Владимир Путин сменил старого министра образования и науки Дмитрия Ливанова на Ольгу Васильеву. Большинству это имя ничего не говорит — Васильеву знали только узкие специалисты, хотя ее роль в последние годы была велика. Именно РАГС (сейчас РАНХиГС), где госпожа министр когда-то возглавляла кафедру государственно-конфессиональных отношений, еще в начале нулевых было поручено сформулировать, ни много ни мало, «концепцию государственной религиозной политики». Про саму Васильеву ходят самые разнообразные слухи — одни пишут, что она сталинистка, другие считают православной фанатичкой (впрочем, в РФ одно не исключает другого).
Во-первых, надо сразу разделить Васильеву на человека-ученого и человека-чиновника, поскольку это совершенно разные ипостаси (местами противоположные). Кстати, сразу заметим, что она не теолог, а историк церкви, то есть вопросами богословия никогда не занималась. В рамках истории церкви ее занимает ХХ век — этот интерес понять можно, история церкви в России именно в этот период драматична и загадочна. Хотя по старой советско-российской традиции разные издания путают точное число научных трудов Васильевой (например, РИА Новости накануне сообщило о 240 научных работах, а ТАСС — о 150), работ у нее действительно много — правда, меньше, чем полторы сотни.
Что можно сказать о Васильевой-ученой? Как ни странно, ничего плохого. Я проанализировал порядка двух десятков ее работ — это хорошие работы, без оголтелости, икон Сталина, тайных молелен в бункере вождя и остальных атрибутов фолк-хистори. Никаких передергиваний фактов или вольных трактовок, почти нейтральный тон (хотя и заметно, что автор куда больше симпатизирует церкви, чем коммунистам). Подозрительна разве что некоторая конъюнктурность работ — постперестроечные материалы более критичны к советскому периоду, чем поздние работы конца нулевых. Например, вот автореферат докторской 1998 года на тему «Русская православная церковь в политике советского государства в 1943–1948гг.»:
«Первые признаки „охлаждения“ в государственно-церковных отношениях появились уже в августе 1948 года, когда Синод под давлением Совета по делам Русской православной церкви вынужден был принять решение о запрещении крестных ходов из села в село, недопустимости разъездов архиереев по епархии в период посевной и уборочной, запрещении молебствий на полях. С ноября 1946 года по март 1953 года не было официально открыто ни одного храма».
А вот в материале «Церковь и власть в ХХ веке», с которым Васильева выступала на Меневских чтениях в 2006 году и который является компиляцией ее докторской работы (вплоть до прямых дословных цитат), этого абзаца про сталинский негатив уже нет.
Тем не менее это ничего не говорит о сталинизме. Ни в одной из работ Васильевой не удалось обнаружить каких-либо намеков на оды великому вождю. Напротив, она много и откровенно критикует Сталина. Понятно, что в вышедшей в 1992 году монографии «Скрытая правда войны: 1941 год. Неизвестные документы» по-другому было невозможно:
«Небезынтересно, что сам Сталин в вопросе подготовки тыла Красной Армии ограничился лишь указанием активизировать сушку сухарей. Выступая в декабре 1940 года на армейском совещании перед высшим командным составом, он красноречиво заключил: „Чаек с сухарями — это уже пища“.
В годы Великой Отечественной войны, пожалуй, впервые за время существования русской и Советской армий были использованы и иные методы из тактики разрушения — тотальное уничтожение при отступлении всего, что только можно было уничтожить, включая населенные пункты. Жители расположенных во фронтовой полосе сел и деревень подлежали насильственному выселению.
Будет ли столь скрупулезно подсчитан ущерб, нанесенный народному хозяйству и населению распоряжениями руководящих лиц нашего государства и армии, и как его справедливо соотнести с приведенной статистикой и требованиями необходимости?
Судя по документам, непродуманные предписания, от которых страдали в первую очередь свои же граждане, вошли в практику в самом начале войны, а во время Московской битвы были узаконены».
Весьма откровенно. Сейчас даже самые либеральные ультралибералы и ненавистники Сталина сто раз подумают, прежде чем писать такие вещи — это, как-никак, оскорбление памяти, очернение подвига и переписывание нашей общей истории.
В следующей монографии («Красные конкистадоры», 1994 год) Васильева переходит уже к откровенному бичеванию большевиков. В поэтичном предисловии к книге сообщается:
«Свою задачу мы видели не в возбуждении эмоциональных чувств у читателя, а в совместном с ним целостном осмыслении трагической судьбы национального достояния России и в выявлении подводных течений угрюм-реки нашей истории за первые два десятилетия советской власти».
Но и в более поздних работах заметно, что никакого пиетета перед Сталиным автор не испытывает. В уже упоминавшейся докторской диссертации, ставшей затем основой для многочисленных статей и выступлений, прямо говорится:
«Проделанный сравнительный анализ ранее закрытых источников с церковными материалами на страницах „Журнала Московской Патриархии“ приводит к выводу, что истинных и внешнеполитических целей нового курса, по-видимому, не знали не только иерархи Церкви, но и ответственные работники МИДа, МГБ и внешней разведки, на чьи плечи легла разработка конкретных мероприятий. Тысячи же верующих искренне считали, что государство по достоинству оценило патриотическую деятельность Церкви в войне. От кровавого террора конца 30-х годов власть пришла к торжествам по случаю 500-летия Автокефалии Русской Церкви в 1948 году. При чтении церковных материалов, освещающих празднества, чувствуется, что искренняя радость наполняла сердца православных, ничего не подозревающих об истинных причинах происходящего. За ширмой показного благополучия проводилась строго секретная государственная политика».
То есть прямым текстом говорится, что никакого религиозного ренессанса не было, Сталин не вспомнил, что он учился на семинариста и не уверовал внезапно, а была исключительно расчетливая и прагматичная политика. Церковь понадобилась как инструмент внешнего влияния — ее возродили под строгим государственным контролем. Вот и весь сталинский религиозный ренессанс.
Васильева замечательно осведомлена о самых темных страницах взаимоотношений церкви и советского государства и никаких иллюзий на этот счет не питает. Вот отрывок из статьи «Митрополит Сергий: штрихи к портрету», опубликованной в 2001 году:
«1929 год стал переломным в истории России — страна становилась тоталитарным государством, роковым он стал и в отношениях Церкви с властью. 9 июня 1929 года II съезд Союза Безбожников объявил о наступлении на религию. Тогда же в июне на Антирелигиозном совещании при ЦК ВКП(б) было заявлено о беспощадной борьбе с Церковью».
Неприглядные страницы истории не штрихуются и не утаиваются, прямо говорится о сталинских гонениях на духовенство.
Разумеется, все это Васильева писала будучи относительно независимым историком. После 2002 года, знакомства с Тихоном-Шевкуновым (духовником Путина) и получения кафедры в РАНХиГС тональность её работ неминуемо должна была измениться. Тем не менее и в более поздних публикациях не удалось обнаружить никаких славословий в адрес Сталина. Например, в статье «Церковный сталинизм: мифы и легенды» хотя и утверждается, что 40-е годы стали для РПЦ хорошим временем (если учитывать предыдущие 20 лет, то с этим можно согласиться), но все-таки подчеркивается:
«Что же касается личного религиозного обращения Сталина, осуществившегося будто бы под влиянием митрополита Илии или по другим причинам, — это миф, пагубный миф. Мы, конечно же, не знаем и никогда не узнаем, какие мысли его посещали в этот период; возможно, и он задумывался о том суде, который ждет каждого. Но это уже из области публицистических домыслов. А в инициированном им возрождении Церкви был четкий политический расчет, расчет дальновидный и вполне оправдавшийся».
Очень интересно, что в годы правления Васильевой РАНХиГС установила очень тесные связи с мормонским Международным центром по изучению религии и права при университете имени Бригама Янга (Янг — одна из ключевых фигур в истории мормонства, известен как человек, имевший 55 жен). В свое время эта связь вызвала оживленную полемику, эхо которой все еще сохранилось в архивах на портале Кредо. Сообщается даже, что Васильева лично посещала американский центр в начале нулевых. В принципе, ничего такого уж компрометирующего в этом нет, но нельзя не отметить, что этот мормонский Международный центр по изучению религии в нулевые годы очень часто светился в России и неизменно организовывал религиозные конференции и диспуты, завсегдатаями которых были Васильева и товарищ Всеволод Чаплин. Достаточно странная дружба.
Что объединяло религиоведов и мормонскую организацию? Могут ли у них быть общие интересы? Как ни странно, да. Именно кафедра РАНХиГС готовила концепцию государственной религиозной политики — помните внедрение курса по основам религиозных культур в школьную программу в 2010 году? Мормонский центр в 2007-м презентовал программу под названием «Толедские принципы». Суть «принципов» в повсеместном внедрении религиоведения в государственных школах — разумеется, в рамках борьбы с расизмом, экстремизмом и ксенофобией:
«Концепция появилась в результате работы наиболее авторитетных представителей международного религиозного и научного сообщества с целью преодоления одной из серьезных опасностей современной культуры. Она заключается в том, что преподавание религиозных знаний, бывшее до сих пор делом исключительно религиозных общин, вследствие транспонирования в образовательное поле межконфессиональной неприязни стало одним из факторов формирования религиозной, а далее и межэтнической напряженности. Поэтому, заботу о знакомстве молодого поколения со всем многообразием религиозных традиций сегодня должно взять на себя государство — конкретней, научное сообщество, используя для этого принцип унификации знаний о религии в пределах науки религиоведения».
Любопытные совпадения. Стоит отметить, что официальная РПЦ очень плохо относится к мормонам, считая их даже не религией, а сектой — и участие официальных лиц церкви в мормонских мероприятиях выглядит замысловато.
Интересно, что еще в 2005 году один из лидеров Института свободы совести (была такая организация в нулевых) Бурьянов писал:
«Все более очевидно, что Кафедра религиоведения РАГС сохранила преемственность с Институтом научного атеизма при Академии общественных наук при ЦК КПСС, на базе которого она и была создана в 1994 г. Николаем Трофимчуком. С приходом в 2002 г. когорты „религиоведов“ от МП РПЦ во главе с Ольгой Васильевой, на кафедре начался новый период — она уверенно „мутирует“ в сторону откровенной клерикальной идеологизации».
Но вернемся к чиновнику Васильевой. Если восхваления Сталина не удалось найти в ее исследованиях, может быть, они есть в интервью? Действительно, тональность интервью несколько отличается от ее работ (и это понятно), но сталинизм СМИ обнаружили не там, а в неких «закрытых лекциях» для узкой аудитории, про которые сообщают анонимные источники. Об этом, в частности, писал «Коммерсантъ». Тем не менее ни в одном из десятка интервью Васильевой не удалось найти похвалу Сталину, хотя никакого негатива в адрес вождя и учителя там уже нет. Некоторые приписываемые ей цитаты на поверку оказались вырванными из контекста. Например, утверждение, что Сталин хотел сильного православия на самом деле вырвано из работы «Церковный сталинизм» и целиком звучит так:
«15 июля 1948 года в честь участников Совещания был дан праздничный обед, устроенный Советом по делам Русской православной церкви. На нем присутствовали около 200 человек. Приветственные речи лились рекой. Так, представитель Болгарской церкви Димитров предложил тост за Сталина и за премьер-министра Болгарии Димитрова. Самые правдивые слова о всем, что происходило вокруг, произнес митрополит Ливанский Илия, представитель Антиохийской Церкви. Он подчеркнул, что православие должно быть сильным и единым, таким, как говорил Сталин, заявивший, что он хочет „сильного православия“. (Разговоры гостей слушал, а позже записал в своем отчете чиновник МИДа С. М. Кудрявцев). Потом Владыка подумал и сказал, что может Сталин и не говорил этих слов. Но он, Илия, лично считает, что только благодаря Сталину обеспечено процветание Русской Православной Церкви и православия во всем мире».
Нашлось очень любопытное интервью 2003 года — тогда кафедра начала работу над концепцией религиозной политики. Васильева обронила важное замечание, из которого теперь понятно, что вообще происходит:
«На чем всю историю играла власть — на религии и национальном вопросе. Сейчас власть в тупике. Как „играть“ на религии, пока никому не ясно. Играли, играли, а результаты оказались более серьезные, чем предполагали. Задача этой концепции — предложить власти взгляд на вероисповедную политику с точки зрения исторического, социологического, философского опыта».
Лейтмотив исследований Васильевой вот: Сталин из сугубо прагматичных и утилитарных целей возродил РПЦ и использовал церковь как инструмент внешней политики в первые послевоенные годы. Возможно, именно так госпожа министр и понимает роль церкви в государстве.
Судя по интервью Васильевой, патриотизм в ее понимании — это переосмысление сталинского патриотизма, его переиздание с учетом следующих 70 лет: о хорошем говорить много, плохое вообще не упоминать. Но есть и плюсы. Во-первых, очевидно, что министр не религиозная фанатичка, иначе ее кафедра не сотрудничала бы с мормонами. Во-вторых, очевидно, что она не сталинистка (психических во власть просто не пускают), а конъюнктурщица, которая плывёт по течению мейнстрима. Государственная история — это не факты, а правильная работа с ними. В 90-е было модно вспоминать о гонениях на церковь и о том, как она страдала. В последние 10 лет общим местом стало патриотическое государственничество и мысль о том, что начальство всегда право, поэтому в работах Васильевой акцент сместился с гонений и негатива на внешнеполитическую роль РПЦ. Если в будущем мейнстримом станет идея сменяемости власти и демократии, Васильева докажет, что тиран Сталин возродил церковь исключительно в своих диктаторских интересах, но вообще-то православие — это низовая демократия плюс соборность.
Стоит ли бить тревогу? Во-первых, делать это уже поздно — все основные идеи Васильевой уже внедрены достаточно давно и к ним вряд ли добавится что-то новое. Во-вторых, министры у нас не играют значительной роли. В современной России вообще неважно, чего хочет и о чем думает отдельно взятый чиновник — либерал он, клерикал или вообще либертарианец. Поэтому и назначение это стоит воспринимать не как намерение завернуть всех в платки и заставить молиться иконе Сталина, а скорее как награду за работу над уже пошедшими в дело религиозными и патриотическими концепциями.
