В рамках стратегического замысла союзников Крым с самого начала играл ключевую роль. Впервые за долгие десятилетия боевые действия были перенесены далеко на территорию Российской империи, а перед ее армией и флотом встала задача обороны государственных границ. Атаки союзнического флота на русские владения на Балтике, Белом море и Дальнем Востоке, подрывная деятельность среди кавказских горцев, наступление турок в Закавказье были частью грандиозного плана. Плана, подразумевавшего максимальное ослабление России, утрату ее влияния на с таким трудом завоеванных и освоенных в XVIII-XIX вв. окраинах. Программа-максимум для англичан заключалась в том, чтобы отбросить Россию от морских просторов, лишить ее Финляндии, Дальнего Востока и черноморского побережья, загнать в глубь континента. Русские владения в Причерноморье с самого начала кампании расценивались как одна из основных целей атаки. Вскоре после вступления Англии и Франции в войну маршал Сент-Арно получил от императора Наполеона III инструкцию, в которой значилось, что англо-французские сухопутные и военно-морские силы должны были действовать согласно одному из трех планов. В рамках первого высадившаяся в одном из портов западного Причерноморья объединенная армия должна была вести наступление через территорию Дунайских княжеств. Второй подразумевал атаку Одессы с последующей высадкой десанта. Первый план стал невыполним после быстрого и организованного отступления русских войск из Валахии и Молдавии, с последующим занятием их территории австрийцами. Второй вариант был отброшен после варварской, равно как и неудачной, бомбардировки Одессы. Оставался третий — высадка десанта в Крыму, а затем установление контроля над полуостровом.
Своим географическим положением Крым обеспечивал своему владельцу господство в северной части Черного моря, а его крупнейшая крепость — Севастополь — служила базой для российского Черноморского флота. Сама история города неразрывно связана с упорным продвижением русского государства на юг. Основанный в июне 1783 года, вскоре после вхождения территории Крымского ханства в состав России, Севастополь, казалось бы, самим своим названием (от греч. Σεβαστόπολις — «славный», «величественный»), данным ему в 1784 году, крепко связывал судьбу уже российского Крыма с мировой историей. Рядом раскинулись молчаливые развалины древнего Херсонеса, помнившего греческих колонистов, византийцев, русского князя Владимира Святославовича, ордынцев, генуэзцев, равно как и многих других, творивших бурную историю Восточной Европы. Для союзников Севастополь в рамках этой операции становился основной мишенью, поскольку его захват лишал Черноморский флот единственного адекватного места базирования, лишая Россию какого-либо контроля над акваторией Черного моря.
Генеральная карта Крыма, составленная адъюнктом Федором Черным. 1790 год. Кликните для увеличения.
Оставалось определиться с местом возможной высадки в Крыму. Еще в апреле-мае, в то время как союзнические войска, разместившиеся в Варне, понесли первые потери в схватке с неожиданным, а от того еще более опасным противником — холерой, англо-французские корабли осуществили первую разведку в Черном море. Нельзя сказать, что союзники действовали вслепую. Уже в начале 50-х гг. английские и турецкие шпионы под видом путешественников активно курсировали по причерноморским владениям России, ведя агентурную работу и собирая разведывательные данные о состоянии укреплений. Первые сведения о ситуации в Черном море английскому командованию были предоставлены экипажем колесного парохода «Карадок», а уже в середине апреля 1854 года в относительной близости от Севастополя показалась вся англо-французская эскадра: 19 линейных кораблей, парусный фрегат и 10 пароходофрегатов. Однако ни этот, ни последующие маневры отдельных вражеских судов не встретили никакого сопротивления с российской стороны. С этого момента стала ясна главная проблема всей Крымской кампании: командование российского Черноморского флота осознанно подарило инициативу противнику. Опасения адмирала Корнилова и прочих военных офицеров были, по всей видимости,связаны как с боязнью встречи с численно превосходящим вражеским флотом, так и с общим видением Крымской кампании как сугубо оборонительной. Причем оборона виделась Меншикову и Корнилову позиционной, с предоставлением англичанам и французам возможности свободно курсировать по акватории. Российский же флот превращался в «пленника» севастопольской гавани. Неприятель в полной мере осознал ошибку русского командования, уже в конце апреля второй раз приблизившись к Севастополю, после чего последовала временная блокада гавани, лишившая русских моряков возможности как-то влиять на судьбу морской кампании. После неудачи у Одессы союзники в дальнейшем все свое внимание обратили на Крым, проведя в мае-июле еще несколько разведывательных рейдов, в ходе одного из которых 14 июля подошедшие слишком близко к Севастополю суда подверглись обстрелу, а английский фрегат «Фьюри» получил повреждения. Тщательная разведка, с одной стороны, убедила британцев в невозможности прямой атаки Севастополя с моря, с другой, позволила в скором времени определиться с местом высадки. В качестве такового был выбран Каламитский залив.
Известие о подготовке десанта застало размещенную в Варне и ее окрестностях союзную армию в ужасном состоянии. Эпидемия холеры каждый день уносила жизни британских и французских солдат. Над лагерем носились мириады мух, отхожие места были переполнены, санитары сбивались с ног, не успевая ухаживать за больными и хоронить умерших. Усугубляла ситуацию удушающая жара. Эпидемия, пагубно сказавшись на психологическом состоянии солдат и офицеров, привела и к падению дисциплины. Были зафиксированы случаи мародерства, после чего британским солдатам было запрещено отдаляться от лагеря. Ярким проявлением плачевного состояния армии стало нарушение требований к внешнему виду. Солдаты и офицеры разгуливали по лагерю в тюбетейках вместо фуражек, в расстегнутых мундирах, игнорировалось требование ежедневно бриться, в результате чего британцы успели обзавелись окладистыми бородами и бакенбардами. Любопытно то, что появившаяся в Варне и укрепившаяся в Крыму мода на ношение бород распространится из действующей армии и на самом Туманном Альбионе, заставляя клерков, приказчиков и работников банков отращивать на лице прежде немыслимую растительность.
В силу всех свалившихся на головы союзников тягот известие об отправке на театр боевых действий было встречено с радостью. Вторая половина августа прошла в лихорадочных сборах и спешной подготовке армии к погрузке на корабли. Предстояла грандиозная работа: осуществить транспортировку и десантирование огромной армии — свыше 60 тысяч человек, тысячи лошадей и сотни артиллерийских орудий. На берегу англичане и французы оставляли могилы своих умерших от холеры товарищей — до 10 тысяч солдат и офицеров. Согласно сведениям, полученным Рагланом и Сент-Арно еще летом, в Крыму их ждала не меньшая по силе русская армия, что делало успешную высадку и осаду Севастополя крайне рискованным делом. В действительности же командующий русскими войсками на полуострове Меншиков в июне-июле располагал не более чем 25 тысячами солдат и офицеров. Осознав к этому моменту всю опасность, нависшую над Севастополем, русское командование сделало все для усиления армии в Крыму. Прежде полупустынные крымские дороги оживились, наполнились тысячами солдат. На начало сентября на полуострове находилось около 50 тысяч солдат и офицеров, впрочем, непосредственно для обороны Севастополя под рукой у Меншикова было не более 30. Также в распоряжении командования было около 18 тысяч моряков-черноморцев. Для недопущения высадки союзников на полуострове русские войска начали концентрироваться у рек Кача и Альма.
4 сентября 1854 года первые корабли покинули порт Варны. По сути, на всем пути от Варны до Каламитского залива под завязку забитые людьми корабли эскадры представляли собой легкую мишень. Малочисленные корабли конвоя вряд ли смогли бы остановить атаку российского Черноморского флота, а огонь по переполненным людьми трюмам имел бы катастрофический эффект. Однако рискованный план англо-французского командования полностью оправдался. Утром 14 сентября французы на виду у казачьего разъезда, которым командовал лейтенант Стеценко, первыми начали высадку войск в Каламитском заливе между Евпаторией и Саками. Французские войска быстро и организованно осуществили выгрузку на берег, чего нельзя сказать о британцах: слабая организация десантирования привела к суете, а солдаты 7-го Королевского фузилерного и 23-го Королевского Уэльского фузилерного полков устроили на десантных шлюпах гонку, стремясь первыми из британцев достичь берега.
С сожалением можно констатировать, что русское командование оказалось совершенно не готово к высадке неприятеля, позволив маршалу Сент-Арно без каких-либо затруднений собрать на побережье больше 60 тысяч человек. В скором времени союзники получили сведения о том, что русская армия собрана у реки Альма, где Меншиков планировал, приняв бой, отбросить неприятеля к берегу, не дав ему приступить к осаде Севастополя. Еще днем ранее часть союзной армии (около 3 тысяч человек турок, французов и англичан) без боя заняла Евпаторию, которая в дальнейшем превратится в ключевую базу снабжения. Надо отметить, что с армии союзников очень быстро сошел внешний лоск и в скором времени в Евпатории и окрестностях начались грабежи и мародерство, в чем особенно отличились французские зуавы.
Менее чем через неделю, (7) 19 сентября, англо-французская армия с развернутыми знаменами и под музыку полковых оркестров единым строем двинулась в направлении Альмы. Однако очень скоро жара, недостаток питьевой воды и гужевого транспорта заставили знамена поникнуть, оркестры — умолкнуть, а офицеров — делать остановки через каждые полчаса движения. После изматывающего десятичасового марша англо-французские войска достигли реки Булганак, где авангард под командованием лорда Кардигана совершенно неожиданно для себя наткнулся на крупный отряд российской кавалерии (до 2 тыс.). Неожиданное появление русских усугублялось тем, что достигшие берега реки британские солдаты в беспорядке бросились к воде, перемешав ряды и создав хаос, в котором тщетно пытались навести порядок офицеры. При поддержке двух конных батарей русская кавалерия вступила в скоротечную перестрелку с неприятелем, на помощь которому вскоре начали подтягиваться части легкой пехоты и драгуны. Стычка, однако, не получила продолжения, и менее чем через час ее участники отошли к своим позициям.
Альминское сражение. Кликните для увеличения
Первое крупное сражение Крымской кампании — Альминское — произошло на следующий день. Цели сторон были ясны с самого начала. Сент-Арно, под началом которого находилось около 55 тысяч человек (27 тысяч французов и 21 тысяча англичан при поддержке 6 тысяч турок), рассчитывал отбросить Меншикова, сделав тем самым важный шаг к окружению и блокаде Севастополя. Сильно уступавшая неприятелю в численности (33 тысячи солдат и офицеров) русская армия должна была этому намерению воспрепятствовать. На стороне русских было занятие господствующих высот, впрочем, практически не укрепленных. За это многие исследователи возлагали ответственность на Меншикова, хотя его вина отчасти смягчается тем, что в распоряжении армии не было ни достаточного количества шанцевого инструмента, ни рабочих для строительства укреплений. Привлекать же солдат для земляных работ в императорской армии было не принято. Это сразу обозначило для союзников схему боя: решительная атака с последующим захватом возвышенности в центре русских позиций — Телеграфного холма. Другим направлением атаки должен был стать левый фланг русской армии, недостаток войск на котором Меншиков намеревался компенсировать обращенной к побережью местностью, по его мысли, крайне неудобной для атаки неприятеля. Здесь расположились солдаты Московского и Тарутинского пехотного полков, а также резервные батальоны Брестского и Белостокского пехотных полков. Все эти силы были сведены под общее командование генерала В.Я. Кирьякова. Чуть далее в резерве расположился Минский пехотный полк.
На рассвете 20 сентября французские части под командованием генерала Пьера Боске готовились под прикрытием тумана атаковать позиции левого русского фланга. Однако атака не состоялась в назначенные 6 утра. Равно как не началась она одним и двумя часами позже. Причина прозаична: французы не дождались своих английских союзников, опаздывающих к месту встречи. Наконец, около 9 часов англичане появились, а после торжественного построения и напутствия Раглана и Сент-Арно войска двинулись в атаку.
Благодаря флоту французы располагали сведениями об отмели у устья Альмы, за которым возвышалось защищавшее русские позиции плато. К удивлению французских зуавов, им без всякого сопротивления удалось занять расположенные неподалеку от берега деревню и сады, достигнув удобного для переправы берега Альмы. Переправившись через реку, французы начали подъем на плато, где их встретили огнем русские батареи. Для минимизации потерь Боске развернул все свои силы стрелковой шеренгой, открыв огонь по позициям Московского и Минского полков. Вскоре на помощь французам подошла артиллерия, с огромными усилиями поднятая на труднодоступную возвышенность. После этого Боске, решив не рисковать людьми, отвел их под прикрытие артиллерии, поддержку которой оказывали орудия с кораблей союзного флота. С этого момента русский левый фланг, из-за халатности офицеров и общей неорганизованности проспавший маневр французов, оказался в огромной опасности. Меншиков в этой ситуации сделал все от него зависящее, перебросив дополнительные батареи, которые оперативно прибыли на место, открыв огонь по французской артиллерии.
В это время понес тяжелые потери Московский полк, две роты которого были брошены в безрассудную атаку генералом Куртьяновым, попав под огонь французских легких стрелков. Чуть поодаль минцы, несмотря на беспокоящий огонь французских стрелков, продолжали удерживать позиции. Перелом в сражении на левом фланге внесла французская артиллерия под командованием генерала Конробера, вынудившая Минский и Московский полки начать отход в направлении Севастопольской дороги.
В то время как люди Боске вступили в сражение с русскими войсками на левом фланге, пришли в движение французские полки в центре. Достигнув и частично заняв раскинувшуюся на поле сражения деревеньку Альма-Тамак и окружающие ее виноградники, французы были вынуждены вступить в бой с русскими застрельщиками, метким огнем приостановившими движение французских линий. Наконец при поддержке артиллерии французы сумели отбросить противника, а вольтижерские роты окончательно заняли деревню, не решаясь, однако, двигаться дальше. Попытались французы зайти и в другую деревню — Бурлюк, где попали под ураганный огонь русской артиллерии. Однако в этот важнейший момент боя происходит непоправимое. Сначала, поддавшись панике, начинают отступление стоявшие в резерве Белостокский и Брестский резервные полки. Затем свои позиции оставляет Тарутинский полк, бросая без прикрытия артиллерийские батареи, также вынужденные в скором времени ретироваться. Фактически оголяется центр русской армии, а батальоны минцев и московцев оказываются без поддержки. Причина поступка командующего тарутинцами генерала Волкова труднообъяснима. Еще более труднообъяснимо то, что позже он не понесет никакой ответственности за свой поступок. Хотя вина лежит и на Кирьякове и Меншикове, фактически устранившихся от командования и предоставивших своим подчиненным самим принимать решения.
Пока французы и русские уже два часа выясняли отношения, британцы, с большим опозданием вступившие в дело, атаковали стык правого фланга и центра русской армии. В авангарде британцев двигались «зеленые куртки» — легкие стрелки под общим командованием полковника Лоуренса и майора Норкотта. В отличие от французов, активно практиковавших на поле боя рассеянные построения и стрелковые цепи, британцы двигались традиционным построением в две линии, представляя собой прекрасную мишень для русских артиллеристов. Полсотни орудий вели непрерывный огонь по красным мундирам, а ядра буквально вырывали тела из шеренг. Стоит отметить, что, в отличие от французов, имевших за плечами опыт африканских кампаний, большинство британцев были необстрелянными новобранцами. Меньшинство же имело ограниченный опыт боевых действий в Китае, что не шло ни в какое сравнение с противостоянием регулярной европейской армии, чья артиллерия в эти минуты прямой наводкой била по британским полкам. Вскоре к артиллерии присоединились русские застрельщики, а среди британцев появились первые дезертиры, покидавшие шеренги. Затруднял продвижение британцев и дым, поднимавшийся от Бурлюка, подожженного россиянами. Когда, наконец, британцы вышли из-за завесы дыма, оказавшись у берега Альмы, их проблемы только усугубились. Картечь и пули стрелков Бородинского полка продолжали выкашивать ряды, что превращало переправу через реку в смертельно опасное занятие. Перед британцами стояла задача взять мост, вдоль и поперек простреливаемый артиллерией. Здесь британцам помог случай и разгильдяйство в рядах русской армии: куда-то запропастились патронные ящики 6-го стрелкового батальона, что вынудило отстрелявших весь боезапас россиян отступить.
Первыми на мост вошли стрелки «Легкой дивизии», за ними последовали «шервудские лесники» — солдаты 95-го полка, за ними последовала батарея капитана Тернера. Параллельно вброд через реку переправлялись другие британские подразделения. Несмотря на хаос беспорядочной переправы, концентрация красных и зеленых курток на «русском» берегу Альмы нарастала и неприятель готовился к решительному броску на позиции армии Меншикова.
Французы, в это время собрав все свои силы и воспользовавшись уходом Тарутинского полка, атаковали русские позиции у Телеграфного холма. Здесь им противостояли отошедшие с левого фланга минцы и московцы, яростно сопротивлявшиеся попыткам зуавов выбить их с высоты. В конечном итоге, уступая численному превосходству неприятеля и огню артиллерии, русские воины в полном порядке отступили, вызвав своим упорством восхищение у ценивших чужую доблесть французов. Следом, стремясь избежать ударов с двух сторон, начал отступление и Бородинский полк, егеря которого принесли столько неприятностей британцам.
Оные британцы тем временем продолжали оставаться под убойным огнем русской артиллерии. Более того, переправившись через Альму, они лишились хоть какого-то укрытия в виноградниках. И вновь на помощь британцам пришли противники: артиллерия прекратила огонь, давая возможность Казанскому егерскому полку атаковать расположившихся на берегу реки британцев. Это был тот случай, когда действительно ключевую роль сыграли штуцера, в избытке выданные английским стрелкам на кораблях, плывущих в Крым. Изрешеченные пулями колонны казанцев были вынуждены ретироваться, оставляя без прикрытия артиллеристов и дав британским офицерам время и возможность привести толпу на берегу в относительный порядок. Воодушевлённые британцы, не обращая внимания на потери, ринулись в атаку на батарею, окончательно выбив оттуда опешивших казанцев. Казалось бы, успех британцев был очевиден. В этот момент на них со всей яростью обрушились солдаты Владимирского полка, после первого залпа довершившие дело штыками. Взяв батарею, владимирцы не остановились на достигнутом, вновь штыковым боем атаковав 33-й (им. Герцога Веллингтона), 23-й (Уэльский фузилерный) и 19-й («Зеленые Говарда») британские полки. И вновь обескураженный противник был просто смятен яростной атакой русской пехоты. Как вспоминал один из ветеранов этой атаки, «Сшиблись, да так сразу и осадили мы его, только лязгнуло железо, — отшатнулся их фронт. И опять слышим: „Вперед!“ Все напираем дружно…» Позже британцы, по традиции, нашли оправдание: они-де в горячке боя приняли приближающуюся пехоту за французскую. Сомнительно, учитывая разный цвет мундиров. Ошеломительный напор владимирцев был остановлен залповым огнем Колдстримского полка, до того не принимавшего активного участия в сражении. С фланга ударила шотландская бригада. Три ранения получил командовавший русской атакой генерал Квицинский, а полк начал отступление.
Удивительно, но совсем недалеко стоял свежий Угличский полк, который мог поддержать владимирцев, окончательно переломив ход сражения. Однако вновь хаос и дезорганизация в русской армии сыграли против нее: не получив никакого приказа, полк так и не вступил в сражение. Британская гвардия меж тем пошла в штыковую атаку, которая, однако, была остановлена стойкостью русских воинов. Даже понеся тяжелейшие потери, владимирцы продолжали сражаться, дав достойный бой элите британской армии. Накал сражения был таков, что под угрозой оказались даже полковое и королевское знамена гвардии. Но все имеет свой предел. Владимирцы, наконец, подались назад, начав беспорядочное отступление. Шотландская бригада тем временем атаковала позиции Суздальского полка, который после потери большинства офицеров начал покидать свои позиции.
Исход Альминского сражения был решен, а Меншиков начал отвод еще остававшихся «в деле» батальонов. Слабым утешением могло служить лишь то, что хотя бы отступление разрозненных русских сил удалось осуществить без больших потерь. Вопрос потерь обеих сторон остается дискуссионным. Для русской стороны традиционно приводятся данные Тотлебена: 1801 убитый, а также 3173 раненых нижних чинов и офицеров. Наибольшие потери понес, разумеется, героический Владимирский полк — более тысячи человек. Немногим меньше потеряли минцы и московцы. У союзников наиболее тяжелые потери понесли «попавшие в переплет» британцы, суммарно же англо-французская армия потеряла около 650 человек убитыми и почти 3 тысячи ранеными. Поражение обнажило как все недостатки русской военной машины в целом, так и конкретные проблемы армии в Крыму. К первым можно отнести недостаточную насыщенность нарезным оружием. Этот фактор был непомерно раздут позже некоторыми историками, однако свою роль действия французских и английских застрельщиков, безусловно, сыграли. Другой проблемой была подготовка офицеров, по-прежнему уверенных в превосходстве русского штыка и зачастую недостаточно инициативных. Проблема армии непосредственно на полуострове была связана с Меншиковым. Он не был бездарностью, как его пытались изображать в советский период, но в ходе сражения допустил ряд очевидных ошибок. Главная — отсутствие связи между полками и даже батальонами внутри самих полков, а также практически полный отказ от маневрирования пехоты и артиллерии. Так или иначе, русские были отброшены, а путь к Севастополю открыт. Для больного, чувствующего скорую кончину ветерана африканских кампаний Сент-Арно этот успех стал последним в его достойной военной карьере. Он умрет 29 сентября по дороге домой, так и не увидев конец этой кампании. Впрочем, еще очень многим ее участникам предстоит сложить голову под безоблачным крымским небом. Потерпевшая поражение русская армия тем временем отступала к Севастополю. За ней скорбным «шлейфом», как всегда бывает в таких случаях, тянулись способные ходить и не получившие места в телегах раненые, больные и просто отставшие.
21 сентября, в то время как измотанные войска отходили от Альмы, состоялся совет старших офицеров Черноморского флота. Вице-адмирал и командующий флотом Владимир Алексеевич Корнилов рвался в бой, желая отплатить англичанам и французам за поражение сухопутной армии. Вице-адмирала поддерживал Истомин, в то время как Нахимов от высказывания своего мнения воздержался. Противоположную точку зрения высказал капитан 1-го ранга А.А. Зарин, считавший необходимым затопить старые корабли, блокировав вход в бухту и дав возможность флоту поддерживать гарнизон огнем.
Смотр Черноморского флота в 1849 году. Картина И.К. Айвазовского. Кликните для увеличения
Объективно желание Корнилова сражаться выглядело стремлением, ввязавшись в бой, погибнуть с честью и славой. Русский флот (14 линейных кораблей, 10 пароходов, 7 корветов и 2 брига) полностью уступал флоту союзников (33 линейных корабля и 50 пароходов). В любом случае окончательное решение оставалось за прибывшим Меншиковым, который был неумолим: о морском сражении не может быть и речи, перегородить вход в бухту, затопив корабли. 11 (23) сентября в бухте Севастополя на глазах у экипажей были затоплены выбранные корабли: «Силистрия», «Варна», «Уриил », «Селафаил», «Гавриил», а позже «Флора», «Сизополь» и линейный корабль «Три Святителя». С этого момента пути назад уже не было. В лагере союзной армии тем временем лорд Раглан решительно настаивал на преследовании разбитой армии с последующим захватом главной цели кампании — Севастополя. От скорого наступления командующего отговаривал лорд Кардиган, убеждавший Раглана в готовности русских у Бельбека отразить любые атаки англичан и французов. Ему вторил пожилой генерал Бургойн, сын знаменитого Джона Бургойна, сдавшегося американским мятежникам при Саратоге. Идея штурма была отложена, а в качестве нового места дислокации был обозначен поселок Кача, где было решено дожидаться второго конвоя с подкреплением. В Каче англичане и французы сумели привести в себя порядок, переправить на корабли конвоя раненых и больных, а 24 сентября достигли уже покинутого русскими Бельбека, а затем и Черной речки. К этому времени русская армия, приведённая Меншиковым в Севастополь, двинется в направлении Бахчисарая, сохраняя за собой позиции у Инкермана. Смысл весьма успешного «флангового маневра» Меншикова заключался в том, чтобы, сохранив связь армии как с Симферополем, так и с Севастополем, получить свободу перемещений и возможность оказывать гарнизону необходимую поддержку. Все шансы союзников запереть русскую армию в Севастополе были упущены, а сами англичане и французы почувствовали, как над ними «нависает» готовая к сражению русская армия. Кроме того, в тяжелом положении оказались силы неприятеля в Евпатории, фактически блокированные русской кавалерией.
В то время как сухопутные армии совершали маневры, стремясь занять более выгодные позиции, перед Корниловым и Тотлебеном стояла задача подготовить город к обороне. На момент отхода Меншикова к Бахчисараю в Севастополе для защиты было собрано 19 тысяч солдат и моряков, которым предстояло защищать город с северного и южного направления. Грандиозную задачу как по укреплению оборонительных позиций на севере, так и фактически по их созданию на юге города взял на себя полковник Эдуард Иванович Тотлебен, бывший адъютант Карла Шильдера. Труд предстоял титанический. Город, население которого на две трети состояло из военных, никогда ранее, несмотря на свой статус, не подвергался атакам неприятеля. В силу этого номинально одна из сильнейших морских крепостей в мире в действительности была довольно уязвима для атак. Укрепления Северной стороны не были закончены, а где-то за почти полстолетия (с момента постройки в 1807-1811 годах) успели прийти в упадок. Тотлебен принял решение, учитывая рельеф местности, усилить оборонительные рубежи системой полевых укреплений, за которыми можно было бы сосредоточить большую массу пехоты и артиллерии. Аналогичные меры предполагались в отношении Южной стороны. Для строительных работ привлекли всех, кого можно: корабельные команды, гражданское население города, жен и детей матросов, арестантов. Сам адмирал Корнилов принимает командование над войсками, размещенными в Северном укреплении, всего до 12 тысяч человек при поддержке 10 кораблей, начальником штаба назначает контр-адмирала Владимира Ивановича Истомина. Нахимову была поручена оборона южных укреплений.
Осада Севастополя. Карта во всех размерах, ключая детальное оригинальное сканирование (9000×7000 пикселей)
Стоит отметить, что опыт сражавшихся армий будет активно использоваться в кампаниях последующих лет. Это касается не только строительства полевых укреплений, но и логистики, применения телеграфа и т.д. Одним из военных наблюдателей в Крыму был американский офицер Джордж Макклеллан, будущий командующий Потомакской армией в годы Гражданской войны в США. Войны, которая начиналась как столкновение плохо обученных и применявших линейную тактику армий, а заканчивалась зарыванием в землю и созданием эшелонированной обороны южанами при Петерсберге. Опыт Гражданской войны в США, равно как и русско-турецкой 1877-1878 годов, будет учтен уже в годы Первой мировой, символом которой станут многокилометровые линии траншей.
25 сентября английская армия после непродолжительного боя захватывает Балаклаву, которая с этого момента станет их опорным пунктом в Крыму. Французы, раздосадованные поведением союзников, без всяких предупреждений отправившихся к Балаклаве, в качестве стоянки флота выбрали Камышовую бухту.
Таким образом, решив насущный вопрос с базированием кораблей и сухопутной гаванью, союзники смогли приступить к осаде Севастополя. С самого начала французами велось строительство циркумвалационной линии укреплений, т.е. предназначенной для отражения возможных атак как изнутри, со стороны осажденных, так и снаружи, со стороны деблокирующего контингента. Подобный прием впервые в военной истории был применен еще Цезарем при осаде галльской крепости Алезия в 52 году до н.э. Для усиления не самого мощного артиллерийского парка с некоторых кораблей были сняты и перевезены на берег орудия. Продолжали свою работу и русские, на глазах у англичан и французов возводившие все новые и новые укрепления. Тотлебен отказался от идеи возведения сплошных укреплений, предпочтя устраивать отдельные опорные пункты, защищенные как от стрелкового, так и от артиллерийского огня и способные поддерживать друг друга в случае атаки. Основой обороны полагалась артиллерия, задачей которой являлась контрбатарейная стрельба. На Южной стороне наиболее заметным пунктом, сразу приковывавшим глаз и в дни осады ставшим объектом наиболее яростных атак, был Малахов курган. Возвышаясь над окрестностями и городом, он сразу превращался в ключевую стратегическую точку. На кургане располагалась двуярусная башня, защищенная мортирной батареей.
К середине октября союзники определились с местом основного приложения своих усилий. Главной целью были выбраны 3-й и 4-й бастион. Работа французов и англичан в траншеях затруднялась как огнем русских батарей, так и регулярными перестрелками, которые вели застрельщики с обеих сторон, предвосхищая снайперские дуэли Второй мировой. В скором времени русские солдаты приступили к вылазкам на позиции неприятеля. Основной мишенью становились осуществляющие работы по рытью траншей команды, из «вооружения» в момент атаки часто имевшие только лопаты и кирки. Особенно отличались в этих вылазках казаки-пластуны, вызывавшие подлинный ужас у англичан и французов, при любом сигнале об атаке сломя головы бежавших к своим основным позициям. Имевшие опыт службы на Кавказе, где им достаточно пришлось узнать о «прелестях» партизанской войны, да к тому же вооружённые нарезным оружием, пластуны оказались огромным подспорьем для руководителей обороны. Старались не отставать от казаков и матросы, равно как и солдаты пехотных полков.
Несмотря на все препоны, к утру 17 октября союзники были готовы осуществить первую бомбардировку Севастополя. План союзников подразумевал комбинированную атаку сухопутной армии и флота. В задачу сухопутной артиллерии входил разгром бастионов и подавление установленных на них батарей с последующим прорывом штурмовых колонн по направлению к городу. Перед флотом стояла задача разгромить Константиновскую и Александровскую батареи, дабы «распечатать» вход в бухту. Далее должен был последовать вход наиболее маневренных пароходов в глубь бухты и обстрел сухопутных укреплений с тыла. Для выполнения этой задачи у кораблей англо-французской эскадры было внушительное превосходство в огневой мощи — более 1200 орудий против 152 на береговых батареях. Разумеется, не все корабельные орудия могли вести огонь, но и без того ситуация выглядела угрожающе. Основной ударной силой становились 11 английских линейных кораблей, для буксировки которых были выделено по одному пароходофрегату, а также 14 французских. Атаки ждали и русские. Приготовления союзников были очевидны, а на рассвете казаки 2-го Черноморского батальона, совершившие вылазку во вражеские траншеи, доложили о подготовке врага к обстрелу. В 6:30 утра после трех сигнальных выстрелов вся огневая мощь англо-французской армии и флота обрушилась на укрепления Севастополя. Участник обороны капитан Жандр рисует апокалипсическую картину происходившего: «Воздух сгустился, сквозь дым солнце казалось бледным месяцем. Севастополь был опоясан двумя огненными линиями: одну составляли наши укрепления, другая посылала нам смерть». Русские артиллеристы незамедлительно ответили ударом на удар. Нельзя не оценить мужество простых моряков, солдат и казаков, равно как и их французских и английских визави, часами в этом кромешном дыму, под несмолкаемый гул, таскавших ядра, заряжавших и стрелявших из раскаленных орудий.
На протяжении всего утра, под неприятельским огнем, вице-адмирал Корнилов бесстрашно совершал обход укреплений, проверяя состояние защитников бастионов. Спустя два часа после начала обстрела в город прибывает Меншиков, встреченный самим Корниловым. Из всех посещенных адмиралом укреплений наиболее пострадали 3-й и 4-й бастионы, по которым союзники, как ими и было запланировано, нанесли основной удар. К полудню была выбита значительная часть прислуги, а убитых и раненых заменяли солдаты, казаки и находившиеся у амбразур арестанты. Серьезные повреждения получили и укрепления Малахова кургана. Именно здесь встретил свою смерть Владимир Алексеевич Корнилов. Во время совместного с Истоминым обхода позиций у кургана снаряд нанес адмиралу смертельное ранение. «Отстаивайте Севастополь», — было последнее, что, согласно свидетельствам нескольких очевидцев, произнес Корнилов. Были успехи и у русских. Метким огнем артиллерии был взорван пороховой погреб на французской батарее № 4, а уже к 11 часам огонь еще не выбитых французских орудий начал стихать. Неоценимую помощь сухопутным батареям оказали пароходы — «Владимир», «Одесса» и прочие, — ведшие из бухты огонь по неприятельским позициям.
Отражение бомбардировки англо-французского флота со стороны Александровской. Картина Ф.А. Рубо. Кликните для увеличения
Тем временем разгоралось сражение с участием вражеских кораблей. Изначально, опасаясь меткости русских матросов, в полной мере продемонстрированной при Синопе, англичане выбрали максимально большую дистанцию для боя — до 2 километров, предпочтя засыпать бастионы ядрами. Несмотря на дальность, осажденные метко били по наиболее близким целям. Тяжелые повреждения получил британский флагман «Агамемнон» и французский «Париж», едва держались на плаву HMS «Аретуза» и «Альбион». Почти все остальные суда, принявшие активное участие в сражении, выглядели не лучше: пробоины, пожары на палубе и в трюмах.
Фактическое невыполнение задачи, возложенной на эскадру двух ведущих морских держав, было бы невозможно без главного — мужественного и вместе с тем умелого сопротивления их противников — русских канониров. По большому счету борьбу со всей мощью вражеского флота вели расчеты на батареях № 10, Константиновской, Александровской и Карташевского, а также башне Волохова. При этом одна только батарея № 10, которой командовал Александр Николаевич Андреев, сковала половину французских кораблей, по ней вели огонь в общей сложности 13 судов. Все, и неприятели и гарнизон Севастополя, считали защитников батареи погибшими вплоть до вечера 17-го числа, когда отправленные на нее офицеры доложили, что батарея «жива» и готова продолжать вести огонь. Сам император Николай писал князю Меншикову: «Непонятно мне, как батарея № 10 могла уцелеть. Думаю, что командир ее заслужил Георгия 4». К середине дня стало понятно, что русские укрепления в общем и целом сохранились, что делало штурм немыслимым. В силу этого стрельба стала затихать, а обе стороны приступили к обычным в этих случаях вещам: пополнению боезапаса, восстановлению поврежденных укреплений и отправке в тыл убитых и раненых.
Канонада возобновилась утром следующего дня. Однако это не имело отношения к какому-либо решительному штурму, поскольку союзническая эскадра стояла в отдалении, а французские сухопутные батареи молчали: слишком сильны были повреждения и потери 17-го числа. Французы присоединились к своим союзникам на следующий день, 19-го числа, но это мало на что повлияло. Бомбардировка стала утихать, а противники попытались оценить масштабы потерь и разрушений. По данным Тотлебена, бомбардировка обошлась гарнизону Севастополя в 384 убитых и 718 раненых и контуженных. Другие источники дают иные цифры: около 200 погибших. На французских и английских кораблях насчитали около 300 раненых и убитых, были потери и на суше. Один только взрыв на французской батарее № 4 стоил осаждающим шести десятков убитых и раненых. Несмотря на потери, это была безусловная победа. Враг не сумел захватить крепость, не сумел выбить защитников из сухопутных сооружений, не смог заставить замолчать береговые батареи. Все это предвещало союзникам долгую осаду и трудную зимовку под стенами города. Зима вообще сулила массу неприятностей. Помимо элементарных бытовых неудобств в союзном лагере, она усложняла вопрос со снабжением, целиком и полностью зависевшим от новых морских конвоев.
Ну что же, Джек! Хорошие новости с Родины — нам даут медали
Очень мило. Еще и шинель дали, чтобы их можно было на что-то повесить.
Карикатура из журнала «Punch», 1855 год
Но тут инициативу взял князь Меншиков, решивший атаковать английский и турецкий лагеря у Балаклавы, «сбив» врага с облюбованной им стоянки. Лагерь прикрывали четыре выстроенных редута, защита которых была возложена на турок. На рассвете 25 октября опешившие часовые были потрясены внезапной атакой русской кавалерии и пехоты, при поддержке артиллерии с ходу захвативших укрепления. Несмотря на внезапность и вопреки стереотипам, турки сопротивлялись упорно, нанеся атакующим чувствительные потери. Однако взятие первой линии редутов было лишь первой частью плана командующего русской армией. Следом необходимо было захватить английские укрепления у села Кадыкей, за которыми уже начали скапливаться английские полки. Так начиналось одно из самых замифологизированных сражений британской армии, подарившее военным историкам выражения «тонкая красная линия» и «атака легкой кавалерии».
Карта Балаклавского сражения
Но обо всем по порядку. После захвата редутов Липранди решил развить успех и атаковать позиции англичан в южной долине. Здесь располагались позиции 93-го полка («Горцы Сазерленда»). Согласно британской версии, малочисленные британцы (около 500 человек), выстроившись по приказу генерала Колина Кэмпбелла в шеренгу по два, отразили атаку двукратно превосходящей русской кавалерии. Отсюда происходит выражение «тонкая красная линия» (по цвету мундиров) как символ мужества и стойкости. Именно так все это выглядит на картине Роберта Гибба, размещенной в Национальном военном музее Шотландии в Эдинбурге. Действительность прозаичнее. Во-первых, обороняющихся было на порядок больше (около тысячи человек), поскольку, помимо горцев, в строю стояли британские морские пехотинцы и турки, которые, вопреки рассказам англичан, никуда панически не бежали, а продолжили сражаться. Во-вторых, им противостояло всего лишь три казачьи сотни под началом полковника Александрова. По одной версии, по наступающим дали три залпа, вынудившие тех отступить. По другой, Александров смутился необычным построением неприятеля и, сочтя увиденное засадой, отдал приказ об отходе, так и не приблизившись на расстояние выстрела. В действительности неизвестно о ком-либо из пострадавших с русской стороны вообще.
В это же время развернулось кавалерийское сражение, в котором сошлись гусары Ингерманландского полка под началом генерала И.И. Рыжова и драгуны лорда Скарлета. Стоит отметить, что британцы действовали под прикрытием своей пехоты и артиллерийской батареи. После ожесточенной рубки, в ходе которой был ранен генерал Халецкий, гусары начали организованно отходить к своим. В это время им в спину ударила английская батарея, которая, по словам поручика Арбузова, нанесла гусарам серьезный урон:
«При отступлении нас стали осыпать неприятельские снаряды и ряды эскадрона с каждым шагом становились все реже и реже. Когда же мы вышли из-под огня, мой лейб-эскадрон превратился в полуэскадрон. В нем оказалось лишь по пять и шесть рядов во взводе, а в дело вошли по двенадцать».
В целом Липранди к этому моменту выполнил возложенную на него задачу по захвату четырех редутов. Однако командующий британцами лорд Раглан, крайне недовольный успехом русской атаки, счел необходимым сбросить русских с захваченных позиций. Со стороны Раглана последовали два знаменитых послания лорду Лукану, командующему кавалерией, второе из которых предписывало: «Кавалерия двинулась быстро вперед, вслед за неприятелем и не позволила ему увезти орудия. Конная артиллерия может сопровождать ее. Французская кавалерия у вас на левом фланге. Немедленно». Так началась знаменитая «атака Легкой бригады», воспетая Теннисоном и Киплингом в стихах, Iron Maiden — в песне, а также удостоенная двух экранизаций.
«The Trooper» и кадры из фильма 1968 года
В состав бригады входили 4-й и 13-й лёгкие драгунские полки, 17-й уланский полк, 8-й и 11-й гусарские полки. Атака началась около 11:10, когда бригада двинулась в атаку. По ней незамедлительно открыли огонь стрелки Одесского полка, а также три батареи, включая 3-ю донскую, за которой расположились гусары Рыжова. Несмотря на традиционно меткий огонь русских артиллеристов, шедшие в авангарде уланы 17-го полка прорвались к русским позициям 3-й батареи, начав вырезать прислугу. Казаки отступили прямо на позиции гусар, также начавших отступление к Трактирному мосту. В этот момент улан контратаковали уланы Сводного полка полковника Еропкина и казаки Александрова, обратившие британцев в беспорядочное бегство, в ходе которого их беспощадно поливали огнем русская артиллерия и «штуцерники».
На этом сражение при Балаклаве завершилось. Атака Легкой бригады, продолжавшаяся всего лишь 20 минут, обернулась для нее тяжелейшими потерями. Хотя расхожие фразы про гибель «цвета английской аристократии» и «отважных 600» — сильное преувеличение, бригада потеряла около половины своего состава: по некоторым данным, 110 человек убитыми, 129 ранеными, порядка 50 попали в плен. Общие же потери союзников, по их официальным отчетам, достигали 600 человек, отряд Липранди, по оценкам Богдановича, недосчитался 550 офицеров и нижних чинов убитыми и ранеными. Русские войска при Балаклаве одержали бесспорную тактическую победу, выполнив возложенную на них задачу по захвату редутов и блокированию Воронцовской дороги, хотя само сражение вряд ли получило бы подобную известность, не отличайся британцы удивительной и весьма похвальной способностью к созданию национальных мифов на основе вполне рядовых эпизодов.
Успех «дела» при Балаклаве, а также информация о том, что союзники готовятся к бомбардировке и штурму Севастополя, подталкивали Меншикова к идее о необходимости крупного сражения, успех в котором позволил бы отбросить англичан и французов от Севастополя. Тревожили князя и сведения о прибывавших с новыми конвоями подкреплениях для вражеской армии. Параллельно с подготовкой к атаке Меншиков продолжал отправлять свежие силы в Севастополь, что позволило довести численность гарнизона до 90 тысяч солдат (не считая матросов). Для предотвращения штурма 4-го бастиона, «слабого звена» русской обороны, было решено сбить английские дивизии Эванса и Кэткарта с занятых ими позиций на Инкерманских высотах, на правом фланге союзной армии. Однако успех могла принести только общая атака по всему фронту англо-французских сил. Для реализации этой задачи было решено атаковать тремя группами: из Севастополя под командованием генерала Соймонова (до 19 тысяч), со стороны Инкерманских высот силами отряда генерала Павлова (16 тысяч) при поддержке Чоргуньского отряда князя Горчакова (до 20 тысяч). Всего в атаку должны были пойти 65 пехотных батальонов при поддержке многочисленной артиллерии и более чем двух сотен орудий. Общее командование силами Соймонова и Павлова было поручено генералу Данненбергу.
Инкерманское сражение. Кликните для увеличения
Войска движение начали в темноте, рано утром 5 ноября. Первым около 02:00 из Севастополя выступил со своими людьми генерал Соймонов и, обогнув Килин-балку, вышел к английским позициям, где и был, наконец, обнаружен. Несмотря на сильный встречный огонь, шедшие в авангарде солдаты Томского и Колыванского полков, оглашая окрестности «свирепыми воплями», как это описал позже Остин Лэйард, отбросили 2-ю дивизию Пеннефазера, заняв укрепления 2-го английского бастиона. Заметную поддержку в наступлении оказывала артиллерия, расположенная на Казачьей горе. Однако вскоре порыв русских войск был остановлен, вокруг концентрировались все большие британские силы, с каждой минутой усиливавшие огонь по атакующим колоннам. О потерях говорит тот факт, что вслед за получившим смертельное ранение Соймоновым были последовательно ранены или убиты принимавшие командование Вильбоа, Пустовойтов и Уважнов-Александров.
В это время отряд генерала Павлова опаздывал, испытывая трудности при движении по размытой дождями Саперной дороге и переходе через недостроенный Инкерманский мост. С большим опозданием солдаты наконец достигают пункта назначения. Около 8 утра бойцы Тарутинского и Бородинского полков, преодолевая сильный огонь, берут штурмом батарею № 1, которую, впрочем, британцы, воспользовавшись все прибывавшими подкреплениями, сумели вскоре отбить. В тот момент, когда к ней вновь подошли атакующие — на этот раз это были колонны Охотского полка, — укрепление удерживала элита английской армии — Колдстримская гвардия, которая после ожесточенного рукопашного боя была выбита. При попытке остановить натиск русских был убит приведший подкрепления генерал Джордж Каткарт, а на подмогу охотцам уже спешили Якутский и Селенгинский полки.
Несмотря на гибель командиров, русская пехота продолжала упорно идти вперед, отбрасывая британцев все дальше, пока их ряды полностью не расстроились. Бывшие свидетелями этого неумолимого натиска французские офицеры — генерал Мортанпре, полковник де Жанлис и генерал Пелисье — единодушно признают несравненное мужество и упорство русских солдат:
«…главное дело на Инкермане было бы вами (русскими. — П.С.) выиграно: английская армия была уже на волоске, едва держалась, несмотря на то, что ваши войска медленно шли вперед и пропустили первый момент. День этот все-таки кончился бы совершенным поражением англичан, следствием которого было бы снятие осады».
Помешало, как это частенько бывало, отсутствие необходимых подкреплений. В нужный момент не пришел на помощь Горчаков, растянувший свои войска на марше и вступивший в вялую и бесполезную перестрелку с французской артиллерией с внешней стороны циркумвалационной линии. Пассивность Горчакова, равно как и Данненберга, не торопившегося вводить в бой расположенные в Севастополе резервы, позволила генералу Боске начать перебрасывать французские батальоны на помощь паниковавшим англичанам.
Единственным светлым пятном стала атака генерала Тимофеева силами четырех батальонов Минского полка, ударивших по французским позициям, с ходу занявших две батареи и заклепавших 15 орудий. Для того чтобы отбросить здесь русских, генералу Ла-Мотружу пришлось перебрасывать часть предназначавшихся на помощь британцам подкреплений. Если бы Тимофеев ударил большими силами, французы были бы практически парализованы, не имея возможности оказать своим истекающим кровью союзникам никакой поддержки. Около 11 утра в дело начали вступать массы французской пехоты, встреченной залпами вошедших в раж якутян и селенгинцев. Осознавший, что помощи со стороны Горчакова не будет, Данненберг начал постепенно выводить истрепанные батальоны из боя, выдвинув вперед стоявшие в резерве и защищавшие артиллерию Владимирский, Бутырский и Углицкий полки. Отступление затруднялось тем, что отвод артиллерии осуществлялся через Саперную дорогу и Килен-балку, а тем временем прикрывавшая орудия пехота несла тяжкие потери от картечи вражеской артиллерии и огня застрельщиков. Неоценимую помощь пехоте оказали моряки пароходов «Херсонес» и «Владимир», метким огнем прикрывавшие движение наших войск на суше.
Начавшееся около полудня отступление завершилось уже ближе к вечеру, когда последняя русская батарея отошла на безопасное расстояние от неприятельских позиций. Начинавшееся удачно сражение обернулось для отрядов Соймонова и Павлова тяжелыми потерями: свыше 10 тысяч человек было убито и ранено. Еще около тысячи потерял отряд Тимофеева, нанесший, впрочем, не меньшие потери французам, вдобавок к сраженному генералу Лурмелю. Официальная цифра русских потерь составила 11 959 человек, впрочем, по оценкам Богдановича, реальная убыль в полках была несколько ниже, не считая уже умерших от болезней солдат, а также полутора тысяч пропавших без вести, в реальности в большинстве вышедших к своим позициям чуть позже. Потери союзников оцениваются Кинглейком в 4676 человек. В любом случае наши войска понесли гораздо больший, нежели неприятель, урон. Атакуя вражеские позиции в лоб, русская пехота позже была в итоге вынуждена совершать тяжелое отступление под плотным огнем. Причиной этих огромных, а что еще более печально, напрасных жертв стала пассивность Горчакова и Данненберга, в первом случае, по сути, даже не попытавшегося прийти на помощь Соймонову и Павлову, во втором — не сумевшего собрать в Севастополе мощный кулак, способный отвлечь французов. Единственным положительным итогом этой бойни стал отказ союзников от планов штурма бастиона № 4. Инкерманская баталия, по сути, означала окончание активной фазы осенней кампании, принесшей три заметных сражения и бомбардировку Севастополя. Город готовился к зиме, постепенно свыкаясь со своим «осадным» положением. Союзники же постепенно начинали осознавать, какие тяготы им готовит коварная крымская погода. Проливные дожди, заливавшие позиции в октябре-ноябре, привели к затоплению траншей, что вкупе со все более холодным и пронизывающим ветром увеличивало число заболевших. Особенно всем запомнилась буря 14 ноября. Дождь переходил в град со снегом, а ветер буквально сметал с пути палатки, деревья и даже крыши домов. В Евпатории, Балаклаве, Качинской бухте корабли, словно щепки, бросало по волнам, наталкивая их на скалы, выбрасывая на берег. Множество судов затонуло, было разбито, лишилось управления. Среди потерь был и севший на мель линейный корабль «Генрих IV».
Буря. Крушение иностранного корабля. Картина И.К. Айвазовского
Далее: часть шестая и последняя
