Вторая мировая война породила множество мифов, определивших развитие культуры, философии, политики и науки на многие десятилетия вперед. Например, старая добрая притча о «предателях», столь полюбившаяся левым со времен якобинских судилищ над роялистами.
Разумеется, на той войне, как и на любой другой, хватало настоящих предателей и перебежчиков. В основном крупные чиновники и партийные функционеры, часто из среды социалистов — как, например, Генрик де Ман и Пьер Лаваль. Предавали и вояки-оппортунисты, твердо решившие, что плохой мир гораздо лучше хорошей войны — Милан Недич и Маршал Петен. Зачастую эти люди, оказывались не в том месте и не в то время. Как и всякие политики, они, невзирая на ордена и медали, «боялись крови» и отказывались посещать передовую, рассуждая в уютных кабинетах — о демократии, революции, а кто-то и о новом европейском порядке. Любой полковник или генерал, обремененный властью, очень быстро превращался в кабинетного философа.
Но та эпоха нуждалась в героях гораздо больше нынешней. И герои, как и полагается военному времени, появлялись на передовой. Выделялся среди них человек, принесший власть и престиж в жертву собственным представлениям о доблести, чести и месте своего народа в этом мире, снискав признание как среди друзей, так и врагов. Что, впрочем, не помешало последним заклеймить его предателем на всю жизнь.
Гражданский, он пошел рядовым в иностранную армию и дослужился до генерала. Он не был известен за пределами своей страны, но после войны стал самым знаменитым из добровольцев Ваффен-СС. Он сражался пером, голосом и мечом, и во всем добился колоссальных успехов. Звали его Леон Дегрель.
Самый молодой лидер Европы
Леон Жозеф Мария Игнас Дегрель родился 15 июня 1906 года в Буйоне, небольшом, но древнем городке в бельгийских Арденнах, в многодетной валлонской семье. Отец будущего политика — успешный по тогдашним меркам предпринимателем, а также депутат парламента от провинции Люксембург, а потому в деньгах семья не нуждалась. В доме Дегрелей знали наизусть французскую классику, почитали короля, молились перед едой и ходили в церковь. Немцев, равно как и англичан, здесь не очень любили — франкоязычные жители Валлонии всегда выделялись особой симпатией к Франции. Особенно местные жители, подогреваемые памятью о Готфриде Бульонском, древнем владыке города.
Разумеется, Первая мировая война, пережитая Леоном в детстве, не могла внушить симпатии к немцам. Бельгия пострадала едва ли не сильнее всех воевавших стран, а основной удар пришелся на Валлонию. Захватчики отличились на славу: расстреливали церкви, сжигали деревни, притесняли мирное население. Валлоны всегда были пламенными патриотами Бельгии, и в отличие от бельгийцев- фламандцев, отказывались сотрудничать с оккупантами, за что и расплачивались. Линия фронта проходила недалеко от Буйона, и до юного Дегреля периодически доходили рассказы о кошмарах войны.
В начале 1920-х годов Дегрель заканчивает местный иезуитский колледж и поступает на юридический факультет Лувенского университета. Там он знакомится с трудами Шарля Морраса — выдающегося идеолога французских монархистов. Моррас критиковал политическое устройство Французской республики и послевоенный мировой порядок, призывая к деполитизации общества, роспуску парламента, восстановлению «свободной монархии» образца XVI века и упразднению светского государства. Молодой католик, разочаровавшийся в идеалах современного мира, восхитился: наконец-то нашлась политическая концепция, полностью соответствующая его религиозно-философским воззрениям. Помимо Морраса, Дегрель взахлеб читал труды схоластов, томистов и идеологов итальянского фашизма.
После окончания университета в 1928 году Леон Дегрель отказался от юридической карьеры и с головой ушел в журналистику, устроившись в католический еженедельник Christus Rex, принадлежавший молодежной организации Action Catholique de la Jeunesse Belge (Католическое действие бельгийской молодежи). Название еженедельника, по всей видимости, являлось вольным латинским переводом французской фразы «Dieu le Roi» (Бог Король) — девиза шуанов и повстанцев Вандеи. Помимо политической солидарности с роялистами Франции название журнала являлось отсылкой к знакомой для каждого католика фигуре Короля Христа, восседающего по правую руку от Бога. Именно там наш герой познакомился с Жаном Дени и другими амбициозными журналистами, с которыми позже, в память об общей работе в издании, создаст легендарную партию «Рекс».
В то же время Дегрель сблизился с Католической партией — политическим объединением консерваторов, выступавших в защиту идеалов Бельгийской революции, противопоставляя себя набирающим популярность фламандским регионалистам, социалистам и сторонникам федерализации.
В 1929 году молодой журналист отправился в Мексику в качестве специального корреспондента, освещая Восстание Кристерос для католического журнала. Эта поездка не случайна, ведь в то время в Мексике произошло событие, не оставившее равнодушным ни одного последовательного католика: мексиканские верующие, в ответ на антиклерикальные действия собственного правительства, подняли восстание. Мятеж жестоко подавили, и Дегрель вскоре вернулся на родину, восприняв поражение кристерос как личную трагедию. В 1933 году он издал свою первую книгу, «Мои приключения в Мексике», и воспел храбрость католических повстанцев.
За год до издания книги, в 1932 году, Леону Дегрелю поручили организацию политической кампании Католической партии, принявшей участие в парламентских выборах. Тогда и обнажилось первое и главное противоречие между ним и партийной верхушкой: Дегрель считал, что упор нужно делать на антимасонскую и антикоррупционную риторику, с чем крупные чинуши в рядах партии, замешанные в коррупционных схемах, никак не могли согласиться. Помимо этого, Дегрель создал внутри нее радикальное ультраправое крыло, группировавшееся вокруг издания Christus Rex, чем подрывал единство организации. Уже тогда к юным радикалам намертво прилипло прозвище «рексисты».
В 1935 году Дегрель вместе со сторонниками покидает партию и в мае того же года создает движение Front Populaire (Народный Фронт), а в придачу — еще и собственное издание, Éditions de Rex, служившее чем-то вроде партийной газеты. Вскоре, не желая ассоциироваться с испанским Народным фронтом, движение переименовали в партию «Рекс», а партийная газета, во избежание тавтологий, стала называться Le Pays Réel, «Реальное Государство» — в честь термина из философии Шарля Морраса, обозначающего политическое устройство, выражающее традиционные ценности человека. Так рексисты стали политической силой, а их лидер — самым молодым политиком Европы.
Партия, которую ждали
Два десятилетия Interbellum, принеся людям разочарование и в войне, и в мире, стали эпохой великих ораторов, властителей дум и народных вождей. В условиях восторжествовавшего нигилизма, кризиса либеральной идеологии, коммунистических революций и депрессии 30-х годов появился новый тип политика — своеобразный «уличный мессия», человек, способный дать массам новую, всепоглощающую идею, эмоционально зажечь народ, пробудив в нем сокрытый доселе волевой потенциал. Немецкий историк Иоахим Фест, описывая причины успеха национал-социализма, называл неотъемлемой чертой своего народа желание «очистить реальность во имя идеалистических революционных концепций». Этот революционный (или контрреволюционный) порыв не являлся сугубо немецкой особенностью: подобные устремления характерны для всех радикальных европейских движений начала прошлого века, как правых, так и левых.
Первыми в «очищении реальности» (прежде всего — от людей и здравого смысла) поупражнялись большевики. Патриоты, националисты, монархисты и консерваторы, трепеща перед мефистофельским обаянием коммунистических вождей, понимали, что война за народные умы проиграна, если они не изобрести противоядие от демагогии левых. Придумано оно поэтом Д‘Аннунцио и как следует апробировано в послевоенном Фиуме, где впервые были продемонстрированы атрибуты политического движения нового типа: эмоциональные диалоги вождя с публикой, римские салюты, военизированная униформа, тотальный национализм и заигрывание с потенциально красным электоратом — рабочими и крестьянами. Вскоре эту тактику подхватили всем известные партии, и мы получили феномен, названный историками и политологами фашизмом (в честь государственной идеологии тогдашней Италии).
Фашизм работал на результат: коммунистический ад с массовыми расстрелами, ликвидацией частной собственности и делением по классовому признаку не прошел в Европе.
Вместе с новой идеологией и новым типом политика в общественно-политическом дискурсе европейских стран появилась новая экологическая ниша, которую начали занимать радикальные, антикоммунистические, похожие, но в то же время такие разные организации — от НСДАП до Испанской фаланги. Бельгия сильно отставала даже в сравнении со своими западноевропейскими соседями, каждый из которых к 1935 году мог похвастаться собственным региональным вариантом фашизма. До тех пор, пока не заблистала звезда Леона Дегреля и его верных рексистов — партия, которую ждали.
Основным цветом партии избрали красный (как всегда — для привлечения левого электората). На красном поле — черная эмблема: корона отсылала как к названию партии, так и к королю, которому рексисты были преданы до фанатизма, а буква «e» была стилизована под Лестницу Иакова, символ духовного подъема и божественного вознесения Бельгии. Букву «x» в свою очередь стилизовали под бургундский крест, тоже один из основных партийных символов, отсылавший к исторической памяти о герцогстве Бургундском — «Средневековой Калифорнии» (по меткому выражению одного известного публициста), культурным, геополитическим и экономическим центром которого являлась Бельгия. Для бельгийских правых (не только рексистов) Бургундия то же, что Рим — для итальянцев, и Новгородское княжество — для особо сознательных жителей Санкт-Петербурга. А фламандцы вообще претендуют на прямое генетическое родство с племенем бургундов. Еще один характерный символ движения — феникс, символизирующий духовное и материальное возрождение.
В первые месяцы существования партии в нее вступали тысячи человек. Люди хотели идти за Дегрелем, обладавшим всеми чертами подлинного лидера нации: выдающимся интеллектом, храбростью, эффектной внешностью кельтского типа, верой и готовностью идти до конца. Кроме того, молодой политик обладал ярким ораторским даром, отличался особым артистизмом и эмоциональностью, потому быстро встал на один уровень со знаменитыми вождями-харизматиками своей эпохи — Гитлером, Муссолини, Кодряну и Освальдом Мосли.
В визуальном отношении рексисты копировали фашистскую эстетику с ее черными униформами, приветствиями со вскинутой правой рукой, зажигательными монологами вождя перед толпой. Как и большинство фашистских движений, они выступали за ликвидацию парламента и создание корпоративного государства. Однако во всем остальном они расходились как с немецкими, так и итальянскими собратьями по идеологии с естественной поправкой на национальные особенности бельгийцев. Прежде всего, рексисты не националисты в привычном смысле, и выступали за сохранение исторически сложившегося национального многообразия Бельгии, считая величайшими врагами фламандских и валлонских сепаратистов. Не стоит забывать и о влиянии философии Шарля Морраса, оказанном на Дегреля и его ближайших соратников. Фактически интегрализм по типу «Французского действия» и стал краеугольным камнем политической платформы рексистов: они считали монархию сердцевиной государства, презирали многопартийность и настаивали на создании новой католической элиты, готовой управлять государством. Своим религиозным фанатизмом и клерикализмом партия «Рекс» очень напоминала румынскую «Железную гвардию». За все, что касалось идеологии, философии и работы с прессой в «Рексе» отвечал молодой интеллектуал Жозе Штрель.
На весну 1936 года намечались парламентские выборы. Времени оставалось очень мало. Дегрель мобилизовал все информационные ресурсы для раскрутки партии и травли оппонентов. В отличие от итальянских фашистов и румынских легионеров, рексисты почти не прибегали к силовым методам воздействия на конкурентов, выбрав более подходящую стратегию для урбанизированной Бельгии: борьбу с коррупцией чиновников. Рексисткая пресса то и дело обличала крупные коррупционные скандалы и масонские связи либеральных, социалистических и консервативно-католических политиков, завоевав себе огромную популярность среди населения. Кроме того, Дегрель призывал к полному запрету на трудовую миграцию в Бельгию, что привлекало безработных брюссельских пролетариев. Прибегал политик и к явной демагогии, критикуя начавшуюся в последние годы индустриализацию. Рексисты выбрали правильную стратегию, став первыми активными борцами с коррупцией в своей стране, а газетная травля истеблишмента увенчалась большим успехом: многие чиновники подали в отставку.
Девизом рексистов стала фраза «Rex vaincra!» — «Рекс победит!». С этим лозунгом они шли на выборы, противопоставив себя всем традиционным политическим силам Бельгии — либералам, католикам, фламандским националистам и консерватором. Они создали себе образ честных, неподкупных и высокоморальных выразителей интересов бельгийской нации, единственных по-настоящему верных католическим и монархическим идеалам Бельгийской революции. Во время весенней кампании появился еще один характерный символ партии — метла, сметающая врагов королевства. Шли в ход все средства пропаганды: массовые выступления, на которых Дегрель демонстрировал свой ораторский дар, пропагандистские плакаты, почтовые марки, листовки и пресса. Подобно другим европейским «фольксфюрерам», он выбрал себе неофициальный титул Шеф (Chef de Rex — «Глава Рекса»).
Телевидение в то время было малодоступным, но рексисты все же воспользовались этим техническим новшеством и записали собственный предвыборный ролик. Подражая нацистам и итальянским фашистам, в своей пропаганде они часто апеллировали к образу «внешнего врага» в виде захваченной большевиками Москвы. Тогда же Жан Дени, заместитель председателя партии, выпустил идеологическую брошюру — «Принципы рексизма», прославлявшую традиционные христианские и национальные ценности на примере семьи Дегреля, — женатого и воспитывавшего четырех дочерей.
В целом агитационная работа радикалов настолько удачна, что привела к отставке консервативного премьер-министра Поля ван Зеланда и всего кабинета, уличенного в массовой коррупции.
Выборы 24 мая 1936 стали первой победой для молодой партии. Рексисты получили 21 депутатское и 12 сенаторских мест. Депутатом стал и сам Дегрель, правда, муниципальным. Несмотря на все попытки заигрывать с фламандским электоратом, как, например, обещание расторгнуть союз с ненавидимой фламандцами Францией, стало очевидно, что основная электоральная база партии — Валлония, и в ней они получили поддержку 15% населения. Наилучших результатов «Рекс» добился в Брюсселе, заручившись поддержкой 19.50% избирателей, в то время как во Фландрии их поддержали лишь около 7% голосовавших. С учетом валлонского происхождения всего партийного руководства, чисто валлонский характер рексистского движения отрицать было невозможно, потому мечта Дегреля о создании «общебельгийской» националистической партии так и не воплотилась.
В немецкоязычном Ойпене и его окрестностях рексисты набрали рекордные 26.44%. Причиной такого успеха, вероятно, были надежды немецкоязычной общины Бельгии на скорейшее воссоединение с родиной, от которой их оторвали после Первой мировой войны. В рексистах они видели ту единственную силу, которая согласится пойти на подобный шаг. Главным основанием для подобных надежд стала встреча Дегреля с Гитлером накануне выборов, после которой партия заручилась финансовой поддержкой Рейха в виде 100000 марок. Встречался Дегрель и с Муссолини, выделившем 2 миллиона лир, и с менее весомыми по масштабу правыми вождями Европы — Хосе Антонио Примо де Ривьерой, лидером Испанской фаланги, и легендарным капитанулом «Железной Гвардии» Корнелиу Зеля Кодряну.
После выборов молодым бельгийским националистам открылся путь не только в большую политику, но и в тогдашние средства массовой информации — печать и литературу. Поскольку «Рекс» был классической «партией одного человека», львиная доля внимания и славы обрушилась на харизматичного лидера. Летом 1936 года написан «Портрет Леона Дегреля», о предводителе рексизма писали везде — в деловых газетах, политических хрониках, желтой прессе. Пристальное внимание прессы будет преследовать Дегреля, как звезду бельгийской политики, вплоть до конца войны — во время карьеры в СС, например, известный брюссельский оккультный журнал будет ежегодно публиковать его гороскоп.
Ежедневная парламентская рутина кажется Дегрелю слишком унылой и бесперспективной, он не видит возможности для своей партии проявить себя в этом логове «коррупционеров и крикунов». 9 октября 1936 года он выезжает в Кёльн и встречается там с Йозефом Геббельсом, обсудить грядущее грандиозное мероприятие — «Марш на Брюссель». Немецкий министр пропаганды дал добро, пообещав идеологическую и финансовую поддержку.
25 октября на Брюссель двинулась колонна из десятков тысяч рексистов, готовых похоронить «антинациональный режим» либеральных партий под обломками выстроенной ими системы. Но система в лице Поля ван Зеланда, вновь вернувшемуся в премьерское кресло после отставки, взяла свое, окружив Брюссель полицией и внутренними войсками. То, что удалось Муссолини, не удалось молодому бельгийскому радикалу, и Дегреля арестовали и обвинили в попытке государственного переворота, однако вскоре отпустили. Вот что он написал спустя годы о своей позиции на тот момент:
В 1936 году я был сaмым молодым политическим лидером в Европе.
Когдa мне было двaдцaть девять лет, я зaстaвил содрогнуться мою стрaну до сaмых сокровенных её глубин. С большой верой и стрaстью зa мной шли сотни тысяч мужчин, женщин, юношей и девушек.
Я предпочёл быть вне официaльной политикaнской трясины, выбрaв суровую борьбу зa порядок, спрaведливость, чистоту, поскольку был одержим идеaлом, не допускaвшим ни компромиссов, ни колебaний.
Я хотел избaвить мою стрaну от диктaтa сил денег, которые коррумпируют влaсть, рaзъедaют госудaрственные учреждения, зaгрязняют совесть людей, приводят к крaху экономику, труд.
Анaрхическому режиму стaрых пaртий, порaжённых прокaзой политико-финaнсовых скaндaлов, я хотел легaльными средствaми противопостaвить создaвaемое мной госудaрство, сильное и свободное, оргaнизовaнное, ответственное, вырaжaющее нaстоящую энергию нaродa.
Речь шлa не о тирaнии, не о диктaтуре. Речь шлa о здрaвом смысле. Стрaнa не может жить в беспорядке, в некомпетентности, в безответственности, неуверенности, гнилой коррупции.
Я требовал авторитета в государстве, компетентности в общественных делах, последовательности в национальных делах, реального, живого контакта между мaссaми и властью, умного и продуктивного согласия между грaждaнaми.
Марш на Брюссель — красивая, романтичная идея, которая, однако, потерпела крах. Но Леону Дегрелю повезло гораздо больше, чем в свое время его коллеге Кодряну — вождя рексистов не заключали под стражу на долгое время, не пытали, не убили и не облили кислотой. В цивилизованной Бельгии так не принято.
Тем не менее политической репутации партии был нанесен непоправимый удар. Теперь они уже не выглядели одаренными идеалистами, готовыми жертвовать личным благосостоянием ради спасения отчизны. Либеральная пресса, неистово ликуя, потопталась по «Рексу» как следует, к антирексистской истерии присоединились даже Корона и Церковь. Казалось, самые преданные союзники отвернулись от Дегреля, а благочестивые католики Валлонии и Брюсселя, — ядро электората партии — больше не горели желанием голосовать за тех, кому Король и Папа отказали в праве быть христианами.
В начале 1937 года движение ждала сильная перестройка. Временно отказавшись от религиозно-идеологического пафоса, Дегрель сосредоточился на насущных социальных вопросах: повышение уровня жизни рабочего класса, игравшего в то время особую социальную роль, целесообразность программы семейного развития по образцу Третьего рейха, права женщин. С наивной критикой индустриализма покончили, и рексисты перестали быть неолуддитами — теперь они ратовали за повышение производительности труда во благо державы. Тогда же решено открыть глаза на антагонистов из «Фламандского национального союза», которые так же, как и «Рекс», выступали за построение сильного корпоративного государства, движимого национальными принципами, однако видели будущую Бельгию лишь в форме унии, объединяющей два независимых государства — Фландрию и Валлонию. Подобная позиция сильно контрастировала с позицией самого Дегреля, выступающего за унитаризм и дальнейшую централизацию власти, но тем не менее еще в конце 1936 года, перед самим походом на Брюссель, он заключил пакт о сотрудничестве и взаимопомощи с лидером ФНС Стафом де Клерком.
Леон Дегрель, однако, не бросал своих попыток захватить власть в стране, и подобная целеустремленность заслуживает уважения. В 1937 году он отказался от своего муниципального мандата, дабы поучаствовать в досрочных выборах за свободное депутатское кресло, им же спровоцированных. Собственного муниципального мандата и партийных мест в парламенте и сенате недостаточно для успешной политической борьбы: Шеф рексистов понимал, что ему нужно присутствовать в парламенте самому, единолично. Была развернута масштабная избирательная кампания — вторая за год существования партии — и «Рекс» не поскупился. Автобусы с усмехающимся ликом Дегреля колесили по Брюсселю, промоутеры с лошадьми разбрасывали листовки, призывающие сделать «правильный выбор», рексистская газета штурмовала сознание столичных обывателей, предлагая единственно истинный путь спасения страны от распада и деградации.
Главным конкурентом Дегреля на выборах стал давний враг Поль ван Зеланд, представитель Католической партии и бывалый премьер-министр, год назад подавший в отставку по вине рексистов, но стремительно вернувшийся во власть, отомстив подавлением марша на Брюссель. Итог выборов предсказуем: программа обеих кандидатов одинаково опиралась на бельгийский унитаризм, католический традиционализм и консерватизм, одинаков и электорат — крестьяне Валлонии и столичные патриоты. Но между радикалом и конформистом всегда выбирают последнего, потому Леон Дегрель с треском проиграл выборы. Здесь подтвердился извечный закон большой политики: страстный романтик и идеалист всегда проигрывает матерому политикану, проведшему жизнь в политических баталиях и умеющему в нужный момент угодить избирателю. Гитлер, кумир Дегреля, в свое время подтвердил это своим личным примером, мудро совместив роль идеалиста и политикана в одном лице.
К тому же ван Зеланда официально поддержала Корона, представленная действующим монархом Леопольдом III, и Католическая церковь в лице бельгийского кардинала ван Роя. Будучи депутатом и премьер-министром одновременно, Поль ван Зеланд принял ряд популистских реформ, изначально являвшихся частью программы рексистов. Он ввел 40-часовую рабочую неделю, боролся с фламандскими сепаратистами, расторгнул союз с Францией, создав себе образ «более мягкой версии Дегреля». Разумеется, этот образ не имел никакого отношения к действительности, но последний гвоздь в гроб рексизма оказался забит, а властный премьер-министр отомстил.
Агония «Рекса» была совершенно очевидной, а окончательная смерть молодого движения наступила 2 апреля 1939 года, на очередных парламентских выборах. На них рексисты получили смехотворные 4% голосов, потеряв почти всех своих депутатов и сенаторов, и влияние партии сошло на нет. Так завершилась эпоха романтиков в бельгийской политике.
Далее: часть вторая
