Хмурое петербуржское утро 1913 года…
У обшарпанного домика на рабочей окраине останавливается пролетка с молчаливыми людьми в котелках, сопровождаемая десятком конных жандармов. Гражданские достают из-под плащей револьверы, жандармы спешиваются, берут карабины наизготовку и окружают дом.
Громкий и сильный стук в дверь.
− Открывайте! Петербургское Охранное отделение! Обыск!
Молчание, дверь выбивается одним сильным ударом, женские крики, детский плач, разгром дома, избиение проживающих, главу семьи выволакивают во двор. Суют под нос прокламации за свободы и права рабочих и, добавив сапогами по ребрам, уволакивают несчастного в своевременно подскочивший «воронок» для последующей бессудной расправы в неизвестных мрачных застенках.
Случайный свидетель производящего, сидящий в извозчичьей пролетке интеллигентный господин в пенсне, с тростью, по виду − чистый университетский профессор, грустно качает головой, восклицает «O tempora! О mores!» и удаляется под стук лошадиных копыт в туман удушливого самодержавного бытия размышлять о неизбежности краха режима и готовить пламенную речь для студентов. Безысходность. Занавес.
Не правда ли, чрезвычайно знакомая картина, уважаемый читатель? Картина, размноженная в бесконечных произведениях печатного слова, кинематографии и живописи. То, чему нас всех учили в советских школах и продолжают учить в постсоветских.
Чуть изменим ландшафт нашей сцены. Некое экономически развитое промышленное государство начала XX века. В стране есть парламент, правительство и независимый суд, но существуют еще и традиционные монархические институты. А что подданные? А подданные обладают следующими основными правами, зафиксированными в своде конституционных законодательных актов, своего рода неписаной Конституции. Приведем их в слегка адаптированном, так сказать, переведенном варианте:
- Никто не может подлежать преследованию за преступное деяние иначе, как в порядке, законом определенном.
- Никто не может быть задержан под стражею иначе, как в случаях, законом определенных.
- Никто не может быть судим и наказан иначе, как за преступные деяния, предусмотренные действовавшими во время совершения сих деяний уголовными законами, если притом вновь изданные законы не исключают совершенных виновными деяний из числа преступных.
- Жилище каждого неприкосновенно. Производство в жилище, без согласия его хозяина, обыска или выемки допускается не иначе, как в случаях и в порядке, законом определенных.
- Каждый подданный имеет право свободно избирать место жительства и занятие, приобретать и отчуждать имущество и беспрепятственно выезжать за пределы государства. Ограничения в этих правах установлены особыми законами.
- Собственность неприкосновенна. Принудительное отчуждение недвижимых имуществ, когда это необходимо для какой-либо государственной или общественной пользы, допускается не иначе, как за справедливое и приличное вознаграждение.
- Подданные имеют право устраивать собрания в целях, не противных законам, мирно и без оружия.
- Каждый может, в пределах, установленных законом, высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их путем печати или иными способами.
- Подданные имеют право образовывать общества и союзы в целях, не противных законам.
- Подданные пользуются свободою веры.
Достаточно? Счастливые же, наверное, люди, эти подданные… И в парламенте имеют 9 партий, от левых до правых. И бюрократия небольшая — на
Догадался наш подкованный читатель, какая страна предстает перед взором? Конечно же, − Российская Империя.
Право слово, изучать законодательную основу ее бытия исключительно занятное дело. Весь пропагандистский налет семидесяти лет безумного властительства сначала профессиональных фанатиков, а затем профессиональных номенклатурщиков мигом развевается чистотой и прямотой юридических установлений великого государственного образования русского народа. Вот о последнем и чуть подробнее.
В статье 1 Основных государственных законов указывается: «Государство Российское едино и нераздельно. Русский язык есть язык общегосударственный и обязателен в армии, во флоте и во всех государственных и общественных установлениях». Употребление местных языков и наречий в государственных и общественных установлениях определяется особыми законами.
Законодатель не стесняется прямо установить государствообразующий народ. Он наделяет и остальных равными правами, но конструктором и прогрессором выступает тот, чей язык и культура легли в основу государственных установлений.
Есть и другие, инородцы. Не иностранцы. Не «россияне». Просто другие. Пусть живут, как сами хотят, только наши простые и четкие условия соблюдают. Например, налоги мы им еще пониже и в армию призывать не будем. Но и с правами тогда уж равными не приставайте. Чтобы не они нас назад, в дремотную Азию тянули, а мы им путь показывали. Наш путь, русский, национальный и общегосударственный. Прямой и честный.
В Своде Законов о состояниях к числу обитающих в Российской Империи инородцев причислены дословно:
1) Сибирскіе инородцы;
2) Самоѣды Архангельской губерніи;
3) кочевые инородцы Ставропольской губерніи;
4) Калмыки, кочующіе въ Астраханской и Ставропольской губерніяхъ;
5) Киргизы Внутренней Орды;
6) инородцы областей Акмолинской, Семипалатинской, Семирѣченской, Уральской и Тургайской;
7) инородческое населеніе Закаспійской области;
8) евреи
О, как страшно и изощренно глумилась над бедными инородцами жестокосердная Российская Империя:
«Въ качествѣ надзора Инородная Управа наблюдаетъ: 1) чтобъ законы, обычаи и обряды, правительствомъ утвержденные, исполнялись непремѣнно; 2) чтобъ Родовое Управленіе дѣйствовало не иначе, какъ къ общей пользѣ, и ни подъ какимъ видомъ не стѣсняло ввѣренныхъ ему людей; 3) чтобъ оно не упускало изъ вида нуждъ народныхъ, но и не увеличивало бы напрасно показанія объ оныхъ.»
«Показаніе о родовыхъ нуждахъ, когда онѣ дѣйствительно встрѣтятся, Инородная Управа обязана утвердить или сдѣлать противъ оныхъ свои замѣчанія, которыя принимать въ точное основаніе, съ отвѣтственностію Управы за всякій вредъ, которому такимъ образомъ будетъ она виною» (том II Свода губернских учреждений).
Заметьте, дамы и господа, что крепкое государство не только берет на себя ответственность за устроение жизни различных народов, оно еще и прямо указывает на образ действий своих чиновников, как представителей Старшего Брата. Заботливого, сильного, но и строгого, когда это необходимо.
Чего же тут стесняться? Законы устанавливает самый сильный. Он же обладает аппаратом принуждения к их исполнению. Невозможно одновременно кормиться с руки и грызть ее. Не может быть в слитом идеей бесконечного саморазвития и прогресса государстве кучки разномастных племенных элит, с гиканьем разбежавшихся по своим вигвамам. Не национальных — нация в приличном государстве одна — общая для всех, а именно племенных.
Вот так, читатель, понятно, что не вырастить федеративное управляемое государство на феодальной родоплеменной почве? Что грандиозный эксперимент большевистской национальной политики был лишь способом выбить из-под ног Белого движения поддержку низов национальных окраин? Что негоже писать Конституцию по принципу «Отсечем КПСС из РСФСР, добавим французскую, прокисшую уже при Миттеране, бюрократическую систему, и посыпем диким салатом искусственного германского федерализма, сляпанного Бисмарком из подручных материалов и баварского пива с мюнхенской колбаской в конце XIX века».
Закончим начатую первыми строками статьи картину нашего фильма, пусть и не в столь романтичном ключе, но гораздо ближе к реалиям.
В ледяной квартире на Невском, на полу у кустарной печки разбросаны печатные листы. Журнал «Просвещение», номера с третьего по пятый за 1913 год. Бледный и худой университетский профессор пытается печь в буржуйке с превеликим трудом купленный на толкучке промерзший картофель. Его взгляд натыкается на строчки в самом низу листа. «Итак — принцип интернационального сплочения рабочих, как необходимый пункт в решении национального вопроса», и смешная подпись внизу — Сталин.
Идет холодная весна 1918 года…
