В продолжение темы взаимоотношений русских и славян Балканского полуострова, затронутой Матвеем Владимировым в его великолепной статье «Русские добровольцы в Югославии: невоспетые герои», считаю нужным рассказать и об обратной её стороне, а именно о непосредственном участии югославян в, пожалуй, самом переломном моменте истории нашего с вами многострадального народа — Гражданской войне.
Сербы, словенцы, хорваты в том или ином количестве присутствовали во многих военных формированиях Белой армии. Сразу стоит отметить огромную разницу в причинах, побудивших представителей этих славянских народов участвовать в этом военном конфликте: в отличие от большевистских интернациональных соединений, южнославянские добровольцы-белогвардейцы придерживались устойчивого мнения о едином культурно-историческом славянском братстве. Многие из них даже называли Россию своей родиной. Не географически, но культурно.
Подавляющая часть югославской молодежи начала XX века была овеяна идеей славянского братства. Многие молодые талантливые умы принесли себя в жертву этому светлому порыву.
Один из немногих уцелевших добровольцев с Балкан, офицер Корниловского ударного полка, словенец Александр Трушнович, писал:
«Через несколько дней после того, как 1 августа 1914 года Германия объявила войну России, мы, группа студентов, собрались вблизи Триеста на высоком скалистом берегу Адриатического моря, между деревней Набрежина и Девинским замком, где известный немецкий поэт Рильке писал свои „Дуинезские элегии“. Все мы 8 августа получили от воинского начальника направления в австрийскую армию<…> Мы сидели молча на камнях. Бывают в жизни мгновения, когда прожитое предстает пред внутренним взором, как яркое видение. И так же, как душу моего народа веками согревала историческая мечта, так и мою молодую жизнь с первых же лет сознательного восприятия мира согревала мысль о России.
Молчание прервалось. Мы обсудили положение и решили всеми силами постараться попасть на фронт, чтобы там перейти к русским и вместе с Русской армией сражаться против общего врага. <…> Я дал взятку, чтобы попасть не туда, а на фронт. Мы считали себя воинами славянской армии, которую — мы в этом не сомневались — создаст русское командование, принесли ей присягу и объявили недействительной присягу, которую нам придется произнести в австрийской армии. Сняв фуражки, спели наш гимн «Гей, славяне» и взяли на себя обязательства по действиям в тылу нашего врага Австро-Венгрии. Это была весна нашей жизни — жизни, отданной родине».
Александр Трушнович
И о тяжелейшем декабре 1917 года:
«Мы, носители русской национальной мысли, воины Белой идеи, остались одни, в снежной вьюге, на пустынных полях у ворот русской Империи. Ворота эти были открыты настежь, родина осталась без защитников. С нами были только могилы тех, кто пал за Россию. И мы, оставшиеся еще в живых, искали живых русских людей с трехцветным русским флагом. Там, на Дону, где никогда не знали крепостного права, веками закаленные в борьбе со степью, были как будто такие люди. Туда мы поодиночке или малыми группами пробирались в снежную вьюгу декабрьских дней 1917 года».
Отдельно стоит отметить военные заслуги Сербского батальона майора (воеводы) Матия Благотича. Свою первую воинскую славу батальон сыскал в августе 1918 года во время штурма Казани военными соединениями тогда еще подполковника В.О. Каппеля и полковника (в некоторых источниках — капитана) А.П. Степанова.
Этот маневр, помимо стратегического, имел и очень важное экономическое значение: в Казанском кремле находился «золотой запас России» (650 млн золотых рублей в монетах, 100 млн рублей кредитными знаками, слитки золота, платины и другие ценности), а также огромные склады с вооружением, боеприпасами, медикаментами, амуницией.
То, что именно благодаря сербам произошёл решающий перелом в наступлении, подтверждал в своих воспоминаниях и командовавший в то время Волжской боевой флотилией «Народной Армии» мичман Г.А. Мейрер, который писал в опубликованной впервые в 1939 г. в Нью-Йорке статье «Война на Волге. 1918 год» следующее:
«К полудню разыгрался бой. [В.О.] Каппеля нигде не было видно. Полковник С., командовавший чехами, давал указания о направлении огня флотилии. Кроме чехов, по-видимому, на фронте никого не было. После полудня чехи стали медленно отходить под напором красных. В это время на правом фланге Красной армии произошёл эпизод, повернувший весь дальнейший ход событий.
Дело в том, что в Казани находились сербы, бывшие пленные в Австрии, впоследствии бежавшие с чехами на русскую сторону. Они организовали красную сербскую сотню и вошли в состав Красной армии, оборонявшей Казань. Так вот эти сербы (а их, к слову, было 300 штыков. Воистину, историческое количество. Прим. автора), в самый критический момент боя вдруг с диким криком «на нож» кинулись с фланга на красноармейцев. Произошло это в пределах видимости флотилии, и с мачт можно было наблюдать, как красный фронт дрогнул и обратился в бегство».
После занятия города командование Белых войск приняло решение пробиваться на Нижний Новгород и далее — на Москву. Для этого необходимо было захватить стратегически важный Романовский железнодорожный мост в нескольких десятках километрах от Казани. Мост этот был хорошо укреплен и оборонялся отборными и многочисленными силами большевиков. Тем не менее, сербский отряд во главе со своим героическим командиром, майором Благотичем, бесстрашно пошел в атаку на укрепленные позиции противника. В этом бою майор Благотич пал смертью храбрых. Городская дума, созванная в освобожденной Казани, постановила:
«1. Взять на свой счет воспитание и образование двоих детей покойного; 2. Учредить по одной стипендии его имени в мужских и женских гимназиях; 3. Присвоить одному из городских училищ имя майора Благотича».
Впоследствии боевое соединение сербов было преобразовано в Добровольческий полк сербов, хорватов и словенцев имени майора Благотича .
Стоит отметить, что единственные, кто до последнего сопротивлялся данному драматическому повороту событий, был советский 5-й латышский полк, больше известный как «латышские стрелки». Но в итоге после шокирующего удара сербов с фланга весь полк во главе с командиром сдался русскому войску. Это был единственный случай за всю Гражданскую войну, когда латышские части сложили оружие.
В «Приказе северной группе войск» № 2 от 12 августа 1918 г. А.П. Степанов не жалел по отношению к сербам превосходных эпитетов, явно превосходивших похвалу в адрес чехов и русских (упомянутых в последнюю очередь):
«Воины северной группы! — взывал он, — Непреодолимая воля к победе над дерзкими насильниками дала вам Казань.
Как львы, вы, маленькая горсточка полных энтузиазма людей, дрались на улицах царства Казанского и покрыли себя неувядаемой славой.
Чехи родного мне первого полка! Я глубоко и сердечно поздравляю вас со взятием пятого губернского города. С каждым городом, с каждой столицей вы всё ближе подходите к своей «матице» Праге.
Сербы, как львы бились вы под стенами Казани, бросаясь со свойственной вам неустрашимостью на батареи и броневики противника; вы покрыли себя неувядаемой славой, и память о вас будет вечной, как у граждан города Казани, так и у всей возрождающейся России.
Русские, вы геройски участвовали во взятии столицы царства Казанского, впереди вас ждёт и широко раскроет объятия своим лучшим сынам Белокаменная Матушка-Москва.
Каждое ваше имя будет золотыми буквами занесено в историю возрождения России. Будьте рыцарями, вполне достойными той великой чести, которая выпала на вашу долю».
За взятием Казани у Добровольческого полка сербов, хорватов и словенцев имени майора Благотича следовали не менее кровопролитные битвы в Челябинске, а за ними еще целый ряд героических сражений вплоть до отплытия домой из Владивостока.
Геройская смерть — высшая форма жертвы, и сербы ее принесли во имя любви к братской России. В великий момент сохранения матери славянства — России, сербы своей кровью окропили ее разрушающейся фундамент. И эта святая кровь будет невидимым звеном, лучшим цементом для будущей национальной реставрации.
