Нации, которым никогда не приходилось бороться за свою свободу, можно пересчитать по пальцам одной руки.
Независимость почти всегда добывается большим трудом и большой кровью. Иногда, конечно, распадается какой-нибудь Советский Союз и скороспелую независимость выдают обалдевшим народам прямо в беловежской бане, но такое случается раз в столетие — да и то, разве не за эту взятую в кредит свободу сейчас расплачивается уже совсем другое поколение?
Поговорим про самый хрестоматийный пример борьбы за освобождение — про ирландцев. Наверное, никому в мире не пришлось в этом смысле тяжелее, чем им. Ирландии не повезло оказаться рядом с самой опасной империей планеты, и она заплатила за это несчастливое соседство очень дорого. Несколько веков кровопролитного сопротивления жестокой колонизации — это вам не подписи трех разомлевших партийных функционеров под одной бумажкой. Неприятности поляков, которые до сих пор считают себя распятым Христом Европы, — просто целомудренная лёгкая эротика по сравнению с ирландским ультрахардкором.
Окончательно Ирландия досталась англичанам в эпоху Тюдоров, в XVI веке (до этого существовало лордство Ирландия, но оно не охватывало весь остров). Тогда же начался английский навал — пошла колонизация отдельных ирландских земель, в частности, Ольстера. Но по-настоящему два народа столкнула лбами Реформация.
Британские монархи порвали с Папой Римским и создали своё особое христианство — без блэкджека, зато с монархом во главе церкви. Страна раскололась на протестантов-англикан (большинство) и католиков (незначительное меньшинство). Дело усугубляла политическая нестабильность: на трон попадали то венценосные католики, то не менее венценосные протестанты. Окончательную победу англикане одержали по итогам Славной революции с воцарением Вильгельма Оранского (в располосованных заградительными заборами городах Северной Ирландии до сих пор действует Оранжевый Орден, что-то вроде масонства для протестантов-лоялистов).
Ирландцы, чуть ли не первые католики в этой части света, упорно продолжали придерживаться своей веры, которая теперь подвергалась всяческой дискриминации и сама по себе превращалась в вызов трону. Воспользовавшись политической нестабильностью времен Английской революции, местные жители подняли восстание. Поводом для мятежа стало нарушенное обещание короля — Карл I (филокатолик, кстати) посулил ирландцам религиозные свободы, но не дал, хотя гэлы поддержали его в гражданской войне деньгами. Позднее король все же договорился со своими ирландскими подданными, но к тому моменту он уже бесповоротно проигрывал в гражданской войне пуританам-республиканцам под командованием Кромвеля.
В 1649 году шотландцы продали короля его врагам. Монарху отрубили голову. Англию объявили республикой, Кромвеля отправили карать Ирландию. Лорд-протектор принялся за вторичное завоевание с таким рвением, что ирландцы до сих пор воспринимают его примерно как евреи Гитлера. В ирландском языке даже есть особое, самое страшное проклятие — «mallacht Chromail ort», что-то вроде «пусть с тобой поступят как Кромвель с Ирландией».
Ирландцы приготовились встречать Кромвеля с оружием в руках, но у него была закаленная в боях армия — опытная, фанатичная и дисциплинированная. Англичане взяли несколько крепостей, поголовно перебив гарнизоны и всех пойманных католических священников. В Уэксфорде просто резали всех подряд.
Но дело было не только в вере. Солдаты шли в Ирландию не только карать еретиков, но и перераспределять собственность. Английская революция была буржуазной, а что нужно буржуазии? Перераспределение собственности от аристократии в свою пользу. В Англии землю отбирали только у некоторых католиков, а в Ирландии — у всех поголовно. Местных гнали в безлюдный и малоосвоенный Коннахт, их скот и пашни раздавали бойцам Кромвеля. По принятому британским парламентом акту о поселениях, к 1654 году большая часть ирландцев должна была освободить свои земли для английских колонистов и уйти в Коннахт. Нарушителям грозила смертная казнь. Бунтарей и отдельных священников депортировали в колонии Карибского моря на правах полурабов (забавный, кстати, момент, который абсолютно не отрефлексирован в американском аболиционистском мифе — на ирландских рабов был неплохой спрос). Часть населения бежала в католические регионы — Францию и Испанию.
За время правления Кромвеля число ирландцев сократилось почти в три раза — с полутора миллионов человек до 600 тысяч. Зато прибавилось 150 тысяч поселенцев-протестантов, приехавших из Англии за дармовой землей.
Но тут случилась реставрация монархии. Сын казненного короля велел выкопать тело Кромвеля, повесить останки за государственную измену, потом отрубить им голову, водрузить мощи на шест, а шест установить возле Вестминстерского дворца (потом голову украли, и она до 1960 года хранилась в чьей-то коллекции). Вскоре началась Славная революция — ирландцы (выжившие) поддержали в ней католика Якова II против протестанта Вильгельма Оранского. Ирландия превратилась в базу последнего короля-католика в истории Британии, там же произошло и решающее сражение — битва при Бойне, в которой сошлись католическая и протестантская армии, причем на стороне Якова воевали в основном ирландцы.
Армия Якова проиграла, но не была разбита. Она отошла в Лимерик, где ирландцы готовились отражать нападение, однако Яков решил отказаться от борьбы и бежал во Францию. Его сторонникам это не то чтобы очень понравилось — в Ирландии он получил обидную кличку «Джеймс-Дерьмо» (James the Shit).
Поражение католиков и победа оранжевых означали для ирландцев новый раунд хождения по мукам — а ведь некоторое время казалось, что потерянное при Кромвеле удастся вернуть. Оставшиеся у местных земли были конфискованы в пользу короны и затем проданы англиканам. Ирландцев больше не убивали и не продавали в рабство — всё это сменила жестокая политика, известная под общим названием The Protestant Ascendancy. Это была многогранная политическая, культурная и экономическая стратегия подчинения мятежного региона, на реализацию которой у англичан ушло два столетия.
В первую очередь католиков и протестантов (не англикан) целенаправленно дискриминировали, искусственно формируя англиканскую элиту. Весь XVIII век один за другим выходили законы, ограничивавшие ирландцев в правах. Эти Penal Laws действовали всё столетие, но некоторые сохранились до 1920 года.
Католикам запрещалось работать на государственной службе, вступать в брак с англиканами, служить в армии, участвовать в выборах, получать образование за границей, учиться в некоторых колледжах, наследовать имущество англикан, покупать землю (разрешалось только брать в аренду), заниматься юридической практикой. Католические церкви позволялось строить только из дерева (ни в коем случае не из камня) и только вдали от основных дорог. Экспорт местных товаров ограничили.
Хотя в Ирландии сохранился парламент, в нем заседали только англикане-лоялисты. В результате британской политики ирландцы уже к концу XVIII века оказались выброшены на задворки жизни — 90% всей земли в стране принадлежало завоевателям и коллаборационистам. Восточные европейцы, которые стонут про гнёт (не будем показывать пальцем, но это поляки и украинцы), не видели настоящего европейского гнёта. Как выглядело бы обращение русских с поляками по британскому образцу: половину Польши заселяют русские православные колонисты, конфискованные владения католической шляхты достаются русским дворянам, местных лишают права голоса и переселяют куда-нибудь на Пинские болота. Сейм бережно сохранён, но там сидят исключительно православные русские и православные бывшие католики. Шляхте строго-настрого запрещено занимать государственные должности. Католические церкви можно строить — из спичек и желудей, в лесу, но не ближе километра от опушки. Англичане знают толк в угнетении.
Разумеется, ирландцы только и ждали удобного момента, чтобы восстать, хотя в конце XVIII века некоторая часть ограничений была отменена. В прошлый раз они пытались воспользоваться двумя гражданскими войнами в Англии. В этот раз удачной возможностью выглядели Революционные войны на континенте. Французская революция 1789 года породила целую волну всевозможных войн, и бойня потом практически не прекращалась следующие четверть века. Воспользовавшись тем, что англичане отвлеклись, а также заручившись поддержкой революционной Франции, ирландцы в 1798 году вновь устроили мятеж. В отличие от предыдущих восстаний за смягчение религиозной политики и прекращение дискриминации это было вдохновлено примером американской и французской революций: конечная цель — независимая республика Ирландия. Как это часто бывает, от имени угнетенных стали говорить люди, представлявшие себе угнетение в основном по книжкам. За восстанием стояла организация The Society of United Irishmen. На первом собрании этой революционной ячейки выяснилось, что все её лидеры — протестанты, либо пресвитериане, либо англикане. Самым видным из них был Вольф Тон — англиканин и республиканец. Позднее к Обществу объединенных ирландцев примкнул один из самых родовитых жителей острова, депутат парламента лорд Эдвард Фицджеральд. Достаточно сказать, что его отец был единственным на тот момент ирландским герцогом. Двоюродным братом Фицджеральда был легендарный Чарльз Джеймс Фокс — знаменитый «вечный оппозиционер» и лидер вигов-радикалов, успевший недолго побыть министром иностранных дел Британии.
«Объединенные ирландцы» решили заручиться поддержкой французов, которые тогда как раз воевали с англичанами. Англичане, к слову, не оставались в стороне и поддерживали бежавших из Франции роялистов. В Париж был послан Вольф Тон, и он встретился с рядом французских военачальников, включая и Наполеона. Французы согласились помочь, отправив 15-тысячный отряд Лазара Гоша. Однако погода стояла настолько отвратительная, что французы то попадали в бурю, то тонули, и в итоге флот заблудился, рассеялся и распался. Уцелевшие корабли поодиночке стали возвращаться обратно. Англичане так хохотали, что даже увековечили неудавшийся французский десант в карикатурах.
Ирландцы решили начинать восстание, не дожидаясь новой экспедиции французов. Тем более что в «Объединенных ирландцах» было достаточно английских информаторов. Молодой барристер Фрэнсис Мэган сдал английским властям лорда Фицджеральда, за что получил очень хорошее вознаграждение — на нынешние деньги полученная им сумма составляла полтора миллиона фунтов стерлингов.
Часть лидеров восстания схватили еще до его начала. Фицджеральд, который сильно болел, оказал вооруженное сопротивление, был ранен и вскоре умер. Тем не менее мятеж все же начался. На острове высадился отряд французов под командованием генерала Жана Юмбера — всего тысяча человек, но скоро это число увеличилось за счет местных ирландских добровольцев. Восставшие нанесли британцам несколько поражений и захватили город Каслбар, провозгласив его столицей республики Коннахт. Однако просуществовала она всего полторы недели: вскоре подошли основные силы англичан. Мятежников разбили, Юмбер попал в плен.
Английская карикатура, изображающая Ирландскую экспедицию французов
В то время Ирландия еще существовала как отдельное королевство, главой которого был британский монарх. Но после восстания британцы решили окончательно включить остров в состав Британии. Тем не менее даже лояльный короне ирландский парламент долгое время отказывался одобрить акт об унии (и упразднить таким образом сам себя). Между 1800 и 1803 годами в Ирландии неимоверно увеличилось количество пэрств: маркизы, виконты, графы и бароны сыпались, как из рога изобилия. Так ирландских парламентариев отблагодарили за то, что они все же одобрили унию. Георг III, к слову, обещал покончить с дискриминацией католиков в Соединенном королевстве (но в очередной раз обманул: хитрые англичане заявили, что эмансипация католиков — это нарушение коронационной клятвы монарха о поддержке англиканской церкви). В итоге эмансипация католиков была отложена почти на 30 лет, до 1829 года.
В середине XIX века ирландцев постигло новое несчастье. Всего за два года случились три неурожая картофеля, что привело к голоду, известному также как Великий голод. Британское правительство оказывало бедствующим небольшую помощь, нанимая разорившихся ирландцев (которые в подавляющем большинстве были арендаторами, а не собственниками земли) на общественные работы, но не отменило экспорт зерна из Ирландии (с зерном был полный порядок, голодным его хватило бы с лихвой). Сильнейший голод, эпидемии опасных болезней, разорение арендаторов — всё это привело к массовому бегству из страны. За пять лет население острова сократилось на 1.5 млн человек (из 8 млн.!). Часть ирландцев погибла от голода и болезней, остальные бежали в Америку. Это огромная цифра: представьте, что в современной России с 2011 года стало на 25–30 млн человек меньше.
На волне европейской «Весны народов», как раз совпавшей с голодом, младоирландцы попытались поднять восстание в одной из деревень, но быстро были разбиты.
Хотя самые вопиющие дискриминационные законы к середине XIX века в основном отменили, положение ирландцев все равно оставалось печальным. Однажды выпав из капиталистического процесса они уже не смогли в него вписаться. Католикам веками запрещали владеть землей, и землевладельцами становились либо англичане и шотландцы, либо ирландские англикане. Рост населения только усугубил нищету. Голод или не голод, но ирландцы продолжали массово бежать в США. Ирландия — едва ли не единственная европейская страна, которая в цивилизованном XIX веке потеряла половину своего населения. К началу XX века на родине осталось всего 4 млн ирландцев.
Эмигранты образовали крупную диаспору в США. Оставшиеся продолжили борьбу. В 70-е годы зародилось движение за ирландскую автономию, в русском переводе превратившееся в ужасно звучащее слово «гомруль» — от английского home rule, «самоуправление». Гомрулевцев вдохновлял пример Канады, за несколько лет до этого получившей автономию. Лидером движения был Исаак Батт — один из отцов ирландского национализма. Как и большинство образованных и богатых ирландцев, Батт исповедовал англиканство.
Вскоре в движении оформились два крыла: Батт и его последователи, в основном англикане, выступали только за более широкие права Ирландии, радикалы — в большинстве своем католики — требовали настоящей автономии. При этом радикалов возглавлял не католик, а еще один англиканин — Чарльз Парнелл.
Тогда же началось так называемое кельтское возрождение. Ирландские интеллигенты создали специальную Гэльскую лигу для сохранения ирландской культуры и языка. Как это часто бывает в подобных случаях, не обошлось без изрядной доли абсурда. Например, членам Гэльской атлетической ассоциации, которая должна была развивать исконно ирландские виды спорта, запрещалось играть в футбол, регби, крикет и прочие английские игры. Вместо этого они играли в гэльский футбол (смесь обычного футбола и регби) и гэльский гандбол (насчет гэльского крикета ничего не известно).
С гэльским языком произошло то же самое. Это был исключительно сельский язык, в городах говорили на английском. Как и всякий сельский язык, он имел множество диалектов, из-за чего выходец из одного региона часто не мог понять выходца из другого. А поскольку Ирландия была частью Британии, в школах там преподавали на английском. В общем, несмотря на насаждение гэльского уже в годы независимости (вплоть до запрета английских вывесок в отдельных районах) сейчас это реликтовый язык, на котором говорят в быту только в нескольких самых отдаленных сельских областях Ирландии.
В 1914 году — после трех десятков лет парламентской борьбы — англичане наконец одобрили акт о гомруле и пообещали предоставить Ирландии автономию после войны. Но к тому моменту радикалы уже и слышать не хотели о самоуправлении, они требовали исключительно полной независимости.
Самым известным радикалом XIX века был Иеремия О’Донован. Он родился еще в 30-е годы и застал Великий голод подростком. Англичан он ненавидел и активно включился в создание тайных обществ. Кроме того, О’Донован основал совершенно погромный журнал, в котором призывал читателей бить англичанку везде и всюду. Англичане оценили слог и оформили Иеремии пожизненное заключение за государственную измену. В тюрьме он провел 5 лет, а потом был помилован и отправлен в США под обещание никогда больше не возвращаться в Ирландию.
В США О’Донован присоединился к братству фениев — подпольным радикальным организациям ирландцев, своего рода прото-ИРА. Кроме того, он снова начал выпускать погромный журнал, рекомендуя применять для борьбы с английской оккупацией пулю и динамит.
У американских фениев даже родился космически хитрый план — напасть на Канаду, чтобы поссорить Америку и Англию. А дальше, конечно, начнется война, и ирландцы под это дело поднимут восстание. Ирландские боевики были люди серьезные и не шутили — они совершили несколько вылазок, вошедших в историю как ирландское нашествие на Канаду.
Что интересно, им действительно удалось испортить отношения между США и Канадой — канадцы подозревали, что американские власти покрывают фениев в отместку за негласную поддержку конфедератов в гражданской войне.
В 80-е годы фении провели так называемую динамитную кампанию, взрывая бомбы в британских городах. Главными целями террористов были не люди, а скорее объекты инфраструктуры, ассоциировавшиеся с государством. Во всяком случае, взрывы не приводили к гибели прохожих (всего несколько случайных раненых).
В последние 20 лет жизни О’Донован не занимался политической деятельностью. Он умер в 1915 году в возрасте 83 лет. Его тело позволили захоронить на родине. В Ирландии мертвого борца встречали как героя, устроив похороны национального масштаба. Именно на траурной церемонии поэт Патрик Пирс, будущий лидер Пасхального восстания, произнес свою знаменитую речь.
Пусть прежде, чем мы зароем здесь бренное тело О’Донована Россы, один из нас воспоет этого доблестного человека и — один за всех — опишет ту мысль и ту надежду, которые переполняют нас у его гроба. Пусть лучше я, чем другой. Я, не кто-нибудь из тех седых стариков, которые были рядом с ним молоды, делили с ним труд и муки. Я говорю здесь от имени нового поколения, вновь обращенного в веру ирландских националистов, взвалившего на себя крест служения нашим целям. Вот мой призыв: здесь, у могилы нераскаявшегося ирландского националиста, мы обновим наши крестные клятвы; здесь, у могилы этого непобедимого и непобежденного человека, мы попросим у Господа, каждый для себя одного, того неколебимого упорства, той высокой и благородной храбрости, той несгибаемой внутренней силы, какая была у О’Донована Россы.
Клянемся, как клялся он, быть ирландцами и только ирландцами. Мы, ирландские добровольцы, и вы, наши соратники в борьбе — мы связаны вместе, и должны вместе стоять за свободу Ирландии. А свободу мы знаем только одну: ту, за которую воевали наши предшественники. Не станем осквернять дело поколений усопших ирландцев и искажать смысл их борьбы.
Мы стоим у гроба Россы не в горе, но в восхищении: нам посчастливилось знать этого храброго сына Ирландии. Святому и хорошему делу служат святые и хорошие люди. О’Донован Росса был хорош — хорош в своей гордой мужественности, хорош в своей ирландской силе, ясности и правде. И вся эта благость, вся эта гордость, вся эта сила — всё потрачено на скромную и простую службу Ирландии. Он был свят и прост, как были просты и святы другие патриоты до него. Он один ясно различал впереди Ирландию, за которую мы теперь боремся — не только свободную, но и ирландскую, не только ирландскую, но и свободную.
Мы сейчас ближе к нему духом, чем когда бы то ни было, ближе к тем живым и мертвым его соратникам, которые вместе с ним гнили в английских тюрьмах, ближе к тем нашим друзьям, которые и сейчас там гниют. Мы говорим за себя и за них. Мы клянемся в верности Ирландии, которую любим. Мы клянемся ненавидеть английскую власть. Это место упокоения мертвых, и здесь подобает смирять ярость. Но я верю, как верил О’Донован Росса, что христианская вера означает ненависть к злу, ненависть к неправде, ненависть к угнетению, войну против них. Наши враги сильны, хитры и осторожны. Пусть: на нашей стороне Господь — его попущением в сердцах наших мальчишек вызрели семена, которые заронила молодежь других поколений. Сегодня посеянное бойцами прошлых восстаний даст урожай. Пусть губернаторы и короли страшатся жатвы! Жизнь рождается из смерти, и из могил патриотов встают живые нации. Защитники этого королевства, тайные и явные, неплохо потрудились. Они думают, что смирили Ирландию. Они думают, что половину из нас смогли купить, а вторую — запугать. Они думают, что все предусмотрели. Глупцы, глупцы… Глупцы! Они оставили нам нашего националиста. Пусть мертвым, но пока такие кости лежат в ирландской земле, в несвободной Ирландии не будет мира!
Молодой Патрик Пирс попал в ирландский национализм очень рано. Его отец был англичанином, а мать — ревностной католичкой, помнившей Великий голод. Под влиянием отца Пирс увлекся политикой и начал поддерживать одного из лидеров движения гомруля Чарльза Парнелла.
Пирс был убежден, что англичане пытаются вытравить все ирландское из школьной системы образования. Он увлекся идеей создания частной школы в духе гэльского национализма и несколько раз ездил в США, рассчитывая получить финансирование у диаспоры. До поездки в Америку Пирс придерживался умеренных взглядов, хотел ирландской автономии, но знакомство с эмигрантами, настроенными гораздо радикальнее, изменило его взгляды. Вскоре он стал сторонником не только полной независимости, но и вооруженной борьбы.
После возвращения на родину Патрик Пирс занялся созданием «Ирландских добровольцев», военизированной организации, прямого предка ИРА. Фактически это была подпольная армия: каждый член в обязательном порядке отчислял часть своих доходов на общее дело. На эти деньги нанимались профессионалы, которые инструктировали и обучали добровольцев стрельбе и прочим необходимым для защиты ирландской нации навыкам. Добровольцы действовали в связке с различными ирландскими национальными организациями, от Гэльской лиги до ирландских скаутов-фениев.
С началом Первой мировой в движении произошел раскол. Часть активистов поддержала Британию, другая часть продолжила готовиться к вооруженной борьбе. По мере того как конфликт затягивался, силу набирали сторонники радикальной борьбы. К тому моменту и сама Ирландия оказалась на грани раскола (в конце концов он случился). Вражда длится до сих пор. Речь о юнионистах Северной Ирландии и собственно ирландцах-католиках: север Ирландии еще в кромвелевские времена был заселен английскими колонистами, и они во враждебном окружении превратились в больших лоялистов, чем сам английский король. Противостояние между севером и остальной Ирландией усиливалось и из-за религиозного раскола. Юнионистам даже удалось перед войной провалить один из актов о гомруле. К началу Первой мировой все стороны уже готовы были биться насмерть, но война несколько отсрочила схватку.
Лояльность ирландцев заметно пошатнулась после того, как правительство решило призывать их на фронт («как землю — так проклятые католики, а как умирать в окопах — так британские подданные»). Война в Европе превращалась в бессмысленное топтание в крови и грязи. Ирландцы просто не понимали, за что им тут воевать. У Йейтса про это есть прекрасное стихотворение от лица летчика-ирландца с характерными строчками: «Those that I fight I do not hate / Those that I guard I do not love».
Радикалы, даже оставшись в меньшинстве, не прекращали подготовку восстания. Момент выдался удачный: британские войска сидели в окопах на континенте, немцы готовы были предоставить военную помощь. Переговоры с Германией вел сэр Роджер Кейсмент, успевший немало послужить британцам на дипломатическом поприще. Во многом именно его работа по обличению злоупотреблений в бельгийском Конго вызвала общественный резонанс, заставивший бельгийского короля уступить. Позднее Кейсмент занимался расследованием злоупотреблений в Перу и получил в награду рыцарский титул.
И вот этот человек сразу после отставки примкнул к ирландским националистам. Сам Кейсмент по рождению был англиканином, но за день до своей казни перешел в католичество в знак признательности и любви к Ирландии.
Кейсмент предложил немцам помочь ирландцам оружием и боеприпасами и обещал обеспечить высадку экспедиционного корпуса. По мысли руководителей восстания, мятежные ирландцы отвлекли бы основные силы англичан, позволив германцам беспрепятственно высадиться на западном берегу острова. Немцы покачали головами и пообещали выделить оружие, хотя и меньше, чем хотелось бы. Корпус они посылать отказались, сочтя идею обреченной на провал.
Однако англичане — лучшие разведчики в мире, о поездке Кейсмента они прекрасно знали. Сразу после возвращения в Ирландию (на немецкой подлодке, между прочим) сэр Роджер был арестован. Корабль с немецким оружием британцы тоже перехватили. Понимая, что начинание потерпело крах, лидеры революционеров решились на безнадежный мятеж, надеясь успеть прежде, чем их арестуют. Они успели: 24 апреля 1916 года началось Пасхальное восстание, обреченное на провал. Восставшие имели около тысячи человек. Оружия не хватало, артиллерии не было. Мятежникам удалось захватить здание почты, где Патрик Пирс зачитал декларацию независимости Ирландии. Однако они не могли удержать даже несколько захваченных зданий. Подошедшие через пару дней английские войска начали с артобстрела — погибли в основном гражданские. Меньше чем через неделю повстанцы сдались.
1/3 Уличные баррикады в Дублине во время Пасхального восстания 24 апреля 1916 г.
2/3 Британские солдаты за укрытием из бочек во время восстания в Дублине
3/3 Выгоревший остов здания почты, штаба восставших, после удара британской артиллерии
Шансы были бы чуть больше, если бы к восстанию присоединились в остальных частях страны. Однако один из лидеров «Ирландских добровольцев», Оуэн Макнейл, изначально не верил в успех мятежа, и как только узнал, что затея с немецкой помощью потерпела крах, отрекся от безнадежного восстания и приказал всем остальным повстанцам за пределами Дублина не участвовать в бессмысленной авантюре.
Большую часть лидеров восстания казнили. Имон де Валера, командовавший одним из отрядов, избежал смерти как американский гражданин. Впоследствии он стал одним из главных ирландских политиков ХХ века — 16 лет провел на посту премьер-министра и ещё 15 — на посту президента независимой Ирландии.
Хотя восстание и было абсолютно бессмысленным с практической точки зрения, жесткая реакция англичан сделала казненных мучениками и национальными героями. Ирландцы до сих пор устраивают в канун Пасхального восстания парад с участием главных политиков страны.
Мятеж привел к взрывному росту популярности ранее неприметной партии Шинн Фейн. Хотя она и не была причастна к восстанию, ходили слухи, что это ее рук дело. Дополнительной популярности партии придавало и то, что многие рядовые участники мятежа примкнули к ней после освобождения. Тем временем попытки от греха подальше ввести в Ирландии гомруль натолкнулись на сопротивление британских консерваторов. На всеобщих выборах Шинн Фейн получила подавляющее большинство собственно ирландских голосов (до того ирландцы голосовали за умеренную Парламентскую партию).
На волне этой огромной поддержки националисты из Шинн Фейн в одностороннем порядке собрали ирландский парламент, провозгласили независимость Ирландии и объявили, что если британские войска немедленно не покинут территорию страны, между двумя государствами начнется война. Было создано правительство Ирландской республики, которое возглавил де Валера.
Само собой, англичане не собирались признавать Ирландию. Началась война за независимость. На этот раз восставшие пользовались огромной поддержкой населения, что позволило сформировать Ирландскую республиканскую армию — знаменитую ИРА. Ольстерские лоялисты в ответ заявили об отделении от Ирландии. Хотя война шла почти три года, обошлось без масштабных сражений — ИРА в основном применяла партизанскую тактику. Это означало, что конфликт затянется надолго. Англичане решили пойти на компромисс и предоставить Ирландии статус доминиона (к тому моменту все развитые британские колонии с белым населением давным-давно имели подобный статус).
Британцы предложили мятежникам договор на своих условиях. Ирландцам предоставлялся статус доминиона (но с условием: Северная Ирландия, в основном населенная лоялистами-протестантами, получит право выхода из состава Ирландии в любой момент). Кроме того, Британия оставляла за собой контроль над ключевыми ирландскими портами.
Подписание договора привело к кризису и расколу в ирландском движении, которое поделилось на убежденных сторонников и непримиримых противников договора. Причем по разные стороны баррикад оказались верные соратники, еще несколько месяцев назад бок о бок сражавшиеся с англичанами. Большинство членов ИРА и сам Имон де Валера выступили против договора, а бывший командующий ИРА и новый премьер доминиона Ирландия Майкл Коллинз — за (вскоре он погиб в перестрелке с бывшими соратниками). Раскол не миновал и Шинн Фейн.
В Ирландии началась гражданская война. ИРА ушла в подполье, а официальной армией стала национальная армия, которую поддерживали, одевали и снабжали англичане. Она была лучше вооружена, но не так многочисленна — сторонников ИРА оказалось больше. Но им не хватало оружия, и борьбу в конце концов пришлось прекратить. Большинство радикалов примкнуло к новой партии Имона де Валера «Фианна Файл», выступавшей за независимость Ирландского свободного государства (новое название доминиона).
В 1937 году в Ирландии была принята новая конституция, которая фактически провозглашала страну республикой. Однако формально остров продолжал считаться британским доминионом. Добиться полной и окончательной независимости ирландцам удалось только в 1949 году — бывшая империя тяжело перенесла Вторую мировую (карточную систему окончательно отменили только в 1954 году, положение европейской экономики первого ряда страна вернула только при Тэтчер). Но демонтировать империю англичанам удалось на своих условиях. Ирландия объявила себя республикой вслед за Индией, но обрела желанную независимость в обмен на два момента: во-первых, граждане Ирландии получили статус, равный статусу граждан Британского Содружества (хотя и покинули его), а во-вторых (и это самое важное), Северная Ирландия остаётся частью Соединённого Королевства, пока её парламент не проголосует иначе. В регионе было примерно поровну католиков и протестантов с небольшим перевесом в пользу последних, но избирательная система обеспечивала лоялистам уверенное большинство. В итоге англичане сохранили за собой самую промышленно развитую часть острова.
Начался новый виток конфликта — 50 лет стрельбы, драк и взрывов. Центр активности вновь воскрешенной и активизировавшейся ИРА переместился в Северную Ирландию. Смертельная вражда между протестантами и католиками спровоцировала войну уличного насилия в 60–70-е годы. Вопрос жизни и смерти в североирландских городах был похож на позднесоветский: «ты с какого района?» (протестантского или католического?). Каждый подросток состоял в той или иной группировке — либо дружил с оранжевыми лоялистами, либо общался с националистами-католиками. В ответ британцы ввели в регионе прямое управление и усилили гарнизоны, что только усугубило ситуацию.
Знаменитое фото: британский солдат ведет пленного католика во время «Кровавого воскресенья», 30 января 1972 г. Тогда британцы застрелили 14 католиков во время марша в г. Лондондэрри, после чего бойцы ИРА объявили, что «убьют столько британских солдат, сколько получится»
Формально конфликт завершился в конце 90-х: между районами возвели огромные стены и организовали логистику так, что католики и протестанты не попадают в чужие районы и не видят друг друга без надобности. Но быть в Северной Ирландии полицейским по-прежнему очень грустно: то оранжевые, то зеленые устраивают очередную массовую драку с полицией. Эта северная версия постсаддамовского Ирака надолго испортила отношения Ирландии и Британии — англичане подозревали, что ирландские власти втайне поддерживают боевиков. Надо сказать, что старая традиция расколов на умеренных и радикалов сохранилось и расцвела: на каждом витке мирного процесса ИРА дробится на сторонников компромисса с одной стороны и всевозможные Самые Истинные Настоящие ИРА с другой.
И все же независимая Ирландия существует.
Вот борьба за свободу — не карнавальное «сходили в баню три номенклатурщика, получилась дюжина независимых государств», а упорная война с самой сильной империей мира. С момента первого ирландского восстания до обретения независимости прошло 308 лет. За эти три века ирландцам довелось вынести кровавые зачистки Кромвеля, полное поражение в правах, колонизацию, чудовищный голод, три крупных мятежа и несколько мелких, войну за независимость, гражданскую войну между бывшими соратниками, огромную убыль населения (оно до сих пор в два раза меньше, чем в 1840 году — беспрецедентный случай).
То ли добытое такой кровью нельзя не ценить, то ли дело в чём-то другом, но Ирландия, которая в 1949 году была нищей аграрной провинцией, откуда в ужасе бежало всё живое, к началу XXI века превратилась в развитую экономику: демократия, грамотные реформы, инвестиции, второе место в ЕС по ВВП на душу населения. Теперь уже не ирландцы эмигрируют в поисках лучшей доли, а европейцы из стран победнее стремятся попасть в Ирландию (хотя кризис 2008 года в числе прочих не пощадил и ирландскую экономику).
Собственно, вот главный урок этой истории: свободы мало добиться — ей нужно ещё суметь воспользоваться. Ирландцы добились и сумели.
