Два разговора: Михаил Торопов об интервью Оливера Стоуна и Александра Захарченко

2interview

Прочитал интервью Оливера Стоуна «Российской газете». Для официального издания нашего молодого, но гордого государства само существование такого человека, как Стоун, конечно, большой успех. Об этом бравшие интервью репортёры простодушно поведали сразу же: мол, договаривались несколько месяцев. Дело понятное, ведь именно несколько месяцев назад мистер Стоун позволил себе высказать что-то по поводу вспыхнувшего с новой силой американо-российского конфликта: как всегда, что-то нелицеприятное по отношению к своей стране. На волне этого он сразу же прославился в рунете, и не поговорить с ним о его проклятой родине нашим правдокорам было нельзя.

in0

Интервью получилось не очень интересным, во многом за счёт задаваемых вопросов. За отечественных работников пера как-то даже стыдно, хотя стыд за подобные вещи с возрастом притупляется: сложно стыдиться вещей обыденных и привычных. Государственный агитпроп есть государственный агитпроп, и он такой не только в России. Ему не интересно ничего, что прямо не служит его целям. Поэтому в интервью с действительно выдающимся режиссёром есть только то, что касается русских дел — то есть то, в чём американский режиссёр, по понятным причинам, хорошо разбираться не может. Ну и ладно, мы ведь не журнал «Science» читаем.

Стоун Штаты критикует, и очень забавно наблюдать, как этому обрадовалась патриотически настроенная публика в России. Сразу же последовали одобрения в духе: «Вот, один из тех, кто не боится говорить правду», «Хороший, честный и думающий человек», «Жаль, что в Америке таких мало». Это говорят ровно те же, кто на голубом глазу поносит всяческих Макаревичей и Акуниных, критикующих Россию, и считает их людьми плохими и недостойными, совершенно не отдавая себе отчёт в том, что Стоун для своей родины — точно такой же Макаревич, один в один. Удивительно всё-таки, насколько фундаментальна власть государственной пропаганды и сколь мало людей способны сохранить разум под её неумолимым прессом.

Единственное, что по-настоящему стоит упомянуть из сказанного Стоуном — ответ на последний вопрос. Он касается не скучных злободневностей вроде того, кто на Украине сбил «Боинг», и не мнения по поводу разных персоналий нашей истории навроде Путина, Сталина и Горбачёва. Нет, тут Стоун говорит о том, в чём разбирается — об Америке. И говорит с высоты своего жизненного опыта, демонстрируя завидную мудрость и будто бы даже пророчествуя:

«…В мире нет ничего хуже войны. И только те, кто испытал войну на себе, понимают это. У русских есть такой ужасный опыт, если не личный, то от родителей, бабушек и дедушек. У вас есть уважение к войне. США же никогда не проходили через такую войну, поэтому мы не знаем, насколько она истощает. И в результате мы не уважаем войну и её значение. Мы идём и причиняем вред другим, военизируем страны и регионы. Мы не поймём войны, пока подобное не произойдёт с нами. Это счастье и дар, что мы отрезаны двумя великими океанами, это большое геополитическое преимущество. Но так будет не всегда, если мы продолжим поступать в духе агрессии. Я уверен, что карма истории вернётся и накажет американский народ. Американцы крайне легкомысленно видят себя вне истории, отдельно от неё, но это не так. От истории нельзя убежать. Она всегда настигнет вас».

Пробирающие слова. Действительно, изолированность Америки — наверное, главный фактор, определивший всю её историю и всю её чрезмерную внешнюю агрессию новейшего времени начиная с окончания Второй мировой и обретения статуса сверхдержавы. В этом смысле США достойно продолжили традиции своей матери — Британской империи, славно разжигавшей войны в Европе, находясь в безопасном отдалении благодаря Ла-Маншу. Там, где у континентальных милитаристов периоды активности неизбежно завершались расплатой в виде нокаутирующего удара противника, перешедшего из обороны в наступление, островитянам всё сходило с рук. В общем-то, Британия заслуженной кары так и не понесла, видимо, передав свою плохую карму за океан, по наследству. И расплата Америки должна быть страшной. Но это уже похоже на wishful thinking, предаваться которому — грех. Сбудется ли пророчество Стоуна — покажет история. А мы продолжим разговор о русской журналистике.

На контрасте с интервью в «Российской газете» хочется обратить внимание на другое интервью отечественных СМИ: на разговор журналистки «Русского репортёра» Марины Ахмедовой с премьер-министром ДНР Александром Захарченко. В отличие от официозного, выхолощенного диалога государевых вестников с «хорошим американцем», здесь история совсем другая. Фантастическая, страшная. Русская.

in1

Вообще, «Русский репортёр» всегда старался делать живую журналистику и этим подкупал. Вот и в данном случае журналистика вышла «живая», иногда по ходу интервью кажется, что даже чересчур. Между репортёром и его собеседником явно происходит что-то помимо произносимых ими слов. Иначе трудно объяснить ту сюрреалистичную атмосферу, в которую всё больше и больше погружается беседа по мере её развития. В какой-то момент, когда Захарченко берёт Ахмедову за руку и предлагает ей «погадать по-цыгански», возникает подозрение, что перед нами просто-напросто банальный флирт. Но как бы то ни было, этот крайне личный характер разговора даёт свои плоды, и под конец интервью мы уже наслаждаемся им, как полноценным художественным произведением с совершенно непредсказуемым сюжетом, что в мире журналистики бывает очень и очень редко. Неудивительно, что именно в этом интервью Захарченко брякает про свою отставку, которую ему вскоре придётся опровергать. Границы дозволенного будто бы стираются, и мы слышим из уст публичной персоны слова о самой сокровенной сути её мышления и мировоззрения. Мы видим почти обнажённую человеческую душу.

Захарченко восхитителен в своих противоречиях и какой-то нерасчленённой детской путанице сознания. Например, состояние до войны он описывает так: «Ошибка России в том, что многие из вас — россиян — воспринимают нас как людей, которые от нищеты и от голода взялись за оружие. На самом деле Донбасс — один из богатейших регионов Украины. И дай бог каждому региону России жить так, как жил при Украине Донбасс. Мы жили богаче и дружней россиян». Дружней, значит. Что же такое случилось с этой «дружбой»? Ведь Захарченко дальше говорит следующее: «Многие наши соседи воюют на той стороне. Они не разделяют наших убеждений. Большинство военнослужащих с той стороны — родом из Донбасса. И они тоже вызывают огонь на себя, как мы это делали на Саур-Могиле». Странная дружба, так быстро перерастающая в кровавую вражду, и завидовать ей как-то совсем не хочется. Но это, видимо, только с нашей, «москальской» точки зрения.

Многие у нас возмущаются, когда донецких и луганских повстанцев называют «украинцами». Мол, они русские и воюют против ненавистных «укропов» чуть ли не за возвращение в Россию и воссоединение русского народа. Однако премьер-министр ДНР так не считает. И почему-то кажется, что говорит он искренне и от лица большинства своих земляков. Говорит он так: «Я по матери русский, а по отцу — украинец. Но — хотите посмеяться? Моя русская мать всю жизнь прожила в Украине, а отец — в России. Вот кто я такой? Кто? Сейчас модно рассказывать про идею русского мира. Каждый её понимает по-своему. Я отлично знаю, откуда есть пошла земля русская. Я прекрасно понимаю, что Русь святая была киевской. Русский мир — это объединение всех славян. Не то, как мы сейчас живём, — русские отдельно, белорусы отдельно, украинцы отдельно. Мы должны жить вместе, — вздыхает. — Но прекрасно понимая, что вместе — это не всегда означает быть равными, нам приходится выбирать из двух зол меньшее. И вот выбирая зло меньшее, я предпочитаю убивать всё-таки фашистов и нацистов. Радикалов. Не знаю, как ещё их можно назвать».

И тут же, совершенно внезапно, тема «равенства» переворачивается на 180 градусов: «Но знаешь, когда встал вопрос, куда нам идти, я, как человек здравомыслящий, а согласно справкам СБУ у меня неплохо получается анализировать ситуацию, наверное, был единственным в своём кругу, кто говорил: „Знаете, ребята, нельзя нам ни в Таможенный союз, ни в Европу“. Мы должны идти своим путём — плох он или хорош. Быть рабом в Европе — стыдно, это унижение. А быть народом, который присоединился к России… Надо сделать так, чтобы мы были равными». Народ, как видим, на Донбассе отдельный, «самостийный». Да и в целом к русским (или «россиянам», как по украинско-польской традиции, реципированной в РФ, иногда говорит Захарченко) премьер относится как-то неровно. Не совсем как к своим (показательный момент: «Эта война хуже Гражданской войны семнадцатого года. Сказать почему? Потому что это война со своими»), при этом приписывая им (нам) какие-то странные и будто бы неправильные представления о происходящем («Знаешь, ведь эту войну вы не считаете ужасающей. Для вас ужасающая война — это сотни тысяч убитых, концлагеря. Но мир поменялся. Поменялись и войны»). Причём тут же следует рассказ о его предках, тоже воевавших на ужасающей войне, и о том, как он чтит их память. Но тот факт, что и русские уже успели повоевать в войнах поменьше, в том числе в собственной стране, оказывается забыт начисто (не «свои» ведь, неудивительно).

В общем, трещина, которая пролегла между русскими и украинцами, в словах Захарченко видна как на ладони — изломанной линией судьбы расколотого великого народа.

Однако при этом хорошо видно, что народ, к которому принадлежит Захарченко — тот самый, единственный, определяющий ход жизни на всей огромной земле от Карпат до Владивостока. Это чувствуется в тех местах интервью, где вместо рисования собственного портрета наружу прорывается что-то глубинное. Вслушайтесь в эти слова русского зверя, вернувшегося с дипломатических посиделок с раздувающимися от запаха крови ноздрями: «Чувствовал себя не в своей тарелке. Я смотрел и учился. Я замучил всех своими вопросами. Потом они сказали, что я тупой, изворотливый и… наглый. Я сказал, что если бы судьба моей земли решалась на дуэли, то я бы не задумываясь вырезал бы всю вашу делегацию и сидел бы сейчас где-нибудь в Варшаве. Они доходяги. Их одно удовольствие покромсать… Люди, которые умирают за свою землю, попадают в рай без очереди». В конце концов, это звучит просто страшно. Русские — страшные люди. И те, кто заварил эту кашу на их земле, конечно, совсем плохо представляют, что может случиться дальше, когда этой кашей решат накормить самих непрошеных поваров (тех же поляков, про которых Захарченко говорит не один раз и с особым злорадным предвкушением).

Характерна и манера Захарченко по-русски нелепо каяться в своих поступках вроде парада пленных в Донецке или риска для жизни, которому он подверг женщину-репортёра, потащив её к простреливаемому украинцами аэропорту. «Зачем ты сейчас рисковал своей жизнью?», — спрашивает Ахмедова. «И твоей. Я чувствую себя негодяем. Я просто хотел тебе показать, что с нашим городом сделала война, но я не учёл того, что есть корректировщики, которых мы не везде зачистили. Поэтому по нам лупил миномёт. Но я должен был это предусмотреть…», — рвёт на себе волосы русское чудовище. Как это узнаваемо и понятно…

Именно этот антропологический тип, который предстаёт перед нами в репортаже из Донбасса, и будет играть решающую роль во всём, что случится там (и, соответственно, здесь) в ближайшее время. Как бы ни пыталась официальная Россия не замечать его, сконцентрировавшись на советских шпильках в адрес Америки и поиске тамошних «полезных диссидентов», заметить его и иметь с ним дело всё же придётся. И чем раньше в Москве это поймут, тем лучше будет для всех.