Один из аргументов сторонников сохранения территориальной целостности Украины сводится к тому, что ключевая отрасль экономики Донбасса получает субсидии из государственного бюджета. И, надо признать, это действительно так: согласно данным Международного энергетического агентства, в 2001-2010 годах объем средств, выделяемых правительством страны с целью поддержки угледобывающих предприятий, составлял от двух до семи с половиной миллиардов гривен. Последнее, впрочем, не означает, что угольная промышленность Донецкой и Луганской областей не сможет существовать без масштабных финансовых вливаний извне. Достижение рентабельности сектора – вполне реалистичная задача, однако для этого необходимо будет осуществить столь же радикальную реформу, какую Россия провела в 1990-е годы.
Вплоть до открытия и разработки нефтегазовых месторождений в Западной Сибири уголь занимал центральное место в энергетическом балансе СССР. Несмотря на существенное расширение потребления «черного золота» и «голубого топлива» в годы Застоя и Перестройки, союзное руководство никак не корректировало стратегию в отношении угольной отрасли. Нерыночные основы социалистического хозяйствования диктовали главам угледобывающих предприятий необходимость выполнения плана любой ценой, невзирая на вопрос рентабельности управляемых ими активов. Следствием этого стало постепенное накопление в секторе диспропорций, что на рубеже «девяностых» вылилось в тяжелейший кризис, проявившийся в стремительном падении добычи – с 425 миллионов тонн в 1988 году до 352 миллионов тонн в 1991-м.
На закате советской эры шахтеры стояли в авангарде протестного движения, и это было вовсе не случайно. С одной стороны, шахтеры считались, как это было принято тогда говорить, элитой рабочего класса; на уровне официальных деклараций представители высшей партийной номенклатуры демонстрировали к ним всяческий пиетет. С другой стороны, условия жизни и труда в угледобывающих поселках были чрезвычайно сложными: их жителям зачастую не хватало самого элементарного мыла, не говоря уже о колбасе. Высокая профессиональная солидарность шахтеров в сочетании с ухудшающимся положением в отрасли привела к взрывообразному росту числа забастовок в 1989-1991 годах. На протесты союзные и республиканские власти отвечали увеличением дотаций, что коренным образом проблемы не решало.
В первые годы после краха СССР российское правительство было вынуждено тратить около 3% ВВП на поддержку угольной отрасли. Однако эффективность этих вложений была самой что ни на есть нулевой. Добыча продолжала быстро падать: к 1998 году ее объем сократился до 232 миллионов тонн. Выходом из ситуации могла служить только глубокая реформа, которая бы перевела сектор на рыночные рельсы. В декабре 1994 года Всемирный банк опубликовал программу реструктуризации угольной промышленности, подготовленную по итогам исследования, проходившего в России в течение двух лет. Авторы документа рекомендовали приступить к закрытию убыточных шахт, выделению и приватизации региональных угольных компаний, передаче объектов социальной инфраструктуры в ведение местных властей и предоставлению помощи высвобождаемым работникам.
Динамика высвобождения работников с ликвидируемых шахт (тыс. человек)
| 1994 | 1995 | 1996 | 1997 | 1998 | 1999 | 2000 | 2001 | 2002 | 2003 | 2004 | 2005 | 2006 | 2007 |
| 14,5 | 18,9 | 18,4 | 26,9 | 48,4 | 18,2 | 12,5 | 5,4 | 24,1 | 3,7 | 4,8 | 0,1 | 3,0 | 3,2 |
Источник: Росстат
Первоначально реформа пробуксовывала. Во многом это было связано с тем, что ее реализацию курировала Российская угольная компания («Росуголь»), которая работала по тем же принципам, что и Министерство угольной промышленности СССР, хотя на бумаге являлась открытым акционерным обществом. В 1997 году «Росуголь» был распущен, после чего темпы приватизации в секторе быстро возросли. На год, предшествовавший дефолту, пришелся пик увольнений шахтеров с закрываемых шахт – 48,4 тысячи человек; те же, кому удавалось сохранить рабочее место, испытывали многомесячные задержки заработной платы, что стало причиной перекрытия Транссибирской магистрали весной 1998-го. Разразившаяся тогда «Рельсовая война» заставила правительство направить дополнительные ресурсы на погашение задолженности по зарплате, хотя бюджет испытывал жесточайший дефицит средств.
Несмотря на все тяготы реформы, российский Кабинет министров последовательно довел ее до конца. В 1999-2005 годах доля независимых компаний в секторе возросла с 54,0% до 98,5%, что благоприятно отразилось на динамике добычи и экспорта.
Примечательно, что выход государства из угледобывающих активов сопровождался не только сокращением объема бюджетных субсидий, но и снижением коэффициента смертности на 1 миллион тонн добытого угля – с 1,2 в 1997 году до 0,27 в 2006-м. Исключением из этого тренда являются 2004 и 2007 годы, когда происходили крупные аварии на шахтах Кемеровской области.
В целом, реструктуризация угольной отрасли стала одной из наиболее успешных реформ за всю посткоммунистическую историю России. Накопленный за годы ее проведения опыт мог бы оказаться весьма полезным при восстановлении экономики Донбасса, которое наступит после завершения нынешнего военно-политического кризиса.
