Выступая на суде по «Кировлесу» с последним словом, Алексей Навальный случайно (хочется верить) назвал русский народ «российским». Это знаковая для 2013 года оговорка — года, когда оппозиция стесняется быть оппозицией, боится с кем-то сражаться, предпочитает стыдливо отсиживаться и просит себя пожалеть. Когда Путин начал терять поддержку в 2011 году, он создал «Народный фронт», противопоставил своих чужим, чтобы мобилизовать самых активных сторонников. Когда оппозиционеры начали терять поддержку в 2012 году, они испугались и перешли от агрессивной антипутинской риторики к примирительной, но такой же бессмысленной и ни на кого ненацеленной.
Нас никогда не поддержит житель нацреспублики. Ни один другой президент не даст ему столько бюджетных преференций. Житель нацреспублики знает, что после краха советской России жизнь станет хуже — так зачем Путину уходить? Нас никогда не поддержит чиновник. Чиновник знает, что после краха советской России штат его ведомства сократят в три раза. Чиновник понимает, что его уволят — так зачем Путину уходить?
Возможно завоевать поддержку только тех, за чей счет они живут. Это простые русские люди, которые работают в частном секторе и платят налоги. И это простые русские предприниматели, которые создают для них рабочие места и платят налоги в три, четыре раза больше. Не креативный класс, зарабатывающий фрилансом, не советские люди, трудящиеся на убыточных, субсидируемых предприятиях, не менеджеры «Газпрома», не учителя, пересказывающие детям советские учебники. Все они нужны новой России, но они никогда не покончат с Россией советской, государством-нянькой, где им комфортно. Как бы плохо они ни жили, в советской России они такие же выгодоприобретатели, как жители нацреспублик и чиновники.
Молодые русские рабочие и предприниматели уже превосходят остальных по численности. Политолог Михаил Дмитриев часто говорит о новом поколении беби-бумеров, родившихся в 80-е, но Дмитриева никто не слышит. Меж тем, сейчас они составляют примерно 25% трудоспособного населения. Другая крупнейшая возрастная группа, послевоенное поколение (также — основной электорат Путина), уходит на пенсию и умирает — продолжительность жизни в России невысокая. Интересы новых 25 процентов, в отличие от остальных групп населения, политически никак не представлены. Дмитриев утверждает, что это довольно обеспеченная группа населения с потреблением, не уступающим западному среднему классу. Это и самая образованная группа (минимум 60% к 2020 году будут иметь высшее образование), которая при этом многократно уступает по сбережениям и активам западному среднему классу.
Казалось бы, для любого оппозиционного политика они — идеальный электорат. Эти 25 процентов — ущемленное меньшинство в ущемленном большинстве русских, группа населения, неспособная себя полностью реализовать, но единственная, способная что-то изменить. Вместо того, чтобы бороться за них, оппозиционеры безуспешно обрабатывают стариков легендами о ЖКХ. В программе Навального на выборах мэра Москвы ключевые для молодых пункты — миграция и бизнес — отправлены в самый конец. В ответ 25 процентов, которые могли бы по численности противостоять собянинским бабушкам, выборы проигнорируют. И продолжат зарабатывать деньги, убиваясь от бессмысленности этого занятия: «Зачем нам капитал, если нас не пускают в элиту? Мы только платим налоги, а наживаются на них другие».
Оппозиция боится обнажить очевидное противоречие между отцами и детьми. Холодная гражданская война продолжается и все больше приобретает черты войны поколений. Не противостояния Москвы и регионов, богатых и бедных, белых и красных, а молодых и старых. С одной стороны — молодой и красивый русский программист, пишущий код, которым завтра будут пользоваться по всему миру. С другой — вечно пьяный, беззубый дед-сталинист, строчивший в молодости доносы на ровесников-диссидентов. С одной — молодая и красивая русская предпринимательница, свободно разговаривающая на трех иностранных языках. С другой — перекрашенная женщина преклонного возраста с синяками под глазами и характерным малоросским говором, член кубанского движения «Социальная справедливость».
Советская Россия обслуживает интересы вторых и игнорирует интересы первых. Никто не идеализирует «россиян» молодого поколения, довольных должностью в госструктуре, куда их пристроили советские папа и мама. Никто не гнобит многочисленное меньшинство тех, кто пережил Советский союз и остался человеком. Но все почему-то упускают урок политтехнологов Путина: как они мобилизовали электорат вокруг ностальгии по СССР и сталинской пропаганды, так и оппозиционеры могут мобилизовать 25 процентов, способных изменить Россию. Есть даже образ, который для этого подходит, он на поверхности, хотя его не видят — это, как ни странно, 90-е годы.
Невозможно объяснить советской бабушке, чем плох Сталин, какие бы статистические выкладки вы ей ни приводили. Времена Хрущева и Брежнева — это молодость ее и миллионов таких же как она, пока еще самой влиятельной группы населения, объединенной советскими культурными кодами и политической лояльностью в обмен на сытую старость. К молодости не относятся критически, поэтому новый политический контекст оппозиция может искать не только в исторической России (что сложно, разрушена наследственность), но и в России 90-х, связывающей культурными кодами те самые 25%.
Со всеми ее недостатками это была политически более свободная страна с конкурентными выборами. Это очень символичная для русских эпоха: в 1991 году во второй раз за XX век, ровно 50 лет спустя, советская власть снова была близка к краху. С советской точки зрения, 90-е — время слабого государства и воровства, с точки зрения русских — время маленького государства, переставшего идеологически насиловать людей, время свободы и упущенных возможностей. 2000-е с советской точки зрения — годы стабильности и процветания, с русской — потерянные для становления нации годы деградации, годы экономического роста, когда русские предприниматели вытащили страну из кризиса конца 90-х, а воспользовались этим другие. Государственная пропаганда не просто так пугает 90-ми: для советских это самая страшная эпоха в истории наравне с 40-ми.
Двадцать пять процентов объединяет не так много, как хотелось бы. У нас несформирована национальная идея, нет институтов и политического представительства. Но у нас есть культурные коды из молодости, 90-х годов. Если этого не поймут Навальный и Милов, то 25 процентов выдвинут своих представителей, которые не побоятся прямой конфронтации с советскими. Молодых русских лидеров нельзя будет победить: человека можно посадить, у человека можно отобрать бизнес, но человека нельзя дискредитировать, если его обвиняют по 282 ст. за фразу «Россия для русских» или иную оценку Второй мировой. Можно задушить одного предпринимателя, десять — сложнее, сотню — уже нет. Поэтому самое главное, что должен сейчас делать каждый из 25 процентов — это работать в частном секторе, в перспективе — заводить свое дело, создавая прежде всего экономическую базу оппозиции существующему порядку вещей.
