Ранее: часть II
Франция
Как Континентальная блокада повлияла на Европу? Поговорим об этом — начав, разумеется, с Франции. Тут опытный глаз читателя увидит много параллелей с нынешней Россией, однако мы заранее предупредим, что любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми, а также нынешними событиями — абсолютно случайно.
Устраивая Континентальную блокаду, Наполеон не только собирался задушить британскую промышленность — он, прежде всего, стремился «поднять с колен» собственное производство. Надо сказать, что и до Революции, и во время Революции, и примерно четверть века после Революции Франция преимущественно была и оставалась аграрной страной. Промышленность ее была слаба и ориентирована на узкие слои общества — как мы уже говорили, она производила товары либо для богатых, либо для армии.
При этом перед Революцией французские предприниматели в конкурентной схватке вчистую проиграли борьбу своим британским визави, и теперь требовали, чтобы их продукция реализовывалась насильно, директивно. Введение Континентальной системы стало до некоторой степени отработкой заказа спонсоров. При этом никакой модернизации производства не производилось, конкурентной борьбы не было, и покорённые страны никто не спрашивал, чего, собственно, они хотят.
Как это работало? Допустим, Франция произвела совокупно 2 миллиона пар обуви, примерно полмиллиона ушло на армию, еще полмиллиона раскупили в самой стране. Куда девать оставшийся миллион пар? В рыночной экономике это товар списали бы в прямые убытки, а промышленники разорились бы. Здесь же Наполеон директивно указывает сбыть в Голландии или, к примеру, в Италии оставшийся миллион пар. Причём по назначенной самими французскими промышленниками цене. Францию не интересовало, нужна эта обувь каким-нибудь итальянцам или не нужна. Под угрозой штрафов или тюремного заключения — обязаны купить.
Французская армия входит в Берлин. Армия — важнейший инструмент экономики Франции в Наполеоновскую эпоху
Тарле в своём фундаментальном труде «Континентальная блокада» пишет:
Нечего и говорить, что во всякой победе Наполеона французские промышленники видели свою победу, завоевание нового рынка. Они зорко следили за политическими пертурбациями, производимыми императором в Европе, и не упускали момента, чтобы напомнить о себе. Едва окончилась кровопролитная война с Австрией в 1809 г., как уже французский коммерческий мир просит победоносного императора потребовать или даже просто объявить сильное понижение пошлин на французские сукна, ввозимые в Вену, но с тем, чтобы Австрия не пользовалась взаимными милостями во Франции, то же самое сделать с ввозом шелковых материй, с бронзовыми изделиями, ювелирными товарами и т. д.; пошлину на вина установить в размере 30–40 сантимов за литр. Между Аустерлицем и Иеной, весной 1806 г., Лионская торговая палата просит Наполеона «споспешествовать торговым интересам» Франции в тех договорах, которые его величество намерено заключить с германскими государствами.
Самый решительный протекционизм, изгнание чужих фабрикатов — вот альфа и омега идеальной, с точки зрения промышленников, политики<…>
Другая характерная черта умонастроения французских промышленников, в особенности в начале наполеоновского правления, это их стремление к восстановлению регламентации производства, контроля над производством и к усилению «дисциплины рабочих», как они выражались. Сплошь и рядом одну из существенных причин плачевного состояния промышленности (сейчас же после революции, в первые годы Консульства) предприниматели усматривают в том, что дозволено кому угодно выделывать какие угодно товары, что купцам все равно, что распространять в потребительской массе, и они покупают всякий товар, лишь бы подешевле, а «честный фабрикант», хозяин благоустроенной мануфактуры, дорожащий репутацией своей фирмы, остаётся в чистом проигрыше. Между тем падает общий престиж французской промышленности, сокращается из-за этого внешний рынок и т. д. Эти жалобы не прекращаются именно в эпоху Консульства и в первые годы Империи, но раздаются, хотя и реже, вплоть до конца царствования Наполеона (и дальше, при Реставрации).
Знакомо, да? По сути, Наполеон создал ту самую пресловутую командно-административную систему, о которой мы столько слышали в нашем советском прошлом. Производятся кучи костюмов фабрики «Большевичка», а все хотят джинсы «Ливайс», за ними очередь и давка. Полки магазинов завалены обувью «Красного Треугольника», а народ охотится за кроссовками «Адидас». Мы с вами все это проходили. Времена были другими, а психология людей в любую эпоху одинакова. Человеку невозможно директивно приказать покупать то или другое, рынок товаров или услуг надо завоевать с помощью более высокого качества, более продвинутого маркетинга, хорошего сервиса, более продуманной системы логистики… ну, понятно.
Страны, находившиеся под контролем Франции к 1810 году
Таким образом, всех французов и жителей завоёванных или дружественных стран обязали покупать французские товары. Но поскольку даже сами французы, не говоря уже о голландцах, итальянцах, испанцах и немцах, предпочитали своим товарам английские, по всему побережью пышным цветом начала расцветать контрабанда. Естественно, резко возрос спрос на колониальные товары — сахар, кофе, специи и прочее. Если в 1807 году фунт сахара стоил 1 франк, то в середине 1808 года — уже 5 франков. Кофе, стоивший 2 франка, через год стоил 8 франков. Министр внутренних дел Крете докладывал по этому поводу Наполеону, что невозможно понять, как при такой дороговизне ещё находятся покупатели — если не знать, что все эти колониальные продукты сделались предметом ужасающей спекуляции, отчего, конечно, товары не дешевели, а продолжали с неслыханной скоростью дорожать. Никакие таможни, никакие строжайшие запреты не помогали. Контрабанда ширилась и процветала. Весьма симптоматично, что английские купцы получали свои деньги сполна — за все время Континентальной блокады не было ни одного случая, когда за поставленный англичанами товар европейские коммерсанты не расплатились бы.
Помните роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо»? Капитан «Фараона» Эдмон Дантес не брезговал контрабандой. Что он говорит отцу по прибытии в Марсель? «У меня в трюме припрятан контрабандный кофе и чудесный табак; завтра же ты их получишь». И таких ручейков контрабанды были тысячи, а то и десятки тысяч. Одним из центров английской контрабанды стал город Гамбург, куда, к примеру, английский сахарный песок привозили в баржах под слоем обычного речного песка. Эту историю рассказывает начальник таможенной службы Гамбурга, месье Бурьенн. Подлог с баржами раскрыли только в 1811 году, когда департамент по судоходству обратил внимание на повальную смертность грузчиков, которых хоронили с процессиями и катафалками чуть ли не каждый день. Оказалось, что все работяги живы — здоровы, а вот «могилы» на новеньком кладбище в 200 акров — на самом деле обычные схроны, доверху забитые контрабандными сахаром, кофе, табаком, хлопчатобумажными изделиями, обувью и тому подобными вещами.
По самым скромным подсчётам, только через Гамбург всего лишь на 1809 год прошло контрабанды на 8 миллионов франков! Всего же объем контрабандного товара, ввезённого в пределы империи и дружественные страны, в 1809 году оценивали в 240 миллионов франков, а к 1813-му он возрос до 400 миллионов франков! Главную эпитафию Континентальной системе озвучил министр финансов Франции: «Франция теперь потребляет, несомненно, несравнимо меньше колониальных товаров, чем прежде, но платит она за них гораздо больше, и до такой степени больше, что даже абсолютно сумма, истрачиваемая на покупку колониальных товаров, почти та же, что тратилась прежде».
Английская карикатура на Континентальную блокаду
Голландия, Мекленбург, Ганновер, Вюртемберг и Шлезвиг-Гольштейн внезапно сделались великими кофейными державами — они смело лепили на колониальную экзотику свои собственные штампы. Откуда креветки? Из Минска, господа, из Минска, из обширных белорусских морей.
Ну хорошо, скажут некоторые, Наполеон директивно заставлял покорённые страны покупать продукцию французской промышленности. Но, может быть, он скупал и голландские, немецкие и прочие товары для себя, стимулируя тем самым местных производителей? Нет! Наполеон никогда этим не занимался, он не собирался развивать чужие производства. Его главной задачей было расширение рынка сбыта своей собственной промышленности. Например, перед Тильзитским миром только Англия вывозила из России товаров и сырья в общей сложности на сумму 62 миллиона рублей. В 1808 году общий вывоз товаров упал до 30 миллионов. Но что если Франция стала покупать у нас больше? Давайте посмотрим. До Тильзита французская доля в вывозе составляла 3 миллиона рублей. После Тильзита она возросла до 5 миллионов.
Если смотреть в процентах — очень даже неплохо, рост чуть ли не в два раза. Но вот в абсолютных цифрах мы просто потеряли на внешнеторговых операциях что-то в районе 30 миллионов рублей или четверть суммарного годового бюджета. Если в 1806 году мы получали таможенных сборов на 12 миллионов рублей, то в 1808 году — всего на 5.5 миллиона рублей (это притом, что пошлины пришлось повысить, чтобы вообще собрать хоть что-то). Правительство России, чтобы выправить ситуацию, пошло на экстраординарный шаг — впервые за всю историю государства подушной податью (50 копеек с души) обложили и дворян, что чуть не вылилось в очередной дворцовый переворот. Но о России мы поговорим отдельно, и очень подробно, а пока вернёмся к Наполеону.
Из вышесказанного, кстати, следует ещё один вывод. Многие говорят, что это не Франция нападала на другие страны, это другие страны нападали на Францию, а она, обороняясь, расширялась до Лиссабона и Западной Двины. Дескать, так получилось.
Нет, само устройство французской экономики требовало постоянной войны и захватов. Промышленники снабжали армию, которая была одним из главных потребителей товаров, а товарные остатки сбрасывали по завышенным ценам в завоёванные страны. Для расширения производства и увеличения количества товаров требовались новые рынки, где можно было директивно сбывать свою продукцию, покупать которую добровольно никто не желал. Замкнутый круг. Более того, эта схема работает только тогда, когда идут небольшие по продолжительности победоносные войны. Как только война начинает носить затяжной характер, все выгоды сразу же пропадают. Собственно, война в Испании, обошедшаяся французской казне за 5 лет в 3 миллиарда франков, и стала началом конца. Добил же империю неудачный поход в Россию.
Один из эпизодов войны в Испании, 1808 год. Война в Испании оказалась тяжким бременем для французской экономики
Дальше — больше. Запрещая торговые сношения с Англией, Наполеон не подумал о производствах, завязанных на английское сырье. Речь прежде всего о текстильной промышленности. До декрета от 22 февраля 1806 года Франция покупала ежегодно хлопка приблизительно на 20 миллионов франков. В 1810 году посчитали, что она покупает его на 42 865 000 франков (из Бразилии — на 12 миллионов, из Соединённых Штатов — на 14,4 миллиона франков, из Испании — на 2 580 000, из Неаполя — на 3 415 000, из стран Леванта — на 10,5 миллиона). Но запасы хлопка (летом 1810 года) истощаются; что делать дальше? Фабриканты докладывали: никакой закон не может прекратить потребление бумажных материй, следовательно, либо запретительные меры, препятствующие ввозу хлопка, будут отменены, либо контрабанда обогатится, ввозя всё необходимое. В результате «страдает и почти вся французская промышленность, особенно хлопчатобумажная. Французские бумажные материи так дороги вследствие дороговизны хлопка, что это обстоятельство исключает всякую возможность их соперничества с другими на иностранных рынках». Это строки из официального доклада министра внутренних дел графа Монталиве, адресованного лично Бонапарту. Дальше министр добавляет цифр: «кофе вздорожал в четыре раза, сахар — в пять раз, индиго и перец — в три раза, какао — в девять раз, хлопок — в три раза…»
Ладно, чёрт бы с ним, с кофе, действительно, прожить можно и без него, и без сахара. Но что делать с сырьём, которое необходимо для собственных фабрик и заводов? Монталиве пишет: «успехи химии со временем помогут создать продукты, которые отчасти заменят колониальные припасы». То есть вся надежда на теоретический научный прогресс в далёком будущем, а фабрики стоят уже сейчас. Замечу, это не рассуждения дилетанта, это официальный доклад государственного деятеля! Уровень планирования потрясает.
Французская морская торговля с введением Континентальной блокады оказалась под ударом. Теперь за любыми французскими кораблями охотились англичане, но собственное правительство тоже решило внести свою скромную лепту в разрушение морской коммерции. Согласно декретам Наполеона, корабль, заходивший хоть раз в английские или дружественные Англии порты, считался вражеским и подлежал конфискации вместе с товарами и грузом. Хорошо, это понятно. Торговая война есть торговая война. Но дальше Совет по Промышленности и Коммерции задаёт вопрос: а если французский корабль попал в руки англичан, но потом смог отбиться? Наполеон берёт паузу на раздумье, но в конце концов отвечает — если побывал в английских руках, значит всё равно приравнять к английскому. Со всеми вытекающими. Так что арматор Моррель из упомянутого нами романа «Граф Монте-Кристо» — очень рисковый человек. Попади хоть раз «Фараон» на осмотр к английскому дозору — если не уведут в Гибралтар англичане, так заберут вместе с грузом без возмещения французские таможенники. Ну или придётся договариваться (понятно, как).
Сцена из легендарного фильма «Граф де Монте-Кристо», 1954 года. В главной роли Жан Маре. Будущий граф, если верить роману, занимался контрабандой, внося свою лепту в провал Континентальной блокады.
На Средиземном море центром офшорной торговли становятся Гибралтар и Мальта. На Балтике — шведский остров Гельголанд. Последний при местном населении в 3000 человек в 1811 году формально владеет 50 трансконтинентальными торговыми домами и ещё 150 отделениями лондонских купцов. Через Гельголанд на материк под шведской маркировкой ввозится колониальных и промышленных товаров на гигантскую сумму в 180 миллионов франков ежегодно (это ¼ часть французского бюджета, составлявшего в 1804 году 800 миллионов ливров).
Через Неаполь и Испанию во Францию шёл контрабандный хлопок. Естественно, английский. В сравнимых масштабах — 180–200 миллионов франков ежегодно. При этом французские изделия из хлопка стоили дороже и были хуже по качеству.
Голландия вносила свою лепту. Объем контрабанды через неё оценивался в 4.5 миллиона фунтов стерлингов (103 миллиона франков). После 1810 года поток этот снизился на четверть (до 75 миллионов франков).
К 1811 году Континентальная система находилась на последнем издыхании. Первой ласточкой стали указы Наполеона о квотированном приобретении британской продукции в обмен на сбыт в Англии такого же количества французских товаров (так называемая система лицензий). В реальности французские промышленники загружали свои корабли низкопробным гнильем, которое сдавали в английские комиссионки за копейки, и закупали высококачественные английские колониальные или промышленные товары. Таким образом, торговое сальдо было далеко не в пользу Франции.
Здесь важно, что вся блокада оплачивалась из французского кармана, за счёт французских налогоплательщиков. Бюджет Франции недополучал гигантские суммы, которые совокупно оцениваются примерно в 1 миллиард франков. Государство Наполеона смогло закрывать эти бреши в экономике всего три года. Потом, даже с учётом контрибуций и налогов с завоёванных стран, экономика начала трещать по швам.
Почему так получилось? Наполеон хотел «покорить Англию избытком». Он решил, что если английские промышленные и колониальные товары на некоторое время лишатся спроса, то на Альбионе начнётся инфляция. Потом Британия начнёт усиленно тратить золотой запас, её валюта просядет, и она более не сможет финансировать антинаполеоновские коалиции на континенте.
Проблема в том, что если товарное предложение превышает спрос — стране грозит не инфляция, а дефляция. Это тоже довольно неприятная штука, но она переносится гораздо легче. Товары начинают дешеветь, рентабельность производства падает. Это, с одной стороны, приводит к большому товарному предложению, но с другой — к постепенному уменьшению промышленности. Однако весь фокус в том, что дефляцию пережить гораздо легче, чем инфляцию. Да, с одной стороны, возникает безработица, но с другой стороны — деньги становятся дороже, а продукты и товары — дешевле.
Карикатура «Корсиканский тигр в беде». Наполеон в образе тигра прижал к земле «испанских собак». Через речку флегматично курит Голландия (лягушка). Чуть вдалеке видны медведь (Россия), и трехголовый орёл (Австрия), скованные цепью. Медведь говорит орлу: «Пора разорвать наши цепи, брат». Ну а со скал Дувра целится в тигра Джон Буль (Англия)
На Англии мы ещё остановимся в следующей части, сейчас же отметим, что за 1807–1810 годы англичане нашли себе новые рынки сбыта товаров (полностью монополизировав сбыт в Латинской Америке), часть товарного избытка погасили госзаказом (к примеру, в Роял Неви в 1807 году в рацион экипажей был введён кофе — своего рода непрямой кредит для бизнеса). Англия в очередной раз полностью перестроила структуру производства, расширила кредит и так далее.
Что же случилось во Франции и подконтрольных ей странах? Там-то как раз началась инфляция, то есть из-за превышения спроса над предложением деньги обесценивались, а дорожали товары. Последствия высокой инфляции хорошо известны. Это сокращение производства, невыплаты кредитов, рост безработицы, падение уровня жизни. Государство старалось поддержать экономику, но делало это ровно так, как сейчас делается в России — помощь получали в первую очередь те отрасли, которые работали на государство. Это текстильная промышленность, ВПК, химическая промышленность, горнорудная промышленность. Но 85% французского ВВП в ту эпоху составляло сельское хозяйство, и государственные вложения в промышленность не оказывали на благосостояние обычного француза почти никакого влияния.
Проблема инфляционной экономики в том, что жизнь ухудшается сразу (как это было совсем недавно после обвала рубля), а положительные моменты (большая конкурентоспособность местной промышленности, замена импортных товаров собственными аналогами) сказываются только через какое-то время.
Таким образом, именно для рядового гражданина дефляция предпочтительнее, чем инфляция. И уж конечно трудно понять правительство, которое вводит инфляционный режим добровольно, жертвуя уровнем жизни своих граждан ради каких-то призрачных будущих выгод. Естественно, что большинство населения было абсолютно глухо к требованиям императора — недаром в 1810 году 80 процентов потребной Британии пшеницы последняя приобрела во Франции и у её союзников (в Италии, Австрии, России).
Вполне естественно, что в 1811 году экономику наполеоновской Франции поражает кризис — она была паразитической и жила только за счёт внешних ресурсов. Началось все, как обычно, с неурожая 1810–1811 годов, из-за чего сильно взлетели цены на еду. К этому добавилась инфляция, которая мало того что дополнительно повысила цены на продукты, так ещё и заставила закрыться многие предприятия, увеличив безработицу. Это вызвало кризис неплатежей, и, как следствие, — финансовый кризис.
Наполеон не нашёл ничего лучше, как готовиться к новой войне. Именно в этот момент и возникает план вторжения в Россию. Цель — заставить царя Александра отказаться от торговли с Англией (Петербург де-факто не соблюдал блокаду с 1810 года) и заключить выгодные торговые договоры, чтобы выйти из кризиса за счёт русских ресурсов и контрибуций. Планировалось в нескольких приграничных сражениях разбить русскую армию и продиктовать России условия мира.
Чем закончился этот поход — все знают. Наполеона второй раз (после Египта) подвела логистика. Сразу же после того как план разгрома русских армий в приграничных сражениях полетел к чертям, поход из блицкрига на пару-тройку месяцев превратился в скитания полумиллионной армии по России со смутной целью и неясным результатом. Вернее, результат был уже ясен — всем, кроме Наполеона. К концу 1812 года экономический кризис превратился в военный и политический. И к этому результату Францию привела как раз её экономическая модель.
Разгром Наполеона при Березине, зима 1812 года
Был ли у французов шанс выиграть гонку за промышленное лидерство без Континентальной блокады и запретительных мер в экономике?
Да, совершенно точно был. Возьмём ту же Францию — тоже при Наполеоне, только Третьем. Предпосылки для промышленного роста сложились ещё в 1820-х годах. Революция сделала несколько очень важных вещей. Во-первых, она уничтожила сеньоральное право и внутренние таможни. Во-вторых, главной проблемой Франции перед Революцией было перенаселение. Франция была аграрной страной, но сильно зависела от хлеба. Так вот, в революцию крестьян директивными методами заставили сажать не только хлеб, но и другие злаковые, а также картофель. Таким образом, зависимость от хлеба в известной степени пропала, и прокормиться стало легче.
Далее — здесь уже положительные последствия Континентальной блокады — в эру Первой Империи зародилась и сильно развилась французская химическая промышленность. Разумеется, сначала её растили исключительно в интересах армии. Однако к 1830-м деятельность её была переориентирована на создание удобрений для почвы, что резко повысило урожайность (в 1788 году собирали пшеницы «сам пять», а в 1830-м уже «сам пятнадцать»). Среднегодовой темп роста сельского хозяйства с 1820 по 1870 год составил 1.2% в год.
С 1830-й по 1858-й удалось наладить логистику. Сначала она носила прикладную цель — уголь во Франции добывали на Севере, а основные запасы руд находились в Эльзасе и Лотарингии. Соответственно, создание железных дорог удешевило производство стали и чугуна.
Все эти преимущества были у Франции и перед подписанием «договора Идена», с поправкой на эпоху, конечно. Ну а в 1852 году к власти приходит Наполеон III, ученик Сен-Симона, сторонник либеральной теории и поклонник Адама Смита. Первое его детище — это государственный кредит, широкий и — самое главное — дешёвый. Появляются крупнейшие банки, среди которых ныне действующие «Сосьете Женераль», «Креди Индюстрель э Комерсаль» (всем известная Страсбургская группа), и многие другие.
Лионский вокзал. Построен в эпоху Второй Империи, в 1853 году
Затем резко снижаются таможенные пошлины на английские, бельгийские и немецкие товары. В 1863 году сильно уменьшаются, а в 1867 году вообще отменяются акцизы на создание открытых акционерных обществ. В 1868 году создаётся Латинский валютный союз (Франция, Бавария, Италия). В 1870 году рассматривается проект (впервые в Европе) пенсионного обеспечения рабочих, но из-за франко-прусской войны его не успевают реализовать.
Итог — высочайшие темпы роста экономики, серьёзная конкуренция с английским и немецким производством, выход на рынки сбыта в Америке, Африке, Азии, Европе.
При этом, разумеется, неудачная внешняя политика, головокружение от успехов, и, как следствие, — проигрыш Германии в войне. Однако именно экономически Наполеон III совершил чудо, за 8 лет сделав из полуаграрной страны промышленно развитую мировую державу. И для этого не понадобилось никаких запретительных мер, призывов к «импортозамещению» и танцев перед своими промышленниками. Оказалось, что дело не в «свободном рынке», а в грамотном управлении, дешёвом кредите и развитой логистике.
