«Standing on the beach
With a gun in my hand
Staring at the sea
Staring at the sand

Staring down the barrel
At the Arab on the ground
I can see his open mouth
But I hear no sound»

— The Cure, «Killing an Arab»

Знаете, что такое «кабильская улыбка»? Шутливое название метода убийства, в ходе которого жертве перерезают горло. Нередко «улыбка» дополнялась кастрацией. Термин был в ходу среди французских военных, служивших в Алжире в 1950-х годах. Эта деталь отражает уровень ожесточения в ту эпоху.

Война в Алжире — последний крупный колониальный конфликт — закончилась поражением метрополии. Конфликт отличала прямая связь с развитием той самой метрополии, война навсегда изменила политический и этнический ландшафт Франции.

Почему французы выиграли все битвы, но проиграли войну; какую роль в истории Франции сыграли французские ультраправые и их боевые товарищи-арабы; и что обо всём этом думал Альбер Камю? Сейчас узнаем.

Les Indigènes de la République

В истории алжирской войны поражает, как активно французы цеплялись за конкретную страну с абсолютно чуждым населением в регионе, где Париж относительно спокойно предоставил независимость соседним Тунису и Марокко. В чём причина особого отношения?

Причин множество, но главная — национальный фактор: из 9.6 миллиона человек, проживавших в Алжире в 1954 году, примерно десятую часть составляли белые колонисты, которых также называли «черноногими» (фр.: «pied noir»). Кстати, история происхождения термина неоднозначна — то ли имелись в виду чёрные сапоги французских солдат; то ли подразумевалось, что ноги белых колонистов чернеют от жизни в пустынных областях. Самая распространенная среди самих французов версия: к концу дня черными становились ноги колонистов, давивших виноград (само собой, галлы наладили в Алжире производство вина).

Как бы то ни было, с самого начала французского владычества в Алжире быстро начала расти численность белых поселенцев. В 1841 году приезжих европейцев было чуть меньше 40 тысяч, и цифра увеличивалась за счёт прибывающих из метрополии белых: к началу 1870 годов — уже 200 тысяч.

Переселенцы нуждались в земле, пригодной для обработки — и даже колониальное правительство оказалось вынуждено принимать законы, защищавшие имущественные права туземцев, безусловного большинства населения Алжира. Законы эти, правда, не особенно чутко соблюдались, и подавляющее большинство арабов вытеснили на периферию. Достаточно сказать, что с 1871-го по 1900-й у алжирских арабов в пользу переселенцев отняли 1,147 миллиона га вдобавок к 650 тысячам, конфискованным в первые 30 лет после завоевания Алжира.

Тогда же случился первый конфликт, ставший прологом к событиям после Второй мировой: в марте 1871 года алжирские арабы под предводительством шейха Мохаммеда Мокрани, доведённые до отчаяния неурожаями и нехваткой плодородной земли (отобранной властями), подняли масштабное восстание, закончившееся полным поражением и потерей примерно 70% имущества мятежников. Случай показательный, поскольку Мокрани был одним из самых лояльных Франции племенных вождей. В XX веке французы наступят на те же грабли, настроив против себя таких же имперских лоялистов.

• 

  Арабские бродячие музыканты. Алжир, 1915

• 

  Кабилки у источника, 1960. Ф. Готье.

• 

  Город Алжир, столица колонии, 1960

Из-за растущего европейского населения Алжир присоединили к Франции как административную единицу и отдали под управление министерства внутренних дел. То есть юридически территория стала частью Франции, а не просто колонией.

Для сравнения — в соседних странах была установлена гибридная система протекторатов, которая и позволила относительно легко получить независимость. В том же Марокко именно французы способствовали реальному укреплению власти ныне царствующего королевского дома, поскольку для Парижа было важным выстраивание полноценной вертикали в обход существовавшей системы сдержек, противовесов и неформального влияния. Марокко и Тунис управлялись через французский МИД, земли в чёрной Африке и Индокитай — через министерство колоний. Куда ни посмотри, все остальные подвластные народы и территории, по существу, были «чужими». Алжир же очень быстро стал «своим», родным краем. Хотя для большинства арабов это было не так: конечно, в нашей истории много полутонов (в частности, мы подробно расскажем о боевых соратниках французов из числа арабов), но для большинства населения, арабов-мусульман, административный аппарат в Алжире являлся оккупационным. К началу конфликта не более 8 из 864 (!) топовых административных должностей в Алжире занимали мусульмане. При этом чиновничий аппарат набирался в основном из числа «черноногих» — то есть не было даже ротации кадров из числа чиновников из других уголков французской колониальной империи.

Мало-помалу Франция оказалась в положении современного Израиля со своими поселениями на Западном берегу: для работающей демократии бросить поселенцев — потерять голоса избирателей; остаться — втянуться в конфликт без конца. Что касается этнического состава европейского населения, то почти 80% «черноногих» были потомками переселенцев из других европейских стран. В частности, из Испании и Италии, где демографический бум и политическая нестабильность крайне способствовали миграции. Значительную часть французских поселенцев составляли эльзасцы и корсиканцы.

Конфликт тихо тлел всё время существования французского Алжира — что было неизбежно, ведь территории эти продолжали управляться как завоёванные.

Жизнь в колонизированном Алжире с точки зрения туземцев, безусловно, была не сахар. Условия существования аборигенов некоторым образом напоминают палестинские — «неграждане» Франции находились в исламском правовом поле. При этом французы оставили на местах местные элиты и старейшин. Например, в районе вокруг Арриса один француз и двое помощников управляли примерно 60 тысячами человек, разбросанных по огромной пустынной территории. Понятно, что реально людьми руководили местные вожди, а функция французов заключалась в надзоре за уплатой налогов.

Алжирские арабы не стали полноценными гражданами — и могли получить паспорт только после полного отказа от мусульманского правового статуса (что в теории и на практике означало исход из общины). Но в антисемитизме колониальную администрацию обвинить нельзя — еврейская община Алжира получила от французов полные гражданские права. Уже тогда одному из двух семитских народов везло явно больше, чем другому. Всего евреи составляли добрые 20% от немусульманского населения Алжира.

«Мусульманское общество Северной Африки не является нецивилизованным, просто оно находится в состоянии неидеальной и отсталой цивилизации» — Алексис де Токвиль, 1847

С другой стороны, арабы при желании могли стать полноценными гражданами Франции. А пользоваться преимуществами обеих правовых систем (римского права метрополии и местного шариата) одновременно — ну кто должен был обеспечивать такое счастье? Это очень важный момент, который упускают из виду критики французской колониальной администрации — стать полноценным гражданином Франции алжирский араб мог, пускай и ценой отказа от привычного уклада жизни.

В пределах местного законотворчества, в начале 1880-х, арабов лишили права выбирать мэров и сократили участие туземцев в муниципальных советах с 33% до 25%. В принципе, «черноногих» нельзя винить в желании отделить «внутренних варваров». Но непростительным грехом стало нежелание принимать в свои ряды арабских évolué (буквально, «быстро изменившийся в положительную сторону», как называли туземца из колоний, воспитанного в соответствии с французской культурой и обычаями), которые в условиях колониального общества могли стать связующим звеном между правящим классом и подвластным большинством. Через évolué французы могли бы всерьёз претендовать на постепенную ассимиляцию если не всего населения Алжира, то очень значительной части. Удивительное дело, но даже Старый Юг в США был обществом по-своему более инклюзивным, поскольку свободных цветных там крепко встроили в существующую систему экономических и социальных отношений. А «черноногие» решили, что будут жить во Франции посреди Алжира, где для всех не-французов останется, кхм, Алжир. Стратегия столь же самоубийственная, как и африканерский апартеид, принимая во внимание демографическую динамику (см. график ниже). Если взять школы, которые должны быть бастионом социальной стабильности в колониях, то арабов в значительной степени лишили возможности обучения. В 1890 году из 3.5-миллионного местного населения Алжира средние учебные заведения посещали лишь 10 тысяч детей. То есть, реально пропагандистский охват в завоёванной стране остался весьма скромен. После окончания Второй мировой свыше 90% арабов Алжира по-прежнему оставались неграмотным.

На качественно новый уровень претензии алжирцев если не на независимость, то хотя бы на равноправие, перешли после Первой мировой. В нашем материале о сотрудничестве между нацистами и мусульманами упоминалось, сколь серьёзное влияние приобрёл во французской внутренней политике мусульманский фактор, позволявший мобилизовать огромные массы населения, в том числе и в экономике (перед началом Второй мировой во Франции проживали уже 100 тысяч алжирцев-рабочих, к концу войны их численность выросла до полумиллиона). В годы Первой мировой конкретно алжирские арабы дали французской армии 173 тысяч солдат, из которых погибли или были ранены 25 тысяч. Также 120 тысяч коренных алжирцев в годы войны работали на военных предприятиях.

Правительство в Париже оценило подвиг, и начало готовить законопроекты по предоставлению французского гражданства части арабов. Речь шла об очень небольшом числе арабов, десятках тысяч человек (в основном студентов и отпрысков «из хороших семей»), притом что туземцев в стране проживало 6 миллионов человек. Но даже эти скромные меры встретили ожесточённое сопротивление со стороны «черноногих», опасавшихся чрезмерного усиления арабов.

История повторилась и в годы Второй мировой, когда алжирцы выставили заметное количество бойцов, а в ответ получили только «спасибо». Показательна биография Ахмеда Бен Белла, одного из лидеров войны в Алжире (и первого президента страны после получения независимости): старший брат скончался от ран, полученных на фронтах Первой мировой, а сам будущий президент воевал во французской армии во Второй мировой (два раза — в 1940-м и после возрождения французских вооруженных сил в конце войны) и имел военные награды.

К числу ветеранов ВМВ относились и другие основатели «Фронта Национального Освобождения» (ФНО) — Мостефа бен Буле и Белькасим Крим. Ветераном «Свободной Франции», закончившим войну в Штуттгарте, являлся и Абделькадер Шандерли, позднее представлявший ФНО на международной арене.

Но были и другие патриоты Алжира с военным опытом на противоположной стороне. Будущий полковник ФНО, Саид Мохамеди — ветеран Вермахта, служил в Абвере и уже в годы войны в Алжире носил старую германскую каску. О семье Саида практически ничего неизвестно, но рассказы Мохамеди дают некоторое представление о том, что ему пришлось перенести — одним из ранних воспоминаний детства стал эпизод избиения родителей французским солдатом.

Выражаясь словами французского историка и публициста Робера Арона, «Франция многое сделала для Алжира, но очень мало для алжирцев».

Трейлер французского фильма «Патриоты», посвящённого истории алжирских солдат во французской армии времён Второй мировой

Урожай гнева

Как и в Палестине сегодня, в Алжире ситуация осложнялась наличием огромного количества белых переселенцев, которые отобрали лучшие земли: к моменту начала конфликта 25% всей обрабатываемой земли находилось в руках 2% от числа тех, кто работал на земле. Среднестатистическая европейская ферма по размеру в 10 раз превышала арабскую (123.7 га против 11.6), средние же доходы европейских земледельцев превышали арабские в более чем 20 раз.

Экономическая ситуация в сельском хозяйстве благоволила сторонникам борьбы за независимость, поскольку политика французов плодила огромные массы недовольных (опять-таки, как сегодня в Палестине). Кроме уже существовавшего неравенства и участившихся неурожаев имели значение инновации в сельском хозяйстве, позволившие к началу конфликта сократить численность белых, занятых в сельском хозяйстве, с 200 тысяч до 93 тысяч — таким образом, снижалось и количество рабочих мест для арабских батраков. И это при взрывном росте рождаемости у арабов в самом Алжире: местные плодились в несколько раз активнее французов в метрополии. К концу 1954 года примерно миллион мусульман в Алжире остался без работы, а ещё 2 миллиона попали в сектор неполной занятости, влача жалкое существование от одной подработки до другой.

В Сетифе, например, лучшие земли принадлежали Compagnie Genevoise des Colonies suisses, созданной ещё в 1853 году и хозяйствовавших на площадях (20 тысяч га), подаренных по указу Наполеона III.

Что характерно, именно на землях компании 8 мая 1945 года состоялась крупная акция протеста арабов (8 тысяч человек), закончившаяся масштабными беспорядками и побоищем, в ходе которого убили более сотни европейцев. В ответ колониальные власти начали операцию «уничтожения» (фр.: «ratissage») — комплекс военных операций наземных частей и бомбардировок со стороны флота и армии. В результате карательной операции убили примерно 6 тысяч арабов.

Регион удалось «замирить» на время, но толку от этого было немного, и арабы начали сбиваться в тайные организации, устраивавшие террористические акты против администрации. По масштабу подпольщики не выходили за рамки мелкого бандитизма, но именно в первой волне терроризма засветились практически все кадры, которые в дальнейшем возглавили войну против французской администрации в период 1954–1960 годов. В 1950-х сепаратисты начали работать с алжирской диаспорой во Франции, где нашли не меньше 60 тысяч активных сторонников (из 200 тысяч «внутренних рабочих мигрантов»).

Карта беспорядков в Алжире 8 мая 1945 года

К началу 1954 года боевые силы сепаратистов доросли до 500 человек (+ 1200 человек в «запасе») — что, опять-таки, больше похоже на большую банду, нежели на полноценную подпольную армию. Первоначальный арсенал составили трофеи со складов немецкой, французской и американской армий, оставшиеся без присмотра по итогам Второй мировой; бомбы для терактов изготовлялись в подпольных условиях непосредственно в самом Алжире. Тренировочные базы оказались раскиданы по странам региона, в частности, в соседних Ливии и Египте. В дальнейшем ФНО сделали упор на развитие инфраструктуры в Тунисе и Марокко, где нашли полное понимание со стороны местных независимых правительств.

Конечно, французская разведка и полиция знали о готовящемся восстании. В движении нашлось достаточно двойных агентов (шпионам полиции было известно даже местонахождение алжирской подпольной мастерской по производству бомб). Почему же французы дали разгореться мятежу и не смогли его вовремя затушить?

Дело в едином принципе работы всех тайных полиций мира. Сначала дают заговору развиться и включить в свою орбиту как можно больше потенциальных неблагонадёжных — чтобы затем прихлопнуть всех одним ударом.

Французские разведчики даже угадали с таймингом — восстание ожидалось где-то ближе к концу 1954 года. Руководство ФНО, очевидно, знало об утечках информации, поэтому назначило дату восстания на начало ноября 1954-го. То есть в период, когда французские власти занимались другими проблемами: Франция недавно проиграла битву за Индокитай и была озабочена эвакуацией персонала и оборудования из региона; президент совета министров Франции находился в Канаде с государственным визитом, а в самой метрополии ожидался визит императора Эфиопии.

Но не это стало главным просчётом французов — реальная проблема заключалась в неверной оценке масштаба и способе ведения будущей войны. Генералы всегда готовятся к прошедшим конфликтам, и Алжир не стал исключением.

Французы ожидали повторения событий 1940-х годов — с террористическими атаками против гражданских в центрах проживания европейцев (в частности, в Оране, где белые составляли большинство населения). Поэтому французы озаботились укреплением мер безопасности в административных центрах провинций и эвакуировали гражданский персонал из наиболее удалённых районов. Сепаратисты же решили заняться полноценной партизанской войной и перенесли центр тяжести в удалённую провинцию Батна, в гористой местности которой ещё во времена Римской империи царила своя атмосфера, которую не могли нарушить многочисленные карательные экспедиции. Регион — место частых мятежей против французов (до 1954 года местные племена три раза восставали против французов), а из-за удалённости и природных условий регионом практически невозможно управлять напрямую. Всё присутствие французской власти в Батне сводилось к трём чиновникам и семерым полицейским. Боевики ФНО планировали обрубить и без того некрепкие связи региона с «большой землёй» и сделать его базой всего повстанческого движения.

Первые боевики ФНО. Считается, что на момент начала восстания в ноябре 1954-го у сепаратистов было не более 350 единиц оружия и большую часть его составляли дробовики

31 октября здесь (и в качестве поддержки — в центральных провинциях) сепаратисты устроили серию вооружённых нападений. Практически все нападения закончились печально для арабов, причём не в последнюю очередь благодаря самим арабам. В том же Аррисе эффективную оборону возглавил гражданский этнолог Жан Сервье (нет, правда, Жан был этнологом), рекрутировавший на сторону французов местное племя тауба, враждебное племени улед-абди (выходцы из которого составляли костяк сил сепаратистов в регионе).

Собственно, акции 31 октября 1954-го проводились для поддержки выпущенной ФНО декларации о начале борьбы за независимость Алжира. Несмотря на скромные результаты вооружённых выступлений, французская администрация отнеслась к случившемуся с должной серьёзностью и начала готовиться к длительному противостоянию.

Карта террористических атак, имевших место на территории французского Алжира 1 ноября 1954 года

«Пропавший отряд»*Название отличного американского фильма про войну в Алжире с Энтони Куинном и Аленом Делоном. Очень хорошо показана специфика той войны и отношения между обществом и армией. Делон, кстати, служил в морской пехоте в Индокитае

На тот момент в Алжире находились 54 тысячи французских солдат, разбросанные по удалённым гарнизонам, ввиду чего полноценная войсковая операция представлялась невозможной. Да и местные «черноногие» считали, что борьба против ФНО должна состоять из полицейских операций.

В район Ореса перебросили войсковую группу под командованием ветерана Первой мировой Поля Шеррье в надежде, что удастся быстро разбить немногочисленных повстанцев. Как бы не так.

Вся «война» состояла из нападений алжирцев на конвои и отставших от основной колонны, после каковых нападений французское командование отправляло большие отряды в долгие безрезультатные экспедиции. Ситуация сложилась ещё хуже, чем у российских войск на Северном Кавказе в 1990-х годах: на тот момент на весь Алжир у армии был только один (!) вертолёт, ввиду чего эффективное патрулирование и преследование в горной местности оказывалось весьма затруднительным.

Партизаны активно реализовывали себя как альтернативная власть, которая «всегда рядом, когда нет оккупантов», и свирепо карали мусульман, сотрудничавших с французами. Откровенно говоря, подавляющее большинство повстанческих движений до самой своей победы (или поражения) львиную долю времени посвящают не борьбе с вражескими войсками, а именно работе с местным населением, с которого повстанцы кормятся. Комплекс мероприятий со стороны повстанцев обычно включает в себя и репрессии, поскольку представители «молчаливого большинства» желают лишь сохранения статус-кво и к великим свершениям совершенно не готовы.

Дальневосточный отряд (Commando d’ Extrème Orient) 22-го полка колониальной пехоты состоял из представителей народов Восточной Азии, ранее сражавшихся на стороне французов в Индокитае

Столкнувшись с необходимостью воевать по-взрослому, французы перебросили в Алжир дивизию парашютистов под командованием ветеранов войны в Индокитае, которые как раз очень даже хорошо разбирались в контрпартизанской войне. Дело пошло споро, и партизаны начали нести крупные потери, в том числе среди высшего командирского состава: в горах был окружён и убит Билькасим Крим.

Зимой 1954/1955 партизаны страдали не только от французских пуль, но и от голода — у гражданского населения оказалось нечего реквизировать после нескольких лет неурожаев. Численность активных бойцов ФНО упала до 350 человек, что вроде бы перевело движение в ранг крупных бандитских шаек. Но если всё начиналось так хорошо для французов, то почему в итоге победил ФНО?

Бен Белла оказался в положении Стрелкова в мае 2014 года — желающих вступить в армию более чем достаточно, а вот вооружения и припасов катастрофически не хватало — поэтому численность бойцов в том же Оресе поначалу не превышала 500 человек (а в Кабилии, важном регионе, насчитывалось и того меньше — 300 человек). Но французские силовики, подстёгиваемые местной администрацией из «черноногих», отреагировали на террористическую угрозу с чрезмерным рвением и начали активные репрессии в отношении мирных алжирцев, чем настроили против себя значительную часть туземного населения. Война вроде бы и не проигрывалась, но «буксовала», поскольку ФНО, пусть и не имея возможности устроить полноценное фронтовое наступление, поддерживал высокий уровень активности: 178 террористических атак в ноябре 1954-го, 201 атака — в декабре. Несколько сбавив активность в тяжёлые зимние месяцы, весной 1955-го повстанцы вышли на уровень 400-500 терактов в месяц.

• 

  Парашютистам доставили хлеб

• 

  Специалисты SAS проводят занятия по гигиене для местных женщин в сельских областях Кабилии, август 1959

Для решения проблемы в новом 1955 году на пост генерал-губернатора Алжира назначили Жака Сустеля, антрополога, соратника де Голля и ветерана подпольной борьбы против немцев. Последний факт сыграл ключевую роль в назначении — французам нужен был человек, который, выражаясь словами тарантиновского полковника СС Ганса Ланда, мог мыслить «не только как орёл, но и как крыса», понимая психологию инсургентов.

К моменту прибытия нового руководителя в Алжир из-за кризиса в самой Франции отправилось в отставку умеренное правительство соратника Сустеля, Мендес-Франса, выступавшего за мягкое разрешение алжирской войны (т. е. за определённые уступки алжирским националистам). Нужно ли говорить, что недолгое (6 месяцев) правление в Алжире соратника премьера-капитулянта встретило ожесточённое сопротивление «черноногих», контролировавших всю гражданскую и полицейскую власть в регионе. Главным образом они сопротивлялись запланированному Сустелем включению мусульман в ряды алжирского чиновничества. В проектах нового губернатора имелось ещё много интересного: финансовые вливания в развитие арабских территорий, официальный статус арабского языка и многое другое, что при самом Жаке не реализовали.

Самым значительным из нововведений Сустеля стало создание корпуса гражданских чиновников «Section administrative spécialisée» (SAS), отвечавших за функционирование отданных в управление территорий (всех аспектов — от сельского хозяйства до инфраструктуры). Создание корпуса решало вековую проблему отсутствия французской гражданской власти в отдалённых районах Алжира. Поскольку деятельная работа чиновников SAS сильнее всего била по жалобам алжирских националистов об игнорировании администрацией нужд арабского населения (каждый из спецов SAS знал арабский и должен был быть экспертом по внутриплеменным отношениям), то именно деятельные чиновники SAS стали первоочередной целью ФНО.

В это время генерал Шеррье изо всей силы лупил из пушки по воробьям, отправляя армейские части в рейды по отдалённым районам, где хозяйничали партизаны из ФНО и устраивая масштабные аресты. Толку от этого выходило немного, поскольку партизаны сконцентрировались на терроре против лояльных Франции мусульман, гибнувших десятками каждый месяц (потери непосредственно французских войск находились на приемлемом уровне). Подход мятежников оказался правильным в долгосрочной перспективе: террор против верных подтачивал основы власти французов, вынужденных опираться на местные кадры. В первые 13 месяцев восстания боевики ФНО убили более тысячи европейцев и 6 тысяч арабов.

В связи с этим военное командование и SAS создали племенные ополчения из лоялистов, способные самостоятельно защитить свои деревни. Тактика оказалась успешной и через какое-то время численность ополченцев сравнялась, а затем превысило численность боевиков ФНО.

Легионеры и пленный боевик ФНО

Также лидеры ФНО издали запрет на употребление мусульманами табака и алкоголя. Дело тут не в особой приверженности исламу — религиозный мейнстрим в Алжире прочно контролировался Францией, которая в пропагандистских целях десятилетиями позиционировала себя как происламская держава. Просто львиная доля виноградников и табачных плантаций принадлежала «черноногим», и этой (крайне непопулярной) мерой ФНО подтачивала экономические основы существования европейской общины в Алжире. Собственно, «черноногие» и стали настоящими врагами арабских националистов, ведь правительство Франции, в отличие от «черноногих», хотело пойти на значительные уступки. Ожесточение и эскалация конфликта произошли потому, что европейские алжирцы терпеть не могли арабских соседей.

Также боевики ФНО запретили арабам сотрудничать с администрацией в любой форме (от уплаты налогов до регистрации браков), но контролировать поведение алжирцев в этой плоскости оказалось гораздо сложнее, чем курение или распитие алкоголя (за что мятежники периодически отрезали губы и носы провинившимся).

Весной 1955-го из-за участившихся атак на белых фермеров количество войск в Алжире пришлось довести до 100 тысяч солдат. А представители ФНО тогда же приняли участие в Бандунгской конференции, на которой делегаты стран Третьего мира выдвигали к бывшим метрополиям политические требования. Хотя статус делегатов ФНО был неофициальным, конференция открыла им дорогу в ООН и помогла вынести алжирский вопрос на повестку дня мирового сообщества.

«Мой мир — это кровь и огонь»

Как и во многих подобных конфликтах, от Северной Ирландии до Палестины, выделить ключевые битвы на первом этапе войны почти невозможно: огромные жертвы и контртеррористические операции «размазаны» по очень продолжительному отрезку времени. Убивали по чуть-чуть, но каждый день. Например, 24 мая 1955-го мятежники уничтожили колонну из 30 арабских солдат-гумьеров. В том же году на ферме в окрестностях Сиди-Бель-Аббес патруль Иностранного легиона расстрелял 9 арабов-работников, невзирая на протесты хозяина-«черноногого». В августе боевики ФНО устроили в Филиппвиле погром, убив 123 лоялиста (чуть больше половины — французы), французские войска провели ответную карательную экспедицию, расстреляв 500 человек. Это много или мало? И где тут линия фронта? Войну в Алжире сложно оценивать, особенно на фоне отгремевшей 10 лет назад Второй мировой, где все было просто и понятно.

• 

  «Если деревня поднимет французский флаг, если глава семьи примет пост мэра, если мы пошлём сыновей и дочерей в вашу школу, сдадим оружие, откажемся снабжать рыщущих по округе боевиков ячменем, бараниной и деньгами – будет ли армия здесь, чтобы защищать нас от террора?» — Жак Сустель о дилемме, стоящей перед старейшинами алжирских деревень

• 

  Фото: Loomis Dean/Time & Life Pictures/Getty Image

Тактика ФНО привела к террору против гражданского населения, каковой террор поссорил французов и арабов-лоялистов. Уже в октябре 55-го года значительная часть умеренных политиков из местных публично отказалась от сотрудничества с французами по ключевым вопросам и сменила тон: если раньше речь шла об интеграции Алжира во Францию, то теперь арабы потребовали федерализации. К этому моменту количество французских войск в стране увеличилось до 160 тысяч бойцов.

Война уже не просто буксовала, но становилась всё более кровавой, что вызывало понятное недовольство в метрополии. В новом 1956 году к власти во Франции пришёл новый, более агрессивно настроенный кабинет, и генерал-губернатором Алжира назначили находящегося в преклонных годах генерала Жоржа Катру. Новый генерал-губернатор так и не заступил на свой пост по причине начавшихся в Алжире беспорядков, но его назначение показало, что Франция нацелена на военное решение проблемы. После окончания беспорядков новым-новым генерал-губернатором стал герой Второй мировой Робера Лакоста, сделавший упор на ведение боевых действий с целью полного военного разгрома ФНО.

Несмотря на малочисленность и изначально неравные условия борьбы, боевики ФНО имели серьёзный логистический бонус — возможность базироваться на территории недавно получивших независимость Марокко и Туниса. В теории, остававшиеся на территории Марокко французские войска имели возможность преследовать боевиков и за границей, но из-за особенностей ландшафта (горы и пустыни) это было так же эффективно, как и на территории самого Алжира (никак).

Социально-информационная инфраструктура ФНО росла и крепла: уже к июню 1956 года у ФНО выходила газета «Моджахед» и появилось радио «Голос Алжира». Спрос на новости повстанцев оказался настолько высоким, что в местных магазинах радиоприемники стали дефицитным товаром.

Генерал-губернатор Робер Лакост на встрече с лояльными арабами в Алжире

К этому моменту ФНО властвовал в деревенской местности, где власть мятежников стала безграничной, а французская армия присутствовала только в городах. Почему повстанцы смогли так легко поставить под контроль обширную сельскую местность с традициями кровной мести и множеством банд и бандитов?

Очень просто: ФНО стала самой крупной бандой и действовала разбойничьими методами, выбивая из крестьян «налоги» и съестные припасы. Приём в ФНО соответствовал лучшим традициям мафии: новобранец должен был убить местного лоялиста, колониста или полицейского. Таким образом, ФНО смогла набрать в свои ряды отчаянных деревенских парней, получавших винтовку, власть и возможность жить заметно лучше односельчан. Ведь, как говорил Илай МакКаллоу, главный герой романа Филиппа Майера «Сын», «разбогатеть по-настоящему можно только грабя других людей». Таким образом, уже через полтора года после начала восстания численность ФНО достигла 20 тысяч боевиков, поддержку которым оказывали до 40 тысяч «активных сочувствующих». Боевики полностью контролировали целые районы в Кабилии и департаменте Константина.

Слева — Командир ФНО в одном из укрытий среди гражданских, 1957-й. На деревянной дощечке текст из Корана. Справа — Французские солдаты обыскивают подозреваемого, зима 1954/1955. Возможно, солдаты тоже являются этническими арабами, так как относятся к подразделению зуавов

К этому моменту повстанцы смогли наладить поставки вооружения из стран социалистического лагеря, поэтому несколько лет проблем с оружием не наблюдалось.

Важно заметить, что отношения боевиков с СССР были очень холодными, поскольку ФНО устроила «враждебное поглощение» алжирской компартии. Алжирские коммунисты стояли на примиренческих позициях, директивы из Москвы предписывали не злить французских трудящихся, для которых арабы были конкурентами на рынке труда и теми, кто резал классово близких работяг из числа «черноногих». Так что оружие боевики ФНО получали из других стран соцлагеря — в частности, из Египта (от Насера — 500 ручных пулемётов Bren и 5 тысяч ружей британского производства), Ирака и Югославии. Остаткам алжирских коммунистов позволили влиться в ФНО, но впоследствии повстанцы относились к коммунистам с недоверием и стремились отправить на самые опасные задания, давая многочисленные возможности геройски погибнуть.

За первые 2 года войны повстанцы потеряли 3000 человек, потери французов составили 550 человек. На первый взгляд немного, но жертв среди мирного населения было намного больше. И, что особенно важно, в ФНО большое значение придавали нанесению материального ущерба, стремясь сделать Алжир элементарно невыгодным для Франции.

Приведенные мятежниками цифры позволяют не только оценить размах, но и дают представление о погромной логике ФНО: с 1954-го по 1956-й год повстанцы уничтожили 906 ферм (общей площадью 4.5 тысяч га) и 283 школы; украли — 38 тысяч голов скота (сюда включили и овец). Заявленные ФНО цифры явно завышены, но показательно, что мятежники не стеснялись хвастаться подобными поступками, четко встав на путь «чем хуже — тем лучше».

Показательны и рассуждения Франца Фанона, уроженца Мартиники и идеолога ФНО, в его книге «Проклятые земли»: колонизированным народам необходимо полностью отринуть европейскую цивилизацию, построив с нуля собственную культуру, в том числе путём насилия. Ну чисто Украина!

Rock the Casbah*Название песни британской группы Clash. Лично мне нравится кавер на эту песню, сделанный франко-алжирским рокером по имени Рашид Таха. «Касба» — слово, обозначающее крепость в странах Магриба; в городе Алжир, столице страны, с тем же именем Касба была районом с преимущественно мусульманским населением, где французские войска отличились в ходе умиротворения этого города в 1957 году

При генерал-губернаторе Лакосте (1956–1958) численность французских войск резко выросла и на момент его ухода составляла миллион человек. Ещё одна примета военного времени — сроки прохождения службы увеличились в полтора раза, с 19 до 29 месяцев.

• 

  Военно-административная карта французского Алжира, 1957

• 

  Военно-административное деление Алжира – версия ФНО

В этот же период произошла консолидация ФНО как единой организации, ставшей прототипом правительства независимого Алжира. Тогда же ситуация в Алжире стала предметом постоянных обсуждений в ООН. Эти дебаты доставили Франции головной боли даже больше, чем России — истерики мирового сообщества по поводу военной операции в Чечне. Периоды ноября-декабря с 1955 по 1957 год получили во французской разведке название «ООНовской лихорадки». В это время ФНО увеличивал активность, чтобы получить больше международного внимания при обсуждении Алжирской войны на заседаниях Генеральной Ассамблеи ООН.

В октябре 1956 года правительства Туниса и Марокко выступили в качестве посредников, призвав ФНО и французов к переговорам. Но когда лидеры ФНО (включая Бен Белла) вылетели в Тунис, французы перехватили самолёт и посадили его в Алжире, арестовав всех находившихся на борту. Победа? К сожалению [для французов], нет.

Несмотря на создание координационного органа и разделение Алжира на зоны ответственности, движение арабских сепаратистов, в сравнении с французской армией, оставалось рассредоточенным и неорганизованным. Эти особенности организационной структуры повстанцев не позволяли им победить в открытой войне, но одновременно спасали повстанцев от полного и решительного разгрома. В 1957-м Франция и Британия потерпели поражение в короткой войне с Египтом. Конечно, разбил их не Насер, национализировавший Суэцкий канал, а американцы, пригрозившие европейцам санкциями и другими карами, заставив европейцев вывести войска. В контексте Алжирской войны важно, что из-за оставления Египта французские войска не смогли обрубить важнейший канал поставки оружия мятежникам. А через Египет прибывало множество оружия: в октябре 1956-го на полпути к марокканскому побережью французы остановили судно «Атос» (!), на котором нашли 72 миномёта, 40 пулемётов, 74 автоматических ружей, 240 автоматов, 2300 ружей, 2000 снарядов для миномётов и 600 тысяч патронов. На каждый перехваченный корабль обычно приходится по 10 кораблей, успешно доставивших контрабанду к месту назначения, так что объемы поставок можете подсчитать самостоятельно.

Отдельной проблемой для французов стали британские и американские поставки оружия в Тунис, всплывавшего затем у боевиков ФНО. Например, алжирский полевой командир Крим отправился на тот свет в форме американского военнослужащего из тунисских поставок.

В конце 1956 года главой группировки войск в Алжире стал генерал Рауль Салан, ветеран мировых войн, имевший большой опыт в разведке.

Переходный период ознаменовался раскрытием в Алжире военного заговора, лидеры которого хотели упразднить гражданское правительство и ввести военную диктатуру. У руля заговора стояли радикалы из «черноногих», поэтому реального наказания никто из основных участников не понёс — слишком велик был риск получить новых террористов, только уже из местных белых. Тем более что арабский террор набирал обороты — ФНО достаточно окреп, чтобы начать убивать гражданских в городах. Убийства вызвали новый виток насилия в Алжире: «черноногие» отвечали арабам террором, что увеличивало количество добровольцев и сочувствующих ФНО, поскольку под раздачу попадали и мирные арабы, которых били «не по паспорту, а по морде».

Отрывок из полудокументального фильма «Битва за Алжир» Джилло Понтекорво: теракты арабов против европейцев в Алжире

Арабский террор требовал ответа, и этим ответам стала институционализация пыток в армейских частях.

«Продвинутые техники допроса», как это сегодня называют американцы, существовали всегда и использовались на любой войне. Но в Алжире на военных оказывалось значительное давление с требованиями предотвратить будущие теракты. Поэтому армия начала пытать задержанных и вскоре настолько вошла во вкус — пытки превратились в норму. Пытки же приводили прошедших через французские подвалы задержанных арабов в стан ФНО.

Генералы Поль Оссарес и Жак Массю широко использовали пытки и внесудебные методы расправы с задержанными в ходе «битвы за Алжир» в 1957 году, когда французы сконцентрировали внимание на борьбе с террористической угрозой в административном центре колонии. Тогда кроме официально убитых боевиков ФНО «исчезли» 3000 арабов, некоторых из них убивали лично генералы (Оссарес признал, что принимал участие в 25 внесудебных расстрелах задержанных). Ещё 20 тысяч арабов прошли через «фильтрационные лагеря» с применением «продвинутых методов допроса».

Кадр из французского фильма «Близкие враги», посвящённого войне в Алжире. Показано gégène (сокращение от «génératrice», французского слова, обозначающего электрогенератор) — пытка электрошоком. Один из самых популярных методов пыток в Алжирском конфликте

При всей неоднозначности методов французов, 1957 год стал плохим годом для арабских боевиков: мятежники понесли очень большие потери. Участились и случаи дезертирства — мало кого прельщала перспектива попасть на «продвинутый допрос».

Хотя Лакост был сторонником военного решения алжирской проблемы, он старался проводить реформы. Лакост принял решение заполнить арабскими алжирцами половину мест на алжирской же госслужбе. Его план встретил ожесточённое сопротивление со стороны «черноногих», но уже в 1956 году в колонии работали 6,8 тысячи чиновников-арабов, численность которых через год выросла еще на 40%.

Хотя подход французской армии был не всегда эффективным, случались у французов и истории успеха. Особенно ярко выделяется пример майора Жана Пуже, чей батальон кроме охоты на партизан помогал местным жителям (поддерживал в порядке важную инфраструктуру, отправлял медиков к животноводам), создав базу лояльных туземцев: местные начали охотно выдавать партизан. Здесь пригодились гражданские навыки специалистов SAS. В частности, в деревне Айн Мелах создали ополчение численностью 30 человек, ассистировавших Пуже в ловле партизан. Это, условно говоря, «хороший» подход к ведению войны, «битва за сердца и умы».

Был и «плохой» подход, не менее эффективный. Французский полковник Давид Галюль на подконтрольных территориях пытался уничтожить подпольные ячейки сопротивления. Упор он сделал на комплекс оперативно-розыскных мероприятий, собирая разведданные (широко использовались пытки, чего Галюль совершенно не стеснялся, сравнивая себя с пилотом, бомбящим города противника), устраивая ночные засады и применяя нестандартные методы контрпартизанской борьбы. От классических точечных операций, милых сердцам большинства французских командиров, тактика Галюля отличалась как «Лексус» от «Лады».

Галюль делал акцент на эффективности, предельно конкретизируя цель, что снижало уровень беспредела до нуля. Местные жители, видя беспристрастную эффективность французов в сочетании с беспощадностью к обнаруженным мятежниками, начали сдавать Галюлю партизан пачками.

Трейлер французского фильма «Близкие враги», посвящённого войне в Алжире. Отлично передана атмосфера контрпартизанской войны во второй половине 1950-х

Почему же на практике не победил ни «хороший», ни «плохой» подходов, хотя оба подхода показали отличные результаты? Причины неочевидны, но мы попробуем разобраться.

Во-первых, абсолютно любая армия — это строго регламентированная структура, максимально обезличенная и формализованная. Галюль и Пуже были выдающимися экспериментаторами, но новаторские методики не могли получить распространения по причине косности командно-административного устройства французской армии. Постоянная ротация кадров приводила к тому, что командиров со временем переводили на новые места службы, а прибывшие офицеры были незнакомы с обстановкой и, разбираясь в ситуации, набивали те же самые шишки. Для арабских старейшин война стала очень личной, лояльность старейшин зависела от отношений с конкретными командирами на местах — что в условиях постоянной ротации офицеров вызывало кризис доверия. Выиграть войну можно было «феодальными» методами, передав местным командирам полную автономию в решении локальных вопросов, сохраняя и развивая сложившиеся с местным населением связи.

Во-вторых, существовал нездоровый разрыв внутри армии между подавляющим большинством (призывники) и элитным меньшинством (десантники и Иностранный легион). На первых легла тяжесть повседневного патрулирования и жизни оккупационной (по сути) армии, а на долю вторых — «большая» война с зачистками и рейдами. Но только участие в боевых действиях могло привести амбициозного офицера к повышению и социальному успеху. Раз партизанская война не имела фронта, а поставленные цели оказались расплывчатыми, то командиры на местах имели стимул вести себя как можно жёстче в ответ на вылазки партизан. Во всех карательных акциях французской армии львиную долю убитых в ходе рейдов официально именовали «нерегулярным ополчением» боевиков, притом что изъятых запасов оружия не хватало на столь значительное число трупов. Зачистка, вне зависимости от реальной пользы, в официальных рапортах и сводках преподносилась как похвальная и полезная инициатива, не говоря уже о материальных поощрениях командиров и солдат. На войну в Алжир ехали с целью заработать на машину или дом, а продолжение боевых действий сулило участникам отличную карьеру. Реальное замирение Алжира не входило в интересы солдат и офицеров французской армии. Как отмечал генерал Франсуа Куле, «война стала смыслом их существования, и они боялись, что она когда-нибудь закончится».

• 

  «Мы хотим, чтобы народ Алжира стал более свободным, более братским, более равным – что значит, более французским» — министр армии Макс Лежен, 15 марта 1956

• 

  «Мы хотим, чтобы народ Алжира стал более свободным, более братским, более равным – что значит, более французским» — министр армии Макс Лежен, 15 марта 1956

В-третьих, «расплывчатый» характер войны и огромное количество социальных функций, возлагаемых на армию, приводил к моральному разложению военнослужащих. Согласно воспоминаниям бывшего сержанта Пьера Люллиетта (Pierre Leulliette), уже в 1955 году солдаты патронами расплачивались в борделях Константины с арабскими сутенёрами. Армия должна была не только выполнять боевые задачи, но и несла ответственность за открытие и содержание школ, больниц и прочей гражданской инфраструктуры. В 1959 году 1293 армейских учителя работали в 944 школах, а бесплатную медицинскую помощь населению страны оказывали 700 военных врачей и 1300 санитаров. В теории звучит неплохо, поскольку это означало понимание командованием специфики умиротворения региона путём колонизаторского просвещения. Но на практике это означало множество проблем — армия, как очень специфический институт, не может управлять гражданским населением на постоянной основе, поскольку на все вызовы военные реагировали (и всегда будут реагировать) с применением чрезмерной силы. Ведь кто такой солдат, если отбросить пропагандистскую мишуру? Человек, обученный убивать. А офицер? Профессиональный убийца, командир убийц. По уму, французам нужно было увеличить штат сотрудников «Section administrative spécialisée» раз в десять (на пике, в 1958 году, там служили 680 офицеров, которых защищали 20 тысяч туземных охранников), но Париж пошел по самому простому пути, доверив гражданские функции армейцам.

Отдадим французам должное — воевали они крайне умело и с чисто военной точки зрения побеждали. Но война с мятежниками, увы, это не только чисто военные победы.

Вхождение в огонь

В мае 1957 года в метрополии пало правительство Ги Молле. Официальной причиной считался экономический кризис, неофициальной — продолжающаяся война в Алжире, окончания которой требовал французский электорат. То было самое долгое правление кабинета в истории послевоенной Франции (т. н. «Четвёртая Республика») — целых 16 (sic!) месяцев Ги Молль с министрами находился у власти. Но для течения войны в Алжире падение кабинета не стало проблемой, поскольку ключевым компонентом каждого нового правительства были крайне правые, требовавшие продолжения банкета.

Тем временем французская армия в Алжире вошла в «операционный ритм» и приготовилась к мобильной войне нового типа, когда необходимо перебросить группу войск в конкретный район за короткое время. Авиапарк французской армии увеличился в несколько раз, стало возможным высаживать 2 полных батальона всего за 5 минут. Статистика потребления авиатоплива во французских войсках отражает эту динамику: если в 1954 году было израсходовано 4 миллиона галлонов топлива, то уже через два года эта цифра увеличилась до 8 миллионов. Алжир стал площадкой, где протестировали современный подход к масштабной аэромобильной войне: переброска войск, эвакуация, преследование партизан с воздуха и пр. В одном только 1959 году французский военный авиатранспорт в Алжире налетал 29,4 тысяч часов, во время которых французы провели 1150 десантов, 5000 эвакуаций и 7.5 тысяч миссий по переброске груза и пассажиров.

Также французы творчески поделили всю страну на три зоны:

Зона боевых действий — местность, на которой действовал режим военной операции.

Умиротворённая зона — большая часть населённых пунктов и плодородных земель, где была сосредоточена большая часть населения (как европейского, так и арабского).

Запретная зона — малонаселённые удалённые районы, своего рода буфер между двумя вышеупомянутыми зонами.

Данное деление создало сектора ответственности армейских подразделений, усложнившие деятельность ФНО. Население запретных зон депортировалось в подконтрольные армии лагеря или населённые пункты, что ограничивало возможности боевиков по набору добровольцев и сбору дани. Но рост население лагерей вызвал и рост нагрузки на французские санитарные службы: если по состоянию на 1957 год в лагерях находилось 500 тысяч перемещённых арабов, то через два года их было уже 2 миллиона. Условия в этих лагерях были мрачными, добавляя аргументов противникам войны.

Французские военные имели право стрелять в любого местного, замеченного на территории запретной зоны. Несмотря на моральную сторону вопроса с выселением арабов в лагеря, французская армия решила важную тактическую задачу «отделения зёрен от плевел в колосьях», расчистив театр военных действий от мирных жителей и развязав себе руки.

Возросшее значение авиации отражало новый подход французского командования. Он заключался в политике изоляции Алжира, чтобы перекрыть каналы поставок вооружения и возможности для эвакуации боевиков, поскольку от половины до трети бойцов ФНО базировались на территории Туниса и Марокко.

На марокканской границе французы построили систему заграждений длиной в 804 километра. На границе с Тунисом возвели «линию Мориса» (в честь тогдашнего министра обороны Франции Мориса Буржес-Монури) — от самого моря и до Сахары. Широкие минные поля (всего 1.2 миллиона мин) и ограда высотой в 2.5 метра с подведённым током мощностью 5000 вольт. Сам по себе забор не служил полноценной защитой от боевиков, но смысл был в использовании сооружения как средства активной войны: на протяжении 180 километров границы радар был напрямую подключен к артиллерии, что позволяло начинать мгновенные артобстрелы заранее пристрелянных районов.

Прорыв границы быстро фиксировался патрулями; затем авиация и мобильные части выдвигались на место и ликвидировали боевиков. Если часть повстанцев ускользала от пограничников (а это нередко случалось, благо горы и пустыни Алжира предоставляли такую возможность), в дело вступали элитные части легионеров и десантников.

• 

  Геометрическими фигурами отмечены базы и лагеря ФНО за пределами Алжира по состоянию на 1958 г.

• 

  Как выглядела линия Мориса

Приграничные сражения (особенно на линии Мориса) отличались крайним ожесточением. Например, в боях мая 1958 года крупная группировка боевиков (820 человек) пыталась прорваться в Тунис и встретилась с легионерами под командованием полковника Пьера Жанпьера, ранее отличившегося в умиротворении столицы Алжира в 1957-м голу. В ходе тяжелых боёв были уничтожены или взяты в плен ¾ прорвавшихся боевиков, но погиб и сам Жанпьер.

Иногда французы переносили боевые действия на территорию соседних стран, как это случилось 8 февраля 1958 года: французские бомбардировщики разбомбили тунисскую деревню, в которой укрывались боевики ФНО. Подобные эпизоды не были исключением из правил, французы получили разрешение своего МИДа на преследование боевиков в близлежащих странах.

Одна из самых активных фаз пограничной войны протекала в период с января по июль 1958-го. Бои того периода отличались крайней ожесточённостью — с 27 января по 11 февраля того года 285 боевиков были уничтожены в районе Гельмы, а 29 марта через линию Мориса пытался прорваться огромный (450 человек) отряд. В последнем случае ФНО относительно повезло — погибли «всего» 120 человек.

Высокой эффективности французы добились на марокканской границе. Весной 1958-го французское командование заявило, что ни один из отрядов ФНО не может пробиться через марокканскую границу без риска рассеяния или полного уничтожения.

До конца 1956-го правительство в Рабате было главным другом ФНО, предоставляя боевикам оружие, базы и многое другое. Отношения Марокко с ФНО начали портиться, когда королевство переполнили беженцы из Алжира (90 тысяч человек на востоке страны), ставшие источником волнений. Масла в огонь подливали и амбиции ФНО, претендовавшего на всю территорию французского Алжира, включая территории в Сахаре, считавшиеся перспективными из-за возможной добычи полезных ископаемых. Постепенно напряжение между Марокко и ФНО вылилось в открытое вооружённое противостояние в 1957–1958 годах по вопросу о присяге некоторых марокканских племён (и, соответственно, претензиями ФНО на немалый кусок Сахары). Конфликт с присягой не нарушил планов Марокко по стратегически важному для королевства обеспечению ухода основных сил французов из Северной Африки, но привел к сворачиванию сотрудничества с ФНО, из-за чего марокканская граница и утихла.

• 

  Французские парашютисты после боя на холмистой местности. Перед ними сложено конфискованное оружие боевиков. Зима 1958-го, восток Алжира. На этом фото французов очень легко спутать с русскими десантниками в Афганистане 1980-х гг.

• 

  Разведывательный автомобиль французской армии в пустыне, 1958

Охрана границ Алжира требовала серьёзных ресурсов: пограничную службу постоянно несли 80 тысяч французских солдат (поровну разделённых между западной и восточной границами), а ремонт пограничных укреплений серьезно нагружал специалистов по военной логистике. Например, только в марте-апреле 1961 года команда снабжения на одном из участков западной границы накатала-налетала 40 тысяч километров, чиня оружие находившихся там подразделений. При этом само себе строительство заграждений составляло лишь 0.55% общего бюджета армии и 0.23% всех военных трат Франции в тот период.

Караваны просят огня

Всего потери боевиков в пограничных схватках этого периода составили 6 тысяч человек и 4300 единиц оружия, что вынудило мятежников отказаться от масштабных прорывов границы. Теперь ФНО приходилось довольствоваться меньшими ресурсами, ситуация 1956 года вспоминалась как время изобилия. В долгосрочной перспективе жесткий контроль над границей серьезно подорвал ресурсную базу ФНО.

Оружейный голод и потери также привели обострению конкуренция ФНО с «Движением за демократию в Алжире» (MNA), враждебной группировкой, отколовшейся от ФНО незадолго до начала восстания. За период 1956–1957 в межфракционных столкновениях погибли 550 алжирцев. Любопытно, что конфликт выплеснулся за пределы Алжира прямо во Франции, где за тот же период в террористических атаках были убиты 4000 человек (а ещё 2200 получили ранения) из алжирской диаспоры.

Для продолжения минимальной борьбы с французами ФНО требовалось организовать поставки 7–8 тонн оружия в месяц (300–400 единиц + боеприпасы). Для снабжения всех 28 тысяч находящихся в Алжире боевиков были нужны намного большие объемы поставок (19 тысяч единиц оружия и 163 тонны боеприпасов). И после этого Великого Вооружения все равно потребовались бы поставки в объёме 27 тонн в месяц для поддержания полной боеготовности всех боевиков (680 единиц оружия + 22 тонны амуниции, что-то всегда тратится-теряется при боестолкновениях). Как вы понимаете, в условиях пограничной блокады и охоты французов на конвои (по определению — лёгкая добыча для авиации и мобильных подразделений) с поставками у алжирцев возникли большие проблемы. В 1959 году поставки оружия ФНО покрывали лишь ¼ потребностей боевиков. Например, в декабре 1958 года на территории «вилайета 1» (Орес) у более чем 600 активных боевиков (кто участвовал в больших боевых акциях) не нашлось огнестрельного оружия [прим. ред. возможен вариант, что французы просто убили мирных жителей, объявив их затем хитрыми безоружными боевиками].

Но французы не смогли заблокировать все каналы поставок оружия — в конце концов, у ФНО, несмотря на все проблемы, находились деньги на оружейные закупки. Происхождение средств весьма разнообразно: дань с алжирских деревень; деньги от многочисленных сторонников ФНО из диаспоры во Франции; Лига Арабских Государств тоже жертвовала средства в пользу движения (в конце 1957 года сумма составляла 7 миллиардов франков — примерно $7 миллионов долларов по тогдашнему курсу — почти $60 миллионов сегодня). Но где достать оружие в обход французов? Конечно же, у оружейных баронов с черного рынка, которые использовали свои каналы доставки через французские порты в Алжире.

Международный черный рынок оружия сложно систематизировать и описать по причине нехватки данных, вызванной понятными обстоятельствами — оружейные бароны обычно не отправляют документы в Госстат. В случае с Алжиром основным каналом нелегальных поставок вооружений стала Западная Германия. После Второй мировой оккупированные немцы не имели ни возможности, ни, честно говоря, желания следить за исполнением строгих регуляций оружейного рынка. «Ну, постреляют арабы из папиного пулемета французиков. А в чем трагедия?»

Человек, имеющий достаточно денег, мог получить из порта Гамбурга любой интересующий его груз. Как-то раз для ФНО в Алжир контрабандисты доставили немецкие огнемёты под видом сельскохозяйственной техники (!). Помогало также наличие во враждебных Франции странах Ближнего Востока (в первую очередь в Египте) большого количества бывших нацистов, задействовавших на местах свои связи.

Французы боролись с оружейной контрабандой двумя способами. Первый, самый простой — убийства торговцев оружием. Французские спецслужбы даже прибегли к инспирации леворадикальных движений в Германии для уничтожения нацистов-контрабандистов. Второй метод, менее очевидный (но куда более остроумный) — изготовление на подпольных фабриках испорченного оружия (например, мгновенно взрывающихся гранат) и продажа этого оружия торговцам, связанным с ФНО.

Помощь ФНО в отмывании денег на покупку оружия оказывали французские левые интеллектуалы вроде Франсиса Жансона (речь шла о средствах в районе $2.5 миллиона в год — почти $21 миллион сегодня).

В результате слаженных действий всех родов войск французской армии и реализации стратегии изоляции Алжира боевики ФНО оказались в очень печальном положении даже по сравнению с войсками Вьетминя в Индокитае. Партизанская армия Вьетминя имела хотя бы многочисленный транспортный парк: 800 грузовиков, большое количество речного транспорта, участки железной дороги, а у ФНО даже детской железной дороги не имелось (в феврале 1960-го автопарк ФНО насчитывал лишь 348 машин). И это не говоря о контрабандных маршрутах и базах в сопредельных странах (в Лаосе и Камбодже), границу с которыми французы не смогли закрыть. Логистика арабских повстанцев по сравнению даже с вьетнамскими повстанцами (про нормальную армию просто молчим) практически отсутствовала. И все-таки арабские повстанцы победили.

Почему?

Далее: часть вторая