Что случилось с экономикой за неделю 6–13 мая 2016 года? Специальный доклад «Спутника и Погрома»

В этом выпуске: Минэкономразвития рассчитывает на рост инвестиций, инвесторы не рассчитывают на Минэкономразвития. У малого бизнеса появляется большая распилочная госкорпорация. Пенсионный возраст чиновников повысят, а устойчивость ПФР — нет. «Газпром» не хочет платить рекордные дивиденды, Украина — свой рекордный долг перед Россией. Либеральные экономисты снова боятся Глазьева.

Минэкономразвития выпустило сценарный прогноз на 2017–2019 годы

Министерство экономического развития опубликовало сценарный прогноз развития российской экономики на 2017–2019 годы. Упор в этом прекрасном документе сделан на анализ потенциала роста инвестиций в разрезе различных секторов экономики в ближайшие три года. Такой подход не лишен оснований: после того как в середине 2000-х завершился восстановительный рост, связанный с заполнением пустовавших в 1990-е производственных мощностей, его основным драйвером стало расширение инвестиций, которые стали возможны в том числе благодаря западным кредитам (за 2004–2008 годы внешний долг российских банков и компаний вырос со $186 млрд до $460 млрд). Увы, после кризиса 2009-го, когда российская экономика показала наихудшую динамику среди всех стран «Большой двадцатки» (минус 7,8%), рост начал затухать: если в 2004–2008 гг. его средние темпы составляли 7,1%, то в 2010–2014 гг. — лишь 2,8%. Замедлению темпов роста, достигших в 2013–2014 гг. 1,3% и 0,5% соответственно, не смогло помешать наращивание инвестиций: расходы федерального бюджета на экономику вкупе с капиталовложениями госкомпаний в два предкризисных года составляли 5 трлн руб. Даже столь высокие инвестиции не спасли российскую экономику от сползания кризис.

Виной тому не только западные санкции, закрывшие для России доступ к международному рынку капитала, но и огосударствление экономики: большую часть инвестиционных решений стали принимать либо чиновники, распоряжающиеся бюджетными средствами, либо руководители госкомпаний, имеющие поддержку из федеральной казны — и те и другие своим кошельком при осуществлении капиталовложений не рискуют. Отсюда — дорогостоящие, но абсурдные с экономической целесообразности инвестпроекты, будь то мост на почти безлюдный остров Русский, замороженные газопроводы «Южный поток» и «Турецкий поток» или инфраструктура для зимних видов спорта в субтропиках. Принципиально иная мотивация — у частного бизнеса, который не может бесконтрольно распоряжаться чужими деньгами и вкладывает деньги преимущественно в те проекты, которые окажутся востребованными даже в условиях низкой конъюнктуры. Яркий пример тому — угольная промышленность, которая полностью находится в руках частных собственников: в прошлом году отрасль показала прирост в 4,5%, притом что общий промышленный спад достиг 3,4%.

Ключевая причина нынешнего спада — доминирование госкомпаний в экономике. Если в 2003 году в госсекторе производилось 30% ВВП (оценка Европейского банка реконструкции и развития), то в 2014-м — уже почти 70%: к моменту начала нынешнего кризиса в выручке 30 крупнейших компаний России на долю тех, что принадлежат к государству или приближены к нему, приходилось 69% (данные рейтинга Эксперт-400 за 2014 год). Перезапустить механизм экономического роста за счет расширения инвестиций получится только если не менее трех четвертей ВВП снова будет производиться в частном секторе.

А пока чиновники с достойным лучшего применения упорством продолжают вкладывать деньги в курорты Грозного и газопроводы в никуда.

У малого бизнеса появится институт развития

Правительство должно до 20 мая создать институт развития малого и среднего бизнеса — об этом говорится в поручении президента, которое наш любимый национальный лидер выдал своим подчиненным на апрельском госсовете. Институты развития — это государственные хозяйственные структуры, получающие деньги из федерального бюджета и формально стимулирующие экономический рост. Российское правительство начало создавать их еще в середине 2000-х, когда был создан Государственный инвестиционный фонд, а затем — шесть госкорпораций, крупнейшей из которых стала ГК «Ростехнологии», объединившая более 450 предприятий — больше, чем любое из советских отраслевых министерств. За 2007–2014 годы институты развития получили более 650 млрд руб., но — вот удивительно — экономического роста от этого не случилось. Самый разумный шаг — закрыть эти огромные распилочные, распродав их имущество на открытых аукционах. Однако российское правительство не ищет лёгких путей: оно не только не собирается отказываться от этого инструмента экономической политики, но и насаждает его в сегменте малых и средних компаний, доля которых в экономическом обороте за 2013–2014 годы и так снизилась с 34,2% до 32,4% (данные Росстата).

Надо ли говорить, что меры, способные реально поддержать малый бизнес, лежат на поверхности: снижение налогового бремени, упрощение доступа к электрическим сетям, сокращение числа необходимых предпринимателям разрешений — все эти меры уже были однажды реализованы в нескольких постсоциалистических странах, будь то Польша (где в 1990 году была введена свобода торговли), Украина (где в 1998 году вместо более чем десяти сборов был установлен единый налог для малого бизнеса) или Грузия (где в середине 2000-х было ликвидировано более 80% списка лицензируемых видов деятельности). Самый наглядный пример здесь — Эстония, где благодаря высокому уровню развития электронных госуслуг на регистрацию компании уходит не более 18 минут, причем для этого требуется только ID-карта, которую имеют все жители старше 15 лет; её же достаточно для электронной подачи налоговых деклараций. Но это на бездуховном капиталистическом Западе — нам же и без малого бизнеса хорошо (об этом глава ВТБ Андрей Костин говорил в прошлом году на форуме «Россия вперед»).

Доходы федерального бюджета сокращаются, спад в январе–марте составил 15% по сравнению с тем же периодом прошлого года: 2,9 против 3,4 трлн руб. Что делать? Отвечает российское правительство: в любой непонятной ситуации создавай еще одну госкорпорацию.

«Газпром» должен заплатить рекордные дивиденды

Именно спад бюджетных доходов заставил правительство повысить обязательные выплаты дивидендов госкомпаний с 25 до 50% чистой прибыли, оцененной либо по РСБУ, либо по МСФО, в зависимости от того, в какой отчетности прибыль окажется более высокой. Будучи крупнейшим плательщиком дивидендов, «Газпром» попросил сделать для него исключение: компания хотела бы заплатить 50% прибыли не по МСФО (393,5 млрд руб.), а по РСБУ (175,2 млрд руб.). Однако в финансовом блоке правительства идти навстречу монополии пока отказываются. Впрочем, каким бы ни был исход спора Минфина и «Газпрома», любое из решений не поможет победителю. Минфин сможет сбалансировать федеральный бюджет лишь при условии резкого сокращения расходов на армию, правоохранительные органы и госкомпании — общие расходы по этим трем направлениям за 2007–2014 гг. выросли на 5,5 трлн руб., и сотня миллиардов от Газпрома не сделает тут погоды. Что касается газовой монополии, то ее ключевая проблема — не выплаты, а спад продаж на основных рынках: в дальнем зарубежье, где поставки в 2008–2014 гг. сократились на 14% (с 184,4 до 159,4 млрд куб. м.), в бывшем СССР, где они за тот же срок снизились вдвое (с 96,5 до 48,1 млрд куб. м.), или в самой России, где они упали на четверть (с 287 до 217,2 млрд куб. м.).

Нарастить поставки газа внутри и за пределами России «Газпром» сможет только сменив маркетинговую политику, однако в такой сценарий верится с трудом. Причина — фантастическая косность самой монополии. Достаточно сказать, что большую часть постсоветской истории (1997–2015 гг.) пост начальника Департамента экономической экспертизы и ценообразования (или, говоря проще, главного экономиста) «Газпрома» занимала Елена Карпель, которая в 1988–1991 гг. руководила отделом цен Госкомцен СССР. Это, в частности, объясняет, почему «Газпром» долгое время держался за устаревшие долгосрочные экспортные контракты «бери или плати», сохранение которых ударило по его конкурентоспособности в Европе. Как-то изменить эту печальную ситуацию позволит только демонополизация компании и последующая приватизация ее активов. Любые же косметические шаги в этих сферах, будь то секвестр федерального бюджета или частичная корректировка расценок для потребителей газа в Европе, общей картины нисколько не изменят.

Кризис — тяжело всем, от обычного дальнобойщика до простого газового монополиста.

Госслужащим повысили пенсионный возраст

Государственным и муниципальным служащим с 2017 года повысят пенсионный возраст — на этой неделе Госдума в третьем и окончательном чтении приняла соответствующий законопроект. Документ предполагает поэтапное увеличение (ежегодно по полгода) пенсионного возраста для лиц, занимающих муниципальные и государственные должности: к 2032 году женщины начнут выходить на пенсию в 63 года, а мужчины — в 65. Логичная мера — дефицит Пенсионного фонда (ПФР) продолжает расти: если в 2010 году на его покрытие из федерального бюджета уходило 1,17 трлн руб. (25,4% доходов ПФР), то в 2014-м — уже 2,41 трлн руб. (39,1%). Из-за высокого дефицита ПФР правительство в последние три года конфисковывало взносы на накопительную часть пенсии. Это — вот сюрприз — мало помогало устойчивости ПФР. В конце концов чиновники начали постепенно повышать пенсионный возраст, пусть даже лишь для отдельной категории лиц. Дальше можно ожидать и отмены льгот на получение досрочной пенсии, на которую, в частности, имеют право некоторые категории медицинских и педагогических работников.

Впрочем, есть еще электоральные соображения, и правительство вряд ли пойдет на повышение пенсионного возраста, например, военных (45 лет). По этой же причине власти будут оттягивать демонтаж старой распределительной системы, хотя в принципе и хотели бы заменить ее на полностью добровольную. Дело здесь не только в сложности и длительности такого перехода (на его осуществление уйдет время активной жизни двух поколений), но и в инерции принятых ранее решений: если последние несколько лет чиновники последовательно демонтировали накопительные компоненты пенсии, с какой стати им вновь их формировать? Поэтому подобная реформа возможна, но не в обозримом будущем. Проводить ее придется не только из-за фискальной неустойчивости ПФР, но и просто из-за того, что в условиях сложно структурированного общества у людей должна быть возможность выбора собственной пенсионной стратегии. Кто-то предпочтет заниматься интеллектуальной работой до гробовой доски, кто-то сможет откладывать на старость за счет инвестиций в недвижимость или акций, а кто-то решит обзавестись многодетной семьей, которая не бросит на склоне лет.

Единственное, что государство должно гарантировать в рамках такой системы, — это универсальная страховка по бедности, которая будет доступна всем неимущим гражданам вне зависимости от возраста. Увы, оценить преимущества такой конфигурации пенсионной системы, по всей видимости, смогут лишь те, кто еще не вышел на рынок труда.

Заставить чиновников и прочих госслужащих больше работать, прежде чем проделать то же самое с населением — для Российской Федерации это ново.

Украина отказывается отдавать долги

Президент Украины Петр Порошенко подписал закон «Об особенностях осуществления сделок с государственным, гарантированным государством и местным долгом». Этот восхитительный документ в одностороннем порядке устанавливает бессрочный мораторий на выплату России легендарных уже $3 млрд. Тем самым Украина фактически отказалась выплачивать долг, иск об урегулировании которого Россия подала в Высокий суд Лондона ещё в феврале нынешнего года. Никакого сюрприза тут нет: Украина была очевидно неплатежеспособна еще когда в Кремле только собирались выкупить украинских мусорных облигаций на $15 млрд. С тех пор прошло два года войны. Дефолт в условиях военного конфликта — дело обычное. Взять хотя бы Аргентину, которая объявила дефолт после Фолклендской войны 1982 года, или Анголу, отказавшуюся платить в период гражданской войны конца 1980-х. В этом же ряду стоит и Кот-д’Ивуар, объявивший дефолт в январе 2011-го, когда в стране шла гражданская война. Украинцы второй год живут в полувоенном и преддефолтном состоянии — в прошлом году они смогли расплатиться по не связанным с Россией займам только благодаря внешней помощи.

Справедливости ради в самом дефолте как таковом нет ничего особенного катастрофического. Российский дефолт 1998 года наглядно показал, что урегулировать негативные краткосрочные последствия можно за счет упорядоченной реструктуризации долговых бумаг, спасения вкладов обанкротившихся банков и балансировки бюджета. Обеспечить же долгосрочную устойчивость государственных финансов можно только за счет реформ в налоговой сфере, которые снизили бы нагрузку на бизнес и обеспечили стабильность поступлений в казну, а также структурных реформ в экономике, которые создадут основу для устойчивого роста. И вот как раз с этим у Украины большие проблемы. За два последних года Киеву не удалось добиться ни снижения налогов, ни демонополизации, ни масштабной приватизации. Украинское правительство даже не пошло на приватизацию «Укртранснафты» — крошечной по международным меркам нефтяной компании с годовой добычей лишь в 2 млн т. Ничего подобного институциональному прорыву, совершенному когда-то Грузией (тогда число налогов было сокращено с 23 до 6, при этом упразднена половина министерств и государственных агентств и отменены количественные ограничения на экспорт и импорт), на Украине не наблюдается.

Мораль недели: возможно, если поскакать еще немного, глубокие структурные реформы начнутся сами собой, но на месте украинцев мы бы на это не рассчитывали.

Минтруд предлагает ввести налог на безработных

Министерство труда и социальной защиты обсуждает введение налога для трудоспособных лиц, официально нигде не работающих, заявил на неделе замминистра труда Андрей Пудов. По его словам, министерство хочет взять пример с соседней Белоруссии, где в пересчете на доллары налог на тунеядство составляет $215 в год. Попытаемся отнестись к этому предложению серьезно и посмотрим на очевидные негативные последствия, к которым приведёт такая мера. Во-первых, она воспрепятствует структурной перестройке рынка труда, которую сейчас сдерживает лишь жесткость отечественного трудового законодательства: согласно данным индекса защиты занятости ОЭСР, ранжирующего рынки труда по шкале от 0 (низкий уровень регулирования) до 6 (высокий уровень регулирования), законодательство РФ в сегменте постоянных работников имеет оценку 2,86 балла (данные за 2013 год), что существенно выше аналогичного показателя для Соединенных Штатов (0,49), Канады (0,92) и Великобритании (1,12). Зарегулированность процедур найма и увольнения сдерживает разве что рост официальной безработицы, который за два кризисных года подскочил лишь на 0,5 п. п. — с 5,3 до 5,8%.

Либерализация трудового законодательства могла бы облегчить структурную перестройку экономики, о необходимости которой российские власти так много говорят. Налог на безработных — шаг в строго противоположном направлении.

Впрочем, нет смысла относиться к этой идее серьезно: ее задача — нагнать побольше ужаса на либеральных экономистов, которые уже благодарят дух Адама Смита за то, что в правительстве сидит умеренный Медведев, а не левый радикал Глазьев. Либеральным экономистам станет легче, экономике — нет.