экономик.
Скажем, повышение минимальной зарплаты в Румынии до уровня Германии (то есть больше чем в 4 раза от текущего уровня) сделает большую часть экономической активности в этой стране элементарно невыгодной. Простой пример из другой отрасли на другом континенте: повышение минимальных зарплат для актёров в Лос-Анджелесе оказалось невыгодным для целой отрасли маленьких театров (один такой показан в фильме «Ла-Ла Лэнд»), которые не могли себе позволить таких расходов. В случае ЕС минимальная зарплата в Чехии (419 евро в месяц) едва ли не единственный повод для немецких компаний держать там производство. То же самое будет верным и в отношении Словакии, да и всех восточноевропейских стран. С другой стороны, введение всеобщей минимальной заработной платы в ЕС, одновременно повышая статус восточноевропейских работников, может опустить в статусе западноевропейских: потому что повысить уровень оплаты труда в Румынии до 1.5к евро в месяц маловероятно, а вот ввести по всей Европе минимальную оплату труда около 1 тыс. евро в месяц вполне реально. Что не опустит минимальную зарплату в той же Франции, но наверняка затормозит рост зарплат в развитых странах ЕС. А это, в общем-то, уничтожит один из основных плюсов Западной Европы: хороший средний уровень жизни для большинства людей.
Возможно, именно в связи с этим, дабы компенсировать потенциальный «недобор» у потребителей разными социальными бонусами, Макрон заговорил о внедрении налога на финансовые транзакции (по понятным причинам, до последнего времени его появление блокировалось Британией), налогообложении международных компаний на основании места их реальной работы (а не официальной регистрации с целью уклонения от налогов, благодаря которой ВВП Ирландии на бумаге вырос на 26%) и возможном введении протекционистских мер против неназванных стран (скажем только, что представители этих стран, скорее всего, говорят по-китайски) с целью защиты европейских работников.
Насчёт появления должности министра финансов ЕС нужно сказать, что эта инициатива необходима. Несмотря на тесную экономическую интеграцию и единый рынок, все ключевые финансовые решения в Еврозоне сейчас предпринимаются только после общего голосования. Появление должности министра (в теории, назначаемого собранием министров стран ЕС и обладающего схожим набором полномочий, только в масштабе всего блока и с большой операционной свободой) позволит оперативно реагировать на все возможные кризисы в пределах Еврозоны. Конкретики пока нет никакой, но вопрос назрел давно. В конце концов, слишком много стран делят одну и ту же валюту, но когда дело доходит до решения конкретных вопросов, наступает паралич и начинаются утомительные переговоры — а спрашивать в итоге не с кого.
Также Макрон очень много говорил об обмене студентами между разными странами ЕС и прочих инициативах, которые уже имеют место здесь и сейчас. Здесь, однако, нам хотелось бы вернуться к ключевой проблеме основных инициатив Макрона, которые ведут к появлению полноценного работающего всеевропейского правительства (его можно будет назвать ЕС. 1.0, так как то, что имеется сейчас, можно считать «версией 0.5»).
Дефицит суверенитета
Любители концепции «дефицита демократии ЕС» (т. е. перехода власти в странах блока от народа к безличным бюрократизированным структурам) упускают из виду один факт: реальная исполнительная власть в ЕС максимально размыта. Правительство блока, Совет ЕС, состоит из 28 представителей разных стран, которые не могут договориться между собой по ключевым вопросам. Все их решения основаны на консенсусе (которого у них получается достигнуть далеко не всегда). То же самое будет верным и в отношении Еврокомиссии — 28 бакинских комиссаров, представляющих разные страны, которые должны следить за исполнением норм ЕС в странах-участницах и представлять ЕС на международной арене. Ещё есть Совет министров ЕС. Все три структуры перекрывают и дублируют полномочия друг друга — и даже когда они приходят к какому-то решению-рекомендации (после очередного заседания специального комитета, созданного для решения конкретного вопроса), то очень часто им нужно привлекать Европейский центральный банк и Европарламент — что ещё больше затягивает процесс принятия решений.
Наконец, финансирование этих структур производится от «доната» стран-участниц (чей размер финансирования обсуждается на уровне переговоров между государствами), что уже ставит правительство ЕС в неправильное положение: полноценное государство самостоятельно собирает налоги на своё содержание и держит под контролем свой бюджет. В случае же структур ЕС финансирование напоминает совместный поход в ресторан: «ну что, давайте смотреть чек, кто сколько наел, а платить будем с моей карточки, у меня бонусные баллы».
Вообще такая структура устраивает абсолютное большинство стран-участниц (и ещё больший процент населения), поскольку в этом случае любые масштабные решения невозможно принять без единогласного его принятия. На данный момент исполнительная власть структур Евросоюза базируется на тезисе о тесном сотрудничестве между институтами разных европейских стран — но подобная логика порочна с точки зрения единого правительства. Каким бы тесным ни было сотрудничество, оно не заменит единоличного управления демократическим, подотчётным населению, прозрачным — но оно должны быть правительством в полном смысле слова, с полномочиями и ресурсами. А пока что властные структуры Евросоюза имеют больше общего с ФИФА и Олимпийским комитетом — их решения воплощаются в жизнь только когда они не задевают интересы никого из числа суверенных стран-участниц.
Эта структурная проблема является главным препятствием на пути большей части предложений Макрона. Как он её будет решать — непонятно. Опора на франко-германский альянс — это хорошая основа для подобной трансформации ЕС хотя бы в дееспособную конфедерацию, но как будут решаться вопросы полноценной политико-экономической интеграции с другими странами блока — предсказать невозможно.
Может статься, что для будущего ЕС наиболее перспективным будет вариант «лучше меньше да лучше»: сконцентрироваться на интеграции стран из числа первоначальных участников ЕС ещё 1957 года — т. е. без Британии и Восточной Европы. И хотя в этом случае конфликта между различными группами интересов избежать не получится, но тогда проект Макрона встретит куда меньше сопротивления со стороны оставшихся участников по причине относительного равенства стартовых позиций в этих странах.
После блокировки российскими властями «Спутнику» как никогда нужна ваша поддержка. Пожалуйста, поддержите нас посильным денежным переводом или — что еще лучше — покупкой подписки (клик по счетчику просмотров справа внизу). У нас нет и никогда не было никаких других спонсоров, кроме вас — наших читателей. Спасибо!
