Ранее: часть первая
Чем выше взлетишь, тем больнее падать. Еще год назад Дегрель — самый молодой лидер Европы, кумир миллионов бельгийцев, вождь популярного в своей стране политического движения. В Дегреля влюбляются в прямом смысле — Леон стал абсолютным секс-символом бельгийской политической сцены. Под контролем политика — популярная газета, 21 депутат и 8 сенаторов. Но выборы 1939 года всё меняют — после волеизъявления Леон сразу же стал никем.
Репутация Дегреля была уничтожена кознями Ван Зеланда, голосовать за «Рексистов» больше никто не хотел. Партия нуждалась в очередном ребрендинге. В феврале 1940 года Леон Дегрель взялся за новый проект, косвенно связанный с рексистским движением. Привлечь потенциальных избирателей Леон хотел газетой «Журналь де Брюссель», планировавшейся как мейнстримное СМИ. Таким образом, предводитель рексистов пытался сменить политическую тактику, действуя в духе французского медиамагната и будущего коллаборациониста Пьера Лаваля.
Новый проект — новые инвестиции. Просить деньги у местных предпринимателей было бесполезно — Бельгия 30-х годов не славилась обилием богачей, готовых жертвовать на нужды ультраправых партий. Леон Дегрель пошел проторенной дорогой, обратившись в германское посольство. Немцы отказали. Похоже, официальный Берлин утратил интерес к предприимчивому бельгийцу, справедливо полагая, что политическая карьера Дегреля закончилась. К тому же Германия, вступившая в войну, явно экономила.
Поль ван Зеланд вовремя вышел из военного союза с Францией, что позволило Бельгии сохранять нейтралитет вплоть до 10 мая 1940 года. Когда же немцы вторглись на территорию королевства, министерство внутренних дел, опасаясь всплеска коллаборационизма, приказало арестовать ряда политиков правого толка, среди которых значился Дегрель. Газету «Реальное государство» закрыли, партию «Рекс» — запретили.
Парламентский иммунитет не спас опального политика, и Дегрель гастролировал по 22 тюрьмам, пока, наконец, не был выдан Парижу. Французы поместили Дегреля в штаб-квартиру тайной полиции в Лилле, и освобожден бельгиец был лишь после капитуляции Республики, благодаря вмешательству германского посла Отто Абетца. Освобождение напоминало выход из бункера после ядерного Апокалипсиса: мир, привычный для любого европейца 30-х годов XX века, сгорел в пламени войны всего за несколько месяцев. На месте выжженной Старой Европы под аккомпанемент вагнеровских арий и ковровых бомбардировок строился Новый мировой порядок, где почти каждый из вчерашних «патриотов» и «революционеров» пытался найти свое место под солнцем. Дегрель напишет в своих мемуарах:
Для восьмидесяти девяти процентов бельгийцев и французов война в июле 1940 года была закончена; доминирование Рейха было, впрочем, реальностью, к которой старый демократический и финансовый режим горел желанием адаптироваться как можно быстрее; Почти всем наблюдателям немцы казались окончательными победителями. Надо было решаться. Могли ли мы из-за страха ответственности оставить нашу страну плыть по течению?
В союзе с бывшими врагами
Кардинал Йозеф ван Рой, бывший обличитель Дегреля и будущий спаситель жертв Холокоста, весьма неплохо устроился при немецкой оккупации, сохранив прежнее влияние. Когда лидер рексистов обратился к оппоненту с предложением о сотрудничестве, получил отказ. Пьер Лаваль — бывший социалист и медиамагнат, до войны известный радикально антигерманскими взглядами — после капитуляции Франции возглавил правительство Виши, активно сотрудничавшее с Третьим рейхом. Лаваль образца 1940 года имел репутацию «персонального лакея Гитлера», но Дегреля по-прежнему отказывался принимать. Отказался от бельгийца и Геббельс — немецкий административно-пропагандистский аппарат предпочитал работать с опытными администраторами и политиками, а не идейными романтиками.
Единственным человеком, готовым сотрудничать с Леоном Дегрелем, оказался Хендрик де Ман, председатель социалистической «Бельгийской партии трудящихся». Де Ман был типичным европейским интеллигентом своего времени. Получил престижное образование в Брюссельском и Вашингтонском университетах, пытался «косить» от армии во время Первой мировой войны, с юных лет стал верен идеям социализма, пацифизма и интернационализма. Социолог по образованию, де Ман много путешествовал по миру, общаясь с лидерами различных рабочих движений, и подмечал определенные национальные особенности. Интеллигентный бельгиец жутко разочаровался, встретившись с Лениным: перед Маном предстал не прогрессивный лидер мирового пролетариата, но восточный деспот, ввергший великую страну в пучину кровавого безумия. Симпатии де Мана оказались на стороне Керенского.
Бельгиец никогда не был ортодоксальным марксистом, синтезируя, подобно Батаю, различные политические и научно-гуманитарные концепции. Такой авангардистский подход к политике закономерно привел де Мана, как и многих других французских и бельгийских левых, к одобрению коллаборационизма. В середине 1940 года де Ман встретился с Леоном Дегрелем в Париже, подписав договор о сотрудничестве социалистов с рексистами во имя «национального и социального обновления Бельгии». Говоря проще, условная партия «Яблоко» договорилась с условным РНЕ о совместном сотрудничестве с оккупационной администрацией. И если у опального националиста попросту не было иного выбора, то позиция левых выглядела по меньшей мере странно. «Для рабочего класса и социализма крах ветхого мира — далеко не катастрофа, это избавление», — торжественно объявил де Ман в ходе парижской встречи.
Странное сотрудничество зашло еще дальше: в октябре Дегрель требовал личной аудиенции Гитлера, получить добро фюрера на объединение двух партий. Германский рейхсканцлер, возвращавшийся после встречи с Франко и Петеном, отказался принять бельгийца — готовился к отбытию в Италию. Предводитель рексистов, которому уже стукнуло за 30, оставался ведомой фигурой и не мог найти себе применения в условиях военного времени. Столь печальное положение объединяло Леона и де Мана — двух совершенно разных людей с разными судьбами и почти противоположными политическими взглядами. Лидеру социалистов, однако, доверяли еще меньше, и де Ман вынужденно покинул оккупированную Бельгию, переехав сперва во Францию, а затем в нейтральную Швейцарию.
В поисках новых, более перспективных союзников Дегрель обратился к другим бывшим оппонентам — сепаратистам из «Фламандского национального союза». Поскольку и рексисты, и фламандские националисты идеологически находились близко к фашизму, совместные усилия по установлению диалога с немцами возымели определенный результат. Сыграло роль и то, что и Дегрель, и лидер ФНС Стаф де Клерк в разное время представляли интерес для нацистов, получая небольшое финансирование из Берлина. Де Клерк — возможно, благодаря влиянию Дегреля — со временем изменил свое отношение к национальному вопросу в Бельгии, став сторонником восстановления «великой Бургундии от Амстердама до Дижона» со столицей в Брюсселе. Нельзя не упомянуть, что этой фантастической идеей некоторое время был одержим сам Генрих Гиммлер — без влияния Шефа рексистов наверняка и тут не обошлось.
В конце концов Дегрель все-таки получил лицензию на издание газеты «Реальное государство» и восстановление боевого крыла партии «Рекс» — небольшого войска из 4000 боевиков, ставшего «Валлонской гвардией». Название выбрано неслучайно — «валлонскими гвардиями» именовались боевые отряды испанских и австрийских Габсбургов, укомплектованные уроженцами Валлонии, которая, вместе с Фландрией, некогда входила в состав Габсбургских Нидерландов.
Свою миссию Дегрель видел в спасении отчизны в условиях нового германского порядка. Первым шагом Леона после восстановления партии стала подготовка меморандума, который автор представил старому знакомому — немецкому послу Отто Абетцу. В меморандуме Леон Дегрель настаивал на сохранении «духовной индивидуальности» своего народа, призывал немцев отказаться от идеи полномасштабной аннексии Бельгии и фактически умолял доверить «духовное перевоспитание» бельгийцев двум партиям — «Рексу» и «Фламандскому национальному союзу». Человек, которого позже заочно приговорят к смерти за государственную измену, делал все возможное, чтобы уберечь родную страну от растворения в шовинистическом Тысячелетнем рейхе. Дегрель уверял, что «Валлонская гвардия» сама в состоянии поддерживать порядок на оккупированных территориях, и помощь немецкого гестапо не понадобится.
Поскольку средневековая Бургундия, как уже говорилось в первой части статьи, считалась «нашим Римом» как для фламандцев, так и для валлонов, общая память о средневековом государстве не только легла в основу сотрудничества «Рекса» и ФНС, но и послужила культурологическим обоснованием бельгийского коллаборационизма как такового. Дегрель провозгласил валлонов романизированными потомками бургундов, героически сражавшихся с галло-франками и воспетых в «Песни о Нибелунгах».
«Кровь у нас германская. Почва у нас также германская, — говорил вождь рексистов в выступлениях перед сторонниками. — Поэтому мы не являемся коллаборационистами, сотрудничающими с внешним врагом. Один германский народ не может „коллаборировать“ с другим германским народом, и мы являемся частью германского мира!»
Старания Леона Дегреля выглядели весьма трогательно и приносили определенные плоды, но никак не влияли на позицию официального Берлина, настроенного как минимум на включение Фландрии в состав Рейха. Брезгливое недоверие немцев к бельгийцам усугублялось действиями «Сил Свободной Бельгии» — подконтрольной Лондону военной организации, аналогичной французскому «Сопротивлению» и сражающейся против стран Оси в Африке. Немцы всегда понимали исключительно язык силы, и добиться расположения тевтонов можно было лишь продемонстрировав необычайную доблесть, верность и отвагу на поле боя. Рексисты нуждались в собственном боевом подразделении, дабы показать, что не все бельгийцы — сплошь английские вассалы, навсегда противопоставившие себя Германии. Сторонники Дегреля, как и сам Леон, всем сердцем желали проявить себя в бою, и вскоре такая возможность представилась.
Легион «Валлония» и карьера в СС
22 июня 1941 года начался роковой поход Гитлера на СССР. Для успеха плана «Барбаросса» немецкий генштаб нуждался в колоссальных людских ресурсах, которыми почти в избытке обладала оккупированная Европа. Один за другим формировались иностранные легионы Вермахта и СС. Тотальная мобилизация для «крестового похода против большевизма» коснулась и Бельгии.
Сперва сформировали легион «Фландрия», укомплектованный из фламандских националистов. Фламандцы крайне предсказуемо выбрали знаменем желтое полотно с черным геральдическим львом — старинный символ герцогства Фландрии. Одновременно началась вербовочная работа на территории Валлонии, и Леон Дегрель сыграл здесь одну из ключевых ролей, будучи главным агитатором и создателем самой концепции легиона.
Главная особенность валлонского легиона заключалась в том, что валлоны, в отличие от фламандцев, в большинстве своем были патриотами единой Бельгии, далекими от сепаратизма и этнического национализма. Ядром подразделения стало рексистское движение, и это отчетливо отразилось на символике: в качестве штандарта выбрали черное квадратное полотно рексистов с красным бургундским крестом, а на шевроне бойцов подразделения красовался бельгийский триколор. Позже, когда валлонский батальон станет бригадой, полковым знаменем выберут белое полотно с крестом, полностью копировавшее боевой флаг средневековой Бургундии. На знаменах нашьют латную руку с мечом и номером полка.
Поначалу легионеров было всего 800. Леон Дегрель, не имевший никакого армейского опыта, поступил в подразделение рядовым, назначив временным руководителем партии Виктора Маттиса. Респектабельный политик, бывший депутат, лидер популярного движения и владелец собственного СМИ, который бросил все и стал простым солдатом — согласитесь, зрелище неординарное. Поступок Дегреля выглядел необычно даже по меркам 40-х годов прошлого века.
Несмотря на звание рядового, бывший политик остался идеологом валлонского легиона и пользовался среди бойцов большим авторитетом. Своих сослуживцев гордо называл бургиньонами (сиречь бургундцами), и летом 1941 года отбыл вместе с легионом в военный лагерь Мезеритц.
Хотя 373-й пехотный легион с самого начала позиционировался как этнически валлонский, здесь служили представители и других национальностей — например, несколько фламандцев, верных идее единой Бельгии. Как и в любой великой истории, не обошлось и без русских. Белая эмиграция в Бельгии была представлена в основном двумя организациями — «Русским монархическим союзом» и «Русской Стрелковой генерала Врангеля Дружины». Члены Союза и Дружины в числе 20 человек — все франкоязычные — вступили в легион в самые первые дни существования подразделения. Среди легионеров-русских был Георгий Чехов — выдающийся офицер, который сыграет в истории подразделения большую роль.
На левых рукавах русских добровольцев вышили православный крест с надписью «Сим победиши». Война русских-легионеров против атеистического Советского государства была во многом религиозной, как и набожных католиков-рексистов.
Сегодняшний Брюссель неспроста столица Евросоюза. Космополиты-бельгийцы всегда подспудно ощущали свою особую роль в становлении единой Европы. Ощущал эту роль и Дегрель. С самого начала войны вождь рексистов хотел добиться права говорить с немцами от имени своего народа, и говорить на равных, как победитель с победителем. Но вскоре воинствующий и благородный патриотизм Леона вышел за рамки родной Бельгии, став патриотизмом всеевропейским. Теперь Дегрель видел своей миссией еще и интернационализацию национал-социализма, трансформацию идеологии из тупоголового германского шовинизма в замысел объединения Европы. По словам Дегреля, объединенная Европа, за которую сражались бургундцы, была единственной и последней возможностью выжить для старого чудесного континента — бухты нежности и страсти людей — пусть и изуродованного, разорванного, расчлененного до смерти. Будущего европейской цивилизации Леон не представлял без русских и остальных славян, потому справедливо прослыл русофилом (что не мешало католику-Дегрелю критиковать поддержку Россией сербов в начале 90-х годов). Широко известной стала цитата бельгийца из послевоенного интервью:
Русские — это великий народ. Когда мы пришли на эту войну, мы были уверены, что встретимся там с марксистскими «унтерменшами» азиатского типа, которые насильно захватили власть в России и варварски уничтожают русский народ. Так нам говорила наша пропаганда. Мы действительно столкнулись там с жуткими реалиями коммунистической действительности, как на полях сражений, так и на занятых нами территориях. Но очень скоро поняли, что политическая система — это одно, а народ и его уклад жизни, это другое…
Дегрель имел все основания так говорить. Крестоносец XX века столкнулся не только с самозабвенной храбростью противников-красноармейцев, но и с потрясающим благородством сослуживцев-белых эмигрантов. Красные и белые, неважно — важно, что русские — поразили и восхитили Дегреля.
В октябре 1941 года 373-й пехотный батальон из 1200 человек прибыл на Украину в составе группы армий «Юг». Командовал подразделением Жорж Якобе — бывший офицер бельгийских колониальных войск, не имевший практически никакого руководительского опыта. Валлонских легионеров, как некогда и солдат «Армии Конде», поразил чудовищный быт крестьян Галиции: люди всей семьей спали на печах рядом со скотиной, и цивилизация, казалось, никак не коснулась региона, оставшегося в XIX веке. Помимо галичан, ужаснули валлонов и плененные среднеазиаты, с трудом вписывавшиеся в местный ландшафт. В мемуарах Дегрель описывал случай, когда несколько пленных «монголов» съели собственного сослуживца, отчаянно сражаясь за ребро несчастного. Помимо каннибализма, пленные уроженцы среднеазиатских республик утоляли голод, поедая червей, которых выкапывали из земли и остервенело глотали.
Заразительный оптимизм немцев к моменту, когда бельгийцы попали в Россию, начал постепенно улетучиваться. Гитлеровский генштаб по-прежнему верил в победу, но генералов Вермахта несколько смущала невозможность в короткие сроки взять Москву и Ленинград. Стальной кулак германской армии постепенно увязал в пыли, грязи и в отчаянном сопротивлении русских солдат. А ведь впереди ждала еще и суровая русская зима.
Слухи о замедлении достигли бельгийцев на Западной Украине. Дегрель задумался о километрах грязи, отделяющих легионеров от передовой — грязи, в которой увязали сапоги и танковые траки, ломались лучшие в мире моторы. «La boue énorme, l’effrayante boue russe, épaisse comme du caoutchouc fondu» («Невероятная грязь, ужасающая русская грязь, густая, как подтаявший каучук» — фр.), — писал шокированный Дегрель.
Рейх продолжал самозабвенно торжествовать, но поражение немцев было предрешено еще в те сумрачные осенние дни.
В ноябре 1941 года валлоны получили первое боевое крещение под Днепропетровском, после чего были расквартированы в Дзержинске. Плоды деятельности советской власти в этих местах потрясали как утонченных бельгийцев, так и русских эмигрантов-добровольцев, ужаснувшихся тому, во что красные превратили Россию. Коммунисты отдали крупные города на откуп низшим слоям крестьянства и пролетариату, расселенному в архитектурно ущербных «сталинках». Территория вокруг домов превратилась в большой общественный сортир. Заселив бедных и обездоленных в опустевшие после большевистской резни города, красные не привили свежеиспеченным горожанам совершенно никакой культуры, построив на руинах империи огромную, лишенную созидательного потенциала и дурнопахнущую коммунальную квартиру.
В декабре командиром подразделения стал Пьер Паули. Пережить русскую зиму весьма трудно, а 28 февраля 1942 года и вовсе стал для легионеров роковой датой. Начался двухдневный бой под Громовой балкой — бургиньоны при поддержке роты из полка «Германия» дивизии СС «Викинг» отбивали контратаку красноармейцев. Битва кончилась для легионеров полным разгромом, в живых осталось лишь два офицера и 250 нижних чинов. Раненый Дегрель, однако, выжил в локальной мясорубке, получил Железный крест 2-го класса и чин унтер-офицера. С тех пор престиж и влияние Леона в германской армии лишь возрастали.
2 марта остатки «Валлонии» вошли в состав 100-й легкопехотной дивизии. Пьер Паули был вынужден вернуться в Бельгию. Временно исполняющим обязанности командира стал тот самый Георгий Васильевич Чехов — белоэмигрант, ценный командный кадр с внушительным военным опытом, и свободными французским и немецким языками.
Легион участвовал в майском наступлении немцев на Украине, а 17 мая отличился в бою за Яблонскую. После этого командиром подразделения стал Люсьен Липер — чрезвычайно талантливый офицер, второй в легионе по влиянию и популярности после Дегреля, с которым был в прекрасных отношениях. Липпер уважал Леона настолько, что позволил бельгийцу участвовать в разработке военных планов и де-факто сделал вторым военным командиром. И это при том, что бывший политик к тому моменту был лишь обер-фельдфебелем.
Летом 1942 года валлоны с боем прорвались в Ростов-на-Дону. Украина осталась уже позади, многие бойцы оставили в украинских степях своих товарищей. 97-я дивизия, в составе которой на тот момент находился легион, участвовала в походе на Кавказ, в котором легионеры отличились, взяв штурмом поселок Черяков. В плен к бургиньонам попали 35 красноармейцев с противотанковой пушкой, в то время как потеряли бельгийцы лишь одного человека. Потрепанная боями «Валлония» состояла уже не из мальчишек-идеалистов, слепо последовавших на Восток за своим лидером, но из опытных и свирепых ветеранов, прошедших десятки боев и тысячи километров. Во взоре легионеров мерцал лед бескрайних русских степей, а сердца покрыло железо, защищавшее немецкие танки.
Опыта набрался и Дегрель, всю жизнь далекий от армейских дел. Респектабельный брюссельский юрист и политик, отказавшийся от светских регалий, стал настоящим солдатом. Война настолько пропитала все естество Дегреля, что в октябре 1942-го у реки Псху Леон, раненный в обе ноги, в одиночку сдерживал натиск красноармейцев огнем из ручного пулемета.
На Рождество легионеры были отправлены в Германию, дабы получить подкрепление. В Рейхе ждала приятная неожиданность: за несколько месяцев набралось около 2000 добровольцев, возжелавших присоединиться к «Валлонии». Перед этим легион уже пополнялся одним эшелоном добровольцев, прибывших прямиком на фронт, среди которых были братья Сахновские, очень уважаемые в белоэмигрантских кругах. Николай Сахновский не единожды переманивал на сторону валлонов пленных советских солдат, потому обладал среди последних определенным авторитетом.
Следующие два месяца шла вербовочная компания, чтобы довести численность батальона до полноценной бригады. Леон Дегрель, вспоминая политическое прошлое, колесил между Берлином, Брюсселем и Парижем, произносил зажигательные монологи в залах и дворцах, пытался привлечь на свою сторону бельгийцев и французов. В это время Люсьен Липпер, как бывший офицер бельгийской армии, объезжал лагеря военнопленных, уговаривая соотечественников присоединиться к легиону. Совместная деятельность в то время напоминала профессиональную политическую кампанию: постоянно организовывались выставки, посвященные батальону, встречи с политическими и военными лидерами нацистской Германии, различные мероприятия с целью поднятия популярности и престижа «Валлонии». В результате валлонами заинтересовался группенфюрер Феликс Штайнер, командир 5-й мотопехотной дивизии СС «Викинг», которого восхищала кипучая энергия Дегреля и храбрость бойцов Леона. Многолетние усилия вождя рексистов дали плоды, и в мае 1943-го Дегреля ждала личная встреча с Гиммлером. 24 мая рейхсфюрер СС осмотрел валлонов в лагере Мезеритц, после чего признал кровными германцами. Это стало абсолютной идеологической победой Леона Дегреля.
Уже прогремела Сталинградская битва, и поражение Германии стало неизбежным. Дегрель, однако, демонстрировал искусство подлинной политики, ловко играя на чувствах и чаяниях немцев, и убеждал Берлин в желаемом — в неминуемой победе. Это касалось как высших чинов Рейха, так и простого народа, перед которым Леон неоднократно выступал. Так или иначе, внимание Гиммлера не прошло даром, и валлонская бригада перешла в СС. В 1943 году эта организация еще не стала проходным двором, и членство в СС означало принадлежность к цвету арийской расы.
Теперь бургундцы получили лучшее немецкое снаряжение и по священнику на батальон, и могли пользоваться французским языком в качестве командного. Кроме того, высшие чины отныне занимали такие же этнические валлоны, а не немцы. Гиммлер позволил бойцам использовать в качестве герба свой национальный символ, красного галльского петуха, но валлоны отказались, оставшись верными бельгийскому триколору. Тогда же рейхсфюрер СС окончательно одобрил идею Бургундии от Соммы до Рейна, о которой мечтал едва ли не больше, чем Дегрель с верными сторонниками.
В конце мая 5-я мотопехотная штурмовая бригада «Валлония» под командованием Люсьена Липпера была включена в состав дивизии СС «Викинг», после чего вернулась на Восточный фронт. «Валлония» сыграла большую роль в знаменитой Корсунь-Шевченковской операции, которая, однако, закончится для легионеров полным разгромом под Черкассами.
Валлонам часто приходилось взаимодействовать с ленивыми и эмоциональными итальянцами. Возникал хорошо знакомый всем конфликт национальных темпераментов. Дегрель, с детства воспитанный во французской культуре, но тяготевший, однако, к чисто тевтонскому стилю мышления, часто раздражался при виде вальяжных жителей Апеннин, которые даже войну воспринимали как легкое развлечение. Знойные итальянцы не любили работать и предпочитали проводить время за сном и едой, что часто заканчивалось плачевно: однажды заспавшихся итальянских караульных прирезали партизаны, пробравшиеся в лагерь ночью.
Вновь проявить себя в полноценном бою легионеры смогли лишь в январе 1944 года, потеряв 200 человек в местечке Теклино. 24 января части 2-го Украинского фронта перешли в наступление на выступ, удерживаемый германскими войсками, в числе которых была и «Валлония». Спустя четыре дня отступление стало уже невозможно: под Черкассами образовался котёл, в котором оказалась вся дивизия «Викинг». Немцы снабжали бойцов, попавших в окружение, при помощи воздушного сообщения, но с каждым днем делать это становилось все труднее. Зловещий рок вцепился мертвой хваткой в шею каждого легионера, и выжили лишь немногие.
В начале февраля дивизия пыталась удерживать позиции, препятствуя сужению котла. Валлоны играли вспомогательную роль, обороняя деревни Староселье и Деренковец. Вскоре стало очевидно, что для успешного прорыва эсэсовцам необходимо завладеть четырьмя поселками: Новой Будой, Комаровкой, Шендеровкой и Хилками. Бойцам Дегреля доверили штурм Новой Буды, который длился несколько дней и заставил легионеров понести большие потери. 2 февраля, под самый конец штурма, советский снайпер убил командира бригады Люсьена Липпера, что стало для валлонов и немцев большой трагедией. Николай Сахновский вспоминал Липпера как «прекраснейшего и честнейшего кадрового офицера бельгийской королевской армии».
С этого дня фигура павшего командира стала в «Валлонии» предметом едва ли не религиозного поклонения. Локальный культ личности Липпера стилистически напоминал культ личности Кодряну в Румынии времен национал-легионерского государства.
После гибели Липпера Дегрель взял командование на себя. Теперь человеку гуманитарного склада приходилось решать невероятно сложные оперативные задачи, усугублявшиеся катастрофическим положением окруженной бригады. 16 февраля Леона вызвал к себе Герберт Гилле, новый командир дивизии «Викинг» — планировать предстоящий прорыв. Гилле дал Дегрелю нелегкое задание: любой ценой удерживать Новую Буду до четырех утра, оставаясь в арьергарде. С заданием валлоны справились, но после отчаянного прорыва выжили лишь 632 бургиньона из двух с лишним тысяч. Остальному составу «Викинга» повезло еще меньше: спасшиеся эсэсовцы потеряли все танки и почти всё вооружение. Для командования это стало полной катастрофой, для бойцов же — поводом для воинской гордости, ведь котел, казавшийся абсолютно безвыходным, всё-таки прорвали.
Наутро Леон Дегрель и Герберт Гилле были доставлены специальным рейсом в ставку Гитлера в Растенбурге, где прошла пышная церемония награждения. 20 февраля Дегрелю лично Адольф Гитлер пожаловал Рыцарский крест Железного креста, высшую военную награду Третьего рейха. В тот день нацистский лидер посмотрел в глаза бельгийцу и сказал: «Если бы у меня был сын, я бы хотел, чтобы он был как вы». Этот известный исторический эпизод, по признанию самого Дегреля, стал лучшим моментом в жизни Леона. С этого дня и вплоть до конца войны командир «Валлонии» и немецкий канцлер были довольно близкими друзьями. Честолюбивый валлон стал единственным иностранцем, который имел почти неограниченное влияние на немецкую военно-политическую верхушку.
Гитлер настолько впечатлился отважным и обаятельным бельгийцем, что тут же разработал план создания корпуса Ваффен-СС «Запад», командиром которого должен был стать Дегрель. В состав корпуса планировалось включить все валлонские, фламандские, французские и испанские части. План, однако, так и остался на бумаге. Стоит напомнить читателю, что Гитлер уже встречался с Шефом рексистов в середине 30-х, но тогда между политиками не возникло столь сильного взаимного притяжения, хоть немецкий канцлер и согласился выделить для «Рекса» небольшие средства. Воистину, война творит чудеса.
2 апреля 1944 года в Брюсселе был организован торжественный военный парад, приуроченный к возвращению «Валлонии» на родину. Улицы города украсили портретами Дегреля, всюду красовались вывески с бургундскими крестами и рунами СС. Брюссельцы чествовали легионеров как героев, и для Дегреля это был политический триумф, невиданный со времен первых выборов. Леон вновь стал звездой, кумиром и идолом для миллионов соотечественников. Но любовь толпы — вещь крайне ненадежная: спустя год ликующие бельгийцы встретят союзников с таким же нескрываемым восторгом.
В дополнение к праздничной картине, Дегрель проехался по улице Шарлеруа на танке, приветствуя толпу вскинутой рукой. Рядом с героем стояли младшие дети — сын и две дочери. Окончилось шумное действо на траурной ноте: легионеры вспоминали Люсьена Липпера и своих павших товарищей. После парада и траура организовали пышный банкет, на котором присутствовали многие высокопоставленные чины Рейха. Шёл классический пир во время чумы — поражение Германии было неизбежным, но немцы с сателлитами продолжали устраивать пафосные парады, церемониальные вечера и балы. Фольксфюреры вроде Дегреля напоминали музыкантов, что продолжали играть на скрипках, пока «Титаник» медленно и неумолимо шел ко дну.
Спустя два дня командир «Валлонии» отбыл во Францию, где выступил во дворце Пале де Шайо перед многотысячной толпой. Дегрель несколько часов говорил о будущей Единой Европе, крестовом походе против большевизма и политической апатии режима Виши. В мае 1944-го валлоны, получив небольшое подкрепление, в очередной раз вернулись на фронт — на сей раз в Прибалтику — в составе III танкового корпуса СС. Осенью Дегрель получает очередные награды персонально от Гитлера, и к концу войны у бельгийца таких наград уже 22.
Страны Оси терпели поражение, и партия «Рекс» под руководством Маттиса постепенно теряла влияние в стране. В Бельгии свирепствовали партизаны «Сопротивления», жертвами которых в последние годы войны стали 740 (!) рексистов. Ослабление «Рекса» в условиях военного поражения было очевидным, и об партию начали вытирать ноги все, кто только мог. Особенно преуспела Католическая церковь, весьма лояльная к хорватским усташам, но осуждавшая Дегреля и рексистов еще до войны. Когда летом 1944 года «неудержимый валлон» наведался в родной город Бульон и решил посетить храм, куда ходил еще в детстве, священник отказал прихожанину в причастии за принадлежность к «безбожным СС». После отказа в храме началась потасовка, и в результате оказалась осквернена гостия, в чем, разумеется, обвинили Дегреля. Ватикан давно планировал отречь Шефа рексистов от церкви, и церковь воспользовалась подвернувшейся возможностью, чтобы воплотить свой замысел и выглядеть чистой перед побеждающими союзниками.
Летом на основе изрядно пополнившегося валлонского батальона была сформирована 28-я добровольческая гренадерская дивизия СС «Валлония». Новообразованная дивизия успела поучаствовать лишь в обороне родных земель от наступающих американцев и англичан. Но враг все же овладел Бельгией спустя несколько месяцев, и пылкие речи Дегреля, обещавшего своим бойцам «первым въехать на танке в Брюссель, освобожденный от англосаксов», не слишком помогали. Боевой дух солдат очень упал: почти никто не хотел погибать за агонизирующий Рейх.
Штурмбанфюрер СС Леон Дегрель и генерал-лейтенант Рихард Юнгклаус. Конец 1944 г.
В конце января 1945 года Дегрель по приказу Гиммлера повел бургиньонов на Восточный фронт, отразить наступление красноармейцев на Одере. «Валлония» была в очередной раз разбита — теперь под Старгардом — в затянувшихся на месяц с лишним боях. В живых остались лишь 625 бойцов, в числе которых оказался и командир. Странная удача преследовала Леона — Дегрель выбирался из любых неприятностей, которые готовила судьба, и после каждого поражения становился лишь сильнее. Защита Берлина от Красной армии уже была невозможной, но Гиммлер настаивал на продолжении боев, надеясь на помощь Союзников, которые, согласно безумным чаяниям нацистов, объединятся с немецкими войсками для совместной борьбы с большевизмом. Проницательный Дегрель быстро понял, что рейсхфюрер СС, похоже, окончательно выжил из ума, и после отступления дивизии в Данию Леон скрылся во все еще занятой немцами Норвегии. Там, используя многочисленные связи, узнал о секретном самолете, изначально забронированном для норвежского коллаборациониста Видкуна Квислинга, который так и не смог улететь. Бывший генерал СС проник на воздушное судно и отправился в Испанию, поставив точку в грандиозной эпопее, длившейся с момента создания партии «Рекс». Родную Бельгию Дегрель больше не увидит.
Вечное изгнание
Перелет из Норвегии прошел не совсем удачно, и во время приземления — хотя, точнее сказать, приводнения — самолет потерпел аварию. Несмотря на многочисленные серьезные ранения, Дегрель снова выжил, в очередной раз ошарашив всех своей невероятной удачей. Но последней настоящей болью для Леона стали не раны, полученные после аварии, а тревожная весть, что в Бельгии Леона заочно приговорили к смерти.
Правительство Франко, невзирая на давление Союзников, отказывалось выдать опального бельгийца, обитавшего в доминиканском монастыре в совершенно аскетических условиях. Но долго находиться в Испании Леон не мог, и вскоре франкисты устроили бельгийцу тайный перелет в пероновскую Аргентину, известную своей лояльностью в отношении бывших нацистов. Семье Дегреля пришлось туго: жену приговорили к шести годам тюремного заключения, а родители, не имевшие никакого отношения к политике, умерли в плену спустя два года после окончания войны.
С детьми Леона — семью девочками и одним мальчиком — демократические освободители обошлись весьма по-сталински, разослав по опекунам в разные части Европы и распорядившись, чтобы брат и сестры никогда не контактировали ни с родителями, ни друг с другом. Новая бельгийская власть, в числе которой был и Поль ван Зеланд, старый враг Дегреля, решила, что невинные дети просто обязаны страдать за грехи отца. Но вернувшись в Испанию в 1954 году, последний фольксфюрер Европы, благодаря оставшимся связям, все-таки разыскал детей и воссоединился с семьей в Малаге. Дегрель обладал широкой, экспрессивной, выраженно экстравертной натурой, и по части обширных связей и тайных знакомств Леону не было равных. Другом Дегреля был даже актер Ален Делон, известный своими правыми взглядами.
Бывалый генерал без военной пенсии нуждался в полноценном источнике дохода. Устроившись рабочим на стройке, Леон, как когда-то в СС, по крупицам выстроил очередную карьеру, основав собственную строительную фирму и став успешным бизнесменом. В этом случае тоже не обошлось без пресловутых связей — на этот раз с чиновниками из франкистского правительства. Но решающую роль сыграл неукротимый дух Леона и талант — а талантливый человек, как известно, талантлив во всем.
В отличие от многих подчиненных и сослуживцев, любимец Гитлера Дегрель до последнего вздоха остался верен своим взглядам, никогда ни в чем не раскаивался и ни о чем не жалел. Пылкий Леон не снимал своих наград даже на светских мероприятиях вроде свадьбы дочери, а знойным испанским летом частенько щеголял по улице в парадной форме СС, чем изрядно удивлял прохожих зевак. В этом, впрочем, был определенный элемент эпатажа и артистизма, свойственного натуре Дегреля с раннего детства.
В эмиграции изгнанник очень много писал, выпустив книгу мемуаров под названием «Кампания в России». Все прочие литературные труды Дегреля были крайне идеологизированы и посвящались политическим вопросам: идеологии рексизма, Гитлеру и будущему Европы. Был среди книг и несколько комичный опус под названием «Тинтин мой друг», в котором бельгиец доказывал, что именно он стал прототипом Тинтина — известного в Европе персонажа комиксов. «Отец» Тинтина, брюссельский иллюстратор Эрже, позже отметил, что действительно вдохновлялся репортажами Дегреля о «восстании кристерос» конца 20-х годов при создании своего персонажа, хотя основным прототипом героя комиксом все-таки был родной брат самого художника.
Все книги бывшего эсесовца автоматически запрещались в Бельгии — для этого был принят специальный закон, Lux Degrellana, действующий до сих пор.
Прожив долгую, сложную и насыщенную жизнь, Леон Дегрель скончался от инфаркта 31 марта 1994 года. Несмотря на маргинальный статус изгнанника и персоны нон грата, этот человек оставил внушительное интеллектуальное наследие, в котором черпают вдохновение люди совершенно разных воззрений. Незадолго до смерти Леон сделал ряд авторских пророчеств, многие из которых касались непосредственной судьбы русского народа, скинувшего оковы марксизма. Последний фольксфюрер предсказывал появление «нового русского Бонапарта», который вернет Европе былое величие, а также крах послевоенного мирового порядка. В этом бельгиец сходился со своим бывшим сослуживцем, философом и публицистом Жаном Тириаром.
Об отношении к Дегрелю прекрасно высказался один из ветеранов «Валлонии» в интервью, сделанном для американского документального фильма:
«Вы можете любить его или ненавидеть. Но, черт возьми, назовите мне еще хоть одного политика, который бросил бы все и пошел добровольцем на фронт?!»
