Ранее: часть третья
Не для того европейцы Россию погубили, чтобы советские устраивали революции в Европе. Немецкие добровольцы учат большевистских дураков уму-разуму, Железный кулак фрайкоров выбивает остатки дури из Коммунистической партии Германии. Четвертая часть сериала о фрайкорах
о середины 1919 года большая часть фрайкоровцев мирилась с социал-демократическим правительством, сотрудничавшим с армией и позволявшим убивать коммунистов. Всё изменил Версальский мирный договор, подписанный 28 июня. Кроме национального позора и унижения, будь то признание единоличной ответственности Германии за развязывание войны или отторжение значительных территорий, для армии Версаль имел и практическое значение. Договор сокращал германские вооружённые силы до 100 тысяч человек. А многие военнослужащие, прежде всего офицеры, понятия не имели, как жить без армии.
«Война еще не освободила их. Война придала им форму, она позволяла пробиться через корку их самым тайным страстям как искрам, она дала смысл их жизни и освятила их жертву. Неукрощенными, неусмиренными были они, извергнутыми из мира буржуазных норм, рассеявшимися, отставшими от своих, которые собирались в маленьких группах, чтобы искать свой фронт. Там было много знамен, вокруг которых они могли собираться — и какие из них наиболее гордо развевались на ветру? Там было еще много замков, которые нужно было атаковать, еще много враждебных орд стояло лагерем в поле. Ландскнехтами были они — и где была страна, которой они служили?», — вопрошал Эрнст фон Заломон.
Сокращение не могло произойти за один день. Во временном рейхсвере в первой половине 1919 года служили 400 тысяч человек. 1 октября началось первое сокращение штатов — в предварительном рейхсвере следовало остаться 200 тысячам человек и многие фрайкоры инкорпорировались в армейскую структуру, заменяя демобилизующихся. Но и предварительный рейхсвер тоже надо было сокращать — к октябрю 1920 года до 150 тысяч человек и к январю 1921-го — до требуемых 100 тысяч. Таким образом, большая часть из 400/150 тысяч фрайкоровцев рано или поздно лишилась бы всяких связей с армией, что для многих являлось личной катастрофой.
Ещё момент. Правящая партия называлась всё-таки социал-демократической, с традиционной опорой на рабочий класс и профсоюзы. И когда социал-демократическое правительство топило в крови рабочие выступления, то явно не повышало свою привлекательность для ключевого электората. Уже летом усилились голоса слева. Министр рейхсвера Густав Носке отказался в июне от силового подавления очередной массовой забастовки в Берлине с помощью Гвардейского кавалерийского стрелкового корпуса.
Это задело фактического командующего корпусом майора Вальдемара Пабста1. Сначала он хотел предложить Носке действовать сообща, чтобы в итоге сделать министра рейхсвера диктатором. Получив отказ, Пабст решил самостоятельно свергнуть республику и ликвидировать парламентский режим. Приурочив путч к очередной левой демонстрации, самопровозглашённый майор уже было ввёл в Берлин войска, но его осадили более высокопоставленные фрайкоровцы — генералы Лютвиц и Меркер — отправив Пабста в безвременный отпуск. Но общий ход мыслей командиров добровольческих корпусов ситуация иллюстрирует хорошо.
31 июля Национальное собрание в Веймаре приняло демократическую конституцию, которую рейхспрезидент Эберт подписал 11 августа. Германия официально стала демократической республикой, советский проект в общегосударственном масштабе окончательно провалился. Регионы страны более-менее замирили, а потому осенью 1919 года началось расформирование отдельных фрайкоров или включение их в состав вооружённых сил или полиции.
Все эти причины побудили правых действовать уже против того правительства, которое они недавно защищали. В октябре 1919 года создана «Национальная ассоциация» (Nationale Vereinigung), призванная объединить «национально мыслящие силы». Инициатором создания ассоциации выступил Пабст, туда же он привлёк бывшего генерал-квартирмейстера Эриха Людендорфа и действующего главу Восточнопрусского земельного банка, бывшего сопредседателя прокайзеровской Немецкой отечественной партии, активной в последний год войны, Вольфганга Каппа. Люди влиятельные, они наладили контакты с прочими правоконсервативными клубами, руководством правоконсервативной НННП и праволиберальной Немецкой народной партии (ННП), промышленниками и, что самое главное, военными. В итоге к заговорщикам присоединился военный комендант столицы и начальник I Генерального командования рейхсвера генерал пехоты Вальтер фон Лютвиц2. Фактически именно он с этого времени перехватил нити управления заговором.
Определённые надежды связывались со смертью Гуго Гаазе, но социального взрыва осенью 1919 года не произошло. 13 января 1920 года перед Рейхстагом во время обсуждения парламентариями рабочего законодательства произошло побоище между левыми демонстрантами и полицией. Финал — смерть 42 человек. Однако власти снова удержали ситуацию под контролем, и январский инцидент так и остался неприятным воспоминанием, а не сигналом к возобновлению гражданской войны. Лидеры заговора, а с ними и многие фрайкоры, ждали выгодного момента, но тот никак не хотел наступать. Тогда глава заговора Лютвиц решил спровоцировать такой момент.
В начале марта правительство огласило намерение распустить 6-тысячную морскую бригаду Эрхардта, квартировавшуюся под Берлином3. 10 марта Лютвиц ультимативно потребовал от рейхспрезидента Эберта: не распускать бригаду, отменить сокращение армии, распустить Национальное собрание, провести новые выборы в рейхстаг, организовать прямые президентские выборы, отказаться от выдачи союзникам 900 немецких военных преступников. В ответ Эберт предложил Лютвицу отставку по-хорошему с присвоением звания генерал-полковника. Комендант Берлина уходить отказался. Тогда 11 марта министр рейхсвера Носке уволил Лютвица из армии.
Не подчинившись приказу, генерал отправился в расположение 2-й морской бригады, призвав военных свергнуть правительство «Ноябрьских изменников». Лишь потом Лютвиц уведомил коллег из «Национальной ассоциации», что через два дня они должны сформировать собственное правительство. То, что путч в общем-то являлся личной импровизацией Лютвица, а не заранее спланированным выступлением, ещё сыграет свою роль.
Все личные эмиссары Носке, включая капитан-лейтенанта Вильгельма Канариса, посланные проверить лояльность фрайкоров, состояли в заговоре. Они усыпили бдительность министра уверениями, что всё спокойно. Время для упреждения мятежа оказалось потеряно.
В ночь с 12 на 13 марта бригада Эрхардта, не встречая сопротивления, вошла в Берлин — два полка полиции и полк рейхсвера, охранявшие правительственный квартал, отказались повиноваться Носке. На поблёскивавших в темноте стальных шлемах сверкали белые свастики — популярный уже тогда у немецких ультраправых символ солнца, удачи и арийского духа.
Правительство веймарской коалиции (представители СДПГ, Партии Центра и НДП) во главе с рейхспрезидентом Эбертом и рейхсканцлером Густавом Бауэром, осознав опасность, решали в рейхсканцелярии, что же делать. Туда же вызвали руководителей рейхсвера — начальника войскового управления4 генерал-майора Ганса фон Секта и начальника управления сухопутными войсками (фактически главнокомандующего рейхсвера) — генерал-майора Вальтера Рейнхардта. В ответ на просьбу Носке применить армию против бунтовщиков фон Сект произнёс легендарную фразу: «Рейхсвер не стреляет в рейхсвер». Более лояльный республике Рейнхардт также посоветовал не привлекать армию к подавлению путча. После нескольких часов препирательств решили бежать из Берлина, одновременно призвав германских рабочих ко всеобщей забастовке. Спустя 10 минут после отъезда последней министерской машины от рейхсканцелярии через Бранденбургские ворота с походной песней начали проходить боевики Эрхардта.
Правительство прибыло в Дрезден к командующему IV военным округом Георгу Меркеру. Тот уже получил приказ мятежников из Берлина арестовать «Ноябрьских преступников», но не повиновался. Вероятно, отговорил представитель влиятельной среди правых Немецкой народной партии Рудольф Хайнце, чья партия решила выступить в роли посредника между сторонами конфликта. Тем не менее Эберт и компания решили не испытывать судьбу — мало ли, вдруг Меркер передумает, — и отправились в ещё более безопасный и лояльный Штутгарт.
В это время несчастный Вольфганг Капп, объявленный рейхсканцлером, судорожно искал министров в свой кабинет. Самодеятельность Лютвица оказалась настолько неожиданной, что у заговорщиков даже не оказалось ни одного списка кандидатур на министерские посты. Кое-как составив кабинет из малоизвестных широкой публике персон, Капп столкнулся с ещё более серьёзной проблемой. Одно дело найти министров, другое — заставить государственный аппарат работать. А большая часть чиновничества не видела резона поддерживать свалившихся невесть откуда путчистов. Стас-секретарь министерства финансов отказался выписывать чек для Рейхсбанка, оставив без денег, а статс-секретарь министерства внутренних дел заморозил выплату жалования фрайкоровцам. Сам Людендорф так отзывался о правительстве Каппа: «Едва ли я в своей жизни видел более жалкое и более позорное зрелище, чем заседание правительства, где обо всем говорили и ничего не решали».
Берлинские путчисты со своим командиром — корвет-капитаном Германом Эрхардтом
Путч Каппа-Лютвица всколыхнул всю Германию. Географически Каппа поддержали восток и юг страны: Восточная Пруссия, Силезия, Тюрингия, Померания, Бавария, где государственные службы и рейхсвер в основном присягнули на верность мятежному правительству. Среди поддержавших путч — множество ветеранов балтийского похода. Фрайкор Россбаха устанавливал новую власть в Мекленбурге, балтийский фрайкор капитана Бертольда, где служил и Эрнст фон Заломон, пытался подчинить Гамбург. Рюдигер фон Гольц, бывший командующий VI резервным корпусом, был назначен путчистами начальником войскового управления рейхсвера, то есть главой Генштаба.
Как писал впоследствии Меркер, Капп ошибался, когда считал восточные районы Пруссии сосредоточием германской политики. Захватить Берлин не означало захватить всю страну. Для политической победы требовалось заручиться поддержкой экономических центров — индустриальных запада и севера. И здесь Капп с Лютвицем проиграли.
Главный удар по мятежу нанесла всеобщая забастовка — крупнейшая в истории Германии. Пресс-секретарь правительства Ульрих Раушер от имени социал-демократов призвал к забастовке профсоюзы (эх, были пресс-секретари в своё время). 14 марта встал весь Берлин. На следующий день — вся страна. Не ходили трамваи, автобусы и поезда, не работала почта и телеграф, не выходили газеты. В столице отключили воду, свет и газ. На работу не вышли государственные чиновники. Всего в забастовке участвовало около 12 миллионов человек.
Новому правительству не помогали ни уверения в своей технократичности — первые листовки путчистов озаглавлены как «Ложь о монархическом путче!» — ни публикация программного манифеста в духе «за всё хорошее, против всего плохого». Понимая, что помощи ждать неоткуда, Капп и Лютвиц 17 марта бежали из страны. О фрайкоре Эрхардта позаботился фон Сект. Он организовал почётный и торжественный вывод бригады из Берлина, во время которого боевики успели вступить в перестрелку с рабочими, отправив на тот свет 12 человек.
Судьбу путча решили рабочие. Начались реальные проблемы. Если в Берлине мартовские события унесли жизни нескольких десятков человек, то, например, в Тюрингии, где рейхсвер и фрайкоры примкнули к Лютвицу, в боевых действиях погибли около 250 человек. Там разогнали левые правительства нескольких земель, ввели цензуру, запретили левые газеты. Власть перешла к представителям НННП и ННП. После начала всеобщей забастовки послышалась стрельба, продолжавшаяся и после подавления путча. Стрельба в Гамбурге унесла жизни 25 человек, включая лидера балтийского фрайкора 29-летнего капитана Бертольда — аса Великой войны, на чьём счету 44 победы.
Столь широкая мобилизация рабочего класса не могла не привести к возрождению советского движения и повторной левой радикализации. В Берлине и по всей стране вновь возникали советы5. Они требовали свержения путчистов, социализации промышленности, конфискаций у крупных землевладельцев, правительственных перестановок, возвращения к советской системе:
«Мы призываем людей не защищать демократическую конституцию, конституцию капитализма, не защищать нынешнее национальное правительство, чья антиреволюционная политика привела к победе контрреволюции… Мы взываем к народу, не ради второго издания Носке, не ради капиталистической конституции, но ради борьбы за социализм», — заявлял стачечный комитет в тюрингском городе Грайц.
Рейхспрезидент пошел на уступки. Правительство социал-демократа Бауэра пало вместе с одиозным в глазах революционеров Густавом Носке. В знак солидарности с министром рейхсвера в отставку ушёл и начальник управления сухопутных войск генерал-майор Вальтер Рейнхардт.
Ему на смену пришёл генерал-майор Ганс фон Сект. Следующие шесть лет фактический главнокомандующий армии фон Сект строит легендарный рейхсвер, который в 1930-е годы станет идеальным фундаментом для развёртывания массового Вермахта. При этом рейхсвер остался «государством в государстве». Спустя некоторое время после путча рейхспрезидент Эберт спросил у фон Секта, можно ли считать рейхсвер надёжным. Начальник управления сухопутных войск ответил, что не знает, надёжен он или нет, но точно знает, что армия подчиняется его, фон Секта, приказам.
Уступки в отношении смены правительства оказались пределом для Эберта. Ни на социализацию, ни на восстановление советов он идти не собирался. В состоянии фактического восстания находилась не только Тюрингия, но и Рур. Там коммунисты и анархисты создали Рурскую Красную армию (Rote Ruhrarmee), которая к 22 марта контролировала важнейший для германской промышленности регион. На рейхсвер рассчитывать не стоило — армейское руководство не желало ввергать армию в гражданские распри. Да и большая часть Рура входила в Рейнскую демилитаризованную зону, где любые действия регулярной армии прямо запрещались Версалем. Оставались фрайкоры. Те могли сколько угодно не любить социал-демократов и республику, но коммунистов ненавидели больше. Добровольческие корпуса получили шанс на реабилитацию. В конце марта колонны поющих штурмовиков со свастиками на касках устремились на запад. Впереди лежал Рур.
***
К судебному следствию по делу о путче привлекли около 850 офицеров и 800 гражданских. Практически всех амнистировали или признали невиновными. Только 48 офицеров лишились своих командных должностей. На скамье подсудимых оказались лишь трое — министры капповского правительства — и только один отправился в тюрьму, откуда вышел в конце 1924 года.
Вольфганг Капп бежал в Швецию, но через два года добровольно вернулся на родину, чтобы очистить своё имя в суде. В ожидании судебного процесса у него диагностировали рак, от которого 64-летний Капп и умер в июне 1922 года.
Вальтер фон Лютвиц перебрался в Венгрию. В Германию вернулся в 1925 году после амнистии. Никакой заметной роли в дальнейшем не играл, умер в 1942 году.
Рюдигер фон дер Гольц и после провала путча остался на политической сцене Веймарской республики. С 1924 года он возглавлял Рабочее общество патриотической молодёжи (Arbeitsgemeinschaft der vaterländischen Jugend) — коалицию правоконсервативных юношеских объединений, в которой состояли до 250 тыс. человек. С 1925 года фон дер Гольц председательствовал в структуре Объединенных патриотических союзов Германии (Vereinigte Vaterländische Verbände Deutschlands) — малоуспешном проекте по консолидации многочисленных правых объединений Веймарской республики. При нацистах возглавил Имперский союз немецких офицеров (Reichsverband deutscher Offiziere) — ветеранскую офицерскую организацию. Умер Рюдигер фон дер Гольц в своём баварском поместье в 1946 году в возрасте 80 лет.
Густав Носке после отставки с поста министра рейхсвера занимал пост обер-президента прусской провинции Ганновер. В 1933 году после прихода нацистов к власти ушел с государственной службы. Поддерживал контакты с антигитлеровской оппозицией, в результате чего был арестован после провала Заговора 20 июля и до конца войны просидел в концлагере. Умер в 1946 году. Идеологическое наследие Носке как правого социал-демократа очень сильно повлияло на СДПГ в ранней ФРГ. Немецкие социал-демократы до конца 1960-х годов оставались ярыми антикоммунистами и последовательными националистами в вопросе отстаивания государственного суверенитета.
Получив известия о путче Каппа-Лютвица в Берлине, командир 21-й бригады рейхсвера фон Эпп при поддержке начальника мюнхенской полиции и главы баварского ополчения сверг социал-демократическое правительство Иоганна Гофмана — то самое правительство, которое они же меньше года назад и вернули к власти, подавив советскую республику — посадив на его место Густава фон Кара, беспартийного правого консерватора с монархическими и сепаратистскими взглядами. Как настоящий баварский сепаратист, Кар назвал путч, способствовавший собственному возвышению, прусской затеей, и не помог мятежникам. Вернувшаяся в Берлин центральная власть не стала ссориться с баварскими полевыми командирами и оставила Кара на своём посту. Именно в Баварию, к Кару, бежит лидер 2-й морской бригады корвет-капитан Герман Эрхардт, после того как его подразделение почётно расформируют по результатам путча. И Кар, и Эрхардт ещё встретятся нам.
Самую интересную жизнь после путча прожил Вальдемар Пабст. Убийца Карла Либкнехта и Розы Люксембург бежал в Австрию, где стал начальником штаба хеймвера — австрийского аналога фрайкоров. Сохранив многочисленные связи на родине, Пабст долгое время налаживал связи между немецкими и австрийскими ультраправыми. Там же, в Австрии, увлёкся фашизмом муссолиниевского толка. В 1930 году Пабста депортировали из Австрии в Германию, где он стал торговать оружием.
Не оставил Пабст и политики. Он основал Общество по изучению фашизма (Gesellschaft zum Studium des Faschismus), которое продвигало муссолиниевские идеи в Германии, активно контактируя со многими функционерами НСДАП, особенно с СА. Не забывал ветеран добровольческих корпусов и о лоббировании интересов хеймвера.
Приход конкурирующих нацистов, хоть и близких по идеологии, завершил активную политическую карьеру Пабста. «Общество по изучению фашизма» распустили уже в конце 1933 года, многих друзей Вальдемара убили во время «Ночи длинных ножей». Его самого арестовали, но влиятельные заступники (называется имя начальника абвера Вильгельма Канариса, с которым они вместе в 1919 году работали на Носке) вытащили Пабста из тюрьмы.
Бывший фрайкоровец окончательно сосредоточился на торговле оружием. В нацистскую партию не вступал, считая её «социалистической». В 1943 году, чуя дыхание гестапо в затылок, Пабст, вновь при поддержке Канариса, сбежал в Швейцарию, где продолжил бизнес.
На родину он вернулся только в 1955 году, сотрудничал с некоторыми ультраправыми организациями. Особый резонанс получило его интервью Spiegel в 1962 году, о котором мы уже упоминали. Умер Вальдемар Пабст, командующий крупнейшим немецким фрайкором, один из лидеров австрийского хеймвера, фашист, противник нацистов и оружейный барон, в 1970 году, не дожив семи месяцев до 90-летия.
Первые забастовки в Руре начались 13 марта — прекратили работу 20 тысяч рабочих в Бохуме. На следующий день НДП, Центр, социал-демократы, «независимцы», коммунисты и анархо-синдикалисты из «Союза свободных рабочих Германии» договорились о совместных действиях. При этом левые начали формировать вооружённые формирования — первыми пример подали анархисты из Дортмунда и Рекклингхаузена. Отряды получили гордое наименование «Рурской Красной армии», и уже 15 марта опробовали себя в деле — в городе Веттер красные разгромили авангард фрайкора Лихтшлага.
Большая часть рурских фрайкоров, включая фрайкор Лихтшлага, подчинялись генерал-лейтенанту Оскару фон Ваттеру, бывшему одновременно и начальником VI военного округа рейхсвера. Генерал, сторонник путча, отказался подписать социал-демократический призыв к забастовке. Вместо этого он пообещал обеспечить мир и порядок в промышленной зоне. Изначально успех сопутствовал восставшим. 17 марта Красная армия разгромила основные силы Лихтшлага в Дортмунде. 18 числа красное знамя взмыло вверх над Бохумом, 19-го — над Эссеном, военное командование военного округа бежало из Мюнстера, к 22 марта большая часть Рура находилась во власти революционеров.
Берлинское правительство, вернувшееся в столицу 20 марта, провозгласило об окончании забастовки. Но красную бестию уже выпустили из клетки. Наравне с Руром полыхала и Центральная Германия. В одном только тюрингском Готе в боях 18 — 19 марта погибли 110 человек. В нескольких городах вновь провозгласили советские республики и сформировали «Народные армии», силой до 5 тысяч человек.
Однако лидеры протеста из СДПГ и НСДПГ оказались настроены менее радикально в отличие от правительства. На непокорные Тюрингию и Саксонию двинулись войска: рейхсверовская бригада Румшёттеля, Марбургский студенческий корпус и даже бригада Эрхардта, которую сразу после путча перебросили на новое боевое задание. Революционеры спасовали, без боя сдав большинство городов, хотя отдельных перестрелок избежать не удалось. По региону прокатилась волна белого террора в отношении активистов НСДПГ и КПГ. В расстрелах особенно отличились студенты. В общем и целом к началу апреля Центральную Германию временно замирили.
Иначе обстояла ситуация в Руре. Сначала стороны попробовали решить конфликт миром. 23 — 24 марта в Билефельде встретились переговорщики от правительства, делегаты от советов, представители земельных властей, профсоюзные деятели и представители партий. Правительственную делегацию возглавлял государственный комиссар Рура социал-демократ Карл Зеверинг — опытный переговорщик, который ровно год назад уже добился прекращения всеобщей забастовки в регионе.
Переговоры, как казалось, пшли успешно. Правительство согласилось предоставить амнистию восставшим и не направлять в Рур фрайкоры. Рабочие соглашались вступить в контакт с местными органами власти для совместного формирования вооружённых сил правопорядка. Всё испортили радикалы слева и справа.
Как мы помним, коалиция, организовавшая Рурское восстание, оказалась весьма разношёрстной. Центр, НДП, СДПГ и НСДПГ со штаб-квартирой в Хагене приветствовали билефельдские соглашения. Центральный совет рабочих советов в Эссене, где тон задавала КПГ, потребовал продолжения переговоров, желая ещё больших уступок. Самые же радикальные коммунисты и анархисты из Мюльхайма и Хамборна отказались от всяких компромиссов с буржуазной властью. Представителей Красной армии в Билефельд не позвали, как и военных. Обе стороны, таким образом, не считали себя связанными соглашениями и активно готовились воевать.
Мирную альтернативу похоронили продолжавшиеся бои в Дуйсбурге, в чём повинен, скорее всего, генерал-лейтенант фон Ваттер — ярый противник компромисса6. Продолжающееся кровопролитие похоронило все усилия Зеверинга. Новообразованное правительство социал-демократа Германа Мюллера выдвинуло ультиматум: прекращение забастовки и сворачивание революции, либо ввод войск. На попятную пошли представители всех партий, кроме радикальной части КПГ и анархистов. Оставшиеся бескомпромиссными революционеры ответили новым раундом всеобщей забастовки — работу прекратили 300 тысяч человек, три четверти всех рабочих Рура. Красная армия заняла ещё несколько городов, в том числе и Дюссельдорф. 2 апреля добровольческие корпуса начали наступление.
Наступление велось тремя колоннами. Участие в боях принимали, в частности, 3-я морская бригада Лёвенфельда и фрайкор Россбаха — ещё несколько дней назад они поддерживали путч, ставивший целью свергнуть их нынешних начальников, а теперь снова воевали за них — а также присланные из Баварии добровольческие корпуса фон Эппа и «Оберланд». Поддержку оказывала гражданская самооборона. В общей сложности усмирять Рур отправились около 45 тысяч человек. Что касается Рурской Красной армии, то её силы оцениваются в количестве от 50 до 80 тысяч человек.
Зная о крутом нраве фон Ваттера, Эберт 3 апреля запретил военно-полевые суды, а тем более бессудные расправы. Однако в условиях гражданской войны и явно специфических настроений фрайкоров, а также самого фон Ваттера, приказ рейхспрезидента ничего не значил. Преодолев бешеное сопротивление красных в ряде кровопролитных сражений, в частности за Бергкамен и Пелкум, добровольческие корпуса ворвались 6 марта в Дортмунд.
В тот же день французские войска, очень нервно реагировавшие на всякие действия вооружённых людей в штальхельмах, расширили свою зону оккупации, заняв Франкфурт-на-Майне, Ханау и Дармштадт, находившиеся гораздо южнее области восстания. На следующий день фрайкоры с боем взяли Эссен, ещё через сутки свою зону оккупации расширили и британцы.
Методы, которыми замирялся Рур: облавы, повальные аресты и расстрелы за малейшее подозрение. Лишь 12 апреля, спустя девять дней после приказа рейхспрезидента, фон Ваттер отменил военно-полевые суды. К этому моменту в Рурском восстании нашли свою смерть около тысячи бунтовщиков. Многие бежали на запад под защиту оккупационных войск Антанты. Победа далась фрайкорам дорого: многие из противников также имели боевой опыт Великой войны. Безвозвратные потери добровольческих корпусов только убитыми составили более 250 человек.
«Пощады не получает никто. Мы расстреливаем даже раненых. Царит колоссальный — немыслимый — энтузиазм. В нашем батальоне погибло двое, у красных — двести или триста. Любого, кто попадёт в наши руки, бьют прикладом и приканчивают пулей», — писал родителям восторженный студент-доброволец.
Фрайкоры вновь спасли Веймарскую республику, но республика уже благодарила. Правительство можно понять: за год Гражданской войны фрайкоровские лидеры превратились в амбициозных своенравных полевых командиров с сомнительной лояльностью. Морская бригада Эрхардта устроила антиправительственный путч в Берлине, причём если не открытую, то скрытую симпатию к её действиям проявляли большинство добровольческих корпусов. Фон Эпп с друзьями щелчком пальца сместил законное правительство Баварии, усадив на его место своих людей. Фон Ваттер плевать хотел на президентские указы, поступая с восставшим Руром так, как самому вздумается.
Весной 1920 года все добровольческие корпуса расформировали, часть личного состава инкорпорировалась в рейхсвер. Что касается военных лидеров фрайкоров, то кто-то, как фон Эпп, продолжил карьеру в рейхсвере, кто-то пустился в бега, как Эрхардт, кого-то по горячим следам после путча уволили из армии, как Леттов-Форбека, Меркера или фон Ваттера. Совсем небольшое количество судили за военные преступления, но абсолютное большинство оправдали, как марбургских студентов, расстрелявших 15 человек в Тюрингии в марте 1920 года.
Фрайкоры расформировали — издержки их содержания стали сопоставимыми с угрозами, против которых они боролись. Но Гражданская война не закончилась. Впереди было три с половиной годы кровавой жатвы.
Добровольческие корпуса оказались разоружены либо включены в состав рейхсвера, чей новый главнокомандующий фон Сект принципиально строил аполитичную армию. Но это не означало, что правые в Германии лишились зубов.
Напомним, что кроме военизированных фрайкоров существовало огромное количество разнообразных иррегулярных парамилитаристских организаций. Мы уже упоминали об отрядах гражданской самообороны (Einwohnerwehren), созданных в январе 1919 года для борьбы с берлинскими спартакистами. На протяжении следующего года ополченцы оказывали посильную помощь фрайкорам в подавлении красных мятежей на всей территории Германии. В сферу компетенций гражданской самообороны входило, прежде всего, сотрудничество с местной полицией, однако в случае чрезвычайной ситуации из них предполагалось создать армейский резерв. Поэтому изначально руководство этими силами осуществлялось рейхсвером, но по требованию Антанты в июле 1919 года их переподчинили земельным министерствам внутренних дел.
После путча Каппа-Лютвица социал-демократы не доверяли вообще никаким вооружённым формированиям. Гражданскую самооборону распустили. Немалую роль в решении сыграла и Антанта, которая после Великой войны с подозрением смотрела на каждого вооружённого немца.
Особняком стала, как обычно, Бавария — Густав фон Кар и Франц фон Эпп отказались расформировать ополчение, а федеральный центр предпочёл не ссориться. Для управления самообороной создали «Земельную ассоциацию гражданской самообороны Баварии» (Landesverbandes der Einwohnerwehren Bayerns) во главе с лесничим Георгом Эшерихом и его заместителем геодезистом Рудольфом Канцлером.
В мае 1920 года гражданская самооборона Баварии насчитывала более 300 тысяч человек. К этому времени фон Эпп и его начальник штаба капитан Эрнст Рём сумели полностью обеспечить организацию оружием. Каждый ополченец имел винтовку, а каждая территориальная община обзавелась пулемётом. Подразделения самообороны в крупных городах оснащались полевой артиллерией, гаубицами и бронеавтомобилями — фон Эпп и Рём специально списывали как можно больше на баланс самообороны, скрывая вооружения от Антанты.
9 мая 1920 года в Регенсбурге Георг Эшерих провозгласил создание Организации Эшериха (Organisation Escherich) или сокращённо Оргеша — гражданская самооборона фактически воссоздавалась в общеимперском масштабе, только уже как частная армия. Официально «Оргеш» считался ассоциацией материально-технического обеспечения. К невинным инженерам вскоре присоединился «Стальной шлем» (Stahlhelm) — военизированная организация правых ветеранов Великой войны, ставшая боевым крылом НННП.
Демонстрация самообороны. На трибуне — Георг Эшерих
В какой-то момент число членов Оргеша составляло миллион человек, а «техники» с помощью аффилированной организации Рудольфа Канцлера — Орка (Organisation Kanzler) — расширили свою деятельность на соседнюю Австрию. Однако уже в следующем году организацию пришлось свернуть: на правительство надавила Антанта, да и сами социал-демократы были не в восторге от миллионной частной армии под боком. 27 июня 1921 года Оргеш расформировали.
Кадры Организации Эшериха тем не менее никуда не пропали. Они перетекли в огромное количество прочих, более мелких организаций, которые в совокупности составляли так называемый Чёрный рейхсвер (Schwarze Reichswehr), отвечавший за создание обученного резерва сверх установленных Версалем 100 тысяч человек. Тайную организацию курировал начальник штаба 3-й дивизии подполковник Федор фон Бок — будущий фельдмаршал Третьего рейха.
Так, Народные войска (Volkswehren) представляли собой военизированную полицию в ведении земельных министерств внутренних дел. Охрану железных дорог, автострад и прочих линий коммуникаций несли Дорожные войска (Verkehrswehr). Ответственность за прибрежные зоны и гавани лежала на Прибрежных войсках (Küstenwehren). Рабочие команды (Arbeitkommando), численностью в 20 тысяч человек формально являлись стройбатами, а на деле несли вооружённую охрану польской границы. Наконец, существовала категория Временных добровольцев (Zeitfreiwilligen) — краткосрочных призывников, коим успевали привить азы военной подготовки за три месяца военных сборов. Все вышеуказанные службы существенно увеличивали резерв рейхсвера и готовили сотни тысяч будущих военнослужащих для возрождённой массовой армии.
В недрах Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии родилась идея создания «технических отделов», которые в период забастовок смогли бы поддерживать деятельность жизненно важных отраслей промышленности. Подобные отделы развились в Техническую аварийную помощь (Technische Nothilfe, сокращённо TeNo). На первых порах существования республики TeNo обеспечивала работу гидро- и электростанций, железных дорог и почт во время забастовок. Когда положение государства несколько стабилизировалось, TeNo переключилась на предупреждение и ликвидацию чрезвычайных ситуаций, а также на организацию противовоздушной обороны. У российского военизированного МЧС есть, таким образом, достойный германский предшественник — TeNo, где к 1930 году служили 180 тысяч человек, хоть формально и относилась к министерству внутренних дел, осуществляла, кроме всего прочего, скрытую подготовку военных кадров.
Более политизированные любители армии шли в военизированные организации, выбор которых в Веймарской республике необычайно богат на всех флангах политического спектра, в том числе и на правом. Крупнейшей консервативной парамилитаристской организацией периода развитого Веймара являлся полумиллионный «Стальной шлем». Кроме него существовали Ассоциация Вервольф (Wehrverband Wehrwolf), Союз Оберланд (Bund Oberland), Ассоциация Имперского флага (Wehrverband Reichsflagge), Младогерманский орден («Jungdeutscher Orden») и многие-многие другие структуры. Все они также давали военную подготовку своим членам.
«Патриотические союзы росли повсюду как грибы из земли. В них собирались верующие из испуганных слоев. Всюду была одна и та же смесь мнений и людей. Те обрывки и осколки прошлых ценностей и идеологий, учений и чувств, которые удалось спасти после кораблекрушения, смешивались с привлекательными лозунгами и полуправдами нынешнего дня, с разбухшим сознанием и настоящим чутьем в непрерывно вращающийся клубок, и из него вытягивалась нить, которую тянули тысячи деятельных рук и ткали ей ковер безумно спутанной пестроты… Эти союзы были симптомом. Здесь собирались люди, которые чувствовали себя преданными и обманутыми временем. Ничто больше не было настоящим, все устои шатались. Там толпились надеющиеся и отчаявшиеся, все сердца были открыты, руки цеплялись за привычное», — писал Эрнст фон Заломон.
Тем, кто желал радикальных действий здесь и сейчас, а не в отдалённом будущем, когда спадут оковы Версаля, светил прямой путь в «Организацию Консул» (Organisation Consul, сокращённо O.C.). Подпольная террористическая организация желала раскачать ситуацию в республике, создав предпосылки для национальной диктатуры, а следовательно для пересмотра Версальского договора. Её создал Герман Эрхардт — лидер боевого кулака путча Каппа-Лютвица. Он бежал в Баварию, где осенью 1920 года и сформировал «Организацию Консул»7.
У Эрхардта оказалось достаточное количество лояльных друзей и сочувствующих как среди бывших фрайкоровцев, так и среди действующих офицеров и чиновников. Отделения O.C. возникли в Гамбурге, Ганновере, Берлине, Франкфурте-на-Майне, Дрездене, Бреслау и Тюбингене. Штаб-квартиру в баварской столице замаскировали под деревообрабатывающую компанию. Деньги шли в основном от контрабанды и нелегальной торговли оружием (один из клиентов, к примеру, — Ирландская республиканская армия).
Всего в деятельность O.C. вовлекли около 5 тысяч человек, средний возраст подпольщиков составлял от 20 до 30 лет, приём евреев запрещался. Своей целью «Консул» ставил борьбу со всеми проявлениями интернационала, еврейства, социал-демократии и левого радикализма.
Сомнительную славу O.C. приобрела на ниве терроризма. В 1921 — 1922 годах Германию потрясла серия покушений на известных политиков земельного и имперского уровня:
«По переулкам подкрадывалось убийство. Яд, кинжал, пистолет и бомба, казалось, были инструментами всплывшей из темноты немецкого хаоса кучки хладнокровных преступников. В городах трещали взрывы. Мужчины, заметные издали, те, которых массы терпели как своих руководителей, и которые на самом деле стоили этих масс, падали под огнем… Возбуждение росло, и с ним росло отвращение. Но в то же время росла также непонятная магнитная сила, которая засасывала все большие части народа в преступный вихрь, который образовался под поверхностью. Общеупотребительное представление об О.C. заставляло повсюду чуять ее влияние…
…Скоро бесчисленные мужские хоровые общества чувствовали себя как органы таинственной власти и ощущали себя призванными и вызывающими зависть спасителями отечества. Во всех кабачках, трактирах, подвалах слышалось „тише, тише!“ и „тс, тсс!“. Мало того, песня бригады Эрхардта, мелодия старого английского опереточного шлягера, с рублеными фразами солдатского текста, раздавалась на всех переулках. Дети пели эту песню, патриотические союзы заботились об этом на своих немецких вечерах, в кафе оркестры играли ее по многократному желанию посетителей. Если где-нибудь в народе получала огласку история с контрабандой оружия, с покушением с использованием бомб, с попыткой убийства, то знали: это O. C.
И странным и в то же время внушающим опасение было то, что к шумливому негодованию так часто и так быстро добавлялось тайное удовольствие, боязливый страх с его сладкой щекоткой. Были мгновения, вызванные таинственным сообщением об О.C., когда даже у самого скромного и самого верного государству мелкого чиновника воодушевление поднималось как пена в стоящей перед ним кружке пива», — писал об общественном отношении к O.C. Эрнст фон Заломон, который сам вступил в «Организацию Консул».
9 июня 1921 года в Мюнхене неизвестный застрелил Карла Гарейса — лидера НСДПГ в баварском ландтаге. 26 августа бывшие морские офицеры Генрих Тиллессен и Генрих Шульц в Бад-Грисбахе застрелили Маттиаса Эрцбергера, после чего сбежали в Венгрию.
Эрцбергер состоял в партии Центра и был министром финансов в правительстве Густава Бауэра. Именно он осуществил финансовую реформу, влияние которой ощущается и в современной ФРГ — централизовал налоговые сборы, чем положил конец финансовой зависимости центра от субъектов федерации, ввёл высокий подоходный налог, налог на наследство и в целом переложил основное налоговое бремя на более зажиточных немцев. Уже этого достаточно, для нелюбви правых. Вдобавок именно Эрцбергер возглавлял германскую делегацию в Компьене, что навсегда увязало его имя с позорной капитуляцией.
Свой смертный приговор Эрцбергер подписал, когда начал отстаивать так называемую политику исполнения, проводимую либеральным министром реконструкции Вальтером Ратенау. Суть заключалась в том, что Германия сквозь зубы должна платить Антанте многомиллиардные репарации в полном соответствии с международными договорённостями. Это, по мысли Эрцбергера и Ратенау, продемонстрировало бы союзникам всю пагубность высасывания последних соков из страны, после чего репарационные условия изменят в лучшую для Германии сторону. Это страшно бесило ультраправых националистов, что и привело к роковому для Эрцбергера концу солнечным днём 26 августа 1921 года.
В ответ на убийство Эрцбергера имперское правительство спустя три дня приняло постановление «О защите Республики», которое запрещало на всей территории Рейха организации, призывающие к совершению актов насилия над представителями государства и неповиновению закону. Постановление тут же применили к баварской самообороне, что вынудило подать в отставку сепаратиста Густава фон Кара, лишившегося силовой опоры8. Арестовали несколько лиц, заподозренных в сотрудничестве с O.C., но суд не нашёл надёжных доказательств вины организации в убийстве Эрцбергера.
«Консул», таким образом, просуществовал ещё год, аккурат до следующего резонансного убийства. Жертвой стал тот самый Вальтер Ратенау, который на момент гибели 24 июня 1922 года уже полгода как занимал пост министра иностранных дел9. Вина Ратенау? Он, во-первых, был леволиберальным евреем, во-вторых, в апреле 1922 года подписал Раппальский договор с жидобольшевистской (мы цитируем — прим. Спутника) РСФСР, по которому Германия признавала национализацию своей собственности в России и списывала царские долги. Боевики надеялись, что смерть известного политика раскачает ситуацию в республике, вызовет взрыв левого радикализма, что приведёт к возобновлению гражданской войны. А там и армия выступит против правительства, и правым удастся захватить власть.
Были у этого убийства и метафизические причины. Слово национал-большевику Эрнсту фон Заломону:
Когда я говорю «Запад», то я подразумеваю силы, которые подчинили себя тирании экономического, так как они смогли стать сильными под нею… Речь же идет о борьбе против Запада, против капитализма!
…Если есть сила, которую мы уничтожаем, уничтожить которую всеми средствами является нашим заданием, то эта сила — Запад и немецкий слой, который позволил себе поддаться его влиянию… Таким образом, мы еще можем исправить, вероятно, то, в чем мы виновны, потому что мы совершили самое чудовищное нарушение солидарности в мировой истории по отношению к угнетаемым Западом и теперь просыпающимся народам, когда мы, как угнетаемый Западом народ, не начали нашу собственную освободительную борьбу…
…Он [Ратенау]— их самый спелый, последний плод, объединивший в себе те ценности и мысли, моральный облик и пафос, достоинство и веру, которые содержало в себе его время. Он видел то, чего не видел никто, и требовал того, чего никто не требовал.
Заговорщики слишком ценили таланты Ратенау, чтобы оставить его в живых.
Место убийства Ратенау. Министр ехал в открытом автомобиле, его догнала машина с террористами, которые бросили гранату в кабриолет, а затем расстреляли Ратенау из MP-18
Расчёт не оправдался. На улицы вышли миллионы человек, но не громить витрины, а продемонстрировать неприятие ультраправого терроризма. Власть ответила законом «О защите республики», запретив все правые антиреспубликанские организации. В итоге смерть Ратенау укрепила республику, подарив образ демократического мученика, убитого реакционерами. Правда, подкосила дышавшую на ладан германскую экономику: с момента убийства Ратенау и до конца лета курс национальной валюты рухнул с 400 до 2000 марок за доллар. И дальше стало только хуже.
Охота за непосредственными исполнителями убийства — 24-летним студентом юриспруденции, бывшим обер-лейтенантом цур зее Эрвин Керном и 26-летним инженером-механиком, бывшим лейтенантом Германом Фишером — продолжалась ещё три недели и приобрела беспрецедентный размах. В конце концов 17 июля их выследили в замке Заалек на границе Саксонии и Тюрингии. В ходе перестрелки Керна убили, Фишер застрелился. В скором времени в результате полицейских облав в руки властей попали многие активисты O.C. Среди них оказался и 20-летний Эрнст фон Заломон, приговорённый к пяти годам заключения за соучастие в подготовке убийства Ратенау.
В ноябре 1922 года арестован Эрхардт. Организация, лишившись лидера и не добившись поставленных целей, самораспустилась. Сторонники O.C. не канули в Лету. Уже в мае 1923 года они создали организацию-преемницу — Союз Викинг (Bund Wiking). Однако данный союз, ставя те же цели, что и «Организация Консул», так и не отметился громкими акциями, тихо растворившись в прочих ультраправых структурах.
Кроме резонансных убийств германские ультраправые в начале 1920-х годов осуществляли и так называемые Убийства Фемы (Fememord)10. Традиция фемических судов были особенно распространены в Средневековой Германии. В условиях феодальной раздробленности и слабости императорской власти некоторые инициативные бюргеры брали правосудие в свои руки, осуществляя то же самое, что в XIX веке станет известно как «Суд Линча».
Атмосфера таинственности и закрытости таких судов позволила веймарским публицистам вдохнуть новую жизнь в старое слово в начале 1920-х годов. При этом под «Fememord» могли подразумеваться как вся совокупность убийств, совершённых ультраправыми, на основании их представлений о справедливости, так и только убийства, осуществлённые террористами в отношении собственных камрадов по подпольной борьбе. Таких случаев фиксировалось немало — ультраправые ячейки были поражены недугом паранойи, и тем, кто разочаровался в их действиях или идеологии, ясно давали понять, что выйти можно только вперёд ногами. В общей сложности жертвами ультраправых террористов в Германии в начале 1920-х годов стали около 400 человек.
Пока Эрхардт ещё формировал «Организацию Консул», на крайнем левом фланге германского политического спектра также происходили любопытные события.
После гибели в огне берлинского восстания марта 1919 года тогдашнего лидера КПГ Лео Йохигес партию возглавил ещё один представитель национального меньшинства — Пауль Леви. Идеологически он следовал идеям Карла Либкнехта и Розы Люксембург о строительстве диктатуры пролетариата мирным путём через парламентскую борьбу. В октябре 1919 года на Хайдельбергском съезде партии Леви объявил, что КПГ участвует в следующий выборах в рейхстаг. В июне 1920 года состоялся дебют КПГ на парламентских выборах, окончившийся провалом — за коммунистов проголосовали 2,1% избирателей.
Примирительная стратегия Леви уже через несколько месяцев принесла коммунистам огромный успех. В декабре 1920 года в состав КПГ, где на тот момент состояло около 70 тысяч человек, вошли половина членов и четверть депутатского корпуса НСДПГ, в результате чего численность партии единовременно возросла в 6,5 раз11. К январю 1921 года в состав КПГ входили около 450 тысяч человек, что станет лучшим результатом для коммунистов за всю историю Веймарской республики.
Успехи Леви могли бы стать ещё одной ступенькой в его политической карьере, будь КПГ самостоятельной партией. Но КПГ, как и абсолютное большинство прочих коммунистических партий во всём мире того периода, руководил Исполнительный комитет Коммунистического интернационала (ИККИ), который возглавлял Григорий Зиновьев. Зиновьев же в свою очередь был недоволен оппортунизмом Леви, полагая, что только вооружённая борьба установит диктатуру пролетариата в Германии. Разгромная неудача в Польше ничему не научила московских стратегов.
В феврале 1921 года Коминтерн подтвердил наступательную стратегию. Леви в знак протеста снял себя с должности председателя партии и вышел из ЦК, его примеру последовала и инициатор празднования Международного женского дня Клара Цеткин.
На место Леви Москва поставила более послушного Генриха Брандлера. Брандлер, дабы оправдать доверие, начал подготовку к вооружённому восстанию. Посланец от Коминтерна — бывший лидер Венгерской советской республики Бела Кун — потребовал ускориться. В Петрограде именно в эти дни разворачивался Кронштадтский мятеж, а потому мировое коммунистическое движение следовало чем-нибудь отвлечь от этого чересчур смущавшего большевистское руководство примера внутривидовой грызни.
Местом действия избрали Центральную Германию, прежде всего прусскую провинцию Саксонию (ныне федеральная земля Саксония-Ангальт). На выборах в прусский ландтаг в феврале 1921 года Коммунистическая партия набрала здесь больше голосов, чем СДПГ. Регион оставался нестабильным после подавления путча Каппа-Лютвица: здесь постоянно проходили забастовки, а на руках у рабочих оставалось много нелегального оружия.
Самое циничное — ни московские эмиссары, ни руководители КПГ не рассчитывали на победу восстания. Потолком ожиданий являлось падение буржуазного правительства центриста Константина Ференбаха и дальнейшее раскачивание ситуации в республике. В информационной же сфере, как уже говорилось, восстание призвано было затмить собой неприятный Кронштадтский эпизод.
К 22 марта на забастовку вышла часть рабочих Мансфельдского промышленного района в городах Мансфельд, Эйслебен, Хетштедт. Стачечный комитет заводов Лойна — крупнейшего химического предприятия Германии — выдвинул требования о выводе полиции и армии из региона, роспуске Оргеша и вооружении рабочих дружин. Вскоре после этого 2 тысячи рабочих забаррикадировались в заводских помещениях. Параллельно забастовкам в городах Центральной Германии начались погромы, разбой, взрывы и организация крушений поездов.
24 марта рейхспрезидент Эберт ввёл чрезвычайное положение в провинции Саксония, а также в Гамбурге, где коммунисты мобилизовали революционный актив. Со всей страны в Центральную Германию направлялись полицейские подразделения и части рейхсвера.
Постепенно силы правопорядка совместно с армией восстанавливали контроль над Саксонией. Кинутый Компартией клич к рабочим остальной Германии поддержать восстание забастовками частично услышали только в Руре, Лужице и Тюрингии. В общей сложности работу прекратили 200 тысяч человек по всей стране. Довольно скромный результат, если сравнивать с Рурскими забастовками 1919 и 1920 годов, где только в одном регионе бастовали более 300 тысяч. Кроме того, наметился раскол в самой КПГ. Как мы помним, на начало восстания 85% членов Компартии являлись бывшими членами НСДПГ, объединившейся с коммунистами на примирительной платформе Леви. «Независимцы» в целом поддерживали идею диктатуры пролетариата, но за счет эволюции. Наступательная тактика Коминтерна отпугнула большинство новоявленных членов партии. Тяжесть мартовских боёв 1921 года легла на старый актив коммунистов и членов Коммунистической рабочей партии Германии (КРПГ) — ультралевых ренегатов, которые вышли из КПГ в апреле 1920 года на фоне рурских событий, когда ЦК решил продолжать переговоры с правительством в Билефельде.
Одним из наиболее крупных отрядов красных боевиков как раз и командовал активист КРПГ Макс Гёльц. Но поражение восстания было предрешено. Сыграла свою роль и общая пассивность повстанцев, что наглядно продемонстрировали рабочие Лойна. Объявив центр химической промышленности красной пролетарской крепостью, мятежники просидели на баррикадах до 29 апреля, пока не оказались в окружении. Завод пал после артобстрела и быстрого штурма, возглавляемого директором этого завода, бывшим капитаном артиллерии. 1 апреля в бою у Безенштедта разгромлен последний отряд повстанцев во главе с Гёльцем. Мартовская акция 1921 года завершилась поражением красных.
В боях погибли около 180 человек, из них 35 — представители правопорядка. 6 тысяч человек были арестованы, 4 тысячи получили тюремные сроки. Но самым страшным ударом для Компартии стал массовый уход после мартовского восстания сторонников бывшей НСДПГ. Если Леви довёл численность КПГ до 450 тысяч человек, то действия Брандлера и Белы Куна сократили партию до 150 тысяч.
Вскоре после восстания Леви составил брошюру «Наш путь. Против путчизма», в которой частности писал:
Безответственная игра с существованием партии, с жизнью и судьбой её членов, должна быть закончена. Она должна закончиться по воле рядовых членов, если руководители, как сегодня, не захотят понять, что они наделали. Партия не может закрывать глаза на анархизм бакунистского толка, ведущий её к развалу. Если Коммунистическая партия в Германии сможет возродиться, то мертвецы, павшие в Центральной Германии, в Гамбурге, в Рейнланде, в Бадене, в Силезии, в Берлине, как и многие тысячи пленников, которые стали жертвой этого бакунистского безумия, требуют перед лицом процессов прошлой недели: «Никогда снова!»
Разгневанная Москва исключила Леви из КПГ. Ульянов признавал, что бывший лидер германских коммунистов: «прав по существу в своей критике мартовского выступления, но в то же время он облек свою критику в недопустимую и вредную форму, нарушив партийную дисциплину».
Изгнанный Леви создаст Коммунистическое рабочее сообщество, с которым уже в следующем году присоединится к СДПГ. Он ещё попортит крови большевикам, опубликовав статьи Розы Люксембург, написанные осенью 1918 года, где та критикует Ленина и кровавый, антидемократический путь русской революции. В феврале 1930 года депутат рейхстага Леви при таинственных обстоятельствах выпадет из окна. На предложение почтить память погибшего минутой молчания зал рейхстага покинут две фракции — КПГ и НСДАП.
Что же касается Коммунистической партии Германии, то она так и останется под тотальным контролем Москвы до самого своего разгрома нацистами в 1933 году.
Далее: часть пятая