Деды проживали: жилье в сталинском СССР

Жилищная проблема в сталинском СССР до сих пор не имеет четкого образа в массовом сознании, и об успехах или провалах в этой сфере не упоминают даже в рамках обсуждения индустриализации. В данной статье я в упрощённой форме рассмотрю жилищные проблемы в СССР с момента установления сталинской диктатуры (конец 20-х) и до начала войны (по понятным причинам я беру именно строительство жилья, а не послевоенное восстановление хозяйства).

Хочу предупредить, что главной проблемой в написании статьи было отсутствие информации. Если по производству стали или выработке электричества советские агитаторы выдвигали ясные и понятные факты и графики, то жилищное строительство «молчало». Это вылилось в то, что среди использованных мною источников фактически нет просоветских источников: либо ярые антисоветчики, либо нейтральные аналитики. К сожалению, это сказывается на объективности статьи:

В разделах, посвященных 20-м годам, рассказывается о нескольких послереволюционных поселках с коттеджами, об авангардистской жилой архитектуре, о короткой романтической эпохе проектирования домов-коммун, о нескольких известных жилых домах, вроде дома Наркомфина в Москве архитектора Гинзбурга или дома Ленсовета архитекторов Фомина и Левинсона на Карповке в Ленинграде. В разделах, посвященных сталинской архитектуре речь идет о разных известных московских и не московских красивых домах с удобными квартирами. Но нигде невозможно найти данных ни о том, сколько квадратных метров приходилось на одного городского жителя в то или иное время, в каких домах и как жила основная масса населения. Какие типы жилья были массовыми, а какие элитарными. Причем само советское архитектуроведение было организовано таким образом, что эти вопросы даже не возникали — ни у читателей книг по архитектуре, ни у их авторов-исследователей. ({{1}})

Здесь и далее все фотографии из дома Наркомфина авторства Глеба JST

В рамках «официального» градостроительства широко известны объемы капиталовложений в первенцы первой пятилетки — заводы-гиганты; много сведений опубликовано о строительстве транспортных артерий — железных дорог, каналов; о возведении системы электрических станций — плотин на огромных реках. При этом совершенно неясным остается вопрос о величинах средств, направлявшихся на жилищное строительство. В силу каких причин строительство жилищ хронически отставало, принуждая людей долгое время ютиться в списанных товарных вагонах, засыпных палатках, шалашах, бараках, землянках? Неясным остается вопрос о расселенческом обеспечении этих строительных программ — как изначально планировалось размещение строителей и их семей, как определялась их дальнейшая судьба? Какие условия быта закладывались в проекты жилых поселений при новостройках? Как на стадии проекта дифференцировалась жилая среда в зависимости от квалификационного, служебного, административно-управленческого статуса людей, занятых на производстве? ({{2}})

Жилплощадь имела особую привлекательность для властей, поскольку оказалась предметом весьма удобным для всякого рода манипуляций. Причина этого коренилась в том, что для понятия «жилплощадь» тип и конфигурация конкретного жилища (комната или квартира) не имели никакого значения. Жилой площадью называлось некоторое физическое пространство, величину которого можно было легко подсчитать независимо от расположения дверей или окон. Однако иногда именно эта простота измерения жилплощади сдерживала неумеренный оптимизм властей. ({{3}})

Молчат и современные сталинисты ({{3-2}}) ({{5}}) ({{6}}), в основном либо не касаясь вопроса конкретно, либо хваля послевоенный период (не рассматриваемый в данной статье). К сожалению, формат небольшой статьи не позволяет рассмотреть подробнее феномен коммунальных квартир, института прописки или истории советской жилищной кооперации, а также множества других тем, хотя конкретно на каждую из этих тем есть вполне себе пригодные работы, которые стоило бы проанализировать.

Остановимся конкретно на более насущных вопросах: строительстве жилья, его качестве и общем векторе развития жилищной сферы в довоенном СССР.

Начнём с базовых документов.

В Конституции СССР 1924 года о праве на жилище не говорилось ничего, но уже при Сталине произошло изменение. (все выделения, если не оговорено обратного, мои — D.C.)

Статья 10 Конституции 1936г.

Право личной собственности граждан на их трудовые доходы и сбережения, на жилой дом и подсобное домашнее хозяйство, на предметы домашнего хозяйства и обихода, на предметы личного потребления и удобства, равно как право наследования личной собственности граждан — охраняются законом.

Впрочем, нам известно качество исполнения законов в СССР, что позволяет говорить о том, что эта статья была популистской и в основном имела в виду некую личную собственность, необходимую для физического выживания.

Вся собственность делилась на три типа: ({{7}})

1. Государственная,

2. Кооперативная,

3. Личная.

Вся земля в СССР была государственной ({{8}}), более того, отменялось деление на движимое и недвижимое имущество ({{8-2}}). Тем не менее строение на данной земле могло быть и вне государственного подчинения. По описи жилого фонда 1937 года, жилой фонд делился на две составляющие: государственный жилой фонд (подведомственное жильё и коммунальное жильё) и частное (личное) жильё ({{9}}). Интересным смотрится тот факт, что после войны, в 1948 году, был принят закон «О праве граждан на покупку и строительство индивидуальных жилых домов» ({{10}}). Так как в тексте закона проводится опора на упомянутую десятую статью, это позволяет говорить, что жилищное строительство не являлось приоритетом для коммунистов и они не спешили с реализацией своих обещаний — и даже сама эта мера может быть интерпретирована как «уступка» для послевоенного восстановления хозяйства. Это подтверждают слова Сталина, сказанные после XVI съезда, 2 июля 1930 года ({{11}}):

И если, несмотря на это, я не отказался от заключительного слова, то это потому, что все же нелишне, по-моему, ответить коротко на некоторые записки, которые были поданы товарищами в президиум съезда, и потом сказать несколько слов в связи с выступлением бывших лидеров правой оппозиции. Большая часть записок касается некоторых второстепенных вопросов: почему в отчетных докладах не упомянуто о коневодстве, — нельзя ли упомянуть об этом в заключительном слове (смех); почему в отчетных докладах не упомянуто о жилищном строительстве, — нельзя ли сказать об этом что-либо в заключительном слове; почему в отчетных докладах не сказали ничего об электрификации сельского хозяйства, — нельзя ли сказать что-либо об этом в заключительном слове. И так дальше в этом духе.

Сама жилищная сфера была «разделена» между двумя советскими учреждениями — ВСНХ СССР и ГУКХ НКВД. Из приказа ВЦИК и СНК РСФСР о НКВД РСФСР от 24.05.192212:

Б. Строение Народного Комиссариата Внутренних Дел

3. Народный Комиссариат Внутренних Дел разделяется, по характеру выполняемых им функций, на следующие Управления:

1) Организационно-Административное Управление,

2) Главное Управление Милиции,

3) Главное Управление Принудительных Работ,

4) Центральное Управление по Эвакуации Населения,

5) Главное Управление Коммунального Хозяйства,

6) Управление делами.

[…]

V. Главное Управление Коммунального Хозяйства

32. Главное Управление Коммунального Хозяйства, на которое возлагается общее руководство делом городского и сельского благоустройства, состоит из следующих отделов:

1) отдел жилищный,

2) отдел предприятий общего пользования,

3) отдел благоустройства и эксплуатации городской земли,

4) отдел пожарный,

5) материальный отдел.

Это кажется странным, но да, в основном жилищная сфера была в ведении НКВД (до конца 1930 года). Впрочем, между Главным Управлением Народного Хозяйства (ГУКХ) НКВД и ВСНХ всегда было противостояние за место «главного» — в основном по градостроительству и проектированию, так как ВСНХ занимался именно экономикой, а для нормального функционирования промышленности было необходимо позаботиться о жилищных условиях рабочих. Что же было с частным жильём и жильём «кооперативов», неясно.

К 1929 г. противостояние ВСНХ и ГУКХ НКВД становится почти открытым, а в СССР складываются фактически две подсистемы градостроительного проектирования. Первая — градостроительное проектирование селитьбы при производственных предприятиях, осуществляемая промышленными ведомствами, входящими в структуру ВСНХ. Вторая — градостроительное проектирование населенных пунктов, контролируемое и осуществляемое НКВД РСФСР посредством своего Главного Управления Коммунального Хозяйства. ({{13}})

В 1930-м вследствие реформ ГУКХ выводится из подчинения НКВД и становится «ГУКХ при СНК РСФСР», что резко повышает его роль. В его ведение передаются функции республиканских НКВД ({{14}}). В 1931 году ГУКХ и вовсе становится отдельным наркоматом — НККХ (народным комиссариатом коммунального хозяйства). Именно энкаведисты выступают за создание Гипрогора, треста по проектированию и планированию «социальных городов» ({{13-2}}) ({{15}}). В портфеле его заказов было как и реконструирование существующих городов, так и проектирование новых соцгородов ({{13-3}}). Такие методы работы вполне соответствовали сталинской логике по концентрации всех возможных ресурсов в руках центральной государственной власти. Что интересно, Гипрогор существует до сих пор (!) и занимается тем же, что и при Сталине: проектирует города, занимается комплексным освоением территорий, восстанавливает инфраструктуру. Сегодня это такие знаковые места, как Владивосток, Сочи, Грозный.

В ответ на усиление ГУКХ, ВСНХ СССР (который в 1932 г. становится Наркомтяжпромом или НКТП ({{16}}) создаёт Союзстандартжилстрой, целями которого являются: «проектирование, планирование и строительство рабочих поселков союзной промышленности, изготовление и сборка заводским способом стандартных жилищ, производство новых строительных материалов для стандартного строительства домов». ({{17}})

Впрочем, нас не должно сейчас волновать противостояние двух советских государственных структур (стоит лишь сказать, что ведущую роль играло именно ГУКХ) — я упомянул это противостояние вскользь для создания общей «атмосферы»: перейдём к тому, как Советы в целом решали жилищную проблему.

А для начала возьмём тот самый Наркомтяжпром (бывший ВСНХ) ({{18}}).

Источник: «Отчетный доклад народного комиссариата тяжелой промышленности VII съезду советов, 1935 г.»

Предоставлю анализ информации, собственно, самому автору источника, на который я ссылаюсь ({{18-2}}):

Итак, в 1935 году в Наркомате тяжелой промышленности (самом мощном и важном наркомате стране) насчитывалось 6 млн 111 тыс. рабочих и служащих. В это же время общая площадь ведомственного жилья составляла 23 млн м².

Получается, что на одного трудящегося в НКТП приходилось 3, 76 м² жилья.

Это в среднем. Учитывая жесткую иерархию внутри советских ведомств и соответственно разные нормы обеспечения жизненными благами разных социальных групп, можно предположить, что средняя душевая норма среди рабочих была меньше 3 м² на человека. Речь идет о средней норме жилья, приходящегося на одного трудящегося, без коэффициента семейственности, составлявшего в конце 20-х годов — 3–3,5. Даже если учесть, что в ведомственных промышленных городах, как правило, на один наркомат работали все взрослые члены семьи, все равно иждивенцев (детей, стариков), скорее всего, было не меньше, чем работающих. То есть реальная душевая норма для рабочих в 1935 г. могла колебаться вокруг 2 м² на человека.

Этот вывод подтверждается данными об обеспеченности жильем населения различных промышленных городов, находившихся в ведении НКТП.

Далее, ситуация в Кузбассе в 1932 г. из того же ЖЖ ({{19}}):

…Весь жилфонд, предоставляемый рабочим за счет Кузбассугля составлял на 1 января 1931 г. 158 тыс. кв. м. Это обеспечивало 36 проц. трудящихся (16 тыс. чел.), средней жилплощадью 3,3 кв. м на живущего.

По плану на 1931 г. намечено было построить по линии Кузбасс-угля 365 тыс. кв. м. стандартной жилплощади и 127,6 тыс. нестандартной. Это обеспечивало бы всех трудящихся средней нормой в пять кв. м. За год план жилстроительства выполнен на 30,4 проц. По стандартному и на 65,3 проц. по нестандартному строительству. Это увеличило жилфонд на 217,5 тыс. кв. м, или на 137 проц. к имевшейся жилплощади и на 1 января 1932 г. мы имеем:

Положение с жилищами, несмотря на почти полуторное увеличение жилфонда за один год, продолжает оставаться чрезвычайно напряженным. Так, обследование, проведенное в ноябре на Ленинском руднике, отмечает: «бараки, занятые киргизами, перегорожены на отдельные комнаты, площадью по 6–9 кв. м. В каждой комнате живет от 1 до 4 семей. При проверке живущих в одной половине оказалось, что в 14 таких комнатушках живет 29 семей, численностью в 106 человек. В среднем на живущего приходится около 1 кв. метра». ({{20}})

Такие чудовищные условия приобретут ещё более зловещий окрас, если знать, что под термином «стандартная площадь» понимаются бараки и землянки, а под «нестандартным» — жильё для начальства.

Можно рассмотреть и жилищную ситуацию «старых городов», для интереса возьмём Ленинград (ссылка на оригинал, к сожалению, утеряна):

Источник: Российская национальная библиотека

Мы видим следующее: если рассмотреть обеспеченность жильём рабочих, то в январе 1932-го она была значительно ниже, чем в феврале 1928-го. Растёт доля лишь живущих на 4–6 м², правда, изменение небольшое — с 24.6% до 16.3+13.5=29.8%, в то же время доля «малоимущих» резко возрастет, а доля хорошо обеспеченных уменьшается. Но что самое интересное — абсолютно противоположная ситуация наблюдается у служащих (кроме аномалий на 4–6 м²), что несколько сглаживает общую картину. То есть если жильё и строилось, то в первую очередь для начальства.

Установить же точное соотношение бараков, землянок и «сталинок», построенных для начальства, затруднительно, так как официальной статистики по этому поводу нет. Вот какую статистику на 1938 год приводит ({{21}}) Джон Скотт, американский рабочий, живший в Магнитогорске во время сталинской индустриализации:

2% — скорее всего, гостиница и жильё для иностранцев, 8% — жильё для начальства («индивидуальные дома»), 15% — коммуналки с относительными удобствами (отопление, электричество, но без канализации). И, наконец, 75% населения ютилось во временном жилье

Источник: «John Scott: Behind the Urals»

Некоторые исследователи, упомянутые мною выше, идут дальше. Например, анализируя стоимость квадратного метра в Москве нельзя не прийти к выводу, что её двукратное завышение по сравнению со всесоюзной стоимостью есть не что иное как отражение большей доли жилья для номенклатуры и начальства. ({{21-2}})

А какая, кстати, ситуация была в Москве? А она была такой ({{22}}):

Первым пятилетним планом предусматривался рост семипроцентный рост жилой площади на одного человека. В действительности из-за притока рабочих произошло падение на 25%. Из запланированных вторым пятилетним планом к строительству 4,5 миллионов кв. м. новой жилой площади, было построено только 37,2%. Средняя московская семья обходилась одной по спартански обставленной комнате в коммуналке

Бюджет жилищного строительства Моссовета был слишком мал, чтобы удовлетворить резко возросшую из-за массового притока рабочих потребность в жилье. Нагрузка была поэтому переложена на предприятия, которые в спешке, более или менее беспорядочно возводили на краю города барачные поселки, выглядевшие издевательством над любым социалистическим градостроительством и часто не имевшие ни воды, ни электричества, ни газа. В 1935 г. больше двух третей жилого строительства в Москве приходилось на предприятия и наркоматы.

В начале тридцатых годов в рабочих поселках на краю Москвы на одного человека приходилось в среднем два квадратных метра жилплощади, то есть, площадь одного спального места. 35 процентов построенной между 1935 и 1937 гг. жилой площади падает на «стандартные дома». Они состояли из деревянного каркаса, внутри и снаружи зашитого досками. Внутренне пространство стен засыпалось торфом или опилками. Если их снаружи штукатурили, то они выглядели как каменные дома, хотя были по существу всего лишь улучшенными бараками. К тому же, бараки были для новоприехавших отнюдь не худшим убежищем. Как сообщалось в 1933 г., во многих местах в жилье превращались угольные подвалы, склады и лестничные клетки. В декабре 1931 г. Метрострой получил под строительства рабочего поселка участок в 56 гектаров земли около станции Лось. Там возник первый и самый большой барачный поселок Метростроя. План на 1932 г. предполагал строительство 19 бараков типа «Норд» на 136 рабочих каждый, 45 бараков типа «З<аводстрой> −104», каждый на 104 рабочих, восьми бараков «З-60» по 60 рабочих, а также семи домов по 100 квартир каждый и семи домов по 12 квартир.

Кроме поселка Лось были построены и другие барачные поселки, отдельные бараки и жилые дома на краю города (поселки в Фили, Черкизово, а также в Сокольниках, на Мазутной и Коловезной) и вдоль трассы первой очереди метро (напр., отдельные бараки на Остоженке, Мясницкой и в районе Каланчевской площади. Всего к 1.10.1932 должны были быть построены 133 барака общей площадью 38 099 кв. метров для 13 728 рабочих (2,8 кв. метра на человека). К 1.12.1932 удалось построить только пятьдесят бараков для 5 352 рабочих, а также три квартиры и шесть бараков с 84 комнатами для инженерно-технического персонала. Еще двадцать бараков были не закончены, но уже заселены. В строительстве находились 32 рабочих барака, а также 128 квартир для инженерно-технического персонала и восемь бараков на 156 комнат.

Согласно заключенному в июне 1931 г. между профкомом и руководством Метростроя коллективному договору, все вновь принятые рабочие имели право на четыре квадратных метра жилой площади, дезинфицированную простыню, одеяло, наволочку и матрац. Белье должно было меняться минимум два раза в месяц. Минимум один раз в месяц барак должен был дезинфицироваться. Жилые помещения должны были содержаться в чистоте и оборудована кроватями или деревянными лежанками, общими столами, общими чайниками, лавками или табуретками и кружками для каждого жильца. В каждом бараке должно было быть отдельное помещение для сушки платья, отапливаемое с 1 ноября по 1 мая. Квалифицированным рабочим, работавшим на стройке больше года, предлагалось лучшее жилье, при этом предпочтение отдавалось ударникам. За жилье рабочие платили в зависимости от заработка от 2,5 до 10 рублей в месяц

Заметьте недосдачу жилья, постоянные срывы сроков и также схожую риторику. Из положительного — крайне низкая арендная плата. На начало индустриализации затраты средней рабочей семьи на оплату жилья составляли ({{23}}) всего 8.6% от заработка: более того, уже в 1930 году эта цифра падает до 6.1% (!), что связано с увеличением зарплат рабочих, а также с принятыми государственными мерами. Например, ({{24}}) постановление «Об оплате жилых помещений в городах и рабочих поселках», где было сказано следующее: «ставки квартирной платы (за государственное жилье. — прим. авт. источ.) для рабочих и служащих… не должны превышать 1 руб. 32 коп. за 1 кв. м. в месяц» ({{25}}). Некоторые антисоветские исследователи, впрочем, интерпретируют это по-другому: ({{26}})

Низкая квартирная плата рабочих, не окупавшая даже ремонта жилищ, создавала у обитателей коммуналок чувство «псевдохозяина» — по принципу: «все, что мной освоено — мое».

Как вы уже наверняка догадались, репрессированных советская власть жильём также не баловала:

Письмо наркома внутренних дел РСФСР В.Н. Толмачева зам. председателя СНК РСФСР Д.З. Лебедю о первоначальных наблюдениях о положении выселенных кулаков в Северном крае. (не ранее 16 апреля 1930 г.)

Дорогой Дмитрий Захарович!

Считаю совершенно неотложным делом сообщить тебе о тех первоначальных наблюдениях, которые я собрал за это время путем беглого ознакомления с положением по Северному краю.

1) […]

4) Самым коренным и острым является жилищный вопрос. Люди размещены в 750 бараках, наскоро состряпанных из жердей. Теснота невероятная, есть места, где на человека приходится 1. кв. м. площади при постройке нар в несколько этажей (кубатура меньше гробовой). Полов в бараках нет, крыша сделана из жердей и слегка присыпана тающей и осыпающейся землей. Температура не выше 4 гр., как правило. Вшивость. При скверном питании, а для многих при почти полном его отсутствии, все это создает колоссальную заболеваемость и такую же смертность среди детей.

В наступлении полной [весны] (вторая половина апреля, май) земля в бараках растает (многие стоят на болотистой почве), сверху потечет, и все население их слипнется в грязный, заживо гниющий, комок.

Никакие меры медицинского порядка не будут действительны, если жилищное и продовольственное положение не будет изменено, и притом в кратчайшие сроки. Ввиду того, что все бараки переполнены исключительно детьми, женщинами и стариками, задача создания для детей более благоприятных условий стоит как вопрос об улучшении в первую очередь всех или, по крайней мере, подавляющего большинства бараков…

…

Вл. Толмачев ({{27}})

В это же время советская верхушка жила во вполне себе «буржуазных» условиях. Например, в бывших дореволюционных гостиницах устраивались «Дома» и «Отели» «Советов», которые на деле служили обычным жильём для номенклатуры ({{28}}). Впрочем, и обычные «сталинки», располагавшие по центрам городов и вокруг площадей, тоже являлись «жильём для номенклатуры» ({{29}}). Их жилищные характеристики хорошо известны и не нуждаются в пояснении.

Советская власть, однако, не спешила предоставлять гражданам право строить себе жильё ({{30}}):

Источник: М.Меерович «На острие схватки титанов», 2011

(в защиту коммунистов скажу, что, как я указывал выше, после войны людям разрешили строить индивидуальные жилые дома).

Стоит сказать, что именно сталинское руководство пошло на такие тоталитарные меры в жилищной сфере. Вот как это анализируют социологи ({{31}}):

До 1937 года удельный вес кооперативного жилищного строительства неуклонно сокращался. Если в 1924–1928 годах на его долю приходилось 14% капиталовложений, направленных на все жилищное строительство, то в 1929–1932 годах — уже 7%, а в 1933–1937 — 4%. Тем не менее за эти годы в жилищный фонд, построенный строительной кооперацией, к концу 1937 года было вложено 1.5 миллиарда рублей ({{31-2}}).

Именно в 1937 году была окончательно подведена черта под жилищной политикой периода НЭПа, делавшей упор на развитие самостоятельности граждан в решении жилищных проблем (при всей ограниченности возможностей). Более того, именно в 1937 году была создана та система управления жилищным (впоследствии жилищно-коммунальным) хозяйством (в единственном числе), которая с некоторыми изменениями дожила до наших дней.

[…] 

Так была окончательно сформирована жилищная политика тридцатых-сороковых годов. Государство заявило, что оно берет на себя решение жилищных проблем граждан, и не только не оказывало содействия гражданам в их попытках самим решать свои жилищные проблемы, но и препятствовало в этом.

Совсем комичными выглядят такие факты, когда фантазии коммунистов о «социальном жилище» и «коммунах» врезались в стену реальности, т. е. невозможность реализации, что приводило к ухудшению жилищных условий. Это не только недосдача жилья, невыполнение требований по заселению «трудовых элементов», но и промахи на планировочной стадии. «Под общежития предполагалось отвести 12% жилого фонда, но в реальности этот показатель составил 72%». ({{32}}) Несмотря на постановление Моссовета 1934 года, запрещавшее строительство бараков в столице, к 1938 году их число увеличилось с 5 тысяч ещё на 225. ({{33}}) Первая и вторая пятилетки планировали улучшить обеспечение людей жильём, но в исполнении привели к сильному сокращению этого показателя. ({{34}}) Санитарная норма устанавливалась в размере 8,25 м², но она нигде не соблюдалась. ({{35}}) Впрочем, впоследствии местным властям разрешалось понижать нормы до 5–6 м² с гарантией последующего восстановления нормы. ({{36}}) Но и эти нормы редко где выполнялась (см. таблицы ниже).

Фактически по советским же санитарным нормам (причём даже сниженным) большинство строившегося в довоенном СССР жилья вообще не считалось жильём. А то, что считалось, являлось жильём для «верхов».

А всё потому, что реальная картина обеспечения населения жильём выглядела так ({{37}}) (данные русского эмигранта Прокоповича):

Источник: Прокопович С.Н. «Народное хозяйство СССР», 1952

Впрочем, данные русской эмиграции по жилой площади кажутся оптимистичными. Вот что секретно докладывали ({{37-2}}) советскому руководству в ЦСУ СССР после войны:

Источник: Прокопович С.Н. «Народное хозяйство СССР», 1952

Куда делось всё построенное за две пятилетки жильё (смотрим на первую колонку), неизвестно. Фактически такой отчёт сказывался очень негативно на оценке работы Кагановича, но по этому отчёту норма расселения по стране в 1940 года была выше ({{38}}), чем указана выше в таблице (5.3 кв. м. против ок. 4.0). То есть в чём-то этот отчёт был даже оптимистичным (хотя и не укладывается, как же при меньшей жилищной площади норма расселения оказалась выше). Впрочем, и Прокопович, как известно, опирался на советскую статистику: например, по книге «Итоги выполнения первого пятилетнего плана развития народного хозяйства Союза ССР» ({{39}}) жилой фонд в городах СССР 1929 года составлял 166,96 млн м², в 1932 году — 185,06 млн м², что явно коррелирует с его данными. А вот данные Росстата почти не соотносятся с данными Прокоповича ({{40}}):

Источник: Российский статистический ежегодник, 2007 г.

Такие серьёзные разночтения — это очень любопытный факт. Подозреваю, что подобное есть и в других областях «сталинского чуда». Куда пропадают миллионы квадратных метров жилья то у Росстата, то у эмигрантов, то у советских статистиков — совершенно непонятно, и это предмет отдельного разбора. Прокопович выводит ({{41}}) такую цифру капиталовложений Советов в жилищное строительство (в млрд рублей и млн м²):

Источник: Прокопович С.Н. «Народное хозяйство СССР», 1952

Цифры кажутся немаленькими — если не смотреть на общий объём капиталовложений. А они были такими: в первую пятилетку — 50,5 млрд рублей, во вторую — 133.4 млрд рублей ({{42}}). Таким образом, в первую пятилетку на жилищное строительство выделялось около 8% средств, а во вторую — около 7%. При этом двукратное (в абсолютных величинах) увеличение финансирования позволило ввести лишь на 14% больше жилья.

Нежелание советской власти заниматься жилищной проблемой привело к такому парадоксу, что с жильём на селе дело обстояло лучше, чем в городе. Этому также способствовала и форсированная индустриализация, и дореволюционная обстановка в этой сфере.

Несколько иначе происходило благоустройство советской деревни, изначально не испытывавшей столь острой жилищной нужды. Традиционно практически каждая крестьянская семья владела отдельным домом, где совместно проживали представители нескольких поколений и где у каждого из них существовала реальная перспектива отселения, а следовательно — обретения собственного жилья. В условиях пореволюционной России крестьянство в целом сумело сохранить это положение. ({{43}})

Оценивая положение с жильем в сельской местности, где семья традиционно занимала отдельный дом, подчеркнем, что оно крестьянством в общем-то было закреплено, а кое-где — по преимуществу на лесистых территориях — и улучшено благодаря самовольной вырубке. ({{44}})

Вывод

Что же мы увидели? А мы увидели, — и это самое главное — что советская власть при Сталине не могла и не желала обеспечить население жильём, а обещания, причём достаточно скромные, так и не стали реальностью. Как ни парадоксально, но жить на селе было в жилищном плане удобнее, чем в городе. Большинство населения жило в бараках и землянках, а показатель м²/чел. лишь падал, в то время как номенклатура и советское чиновничество жило во вполне себе человеческих условиях — в т. н. «сталинках», «домах советов» и «нестандартном жилье». И это уже не говоря о том, что я даже не коснулся вопросов водоснабжения, канализации, электрификации — а с этим всё было очень туго.

То есть никоим образом нельзя говорить о том, что Сталин ставил себе цель обеспечить людей жильём. В результате его действий к началу войны жилищная проблема стояла намного острее, чем к концу НЭПа, и что самое ужасное — жилищные условия населения не соответствовали даже скромным советским санитарным нормам.

Список источников, использованных при подготовки статьи.