The sea, O the sea, a grddh-gheal mo chroi;
Long may it roll between England and me;
God help the poor Scotsmen, they’ll never be free.
But we are surrounded by water!
— Старая ирландская песня
За последнее столетие в мире появилось великое множество всевозможных национальных и региональных движений. Правда, большинство из них не смогли перерасти младенческий возраст и встать на ноги; чаще всего их история заканчивалась после первых серьезных испытаний выборами. Тем интереснее понять, что позволяет националистическим движениям выживать и становиться успешными. У каждого успешного проекта своя история и свой путь победе; найти два движения, абсолютно идентичных по тактикам и методикам, нельзя.
Шотландская национальная партия — это прекрасный пример того, как маленькое и очень ограниченное по территории и ресурсам движение смогло преодолеть практически все препятствия на своем пути, не скатиться в маргиналы и добиться небывалого успеха — причем действуя преимущественно в легальном поле.
Шотландским националистам часто везло — иногда, когда партия практически зависала над пропастью, случай или Провидение спасали ее, вытаскивая из неприятностей. На протяжении своей истории националисты использовали разные политические стратегии, дважды добиваясь феноменальных успехов. Сейчас они снова на подъеме; тем важнее понять, что стоит за этим восхождением. Это рассказ о Шотландской национальной партии и о ее истории — без знания прошлого шотландских националистов невозможно понять причины их нынешнего положения.
Утро 2 мая 2003 года выдалось не очень радостным для шотландских националистов. На выборах в первый за почти 300 лет Шотландский парламент они считались одними из главных фаворитов — эксперты были уверены, что Шотландская национальная партия улучшит свой результат и, может быть, даже потеснит доминирующих лейбористов. Само появление Шотландского парламента в 1997 году было в значительной мере заслугой националистов, они же считались и главными возможными бенефициарами нового положения.
Результат стал неожиданностью для многих — шотландские националисты потеряли 8 мест в парламенте и хоть и остались второй по размеру партией, но по планам на лидерство в регионе был нанесен ощутимый удар.
Джон Суинни, в тот момент — лидер Шотландской национальной партии (Scottish national party, SNP), — отказался уходить в отставку. Суинни вступил в партию в 15 лет, всю жизнь провел в ней, все время заявляя о безграничной преданности интересам и целям шотландского народа. Он был выбран лидером партии в 2000 году вскоре после, того как Алекс Салмонд, его соратник и один из главных реформаторов в истории SNP, ушел в отставку.
Суинни тогда заявил, что станет тем лидером партии, который приведет шотландских националистов в правительство, а страну — к независимости. В мае 2003 года и он, и партия в целом были как никогда далеки от этого. Суинни остался у руля партии еще примерно на полтора года, провел избирательную кампанию перед выборами в Европарламент — весьма неудачную, — и только после этого покинул пост.
Казалось, что чаяния шотландских националистов пошли прахом. Однако всего через 4 года SNP впервые выиграла выборы в шотландский парламент, в 2011 году завоевала большинство мест в парламенте, потом добились проведения референдума о независимости Шотландии, едва не выиграли его, и, наконец, на британских парламентских выборах в 2015 году националисты установили фантастический рекорд, завоевав 56 мест (из 59 возможных) в палате общин и став третьей по размеру фракцией в британском парламенте.
Как это получилось? На этот вопрос невозможно ответить, если не проследить эволюцию Scottish national party от массовой (но не очень идеологизированной) партии до нынешней энергичной, хотя и не всегда эффективной, машины.
***
Шотландская национальная партия появилась в 1934 году, после того как две предыдущих шотландских партии, осознав свою электоральную бесперспективность, решили объединиться в одну.
Первая из них, National Party of Scotland, была левоцентристской и выросла на базе нескольких небольших шотландских национально-ориентированных лиг и движений. Ее взгляды были относительно радикальны — партия требовала полного отделения Шотландии от Британской империи. Вторая партия — Scottish party — была правоцентристской и более умеренной — идеалом партия видела автономию и самоуправление Шотландии, а не независимость. При этом ориентация на консерватизм позволила ей заручиться поддержкой части шотландской аристократии — так, председателем партии был Джеймс Грэм, 6-й герцог Монроз, член палаты лордов и изобретатель первого авианосца.
Объединение двух проектов позволило создать мощную центристскую силу, имеющую весьма широкую целевую аудиторию, а также поддержку элитных групп. В общем и целом слияние прошло довольно гладко, что заложило основу развития националистического проекта, объединяющего и умеренных левых, и умеренных правых в одной общей партии. Первым председателем партии стал еще один аристократ — сэр Александр МакЮэн, успешный солиситор и общественный деятель.
Однако слияние двух партий было бы невозможно без энергичного шотландского националиста Джон Маккормика, который потратил немало сил и времени, занимаясь переговорами между двумя организациями. Он был одним из лидеров Шотландской партии, но довольно быстро понял, что в таком виде партии никогда не добиться серьезной электоральной и общественной поддержки. Маккормик начал искать выход из этой проблемы, довольно быстро придя к мысли об объединении с конкурентами. Для этого пришлось немного трансформировать партию и избавиться от наиболее радикальных членов, но зато это устранило все препятствия. Правда, спустя несколько лет Маккормику пришлось из партии уйти — он не смог убедить руководство SNP принять менее радикальную программу, требующую большей автономии, а не полной независимости.
Плоды объединения созрели не сразу. В 1930-е годы и в первой половине 1940-х шотландские националисты мало чего добились на выборах, тем более что с 1935-го по 1945-й в Великобритании не проходили общенациональные выборы в палату общин. Зато националисты смогли закрепиться в качестве партии, представляющей интересы части шотландского истеблишмента — в эти годы членами партии стало немало представителей местной аристократии, успешных предпринимателей и общественных деятелей. Симпатизантов же у шотландских националистов было еще больше. Годы партийного становления были критически важны для всей последующей истории SNP, потому что именно тогда партии удалось избежать статуса маргиналов и закрепиться в качестве относительно респектабельной организации. А делать это приходилось в условиях серьезной конкуренции со стороны других шотландских националистических движений — вроде Шотландской конвенции, основанной упоминавшимся выше Джоном Маккормиком.
Однако успех на выборах так и не приходил — первый депутат от Шотландских националистов появился в палате общин в 1945 году (его выбрали на довыборах в парламент — предыдущий депутат-лейборист умер, место осталось вакантным). Но на новых выборах SNP не получила ни одного места в парламенте — и следующий депутат от Шотландских националистов был избран в палату общин лишь в 1967 году.
Во многом это было связано с тем, что в Шотландии традиционно были сильны позиции Лейбористской партии, активно работавшей с местными профсоюзами и представлявшей интересы рабочих на уровне национального парламента. После Второй мировой войны лейбористы закрепились в качестве одной из двух главных партий в стране, их повестка была интересна рабочим. Эта повестка была шире, чем у шотландских националистов, а возможностей по ее выполнению у лейбористов было гораздо больше. А ведь помимо этого продолжала существовать Либеральная партия, чьи ключевые идеи еще с XIX века были созвучны тем, что отстаивали шотландские националисты — политическая и экономическая децентрализация, автономизация регионов, особенно тех, в которых большинство составляли неангличане.
Выходило так, что голосовать за шотландских националистов на выборах в общенациональный парламент не было никакого смысла — им бы все равно не удалось сформировать серьезную фракцию в палате общин, не говоря уже о том, чтобы войти в правительство или хотя бы в теневой кабинет. А ведь была еще и разница в целевой аудитории партий: главными сторонниками Шотландской национальной партии считались жители небольших шотландских городов и деревень — доктора, учителя, фермеры и мелкие предприниматели. А вот городские жители, особенно многочисленный класс «синих воротничков», предпочитали голосовать за Лейбористскую партию. На протяжении десятилетий это была одна из главных проблем, препятствовавших дальнейшему развитию SNP.
При этом на местных выборах националисты выступали успешно, в некоторые моменты занимая до 20% мест в шотландских муниципальных советах. Но партии не хватало дисциплины и успешных, активных политиков, которые могли бы стать кандидатами на национальных выборах. Управление в партии было плохо организовано; бывший президент, покинувший SNP в 1950 году, активно занимался созданием небольших проектов, оппонирующих шотландским националистам. В 1955 году и вовсе произошел раскол — из партии вышло значительное число радикально настроенных членов.
Партию спас один важный момент: она хотя и была не очень эффективной и успешной, но само ее существование на протяжении многих лет трансформировало политическую и общественную реальность. К началу 1960-х годов выросло новое поколение политиков, для которых само существование Шотландской национальной партии и шотландского национализма было константой, чем-то самим собой разумеющимся. И эти новые молодые лидеры были весьма амбициозны и вовсе не хотели мириться с ролью вечных лузеров, с треском проигрывающих выборы на серьезном уровне. Тем более что разница между новым и старым поколением была не только в возрасте — новые шотландские националисты выросли в городах, в то время как большинство старых лидеров были уроженцами деревень и маленьких городков.
С начала 1960-х SNP переживала настоящий ренессанс. Состав партии серьезно обновился, большинство пожилых политиков ушло на пенсию, уступив дорогу молодым. На различных местных выборах больше половины выставленных SNP кандидатов были молодыми людьми, большинству из которых не исполнилось еще и 35 лет. При этом партия почти не занималась идеологией, больше упирая на эффективность и патриотизм — члены Шотландской национальной партии любили подчеркивать в те годы: «Мы не левые и не правые, не Тори и не Лейбористы. Мы — шотландцы, и на первом месте для нас Шотландия, а идеологии мы будем выбирать лишь те, которые принесут Шотландии благо».
Все 1960-е годы шотландские националисты были на подъеме, одерживая все новые и новые победы. Этому способствовало сразу несколько факторов: нестабильная обстановка в шотландской экономике (что наконец-то привело рабочий класс в лагерь SNP), падение популярности Консервативной партии в Шотландии и потеря ею большого количества мест в муниципальных советах, а также интерес к национализму со стороны среднего класса — причем его поддержка повлияла на успех SNP значительнее, чем поддержка рабочих. Шотландские националисты добились наибольших успехов как раз в тех районах, где раньше были популярны консерваторы.
Популярность росла стремительно. Еще в 1964 году на выборах в палату общин за SNP проголосовало лишь 2,4% шотландских избирателей, к 1966 году доля увеличилась, хоть и совсем незначительно — до 5%. Но конец 1960-х выдался фантастически успешным — было завоевано 300 мест в муниципалитетах, а также заняты мэрские должности в крупных шотландских городах. В 1967 году партия смогла добиться победы для своего кандидата на довыборах в парламент.
В начале 1970-х на Шотландию свалилось неожиданное счастье: в Северном море, омывающем берега Шотландии, нашли нефть. SNP запустила кампанию «It’s Scotland’s oil», требуя, чтобы доходы от добычи и продажи нефти преимущественно направлялись в Шотландию. Кампания оказалась невероятно популярной, объединив огромное количество людей — около двух миллионов. И уже на выборах в 1974 году националисты добились беспрецедентного для себя успеха — получили голоса 30% шотландских избирателей и провели 11 депутатов в парламент.
На этом везение не закончилось. Лейбористская партия, ведомая Джеймсом Каллаганом, выиграла выборы в 1974 году. Но ее большинство было ничтожным — всего три места. К 1976 году несколько депутатов-лейбористов умерло, а на довыборах победу одержали кандидаты-консерваторы. Лейбористам необходимо было восстановить большинство — и они решили заключить договор с шотландскими националистами. Суть его была проста — в обмен на согласие поддерживать лейбористов во время голосований, шотландским националистам предложили создание местного шотландского парламента, которому должны были передать часть функций по управлению регионом.
Националисты согласились, однако не все пошло гладко. Идея о передачи части полномочий из Лондона в Эдинбург не приводила в восторг ни консерваторов, ни британское общество в целом. Шотландские националисты и так были вынуждены существовать в условиях постоянного давления со стороны правительства — за ними следили агенты спецслужб, их разговоры прослушивались, среди членов партии и близких ей профсоюзов было немало агентов МИ-6. Примечательно, что когда руководство SNP пыталось об этом говорить, то их клеймили параноиками и сумасшедшими. Однако в конце 1990-х — начале 2000-х были открыты архивы, из которых следовало, что все подозрения шотландских националистов были совсем не беспочвенными — и слежка, и контроль оказались вполне реальными.
Оппозиция выступила против создания шотландского парламента, обсуждение затянулось на месяцы, консерваторы тормозили прохождение акта на каждом шагу — в общей сложности они выдвинули 350 поправок. Лишь к 1978 году правительству удалось продавить Scotland Bill, но для того, чтобы он вступил в силу, необходимо было провести в Шотландии референдум о согласии или несогласии с принятым документом. Причем с таким условием, чтобы как минимум 40% от всех зарегистрированных избирателей поддержали вариант «Да, согласен». Однако мобилизовать столько людей шотландским националистам не удалось — и хотя идею создания шотландского парламента поддержало больше половины проголосовавших, но из-за недостаточно высокой явки референдум закончился поражением для сторонников шотландской автономии.
В том же году разозленные шотландские националисты поддержали вотум недоверия лейбористскому правительству — и это уже был совершенно отчаянный и безумный шаг, потому что лейбористы были главными союзниками SNP на национальном уровне. Консерваторы никогда не соглашались с притязаниями шотландцев на автономию, а SNP была одним из двух главных оппонентов консерваторов в Шотландии.
Премьер-министр Каллаган назвал этот поступок шотландцев первым в истории «голосованием индеек в поддержку Рождества» — и он был прав. Лейбористское правительство рухнуло, но ничего хорошего шотландцам это не принесло. На выборах 1979 года торжествовала Консервативная партия во главе с Тэтчер, а шотландские националисты провели в парламент лишь двух депутатов — причем, что самое обидное, совершенно лишившись поддержки в городах: один депутат избрался на Внешних Гебридах (острова на севере Шотландии — самый малонаселенный избирательный округ в стране с постоянным населением в районе 30 тысяч человек), а другой — от фермерского пригорода в Данди.
Выборы 1979 года стали одним из поворотных моментов в современной истории партии. Поступательное движение вперед, продолжавшееся с середины 1960-х, оборвалось. Старый подход к продвижению партии как исключительно национального и внеидеологического движения в защиту шотландских интересов выработал свой ресурс. Несмотря на отдельные успехи — рост популярности и референдум о создании парламента, — своих главных целей шотландские националисты не добились. Необходимо было искать новый язык и новый подход к избирателям, и, по большому счету, придумывать партию заново, в то же время сохраняя дух и цели партии неизменными.
***
До 1980-х годов главным недостатком SNP была ее сильная децентрализованность. С одной стороны, в этом были и свои плюсы: например, это упрощало сотрудничество с и так уже популярными местными политиками — они могли вести кампанию самостоятельно, опираясь на собственный политический капитал и используя шотландских националистов в качестве известного политического бренда. Но с другой стороны, эта же черта не позволяла наладить успешное и четкое управление партией: организация была слишком аморфной и размытой.
До конца 1970-х руководители Шотландской национальной партии были не очень значимы, именно из-за этой распыленности структуры и отсутствия единой идеологии.
Первым лидером шотландских националистов, попытавшимся это изменить, был Уильям Вулф, возглавлявший партию с 1969 года по 1979 год. На протяжении 1970-х он постепенно формировал идеологические установки SNP, сдвигая ее в сторону умеренно левых, социал-демократических взглядов. Несмотря на то, что политические предпочтения были теперь обозначены более четко, единства националистам это не принесло.
Одним из последствий оглушительного провала на выборах 1979 года стали острые внутренние споры в SNP. Для британских партий в принципе характерно наличие большого количества внутренних фракций и подгрупп, но обычно они стараются не выносить противоречия и споры на поверхность. В период острого кризиса шотландцам не удалось уследить за партийной дисциплиной, но затем руководству пришлось пойти на серьезные меры, чтобы сохранить партию. В 1979 году из Шотландской национальной партии были исключены самые энергичные представители левого крыла (их фракция называлась Group 79), остракизму подверглась ультраправая группа Siol nan Gaidheal («Семя шотландцев» или «Род шотландцев») — ее обвинили в фашизме и неумеренном антикоммунизме.
Несмотря на небольшие чистки, партийная дисциплина все равно была не в порядке. В том же 1979 году Вульф был вынужден уйти в отставку, а новым лидером стал адвокат Гордон Уилсон — главный борец с внутренней оппозицией, добившийся изгнания наиболее левых и правых членов партии. Неизвестно, получилось бы у него что-нибудь на этом посту или нет, но в очередной раз партии помог случай. В 1981 году рухнула Шотландская лейбористская партии. Ее основатель, ярый шотландский националист и социал-демократ Джеймс Силарс, решил примкнуть к шотландским националистам. Его появление в партии помогло, наконец, придать четкие очертания идеологической платформе националистов.
Силарс начал с того, что предложил руководству партии попытаться ответить на такой вопрос — почему избиратели должны голосовать за националистов? Только потому, что они шотландцы, а мы — Шотландская национальная партия? Этого мало. Силарс был убежден, что необходимо дать понять людям, почему национальный парламент и независимость Шотландии — это хорошо для них самих. Для этого, говорил Силарс, прежде всего нужно четко показать, что у партии есть план на существование в качестве независимого государства и что после победы националистов жизнь шотландцев станет лучше, богаче и счастливее.
Джеймс Силарс был крайне упорным человеком и продолжал гнуть свою линию несмотря на то, что поначалу казалось, что партия идет неправильным путем. На выборах в 1980-х шотландские националисты проявили себя слабо: в 1987 году свое место в парламенте потерял даже лидер партии, проиграв выборы в своем округе. Но Силарс не сдавался и продолжал развивать идеологию SNP.
К концу 1980-х SNP твердо встала на левоцентристские позиции. Благодаря усилиям Силарса удалось выработать стройную концепцию желаемой независимости: самостоятельность, самоуправление, суверенитет — но в то же время внутри Европейского сообщества (до этого SNP была настроена скорее евроскептически). У партии наконец-то появилась четкая и подробная экономическая и социальная программа, включавшая в себя много конкретных предложений по изменению и улучшению существующих правил, напрямую касавшихся жизни среднего шотландца. Наконец, Силарс смог вернуть партии уверенность в собственных силах, а также восстановить внутреннее единство — изгнанные в 1979 году слишком левые и крайне правые члены партии были приняты в нее обратно.
На идеологическую перезагрузку ушло почти 10 лет — первого электорального успеха обновленные националисты добились на довыборах в 1988 году. Тогда в парламент прорвался сам Силарс. Неожиданный успех шотландских националистов не на шутку перепугал лейбористов. К концу 1980-х Лейбористская партия находилась в кризисе, проигрывая консерваторам третьи выборы подряд. Лидерство Тэтчер казалось вечным, а у лейбористов не получалось предложить что-нибудь достаточно весомое взамен.
Шотландия была одним из немногих регионов, где стабильно поддерживали лейбористов, поэтому появление здесь мощного конкурента с похожей повесткой заставило идти на ответные меры — лейбористы помогли созвать Шотландскую конституционную конвенцию. Это была внеидеологическая платформа, объединявшая все шотландские партии и служившая местом для обсуждения и уточнения планов по получению Шотландией автономии. Во многом эта конвенция проложила путь к появлению в конце 1990-х шотландского парламента.
Как раз тогда, в конце бурных 1980-х, после долгих лет выработки четкой программы, лидером партии стал человек, без которого все нынешние успехи шотландских националистов были бы невозможны. Его звали Алекс Салмонд, и следующие 25 лет его имя было неразрывно связано со всеми взлетами и падениями SNP. По большому счету, он и был в эти годы Шотландской национальной партией.
***
Салмонд, внешне немного напоминающий Джабу Хатта, не очень похож на бунтаря. Тем не менее он им всегда был. Даже внутри самой партии — Салмонд входил в Group 79 и был исключен из партии в 1979 году за чересчур левые взгляды. Спустя несколько лет он смог вернуться обратно, взгляды его перестали быть настолько радикальным. Но бунтарский запал остался. Смутьян, энергичный политик, любитель резких шуток, шоумен, возмутитель спокойствия, небеспорочный и раздражительный — это все про него. Вместе с тем Алекс Салмонд — самый яркий и впечатляющий лидер шотландских националистов за всю их историю; одна из самых важных фигур для истории современного национального движения Шотландии.
Будущий лидер шотландских националистов родился в скромной семье мелких госслужащих — отец работал электриком в местном муниципалитете, мать была секретарем. Но Салмонд был крайне целеустремленным молодым человеком, поэтому смог окончить университет St. Andrews и после этого начать работать в Bank of Scotland. Именно в те годы он проникся идеями шотландского национализма и вступил в SNP. Позже он рассказывал, что именно тогда понял, насколько независимость Шотландии оправдана и необходима прежде всего с экономической точки зрения.
В конце 1970-х Салмонд ушел в политику с головой. Несмотря на исключение из партии в 1979 году, он продолжал политическую карьеру, и когда вернулся в SNP обратно, то уже заработал репутацию сильного и уверенного в себе политика. На протяжении всех 1980-х Салмонд становился все популярнее и популярнее в партии. На выборах лидера в 1990 году его оппонентом была Маргарет Юинг, одна из опытнейших членов партии, которую поддерживали многие партийные grandee (старые и опытные члены партии, имеющие большой вес в организации). Салмонд разгромил ее, получив 486 голосов, в то время как Юинг набрала лишь 186.
Стивен Максвелл, шотландский политик, общественный деятель и интеллектуал, в 1981 году изложил свою концепцию шотландского национализма. Он настаивал, что партии нужно пойти по самому утилитарному пути — отказаться от романтической и идеалистической мечты о независимости, а вместо этого обратиться к социальным и экономическим нуждам простых шотландцев, которые больше всего пострадали от промышленного спада британской экономики. Салмонд придерживался отчасти похожих взглядов: он считал, что необходимо прежде всего добиваться благ для шотландцев, а сама по себе независимость — это цель, к которой нужно идти постепенно и долго.
Первые выборы при Салмонде вышли относительно удачными. Хотя количество депутатов осталось прежним, партию поддержало в полтора раза больше людей — это была поддержка уже сравнимая с «золотыми семидесятыми». Но главным было не это, и даже не успешная борьба с шотландскими лейбористами. Главным был совершенно новый лидер. Салмонд вырвался из шотландского гетто и стал фигурой, известной всей Великобритании.
Его могли ненавидеть или обожать, ему кричали вслед ругательства или превозносили его качества на митингах, но его знали. Он сознательно пошел на это, активно используя медийные провокации и создавая все новые и новые информационные поводы. Салмонд был энергичным, нередко давал понять, что относится к своим оппонентам с презрением, никогда не лез за словом в карман — словом, вел себя как медийный партизан, разбрасываясь словами и обвинениями, заявлениями и восклицаниями, но делая это прежде всего для продвижения партии.
Он не боялся идти против течения — так, например, он оказался единственным крупным британским политиком, выступившим против бомбардировок Югославии в 1990-х годах; Салмонд отметил, что эта акция не была санкционирована Советом Безопасности ООН, что делало всю операцию частной американской военной авантюрой. Пресса не преминула покритиковать Салмонда за такую позицию.
И хотя журналисты любили потоптаться на Салмонде и найти способ его покритиковать, но это уже было успехом — пресса как минимум знала, кто он такой. Чего нельзя было сказать обо всех предыдущих лидерах SNP. Салмонд часто бывал в Лондоне, его там знали — все-таки он несколько лет был довольно известным членом палаты общин. Салмонда часто звали в качестве гостя на политические передачи, и он с удовольствием соглашался. Его усилия по продвижению партии отмечала и пресса, и специалисты — лидер SNP даже получал профессиональные премии в области политических технологий.
Интерес медиа к фигуре Салмонда и к его проектам в Шотландской национальной партии приносил успех. Равно как и манипуляции с партийной идеологией. В 90-х годах SNP еще немного сместилась влево (не отказываясь, впрочем, от требования независимости) и по многим вопросам заняла позиции, похожие на те, которые поддерживали лейбористы. Это сделало противостояние еще острее.
Но в середине 1990-х годов лидером лейбористов стал Тони Блэр, начавший масштабную перестройку в партии. Она стала более центристской и умеренной, а слово социализм и вовсе было безжалостно выкинуто из партийного манифеста; на митингах и в парламентских выступлениях лейбористы стали больше говорить о среднем классе, а не о рабочих. На этом фоне шотландские националисты стали восприниматься как настоящие защитники шотландского рабочего класса и единственная сила, способная отстаивать его интересы. В общем, вышло так, что лейбористы сами подарили шотландским националистам большое количество избирателей.
Конец 1990-х — это время триумфа шотландского национализма. На выборах 1997 года партия получила 6 мест в парламенте. Но это достижение меркло перед другим событием — первой за 18 лет победой Лейбористской партии на национальных выборах и формированием нового правительства во главе с Тони Блэром. Консерваторы исторически были против расширения автономии Шотландии, но с приходом к власти лейбористов все изменилось: в своем предвыборном манифесте Лейбористская партия обещала создать в Шотландии парламент. Уже в сентябре состоялся референдум, на котором 75% шотландцев высказались в поддержку организации национальной ассамблеи.
Это было историческое достижение; настоящая победа, к которой шотландские националисты двигались почти 60 лет и о которой мечтали еще основатели партии. Не обошлось, правда, и без препон — консерваторы настояли, а лейбористы согласились с тем, что в Шотландии нужно использовать такую избирательную систему, которая максимально урезала бы шансы на получение какой-нибудь одной партией большинства в парламенте. Выходило так, что эта мера была направлена исключительно против шотландских националистов, потому что другие партии не представляли угрозы для английского правительства и единства страны. Так что на выборах в Шотландии стали применять смешанную систему, практически идентичную той, что используют сейчас в России — часть депутатов избирается по партийным спискам, а часть — по одномандатным округам. Чаще всего результатом таких выборов становится коалиционное правительство.
Первые выборы в Шотландский парламент состоялись в 1999 году, националисты выступили на них неплохо и заняли второе место, получив 35 мест из 129 — опередить лейбористов сразу не удалось. Однако начало было положено, и многие вполне резонно считали, что теперь шотландских националистов будет не удержать.
Но, как всегда, за периодами успеха следуют времена неудач и провалов. В конце 1990-х SNP захлестнула волна скандалов, причем больше всего досталось самому Салмонду. Его обвиняли в финансовой нечистоплотности — партия потратила слишком много денег и оказалась в приличных долгах (около 400 тысяч фунтов). Казначей партии отмалчивался, а анонимные источники намекали на то, что деньги забрал себе Алекс Салмонд. Члены партии обвиняли Салмонда в авторитарных методах управления, а ряд крупных руководителей партии подвергся суровой критике за неумение управлять финансовыми средствами.
В 2000 году Салмонд подал в отставку и ушел из Шотландского парламента. Он отправился в палату общин, став членом фракции шотландских националистов. Но напоследок Салмонд позаботился о том, чтобы лидером стал близкий ему человек, Джон Суинни. Суинни был членом партии с 20 лет, всю жизнь работал в ней и был по-настоящему предан ее интересам. Но он сильно проигрывал по сравнению с Салмондом. Суинни был спокойным, уравновешенным, разумным человеком в очках и галстуке. Его было интересно слушать, но в нем не было той искорки легкого безумия и принципиальности, которая оживляла Салмонда и заставляла людей его поддерживать. Словом, Суинни был идеальным исполнительным заместителем руководителя партии (которым он впоследствии и стал), но для лидерства ему не хватало данных.
Партия под руководством Суинни последовательно провалилась на всех возможных выборах — на местных, на выборах в Шотландский парламент, на выборах в национальный парламент, наконец, на выборах в Европарламент. С каждым годом положение становилось все хуже и хуже. После выборов 2004 года стало понятно, что если промедлить еще, то партия рискует растерять все то, что было достигнуто десятилетиями труда. Летом 2004 года Суинни подал в отставку.
В этот момент Салмонд неожиданно объявил, что выставит свою кандидатуру на выборах лидера партии. Это шло вразрез с его предыдущими выступлениями, в которых он утверждал, что не хочет возвращаться к руководству SNP. Как бы там ни было, Салмонд и его заместительница и соратница Никола Стерджен одержали убедительную победу — больше 75% членов партии поддержали их лидерство. Партийные выборы 2004 года открыли самую успешную декаду в истории Шотландской национальной партии.
***
Период с 2004 по 2016 год был невероятно успешным для SNP. Однако главный парадокс заключается в том, что за последние 10 лет шотландцы не стали большими националистами. Это несложно заметить, если изучить данные соцопросов, которые регулярно проводят британские и шотландские статистические агентства.
Вот, например, результаты социологического опроса жителей Шотландии, в котором главные вопросы касаются национальной идентичности.
Несложно заметить, что с 2000 года доля тех, кто считает себя шотландцем, постоянно падала — с 68% в 2000 году до 49% в 2014 году. Доля англичан практически не изменилась за эти годы. Глядя на этот график, довольно трудно предположить, что это период, отмеченный постоянным ростом популярности Шотландской национальной партии.
2000-е и 2010-е годы не были временем усиления регионального национализма или тем паче сепаратизма. Скорее даже наоборот. И тем не менее как раз тогда Шотландская национальная партия была на пике популярности, регулярно выигрывая выборы и продвигая важные для себя инициативы.
Такое разительное несовпадение между национальными чувствами населения и политической реальностью может обескуражить стороннего наблюдателя. Но только пока не станут понятны причины такой бешеной популярности SNP. В какой-то степени это тоже заслуга Салмонда. Его возвращение к руководству партией и высокий уровень доверия к нему лично со стороны партийцев и обычных шотландцев открыли ему возможности для серьезных перемен.
Прежде всего, Салмонд решил, что в новых обстоятельствах партии не так уж и нужна четкая идеологическая платформа — времена изменились, связь между различным социальными классами и голосованием на выборах ослабла. К тому же идеологическая коррозия была характерна и для лейбористов при Тони Блэре — многие их инициативы стали так размыты, что по ним было сложно понять, что они исходят от относительно левой партии. Салмонд предпочел сконцентрироваться на конкретных социальных и экономических задачах, которые он и SNP ставили перед собой, а о том, каким образом их нужно будет выполнять, он решил говорить как можно меньше.
Кроме того, Салмонд решил энергично использовать самого себя — на выборах в шотландский парламент в 2007 году он был кандидатом № 1 в каждом региональном партийном списке. Это выглядело как четкое и прямое обращение к избирателям — голосуйте не за программу или платформу, а за лидера, которому доверяете. А еще это было важное стратегическое изменение в электоральной стратегии партии — раньше националисты больше надеялись на продвижение по региональным спискам. Теперь же на них не стали тратить силы, а кампаниям одномандатников наоборот придавалось огромное значение — в дальнейшем именно это решение сослужило хорошую службу партии.
Непонятно, был ли это гениальный экспромт, или партийные аналитики смогли правильно интерпретировать данные и тенденции, но отказ от идеологии сработал блестяще. В 2007 году больше половины шотландских избирателей не ассоциировали себя с какой-то конкретной партией, что позволяло легко вести агитацию, используя позитивную повестку и образ успешного лидера. В том же году шотландские националисты впервые выиграли выборы в национальный парламент и сформировали правительство. Алекс Салмонд фактически стал премьер-министром Шотландии — после того, как королева Елизавета II утвердила его назначение на этот пост.
Любимым приемом Салмонда на новом посту стали постоянные обвинения Лондона во всех возможных грехах — от получения большей части прибыли от добываемой в Шотландии нефти до неэффективной системы здравоохранения. Его громкие и часто не совсем логичные обвинения раздражали британских политиков, но они же и заставляли их считаться с новым шотландским правительством. Для самого же Салмонда это был просто удобный тактический политический прием — по большому счету, никаких проблем во время переговоров с британским правительством у него не возникало. Зато как способ выбивания из правительства преференций для Шотландии образ беспокойного националиста работал отлично.
Не стоит, впрочем, думать, что Салмонд был лишь обычным крикливым популистом, не умеющим заниматься реальной работой. Принятые его правительством меры по сохранению прежнего уровня финансирования системы здравоохранения, замораживание и отмена ряда муниципальных налогов оказались успешными и были хорошо приняты населением. Поэтому критики Салмонда старались поднимать вопросы, не связанные с текущими действиями правительства. Оппозиция постоянно критиковала лидера SNP за дружбу с крупными бизнесменами и влиятельными лоббистами — вроде Руперта Мердока, Брайана Сутера или Дональда Трампа. Салмонд же всегда отвечал на это, что знакомства и приятельские отношения с такими людьми ему нужны для блага Шотландии, а не для себя лично.
Большинство своих инициатив шотландские националисты проводили через парламент благодаря своему сотрудничеству с партией Зеленых (хотя и не образовывали с ними формальной коалиции). Но это были не единственные союзники SNP — благодаря своей идеологической гибкости партии удавалось иногда кооперироваться по отдельным вопросам с лейбористами и либерал-демократами, что облегчало принятие законов и проведение их через парламент.
Финансовый кризис, стартовавший в 2008 году, дал Салмонду возможность включить режим борьбы с британским правительством на полную катушку. Он резко выступал против урезания расходов на образование, пенсии и здравоохранение, сражаясь за каждый фунт и возлагая на Вестминстер вину за экономический кризис. В результате Шотландия смогла легче пережить кризис, а сокращения и безработица не ударили по региону так серьезно, как могли бы.
Пожалуй, здесь и находится ответ на вопрос о том, почему в 2000-е годы шотландские националисты стали так популярны, хотя роста национализма в Шотландии не было. Просто у SNP получилось успешно трансформировать себя из строгой идеологической партии в более универсальную структуру, которую можно оценивать в одном ряду с другими партиями. При этом шотландские националисты никогда не отказывались от своей главной цели — независимости для Шотландии и экономического процветания для шотландцев. И приближали этот идеал как могли, отлично выполняя свою работу.
Шотландцы оценили это по достоинству.
Прежде всего, шотландцы поддерживают SNP потому, что считают их наиболее компетентной и эффективной силой из всех имеющихся. Даже традиционно популярные лейбористы серьезно проигрывают националистам и менее предпочтительны для избирателей. SNP предстает в качестве самой честной и уверенной партии.
В конце 2000-х годов правительство Гордона Брауна и Лейбористская партия в целом трещали по швам. Все шло к тому, что на выборах в парламент впервые с 1974 года ни одна из партий не наберет достаточно голосов для того, чтобы в одиночку формировать правительство — такую ситуацию обычно называют «подвешенным парламентом». Вообще это знаменовало большой и серьезный кризис в партийной системе Великобритании — коалиционные правительства для Вестминстерской политической системы не характерны: предыдущее было организовано во время Второй мировой войны ради поддержания единства нации.
Победу на парламентских выборах 2010 года одержали консерваторы во главе с Дэвидом Кэмероном, но формировать правительство им пришлось в коалиции с либерал-демократами — абсолютного большинства у консерваторов не было. Консерваторам не удавалось получить власть с 1997 года, и их возвращение совершенно не обрадовало шотландских националистов. Консервативная партия всегда негативно относилась ко всем предложениям об автономизации Шотландии (не говоря уже о независимости), к тому же в Шотландии еще хорошо помнили времена Тэтчер — тогда по традиционным отраслям шотландской промышленности был нанесен серьезный удар, а шотландские националисты постоянно сталкивались с серьезным давлением со стороны правительства.
Экономический, политический и финансовый кризис, консерваторы у власти, колебания в банковской системе — многие аналитики прочили лейбористам победу на выборах в Шотландский парламент в 2011 году. Лейбористы начали возвращаться к своей традиционной более левой повестке, но вели кампанию слишком агрессивно, стараясь напугать избирателя. Салмонд предпочел быть более позитивным и уверенным в себе — стратегия оказалась такой успешной, что SNP получила абсолютное большинство — 69 депутатов из 129 оказались националистами. Это было с тревогой встречено в Лондоне — вообще-то предполагалось, что смешанная система выборов не позволит одной партии формировать правительство в Шотландии. Как показало дальнейшее развитие событий, конструкторы шотландской политической системы правильно опасались потенциального правительства националистов.
Салмонд сразу же пошел в атаку, решив полностью использовать полученную от избирателей поддержку. Во время своего первого срока в качестве шотландского первого министра Салмонд не выдвигал предложений о проведении референдума по вопросу о независимости — SNP не обладала большинством (тем более что и большинство шотландцев, судя по соцопросам, к идее относились отрицательно). Однако теперь националистов ничто не останавливало, а недовольство новым правительством и экономической ситуацией в стране только подхлестывало подобные настроения. В мае 2011 года Салмонд объявил, что в Шотландии пройдет референдум о независимости.
После этого начался период долгой и изнурительной борьбы. Сначала с правительством — необходимо было согласовать все процессуальные и технические вопросы. Переговоры затянулись надолго, согласия обе стороны достигли только спустя полтора года. А потом началось главное сражение — за умы шотландцев. SNP запустила кампанию «Yes», и с помощью всех возможных средств начала убеждать шотландцев проголосовать за независимость. Что интересно, несмотря на желание независимости, шотландцы не собирались отказываться от монарха в качестве главы государства, поэтому Елизавета II могла быть спокойна. А вот британскому правительству пришлось пережить тяжелые месяцы.
В основном агитация за независимость строилась на нескольких основных обещаниях: введение пограничного контроля и ужесточение иммиграционных законов, удаление с территории Шотландии британского ядерного оружия, присоединение к ЕС и НАТО в качестве независимого государства, усиление местного самоуправления, национализация месторождений нефти и создание национального стабфонда по примеру Норвегии. Шотландские националисты обещали усиленное развитие социальной сферы (от снижения стоимости учебы в университете до повышения пенсий) — в случае получения доходов от добычи нефти в Северном море.
Кампания за независимость велась правильно и эффективно, но националистам просто не хватило времени. С момента объявления о проведении референдума доля сторонников независимости выросла с 28–30% до 47% и имела дальнейшую тенденцию к росту. Но на настроения шотландцев также сильно влияло британское правительство, да и британские политики вообще. Дэвид Кэмерон произносил невероятно красноречивые речи о том, как сильно обогатилась британская культура благодаря Шотландии, лидер лейбористов Эд Милибэнд встречался с лидерами шотландских профсоюзов и обещал им любую поддержку в обмен за голосование против независимости. Для Кэмерона было невероятно важно не допустить независимости Шотландии — ему совершенно не хотелось остаться в истории в качестве премьер-министра, при котором развалилась Британия.
В сентябре 2014 года, за пару дней до референдума, произошло вообще нечто практически беспрецедентное: лидеры трех главных парламентских партий — консерваторов, лейбористов и либерал-демократов — приехали в Шотландию и обратились к ее народу, обещая, что Шотландия получит сильную автономию даже в том случае, если решит отказаться от независимости. Потом они все втроем вновь попросили шотландцев остаться с англичанами — хотя бы в память о той долгой истории, которую они пережили вместе.
Шотландия в день голосования бурлила. Шутка ли, самая высокая явка за семьдесят лет — на участки для голосования пришло 84,6% процентов избирателей. Главные телеканалы весь день вели прямой эфир.
Утром 19 сентября стало понятно, что Шотландия проголосовала против — 55,3% против 44,7%. В Британии многие ликовали — не только простые люди, но даже королева. В конце 2014 года Кэмерон разговаривал с мэром Нью-Йорка и случайно рассказал о том, как отреагировала королева на его звонок с сообщением о том, что Шотландия остается с Британией — по его словам, она словно промурлыкала в телефон от радости.
А вот для шотландских националистов утро выдалось печальным. Помимо того, что проигрыш на референдуме означал провал многолетних усилий, были и другие поводы для расстройства. Националистам не удалось перетянуть на свою сторону большинство жителей шотландских городов Эдинбург, Абердин, Файф, Стирлинг — все они выступили против независимости. Лишь в Глазго и Данди верх взяли сторонники независимости.
Салмонд в тот же день выступил с прощальной речью, в которой сказал, что признает вердикт шотландского народа и считает референдум триумфом демократического процесса. Он сказал, что вынужден теперь уйти в отставку с поста лидера Шотландской национальной партии и шотландского правительства, и вернется в Лондон, где будет работать в парламентской фракции шотландских националистов. В конце он добавил, что хоть время его лидерства и подошло к концу, но мечта о независимой Шотландии не умрет никогда.
***
Салмонд ушел, но опять недалеко. Новым лидером шотландских националистов впервые в истории стала женщина, Никола Стерджен, многолетняя соратница и заместительница Салмонда. Она молода для политика — ей всего 44 года, — и работала юристом, пока не решила уйти в политику. В партию вступила еще в 16 лет, а уже в 22 года стала кандидатом на выборах в парламент — проиграла, конечно, зато получила полезный опыт. В 29 она уже избралась депутатом в первый Шотландский парламент.
Стерджен сразу же была включена в теневой кабинет министров Шотландской национальной партии — сначала по министерству образования, потом здравоохранения, а затем юстиции. Она была уже довольно популярна в партии, и когда в 2004 году кратковременный и неудачный лидер Джон Суинни подал в отставку, Стерджен выставила свою кандидатуру на внутрипартийные выборы. Скорее всего, она бы избралась еще тогда, но тогда Салмонд неожиданно решил вернуться, и Никола отступила, согласившись стать заместителем Салмонда. Но никогда не забывала о своих амбициях. В 2014 году пробил ее час, и Стерджен была избрана лидером — более того, никто даже не стал пробовать оспорить ее кандидатуру.
Под руководством Стерджен Шотландские националисты смогли добиться самого выдающегося результата на парламентских выборах в 2015 году — кандидаты от SNP победили на 56 участках из 59 имеющихся в Шотландии. Такой большой фракции у них не было никогда в истории. По большому счету, этому успеху националисты были обязаны все тому же референдуму — популярность партии за предшествующие годы сильно выросла. Кроме того, на руку им сыграло и то, что шотландцы довольно сильно разочаровались в трех основных парламентских партиях — прежде всего из-за того, каким образом они убеждали и умоляли шотландцев остаться в Великобритании. Особенно сильно это ударило по лейбористам — они потеряли всех депутатов, избранных в Шотландии, кроме одного. Во всех остальных округах лейбористы были побеждены националистами.
Вряд ли в этой победе была большая заслуга Стерджен — все-таки времени после отставки Салмонда прошло совсем немного. Тем не менее нельзя не отметить, что Стерджен уверенно руководит партией, избрав для себя стиль, сильно отличающийся от подхода предыдущего лидера. Очевидно, что для нее образцом политика является Ангела Меркель — Стерджен старается также изображать радушие и открытость к любой точке зрения. Правда, у нее это получается неидеально и иногда из-под доброй и улыбчивой маски пробивается ее настоящее лицо — жесткого политика, далекого от любых сантиментов.
При этом по своим политическим взглядам Стерджен ушла еще левее, чем Салмонд. Помимо стандартных для SNP социальных программ и критики ядерного оружия, Стерджен еще и феминистка — как сама она заявляла, шотландским националистам необходимо чаще обращать внимание на проблемы гендерного неравенства и прав женщин.
В мае 2016 года SNP в третий раз подряд выиграла выборы в Шотландский парламент — правда, партия получила чуть меньшее количество депутатов, чем в предыдущем парламенте, но для организации правительства этого хватило. Стерджен активно занялась работой, сосредоточившись на самом важном для Шотландии вопросе — на экономике. Падение цен на нефть и нефтепродукты довольно сильно сказалось на состоянии шотландского бюджета — за последние годы его дефицит вырос почти до 10%.
Для шотландских националистов доходы от нефти — один из важных факторов политического успеха. С тех пор как SNP приняла более утилитарный подход к требованиям самоуправления и автономии, прибыль от нефти стала практически ключевым аргументом в пользу независимости. На этом базисе строились планы о будущей независимой Шотландии. Однако ситуация в экономике в последние годы складывается так, что рассчитывать на какие-то сверхдоходы в ближайшее время не приходится.
Начиная с конца 1970-х годов сама идея о независимой Шотландии строилась исходя из аксиомы, что такое государство будет довольно богатым, этакой смесью Швейцарии с Норвегией — с мощным финансовым и промышленным сектором, с огромными доходами от нефти. Такой образ очаровывал многих — расчетливый национализм среди шотландцев весьма популярен и свойственен их национальному характеру.
Такой образ до сих пор, пусть и не полностью, остается правдой — с учетом доходов от нефти в Шотландии высокий подушевой ВВП (на уровне Франции и Швеции), а общий объем экономики находится где-то между Финляндией и Ирландией, оставляя далеко позади Грецию, Венгрию, Португалию и Украину. Шотландская экономика очень развита, в регионе производится много промышленных товаров, силен финансовый сектор. Но нефть лежала и лежит в ее основе. Без нефти националисты вряд ли добились бы такой популярности.
Как бы то ни было, судьба подготовила шотландским националистам еще один подарок. На референдуме по вопросу о членстве Британии в ЕС, прошедшем 23 июня 2016 года, большинство британцев проголосовало за выход из Европейского союза. Это стало шоком для правительства Кэмерона и похоронило немало политических карьер, но помимо этого еще раз наглядно продемонстрировало особость Шотландии. Она оказалась единственным регионом в стране, в котором большинство населения проголосовало за то, чтобы остаться с ЕС.
Довольно наглядная карта результатов голосования: красным отмечены те округа, где большинство поддержало выход из ЕС, синим — сохранения в составе ЕС
SNP еще с начала 1980-х позиционировала себя как проевропейская партия, активно продвигая идею о том, что Шотландии лучше быть вместе с европейским сообществом и ЕС. Большинство шотландцев были согласны с этой позицией. Поэтому исход голосования оказался для них неприятным сюрпризом: получалось так, что с ЕС придется расстаться потому, что англичане проголосовали за выход. Это не могло не подхлестнуть сепаратистские и националистические настроения.
Уже на следующий день Никола Стерджен заявила, что Шотландская национальная партия будет добиваться проведения еще одного референдума о независимости. Правда, спустя неделю она пояснила, что не имела в виду, что процедура начнется прямо сейчас — необходимо сначала обсудить это с парламентом.
С тех пор прошло уже три месяца, а референдум пока что остается лишь проектом, хоть и весьма вероятным — британское правительство подтвердило, что не будет препятствовать проведению еще одного голосования, если будут соблюдены все юридические и процессуальные процедуры. Тем не менее пока непонятно, что произойдет в реальности — настроения шотландцев довольно сильно поменялись после того, как у страны появился новый премьер-министр.
Взамен ушедшего Дэвида Кэмерона правительство возглавила Тереза Мэй, бывший министр внутренних дел, известная своими жесткими мерами по борьбе с миграцией. Она пользуется довольно большой популярностью в Шотландии (опросы показывают, что шотландцам она нравится больше, чем Никола Стерджен), что довольно быстро сказалось на отношении шотландцев к независимости — если в первые дни после референдума около 50% шотландцев были за выход, то после того как Мэй стала во главе правительства, вперед вырвались сторонники статус-кво.
Одним из первых действий Мэй на посту премьер-министра стала встреча с Николой Стерджен. Переговоры оказались довольно тяжелыми и все лето между двумя властительными дамами продолжалась довольно энергичная перепалка — Стерджен требует разрешить Шотландии остаться в ЕС, а Мэй объясняет, что Брексит значит Брексит. В общем, они друг друга стоят, и пока непонятно, чем закончатся эти разногласия.
***
Шотландия объединилась с Англией в 1707 году. Этому событию предшествовал долгий процесс сближения, обретения совместных интересов и устремлений. Обе страны объединялись как равные партнеры — практически как две бизнес-корпорации, проводящие слияние. Интересно, что и тогда объединение было вызвано прежде всего экономическими и финансовыми причинами. Такой высокий статус объединения привел к тому, что шотландцы смогли получить большую выгоду от роста Британской империи, активно поспособствовав расширению ее могущества и влияния и став частью британского правящего класса — чего нельзя было сказать, например, о большинстве ирландцев. В исторической перспективе уния с Англией оказалась невероятно выгодной для шотландцев — это обогатило культуру и историю острова, создало новую сильную экономику.
Однако со времен унии прошло больше 300 лет. За последний век мечта о независимости Шотландии, казавшаяся ранее досужими и бессмысленными разговорами, уже почти воплотилась в реальность. Во многом это произошло благодаря усилиям Шотландской национальной партии, которая вот уже больше 80 лет является главным идеологом отделения Шотландии от Великобритании.
История шотландских националистов особенно интересна по той причине, что она показывает, как небольшая, но хорошо организованная и сплоченная политическая сила, четко осознающая свой интерес, добивается успеха. Шотландские националисты никогда не пугались компромиссов даже со своими оппонентами, если это могло принести пользу им самим и Шотландии в целом. Они хватались за каждый шанс, и чаще всего получалось так, что какие-то дивиденды от своих действий они получали. Так, шаг за шагом, год за годом, шотландцы создавали базу для того, чтобы выполнить свою задачу-максимум и сделать Шотландию независимой.
Главный же вопрос, который сейчас стоит перед SNP и Шотландией в целом, заключается в том, насколько шотландцы готовы сделать последний шаг. С одной стороны, никогда еще идея независимости Шотландии не казалась настолько разумной и желанной, причем не только для убежденных шотландских националистов. С другой стороны, никогда ранее возможное шотландское государство не казалось еще настолько нежизнеспособным; помимо проблемы снижения доходов от продажи нефти существует еще проблема будущей границы и будущих торговых отношений с главным шотландским партнером — Англией. Возможно, ответом станет уход от ответственности и возвращение к романтическому шотландскому национализму прошлого. Или у националистов всё-таки хватит решимости привести свою страну к независимости? В ближайшее время им придется найти ответ на этот вопрос.
