Россия и Пруссия, враги или партнеры? Часть III

Ранее: часть вторая

В современной польской околоисторической литературе довольно часто Пруссию XVIII века сравнивают с героем романа Мэри Шелли — Франкенштейном. Напомню, что Франкенштейна (по самой книге это фамилия создателя монстра, которая, однако, вскоре стала самоназванием самого монстра) был создан из сшитых воедино фрагментов человеческих тел, люди ненавидели его за уродство, а он, соответственно, ненавидел их в ответ. Как и своего создателя, виновника этих мук.

Доля правды в таком сравнении есть. Пруссия действительно создавалась из кусков совершенно различных территорий (как, впрочем, и Польша), часть из которых вообще были анклавами, окруженными довольно недружелюбными соседями. Но Польша на тот момент имела географическое преимущество. И его бездарная растрата — большой минус Польше, ее королям и ее политической системе. А ведь Петр I хотел сохранить Польшу как сильного союзника, противовес Пруссии и Австрии. Насколько надо было не любить русских, но прежде всего — самих себя, чтобы поссориться со своим естественным союзником, впасть в ничто, и просто самораспасться без какой-то борьбы! Впрочем, еще в первой Польской летописи Вицентий Кадлубек называл немцев «злобной сарачой», чехов — «вероломными грабителями», а русских — «кровожадными дикарями», и только одни поляки, по мнению хрониста, являлись эдакими Chevaliers suns peur et sans reproche в окружении нечисти.

Сейчас второй акт такой же драмы мы наблюдаем как раз на землях, ранее Польше принадлежавших — на самопровозглашенной Украине.

Итак, на 1721 год королевство Пруссия состояла из собственно земель Восточной Пруссии, которые от прусской Померании были разделены польскими землями — так называемым «Данцигским коридором». Кроме того, на Рейне пруссаки владели анклавами Клеве и Марк, на Везере — Равенсбергом и Минденом. Ситуация с анклавами на территории Германии облегчалась тем, что все они, вместе с Бранденбургом, входили в Священную Римскую империю, где прусский король мог влиять на экономические или политические вопросы. В случае же с Восточной Пруссией королю был просто необходим перешеек, который соединил бы бранденбургско-померанские земли и его королевскую вотчину. Собственно, аннексия Данцигского коридора и Польской Пруссии надолго стала одним из приоритетов прусской политики.

Северная война 1700–1721 годов отчетливо показала слабость Польши как государства. Шведы завоевали эту страну в рекордно короткие сроки совершенно маленькой армией — всего за две кампании, еще два года длилось добивание разрозненных отрядов польско-саксонских сил.

Далее, как мы помним, Карл XII пошел в Россию, где был разбит под Полтавой. И потом Польско-литовско-саксонская уния стала, по сути, вассалом России, а царь Петр получил исключительное влияние в Польше. Удивительное дело — начав войну со Швецией «на подхвате» у поляков и саксонцев, к 1710 году Россия не только возглавила борьбу с Карлом, но и стала своего рода «делателем королей» на польских землях. Впору писать новомодную теорию о том, что царь Петр специально создал Карла Шведского, чтобы сломать могущество Польши, используя его как «ледокол», и подчинить себе польские земли. Это, конечно, шутка, но после Северной войны без ведома и согласия русского государства король в Речи Посполитой не мог быть назначен в принципе. Естественно, эти изменения были замечены и Пруссией.

В немецком языке есть такое слово — Hausmacht, что можно перевести как «местная сила» или «домашнее (местечковое) влияние». Это слово пришло из конца Средневековья, когда Священная Римская империя стала аморфной структурой и влияние в этом конгломерате той или другой королевской семьи определялось ее Hausmacht, то есть ее экономической мощью и силой ее армии. Естественно, многие правители стремились расширить свои территории или увеличить экономическую базу, тем самым повышая свой уровень Hausmacht. Так вот, Фридрих-Вильгельм увидел, что Hausmacht Польши стремительно снижается и фактически стремится к нулю. И в точном соответствии немецкой традиции все чаще стал задумываться о разделе Речи Посполитой. Он писал в 1721 году:

Хотя Польша вышла формальным победителем в войне со Швецией, де-факто она является протекторатом России, и вполне может стать им де-юре.

Поэтому уже в 1723 году возникла мысль о разделе польских земель между Россией и Пруссией. Но тут прусский король наткнулся на позицию Петра I, который воспринимал Польшу как территорию сугубо русских интересов. Но так как прусскому Франкенштейну просто жизненно необходима была часть Польши с Данцигом, чтобы соединить земли Бранденбургской марки с собственно королевским доменом, то было ясно — раздел Польши состоится рано или поздно. Нужно только подготовиться к этому моменту, заручившись поддержкой России. Причем эта концепция Фридриха-Вильгельма полностью укладывалась в понятие Dominium Maris Baltici (Контроля Балтийского моря), которую пруссаки честно украли у Швеции после её поражения в Северной войне. Владея устьем Одера, устьем Вислы и устьем Немана Пруссия уже могла претендовать на жирный кусок балтийского пирога. С Россией на тот момент конкурировать было сложно, но, как говорится, плох тот пруссак, что не желает править на Балтике.

В общем, с Польшей и без того было много сложностей, но добавились еще — в Польшу на фоне её слабости стали пробираться Франция, Англия и Голландия. России, Пруссии и Австрии следовало поскорее договориться между собой, что же делать с этим куском, пока на него не стали претендовать новые игроки.

Вторым по важности вопросом для Пруссии после захвата Штеттина стал полный контроль всего течения Одера для поддержания прусской торговли. А это толкало прусского короля к захвату австрийской Силезии, и здесь интересы прусского короля и бранденбургского маркграфа (единого в двух лицах) сильно расходились. Как король, правитель Пруссии понимал, что Силезия ему необходима. Как маркграф, он не хотел ссориться с Австрией. Тем не менее прусские короли хорошо помнили, что в 1537 году наш старый знакомый по I части Альбрехт Бранденбург-Ансбахский заключил с Фридрихом II Лигницким договор о взаимном наследовании владений. Дело в том, что Фридрих II на тот момент активно боролся за корону Чехии и имел все шансы на победу, однако все-таки остался без неё. Более того, чешские князья после заставили Фридриха отменить договор с Гогенцоллернами, что не помешало его сыну, Георгу II Бжегскому, подтвердить положения этого договора, беря в жены Барбару Бранденбургскую. Линия силезских Пястов пресеклась в 1675 году, когда от оспы умер герцог Георг Вильгельм I. Гогенцоллерны уже потирали руки, предчувствуя увеличение земель, однако император Священной Римской империи Леопольд I, применив другой обычай — Силезия была леном Богемии, а Леопольд имел титул короля Богемии — увели Силезию из-под носа. Ведь согласно ленному праву, выморочные области отходили сюзерену. Несмотря на яростные протесты «Великого Курфюрста», Силезия отошла Богемии, а точнее — Австрии.

Император, апеллируя к союзным договорам между Бранденбургом и Империей, смог договориться с Берлином, но ненадолго. В 1685 году французский король Людовик XIV отменил Нантский эдикт. Император Леопольд, не желая войны с Францией, признал этот акт законным. И тут «Великий Курфюрст», защищая гонимых французских протестантов, отказался от союзного договора с империей, тем самым мгновенно обретя права на Силезию. Австрияки, понимая, что надо что-то делать, в 1695 году заключили секретное соглашение с Фридрихом I, согласно которому Бранденбургу подтверждались его права на польский Швибус (ныне Свебодзин), но, в свою очередь, он отказывался от прав на Силезию. Фридрих подписал договор, но часто говорил, что у него это соглашение вырвали обманом и силой. Обман там точно был, ибо Швибус имперцы так и не отдали, а вот силы никакой не было — австрийцы просто пообещали отдать не свое. И не сдержали обещания. В мировой политике так часто бывает, и тем, кто думает, что что-то изменилось, я советую вспомнить обещания генерального секретаря НАТО не расширяться на восток в 1991 году.

В общем, в 1730 году Фридрих-Вильгельм решил попросить императора отдать ему силезские земли, тем более что Бранденбург имел на них права. Император отказал, причем в довольно грубой форме.

Но это будет потом, пока же Фридрих-Вильгельм занялся реформированием страны и увеличением своей армии. Вопрос вооруженных сил мы с вами затрагивали в сериале «Россия и Англия», просто напомним, что на 1713 год прусская армия составляла 36 тыс. штыков, а в 1740 году — уже 83 тыс. штыков. Здесь же мы остановимся на гражданских преобразованиях. Ей-богу, нашим горе-реформаторам стоило бы поучиться у этого короля — как мерам экономии, так и борьбе с коррупцией.

Прежде всего, Фридрих Вильгельм решил навести порядок в финансах. До его царствования в королевстве параллельно действовали три финансовых ведомства — это Главный военный комиссариат, Управление королевскими доменами и Тайный фонд для содержания королевского двора. В результате даже сам король не знал, какие у него доходы и расходы. Для полного счастья, Управление королевскими доменами в Берлине существовало практически только на бумаге, собранные деньги поступали в провинциальные, не связанные одна с другой кассы, где они, как правило, просто разворовывались.

Фридрих-Вильгельм поступил просто — на основе Тайного фонда и Управления доменами он создал Главное финансовое управление, где поставил директором бывшего полкового аудитора Кройца, человека замечательной честности и простых правил. Как итог — доходы короны за год удвоились. Но и это еще не все. В 1714 году с Главным финансовым управлением был объединен и Главный военный комиссариат, а новая организация получила название Главная счетная палата. Теперь финансы находились под строгим учетом и контролем, а бывших многочисленных клерков лишили возможности воровать. Главой счетной палаты король назначил самого себя.

Весьма показательно письмо короля своим чиновникам из Финансового управления от 6 января 1717 года:

Я случайно узнал о том, как меня обманывают. Со временем мне станет известно все. И если вы, господа, будете замалчивать такие вещи в дальнейшем, не удивляйтесь и грозе, разразившейся раньше, чем ее ждали.

Позже, чтобы еще больше сократить количество чиновников, Фридрих Вильгельм реорганизовал счетную палату в Генеральное управление финансами, военными делами и королевскими имуществами.

То есть король начал экономить не на гражданах, а на чиновничестве.

Он снизил содержание собственного двора с 276 тысяч талеров до 55 тысяч, оставив из 142 придворных должностей 46. Из 24 королевских замков Фридрих Вильгельм оставил 6, остальные были либо сданы в аренду, либо проданы с молотка. Из 700 комнат Берлинского дворца он оставил своей семье 5, причем сам пользовался всего двумя.

Второй большой ненавистью нового прусского короля стала… творческая интеллигенция. Нет, он был не против науки или культуры, но он требовал от нее прикладного назначения. Дворцовый оркестр был расформирован, опера — закрыта, художников, умеющих рисовать только голые тела, но не способных составить топографический план, Фридрих Вильгельм просто не признавал. Он запретил богатую одежду и ввел большие налоги на роскошь, следствием чего стал исход творческой интеллигенции из Пруссии в Париж и Лондон. Ученость, если та прямо не отвечала интересам и нуждам государства, Фридрих Вильгельм презирал. Изящные искусства, живопись, архитектуру, всячески поощряемые его отцом, Фридриху Вильгельму представлялись «глупостями», бесполезными забавами, усладой всезнаек-интеллектуалов. Собственно, именно сбежавшие из Пруссии «интеллектуалы» потом разносили по европейским столицам анекдоты про тупого «короля-солдата», раздувая его неприятие к изящным искусствам до карикатурных размеров. И потом эти анекдоты стали своего рода «черной легендой» про Фридриха Вильгельма.

Далее, дабы пресечь провинциальную коррупцию, Фридрих Вильгельм постановил, чтобы на службу в провинциальные палаты нанимались чиновники не из местных жителей. На новые должности следует назначать только самых знающих людей, «которых надо искать везде и всюду, будь они прихожане реформатских или лютеранских церквей. Они должны быть верными и честными, иметь светлые головы, знать толк в хозяйстве и иметь собственное дело, разбираться в коммерции, мануфактурах и тому подобных вещах; одним словом, это должны быть люди, способные разобраться в любом порученном им деле». Все просмотренные Фридрихом Вильгельмом отчеты испещрены всего двумя словами: «schnell, schnellstens» — «Быстро! Еще быстрее!». Он не терпел медленных людей и считал их неспособными к государственной службе.

Согласно правилам, прописанным королем, министр либо советник, опоздавший на час, должен заплатить сто дукатов штрафа. Пропустивший заседание без разрешения короля не получит жалованье в течение шести месяцев, будь он министр или советник. Приписка Фридриха Вильгельма на самом постановлении показательна: «потому что я плачу вам за работу!» Далее он продолжал: «Мы не желаем иметь при себе подхалимов, уверяющих Нас, что дела в стране идут отлично! Не следует от Нас ничего утаивать или являться к Нам с неправдой. Мы — господин страны и король и вольны делать все, что пожелаем».

Конец постановления тоже красив и экспрессивен: «Всем верным и послушным слугам своим Мы обещаем Нашу милость. Те же, кто не будет в точности исполнять „Инструкцию“, но попробует работать по-старому, могут быть уверены, что они не смогут рассчитывать на Нашу благосклонность. За свое упрямство они будут наказаны по-русски». Что такое «наказать по-русски» — король не уточнил, но, наверное, злорадно улыбался, ибо нрав русского царя Петра I и его действия против казнокрадов были в Пруссии хорошо известны. Так, губернатор Сибири князь Гагарин был запытан в Тайной Канцелярии и вздернут перед окнами Юстиц-коллегии; двум сенаторам князьям Волконскому и Опухтину жгли языки раскаленным железом и сослали в Сибирь; обер-фискал Нестеров за крупную взятку вообще был четвертован.

В экономике прусский король придерживался принципов протекционизма и меркантилизма. Из книги Вольфганга Фенора «Фридрих Вильгельм I»:

Деньги, этот «нерв вещей» национальной экономики, непременно должны оставаться в стране. Поэтому следует привлекать как можно больше иностранных денег. Вывозить за границу сырье, а потом ввозить оттуда за безумные деньги сделанные из того же сырья товары — вот глупость! Просто преступление! Тот, кто будет вывозить, например, необработанную прусскую шерсть, должен подвергаться огромному штрафу. Никакой шерсти — только готовое сукно! А постоянные указания на то, что всю шерсть обработать в собственной стране невозможно, — пустая болтовня. Господам министрам следует позаботиться о том, чтобы в Пруссию приехало как можно больше иностранных суконщиков. Он, Фридрих Вильгельм, оплатит их переселение и на свои деньги купит им ткацкие станки. Речь идет об экономической независимости государства. Только так Пруссия и сможет двигаться вперед. И вообще, при оценке каждого нового проекта впредь следует задаваться вопросами: а) «сколько это стоит?» и б) «что это даст?» Только на то, что сулит верную прибыль, и следует обращать внимание. Все остальное избыточно и вредно; все остальное — блажь.

Согласитесь, эти слова вполне тянут на альтернативную экономическую политику для Российской Федерации XXI века.

На внешнем рынке Пруссию представлял банкирский и торговый дом Сплитгербера и Даума. Могущество дома покоилось на военном производстве — Готфрид Адольф Даум построил пушечный завод, который поставлял орудия в прусскую армию. Давид же Сплитгербер до этого занимался торговлей зерном и сельхозпроизводством. Далее два почтенных купца объединились и пригласили из Льежа французских мастеров для производства ружей и литья пушек. Далее на основе их завода была создана Королевская ружейная фабрика Потсдам-Шпандау. Семейство фон дер Лейнов стало одним из столпов суконного и текстильного производства. Пользуясь тем, что Англия после Северной войны так и не признала приобретения Петра I и его имперский титул, а английские купцы потеряли в России свои позиции, при патернализме Фридриха Вильгельма была создана Русская торговая компания, которая начала поставки сукна для русской армии.

Но все же главными стали преобразования в сельском хозяйстве. 22 марта 1719 года Фридрих Вильгельм выпустил универсал, согласно которому всем коронным крестьянам (то есть находящимся в личной собственности короля и государства) предоставлялась личная свобода, за ними признавались права собственности на дома и инвентарь. Кроме того, признавались права и на землю, но при условии ее выкупа. Таким образом, именно Фридрих Вильгельм запустил в Пруссии механизм отмены крепостного права.

В Восточной Пруссии король ввел для крестьян режим наследственного поземельного владения (чинш). Крестьяне могли отчуждать свои земли и дворы только с рабочим инвентарем и с согласия коронных властей. Залоги этих земель запрещались. Барщину заменил денежный оброк. Казенные крестьяне Восточной Пруссии были признаны свободными от обязательных служб землевладельцу (казне) и от выкупа личности при переходе с места постоянного жительства в 1763–1767 годах, уже при сыне «короля-солдата».

Чуть ранее, в 1717 году, Фридрих Вильгельм посягнул и на дворянскую собственность, обратив их ленные владения в аллоды. Дело в том, что согласно ленному праву, поместье или область принадлежала тому или иному правителю только в рамках вассалитета, то есть дворянин не имел прямой ответственности перед королем, кроме вассального права. «Король-солдат», переведя юнкерские владения в аллоды, по сути утвердил над ними сюзеренитет, и теперь у непокорных дворян земли вполне могли отчуждаться в казну. А потом ввел налоги на поместья и на верховых лошадей (крестьяне прозвали последний «налогом на копыта») — тоже своего рода налог на роскошь. Идея была проста — для больших табунов лошадей требуются луга, которые вполне можно было бы использовать для пшеницы, ржи и ячменя. Прусские бароны просто так не сдавались — часть из них обратилась с жалобой к императору, и тот начал готовиться к войне с Пруссией, однако король железным кулаком пресек возможный мятеж и навел порядок. Имперскому же представителю, графу Зекендорфу, он отписал:

Швабские, франконские и нижнерейнские земли, то есть почти вся империя, призывают к войне со мной. И это из-за несчастных сорока талеров за лошадь! Меня лишают уважения подданных, выставляя прямо-таки проституткой! Прошу господина графа решить самому: можно поступить со мной более жестоко, если бы я организовал заговор и решил предать империю?

Самой кульминацией противостояния юнкеров и Фридриха Вильгельма стала пикировка с ландмаршалом Восточной Пруссии графом Доной. Юнкерские поместья обложили твердым налогом, и Дона писал королю (словно издеваясь, на французском), что «данная политика в высшей степени вредна и расточительна и приведет страну к разрухе (Le payssera ruiné)». Фридрих Вильгельм ответил жестко и звучно, причем демонстрируя образованность — одновременно на французском, латыни, польском и немецком: «Le payssera ruiné? Nihil credo; aber das credo, daß die Junkers ihre Auctorität: Niepozwalam (das polnische liberum Veto) wird ruinirt werden. Ich stabilire die Souveraineté wie einen rocher von bronze». «Приведет к разрухе? Не верю! Но я верю в то, что к разрухе приведет авторитаризм юнкеров! Ваше „Не позволим!“ (аналог польских замашек с „Вето“) будет уничтожено, а мой суверенитет будет утвержден как незыблемая скала!» В общем, король прямо сказал: здесь вам не Польша, и в моей стране такого раздрая не случится.

Чтобы было понятно — до Фридриха-Вильгельма нигде больше в мире не было такого гнета крестьян, как в Пруссии. В России барщина была два или три дня в неделю, что считалось очень жестоким; в Польше — три дня в неделю; в Мекленбурге и Бранденбурге — ШЕСТЬ дней в неделю! Крестьянам приходилось платить за все: за хлеб, свиней, кур, яйца, мед, лен и домотканые холсты (лошадьми и коровами тогда владели в основном помещики). Всю неделю возделывали они господские поля, ловили для помещика рыбу, шли для него на охоту, валили лес, ухаживали за лошадьми, кормили и доили коров, чистили хозяевам сапоги, исполняли их поручения и т. д. Кто роптал, тот попадал в тюрьму или в пыточный застенок; опоздавших на барщину били палками и кнутами.

Король, освободив своих крестьян, не мог приказать юнкерам сделать то же самое. Но он начал скупку юнкерских земель, истратив на это 600 тысяч талеров. В результате на 1740 год почти 35% прусских земель были королевскими. И король в этих землях вводил те же правила — он освобождал крестьян от личной зависимости, барщина заменялась оброком, а орудия производства становились крестьянской собственностью.

В 1718 году король-солдат выпустил еще один указ, который можно считать «расстрельным». Он запретил применять к крестьянам битье и пытки. Да, понятно, что часть помещиков проигнорировала его, но положение крестьян реально облегчилось. Просто потому, что крестьяне начали бежать на житье в королевские домены, а Фридрих Вильгельм оттуда никого не выдавал. В результате юнкерам ПРИШЛОСЬ улучшать быт крестьян, дабы не остаться без дохода.

Далее король сделал еще одну вещь, за которую он достоин памятника. Он ввел на всей территории королевства начальное школьное образование на селе. Надо сказать, что до Фридриха Вильгельма крестьяне в Пруссии были самым необразованным, самым забитым классом. Тем, кто сомневается, есть смысл почитать первоисточники сказок братьев Гримм, то есть те самые реальные сказки, которые в XVI–XVIII веках взрослые рассказывали детям на ночь. Там многие с удивлением узнают, что золушкина мачеха отрубила своим дочерям по кусочку ступни, чтобы их ноги влезли в туфли, а что касается Белоснежки — то скажем, что злая королева хотела не столько её сердце, сколько просто сделать пирог с начинкой из ее мяса.

Естественно, что на этой дремучести вовсю играли проходимцы и церковь. Городки и деревни представляли собой клановые объединения, где власть представляла собой одну или две фамилии, которые по совместительству держали местность в кредитной кабале. Грубо говоря, это были эдакие Цапки, только в XVIII веке. Фридрих Вильгельм организовал против зарвавшихся и проворовавшихся местных воротил ряд судебных процессов (при этом изрядно пополнив свою казну), а на место прежних коррупционеров поставил своих людей, чаще всего подчиненных ему лично, и ответственных перед Генеральным управлением.

С церковью была своя проблема — Пруссия того времени была наполовину лютеранской, наполовину кальвинистской. Так вот, «король-солдат» не стал делать как в Англии (где католиков просто низвели до уровня государственных преступников), не стал делать как во Франции (где протестантов объявили вне закона), он реально выступил за свободу вероисповедания в стране. Для него обе протестантские конфессии являлись одним и тем же вероучением, а разницу в богослужениях он сердито называл происками «склочных попов».

И король решил вопрос чисто по-военному: отныне проповедь — будь она лютеранская или кальвинистская, — должна была продолжаться шестьдесят минут. Проповедник, «болтавший» дольше, подвергался штрафу: обязывался внести в рекрутен-кассу два талера. Все просто. Полное равенство перед законом и полное равенство в борьбе за души прихожан. Король писал:

Разница между двумя нашими евангелическими религиями в действительности не что иное, как поповские дрязги. Разница тут только внешняя. Когда это начинают проверять, именно так и оказывается: одна и та же вера во всех мелочах. А вот стоя на кафедре, пасторы начинают разводить соус, один другого гуще… В Судный день им придется дать Господу отчет в том, что они спорили с кафедр, возбуждая бесплодное умствование, а истинное слово Божье в их устах не было единым.

Ну а дальше о школах. Еще в 1716 году Фридрих Вильгельм приказал полковым священникам учить всех солдат без исключения чтению и письму. А 23 октября 1717 года вышел указ о введении в Пруссии школьной обязанности, особенно важный для сельской местности. Отныне все дети в возрасте от 5 до 12 лет должны были посещать школу — зимой ежедневно, а летом, когда они работали на полях, один или два раза в неделю. Родители обязывались платить за обучение детей шесть пфеннигов в неделю. За неимущих платили местные кассы для бедных.

Благодаря этому закону прусские крестьяне в течение одного поколения (1720–1736 годы) стали одними из самых образованных в Европе. Что это давало? Теперь король мог разговаривать с крестьянами на одном языке, рассылая те же прокламации, вешая по деревням указы, и т. д. Приобщать их к новшествам, в том числе и в сельском хозяйстве, учить пользоваться новой техникой и тому подобное. Уже при Фридрихе Великом отмечалось, что население и армия Пруссии — самые образованные в Европе. И сделал это «король-солдат». Из книги Вольфганга Фенора:

В деревнях не было зданий для школ; никто, естественно, заранее их не построил. Чтобы обойти все возникшие препятствия, понадобилась вся полнота власти короля-солдата. Помещики получили приказ построить школы и взять на содержание учителей. В королевских доменах школы строились за счет казны. Лес, камень, известь король выдавал бесплатно; доставлять строительные материалы он обязал сельские общины.

Но затем революция натолкнулась на другие препятствия. Сопротивление оказывали те подданные, чьи интересы были задеты. Родители считали «Школьный эдикт» посягательством короля на их собственное право распоряжаться детьми; они не желали видеть своих детей более умными, чем они сами, и, уж конечно, не хотели освобождать детей, самую дешевую рабочую силу, от работы по будням. Церковные функционеры видели в эдикте посягательство на их священную привилегию «окормления» народа, не оспариваемую прежде в течение многих веков. И даже Генеральное управление возмущалось введением школьной обязанности: ведь она потребовала колоссальных денег! Фридрих Вильгельм, как и всегда, сражался один против всех.

Инспектируя в 1718 г. Восточную Пруссию, он увидел, что там дело так и не сдвинулось с мертвой точки. «Базис» (народ) смутно роптал; «верхи» (церковь, дворянство, бюрократия) оказывали противодействие. 2 июля 1718 г., сразу же по возвращении из инспекционной поездки, король издал указ, где говорилось: «Знания и навыки сельского люда пребывают в самом плачевном состоянии». Он настоятельно потребовал от чиновников принять «совместные меры, дабы окончательно одолеть невежество». Замечательные слова, которые не мешало бы вписать в летопись человечества золотыми буквами.

На начало 1713 года в Пруссии было 320 школ. На 1738 год — 1480. Это и есть результат школьной реформы Фридриха Вильгельма. Эта реформа обошлась королю в 600 тысяч талеров, о которых он никогда не жалел. Ибо его экономия и реорганизация доходов были нужны, по его мнению, только для одного — чтобы Пруссия стала процветающим государством. Он не вкладывал деньги в английские или голландские банки, он тратил полученное на инфраструктурные проекты в самой Пруссии, и государство от этого только богатело.

Заброшенные и пустые земли «король-солдат» планомерно заселял. Желающие получали земельный надел совершенно бесплатно, причем столько, сколько просили. На пять лет новоселы освобождались от налогов, дабы хозяйство начало нормально функционировать, ну а дальше платили стандартный налог. Юнкерам, евреям и бюргерам приобретать бесхозные земли было запрещено. Не из какой-то жадности, а только потому, что «при баронах и евреях бесхозные земли так и останутся пустошью».

Этими реформами восхищались и заграницей. Так, один из деятелей Французской революции Мирабо писал:

Прусская монархия заслуживает симпатии всего мира. Она — великолепный и грандиозный шедевр, над которым в течение веков трудились гениальные мастера. Она прекрасно обустроена. Ее дух — дух порядка и регулярности. Свобода мысли и веротерпимость торжествуют здесь. Гражданские свободы широки настолько, насколько они вообще могут существовать под неограниченной властью одного человека. Самый крупный пережиток варварства в этой стране — крепостное право юнкеров, удерживающее значительную часть крестьянства. Она обладает армией, и этой армии нужна лишь легкая доработка, чтобы стать совершенной. Наконец, ее свод законов — образец для всей Европы, хотя никто еще к этому образцу и близко не подошел. С закатом Пруссии исчезнут и забудутся все эти блага, а искусство быть королем впадет в детство.

Прусский король всемерно поддерживал эмиграцию в свои земли. Кого он не пускал в Пруссию и всеми силами ненавидел — это польских крестьян («которые очень ленивы и не желают работать») и евреев («которых заботят только деньги, и из богатых земель своим ростовщичеством они делают пустыни»). В принципе, короля можно понять — ведь на его глазах в 1720 году произошел крах английской Компании Южных морей, и банкротство французской Миссисипской компании. Фридрих Вильгельм ненавидел биржевые игры и торговлю акциями, считая, что деньги надо вкладывать в реальную экономику. Евреи же того времени всегда были склонны к спекуляциям и деланию денег «из воздуха». Тут стоит понять, что тогда еврейское сообщество делилось на сефардов (выходцев из Испании, Португалии и Италии) и ашкеназов (выходцев из Центральной и Восточной Европы). Сефарды — это высококультурные, образованные люди, отличные банкиры, развившие в Голландии, Англии, Франции банковское дело и кредит до неимоверных высот. Большой минус их был в том, что они были мультикультурны и космополитичны. Это не значит, что они не признавали чью-то государственность или еще что — это значит, что сефарды соглашались ровно на те законы, которые им были выгодны.

Ашкеназы — это молодые хищники, рвущиеся к деньгам. Чаще всего занимались ростовщичеством, промышленностью, микрокредитами, предпринимательством. Проблема в том, что если сефарды вполне спокойно ассимилировались, то ашкеназы жили по принципу гетто, обособлено, в своих кварталах, имели свой язык (идиш) и большей частью не принимали законы тех стран, в которых живут. Все проблемы в общине решались внутри общины, если, конечно, они не касались других жителей. В случае же конфликта с другим конфессиями или проблем между общиной и государством дела решались выборными старейшинами (парнассизмами) и представителями власти.

Именно ашкеназы и рвались в Пруссию, но для Фридриха Вильгельма их уклад, создание собственных общин, тяга к стяжательству и обману были отвратительны.

Тех евреев, которые уже жили на территории королевства, он выгонять не стал. Более того, он назначил над ними комиссаром их соплеменника, Моисея Левина Гомпеца. Налоговую нагрузку король создал совершенно справедливую (с общины в 500 человек — 15 тысяч талеров в год). Кроме того, владелец бизнеса с каждой 1000 талеров был обязан заплатить 50 в казну короля. Если еврей хотел переехать в Пруссию из другой страны — он был обязан внести в государственную казну 1000 талеров. Фридрих Вильгельм запретил евреям заниматься ремеслами и оптовой торговлей продовольственными товарами.

Поговорив о политике внутренней, есть смысл рассмотреть внешнюю политику «короля-солдата». С 1714 года Фридрих Вильгельм претендовал на герцогство Юлих-Берг. Там умер курфюрст Иоанн Вильгельм II, не оставив наследника, и ему наследовал его брат, Карл-Филипп III. Казалось, что мечты его вот-вот сбудутся — новый император Карл VI не имел наследников мужского пола и хотел передать корону своей дочери — Марии-Терезии, требуя у всех стран заранее признать «Прагматическую санкцию». Естественно, что за это признание каждая из держав требовала от Австрии уступок, не была исключением и Пруссия, желавшая получить Юлих-Берг. Проблема была в том, что Вена отдавать Гогенцоллернам герцогство не собиралась, и хотела получить согласие на «Прагматическую санкцию» безо всяких территориальных потерь. Попытки «короля-солдата» опереться на Англию провалились, хотя в 1725 году был даже заключен договор между Пруссией, Англией и Францией. Проблема была в том, что английский суверен Георг I просто не воспринимал серьезно Фридриха-Вильгельма. Этот союз чуть не вышел Пруссии боком — русская императрица Екатерина I стала союзницей Австрии и Испании, и теперь вполне серьезно угрожала Пруссии войной. Одновременный же удар Австрии и России был для Пруссии просто смертелен. В 1726 году Фридрих-Вильгельм разорвал договор и перешел на сторону Австрии. Взамен он требовал права на Юлих-Берг, но Вена начала тактику проволочек, надеясь откупиться рослыми солдатами, которых так любил и ценил «король-солдат». В результате права на герцогство ему просто «пообещали», но выполнить обещание «забыли».

В 1727 году умер Георг I, ему наследовал Георг II, также имевший невысокое мнение о прусском короле. Тем не менее, желая перетянуть Фридриха Вильгельма на свою сторону, он предложил проект двойной свадьбы, где кронпринц Фридрих женится на английской принцессе Амалии, а прусская принцесса Вильгельмина выдается замуж за английского наследника. «Король-солдат» отказался.

В 1733 году испортились отношения с Россией. Дело в том, что умер саксонский курфюрст и одновременно польский король Август II Сильный. Собственно, обсуждения вопроса Польского наследства начались еще раньше — в 1727 году. Россия и Австрия хотели, чтобы король Польши был а) дружественен России и Австрии; б) разрешал в случае необходимости проход через Польшу русских и австрийских войск.

18 ноября 1730 года австрийский посол граф Франц-Карл фон Вратислав сообщил вице-канцлеру Андрею Остерману предложения императора Карла по польскому вопросу. Император предлагал заключить договор между Пруссией, Россией и Австрией на следующих условиях:

1) Обеспечение свободы избрания короля и исключение Лещинского;

2) Оформление специального соглашения по кандидатуре претендента из Саксонии;

3) Выдвинуть общего кандидата из Пястов;

4) Иностранных принцев приглашать только, если это не будет способствовать избранию французского кандидата Лещинского.

Дело в том, что Франция выдвинула кандидатуру Станислава Лещинского, который крепко осел в королевстве Людовика XV, и обещал в случае избрания «создать барьер» против России.

13 декабря 1732 года в Берлине русский посол граф Левенвольде и имперский посол граф Зекендорф заключили с королём Фридрихом-Вильгельмом договор о совместных действиях в Речи Посполитой, который стал известен как «Союз трех черных орлов». По договору для противодействия Лещинскому решено было выставить войска на границах: 4 тыс. кавалерии от Австрии, 6 тыс. драгун и 14 тыс. пехоты от России, 12 батальонов и 20 эскадронов от Пруссии. На подкуп магнатов стороны выделяли по 36 тыс. червонных (около 90 тыс. рублей). Однако тут же в России узнали, что Август Сильный ведет переговоры с Пруссией о разделе территории Речи Посполитой.

И тут была загвоздка. На трон Польши Россия и Австрия изначально предполагали возвести португальского инфанта Мануэля, тогда как Август хотел оставить польский трон своему сыну. Так вот, Август Сильный предложил Фридриху Вильгельму Коронную Пруссию, Курляндию и часть Великой Польши с тем, чтобы остальная часть польского королевства была отдана Саксонии. Естественно, Россия сообщила об этом Австрии, и большие дядьки популярно объяснили и Фридриху Вильгельму, и Августу, кто есть кто. 1 февраля 1733 года Август умер, а власть в стране захватил примас Потоцкий, который был сторонником Лещинского. 27 апреля открылся Сейм, на котором постановили, что в короли может быть избран только природный поляк и католик, не имеющий ни своего войска, ни наследственной державы, и женатый на католичке. Таким образом, кандидатуры инфанта Мануэла и саксонского курфюрста Фридриха Августа II отпадали.

В этой ситуации Россия оперативно заключила договор с Саксонией, согласно которому саксонский курфюрст получал польскую корону, в обмен на это Саксония признавала за русскими царями имперский титул, а Польша отказывалась от притязаний на Лифляндию и Курляндию.

В свою очередь, депутаты Польского сейма собрались 25 августа, русские войска под командованием Ласси вошли в Польшу раньше — 11 августа. 4 сентября Франция объявила, что будет в том числе и военной силой поддерживать избрание Лещинского. 13 сентября Сейм избрал Лещинского. Часть депутатов бежала на правый берег Вислы, где под прикрытием русских войск провозгласила королем Фридриха Августа II Саксонского под именем Августа III. 10 октября Франция объявила войну Австрии и Саксонии. К Франции присоединилась Испания. Англия и Голландия объявили о нейтралитете, как и Швеция с Османской империей.

Фридрих Вильгельм принял сторону Австрии и России, тогда как Бавария, поколебавшись немного, присоединилась к Франции и Испании.

Франция, вторгшись в Лотарингию, начала вооружать большой флот, однако слова дипломатического ведомства Англии прозвучали как хлыст — если Франция пошлет эскадру в Балтийское море, она будет атакована английским флотом, а Англия начнет десанты на французское побережье. В результате в Польшу послали смехотворные силы, которые помочь сторонникам Лещинского не смогли.

В Лотарингии же схватились два великолепных стратега времен войны за Испанское наследство — это герцог Бервик со стороны Франции и принц Евгений Савойский со стороны Австрии. Началось все с осады Келя, расположенного прямо напротив Страсбурга, который обороняли швабские войска барона фон Пуля. Французы через реку атаковали горнверк крепости и, подтянув артиллерию, 23-го смогли его захватить. К 27 октября Бервик начал бомбардировку главной цитадели. 31-го крепость сдалась, гарнизон, согласно условиям капитуляции, вышел из Келя с оружием и знаменами.

Далее боевые действия прекратились на зиму и продолжились весной 1734 года. В конце мая французы блокировали крупную крепость Филиппсбург на Рейне. 1 июня началась ее осада, а 12-го случайное ядро попало в маршала Бервика. Так закончил свою жизнь Джеймс Фитцджеймс, первый герцог Бервик, незаконный сын короля Якова II от Арабеллы Черчилль, племянник герцога Мальборо.

Командование перешло к д’Асфельду, который после месячной осады принудил Филиппсбург к капитуляции. Кстати, при Филиппсбурге присутствовал прусский кронпринц Фридрих, будущий король Фридрих Великий, который довольно нелицеприятно отзывался о действиях Евгения Савойского — якобы, принц на старости лет разучился воевать. Фридрих был вежлив и учтив с австрийцами, но все видел и все запоминал. Вскоре он покажет имперцам, что такое армия нового типа и как надо воевать.

Но вернемся к военным действиям. Обе стороны были к концу 1734 года ужасно истощены, и в ноябре при посредничестве голландцев и англичан начались переговоры о мире. Однако весной 1735 года война продолжилась. Австрийцы получили подкрепление — 10 тысяч русских войск под командованием Петра Ласси, которые прибыли из Польши. Французские войска возглавил маршал Франсуа Франкето де Куаньи. Принц Евгений Савойский был отозван в Вену в качестве представителя Австрии в мирных переговорах, австрийские войска возглавил Фридрих Генрих фон Зекендорф. Общая численность союзных войск — 35 тысяч человек, французов — 25 тысяч пехоты и 8500 кавалерии.

Проблемой французов было то, что их силы были разделены на две части. Одной командовал маршал Бель-Иль, второй — де Куаньи. Под Клаузеном французские войска смогли соединиться, противоборствующие силы встретились, французы начали довольно резво, взяв мост и высоту у местечка Рифених. Однако контратака венгерских гусар и имперских гренадеров вместе с датчанами и пруссаками опрокинула французов, австрийцы смогли форсировать мост и развить наступление. Темнота разделила воюющих, и Куаньи смог отвести свои потрепанные войска.

Что касается русских на Рейне — это отдельная интересная тема. Переговоры о помощи Австрии начались еще в 1733 году, но тут мешало 2 обстоятельства:

1) Русские войска были заняты в Польше.

2) Турция, узнав о вводе российских войск в Речь Посполитую, обвинила Россию в нарушении Прутского трактата 1711 года, прямо запрещавшего использование российских подразделений на территории Польши.

3) Просто не хотелось идти на чужую войну.

Однако поражения австрийцев в 1733–1734 годах испугали правительство Анны Иоанновны, и в России поняли, что могут лишиться всех плодов побед в Польше. Поэтому было принято решение помочь союзнику. Россия выставила следующие условия:

1. Обозначить для помощи некоторое количество пехотных полков, «ибо оная в Польше и без того столько службы, как конница, показать не может».

2. Русский корпус используется в Венгрии, Силезии, Богемии или на Рейне, бесплатно снабжается хлебом, крупой и мясом из имперских магазинов, подчиняется только генералиссимусу принцу Евгению и отзывается в случае нападения на Россию.

3. В случае нападения на Россию император выставляет вспомогательный корпус в 6 тыс. кирасир и 2 тыс. гусар; при нападении на императора Россия увеличивает корпус в Венгрии; при нападении на обоих союзников Австрия выставляет 6 тыс. кирасир, Россия 18 тыс. пехоты; по окончании польской войны стороны действуют по Венскому договору 1726.

4. Союзники, насколько возможно, избегают войны с Турцией.

5. Польский король обязан дать контингент в имперскую армию, держать в Речи Посполитой 14 тыс. солдат и в случае нападения на Россию всеми силами помогать императрице Анне.

6. Император должен добиться от морских держав приглашения России к мирным переговорам как главной договаривающейся стороны.

Австрийцы подписали условия, и 26 марта 1735 года русский корпус (13 834 человека) выдвинулся к границам Австрии. Русские вошли в Силезию, далее последовали в Богемию, и хоть и медленно, но неумолимо приближались к местам боевых действий. Французы, желая поднять в Германии волну русофобии, в большом количестве распространили листовки, где писалось, что впервые землю матушки-Европы топчут 37 тыс. русских и 6 тыс. казаков и калмыков — «русских варваров, угрожающих свободе немцев». С удовольствием описывали грубые нравы русских, их жестокость в бою и насилия над мирным населением. Листовки эти, однако, имели обратный эффект — в панике были французские солдаты, которым с этими «рюсски барбар» вообще-то предстояло воевать. Уже мерещились оторванные головы французских солдат, казаки, поедающие тела павших воинов Людовика XV, и во французской армии началось повальное дезертирство.

19 июля русские вошли в Прагу. 27 июля пересекли границу Пфальца, и далее вошли на территорию Баварии. Бавария в войне не участвовала, но была союзна Франции, и сначала воспротивилась проходу русских войск. Однако когда на границе появились австрийские войска и ветер донес пыль от сапог русских колонн, курфюрст Карл Альбрехт не на шутку испугался и разрешил проход. С 6 по 10 августа корпус Ласси прошел по Баварии и соединился с имперскими войсками у Нюрнберга.

29 августа принц Евгений Савойский принял парад русского корпуса и остался доволен «этой столь хорошо управляемой и отлично выученной пехотой». В битве под Клаузеном русские не участвовали, Ласси отказался исполнять приказы фон Зекендорфа, поскольку русские были подчинены напрямую принцу Евгению.

Русские участвовали только в небольшой стычке под Кронау, а 31 октября 1735 года Ласси получил письмо об остановке военных действий. 15 декабря русский корпус был переведен на зимние квартиры в Богемию, а 17 февраля 1736 года императрица Анна подписала указ о возвращении корпуса в Россию.

Главный эффект от присутствия русского корпуса на Рейне был политический. Во-первых, впервые в истории русские войска побывали на границе с Францией. Конечно, это не «помыть сапоги в Индийском океане», но до этого западнее Мекленбурга русские войска не забирались. Во-вторых, русские предотвратили окончательный переход Баварии на сторону французов, и это была самая реальна помощь австрийцам. В-третьих, вся прирейнская Германия быстро присмирела, ибо появилась новая сила, которую просто боялись. Ну и в-четвертых, появление русских на Рейне совершенно выбило из колеи Францию. Дело в том, что с началом войны за Польское наследство Австрия оказалась в изоляции на западном фронте. Англия, несмотря на договор о взаимопомощи 1731 года, объявила себя нейтральной, Голландия также не вмешалась в драку, русские были заняты в Польше, а Бавария склонялась в сторону Людовика XV. При этом австрийцы одновременно с боевыми действиями на Рейне вели бои с испанцами в Италии и держали 38-тысячную армию на границе с Турцией. Более того, когда началась война с Францией, Фридрих Вильгельм предложил императору свои войска — 50 тысяч прусских солдат. Карл VI по глупости и корысти от них отказался, боясь, что Пруссия за это потребует Юлих-Берг.

Поэтому Франция, имея 120-тысячную группировку на Рейне, надеялась легко добиться победы над 40-тысячной армией Австрии. Однако сначала австрийцы с напряжением всех сил нарастили свои войска до 78 тысяч, далее Карлу VI пришлось униженно просить Фридриха Вильгельма о помощи прусскими гренадерами, от которых он так неразумно отказался год назад, и Пруссия выделила 10 тысяч штыков. Ну а потом прибыли русские, и теперь о легкой прогулке французов по Германии можно было забыть. Недаром глава внешнеполитического ведомства Франции кардинал де Флери говорил маркизу де Шетарди, который отправлялся послом в Россию:

Россия в отношении к равновесию на Севере достигла слишком высокой степени могущества, союз её с Австрийским домом чрезвычайно опасен. Видели по делам в Польше, как злоупотреблял венский двор этим союзом. Если он мог в недавнее время привести на Рейн корпус московских войск в 10 тысяч, то когда ему понадобится подчинить своему произволу всю Империю, он будет в состоянии запрудить всю Германию толпами варваров.

Самым же главным неприятным последствием войны за Польское наследство для Австрии стало охлаждение отношений с Пруссией. Фридрих Вильгельм, которого даже не пригласили на подписание мирного договора, был оскорблен. 2 мая 1736 года, во время торжественного приема, где присутствовали кронпринц и все генералы, Фридрих Вильгельм вдруг кивнул в сторону сына и сказал: «Вот тот, кто отомстит за меня». «Король-солдат» даже не представлял, как он прав. Фридрих Великий лишил Австрию Силезии, втоптал в ничто Саксонию, а во время «Картофельной войны» оторвал от Австрии Бранденбург-Ансбах и Бранденбург-Байрейт.

О Семилетней войне мы довольно подробно рассказали в сериале «Россия и Англия», но тема Фридриха Великого, его отношений с Россией и другими странами, а также его внутренние реформы, далеко не раскрыта — и всё это мы затронем в следующей серии.

Поддержите «Спутник и Погром» покупкой подписки (клик по счетчику просмотров справа внизу) или подарите ее друзьям и близким! У нас нет и никогда не было никаких других спонсоров кроме вас — наших читателей.