В 2001 году английский финансист Джим О’Нил придумал акроним БРИК для обозначения группы быстрорастущих экономик, которые через поколение-два могут занять главенствующее положение в мире. В том же году пять азиатских держав и одна европейская создали в Шанхае организацию, направленную на углубление сотрудничества между странами Азии.
14 лет — достаточный срок, чтобы подвести какие-то промежуточные итоги существования двух блоков, претендующих если не на замену, то на полноправное партнёрство с G7 и НАТО.
БРИКС
По словам самого О’Нила, к созданию концепции блока его подтолкнули события 11 сентября 2001 года, когда он понял, что «новый мировой порядок должен быть меньше ориентирован на Америку и больше на Азию, в частности на Китай». Но изначально термин создавался для сообщества инвесторов; О’Нил и подумать не мог, что этот акроним станет наименованием для нового политического блока. Ещё больше он удивился, когда в декабре 2010-го к блоку присоединилась ЮАР, что дало акрониму дополнительную «с» (из-за этого некоторые российские эксперты призывают переименовать БРИКС в «БРЮКИ»). Решение было исключительно политическим: можно много говорить о растущей важности Чёрного континента, но из всего региона только две страны, ЮАР и Нигерия, могли похвастать достаточно развитой экономикой, и, как показывают последние события с «Боко Харам», Нигерии явно недостаёт стабильности. Возможно, решающим фактором стали южноафриканские запасы ценных ископаемых общей стоимостью $2,5 трлн; то, что ЮАР является крупнейшим поставщиком платины, хрома и марганца (всё это нужно китайской экономике), а также занимает третье место по добыче золота в мире (спрос в Индии и Китае — основной драйвер роста цен на золото последние 15 лет). Но вернёмся к истории блока.
В октябре 2003 года Goldman Sachs опубликовали очень подробный отчёт Dreaming with the BRICs: The Path to 2050, где сделали заключение, что ко второй половине века страны БРИКС будут экономически превосходить первые шесть стран G7 (это США, Япония, Германия, Италия, Франция и Великобритания). Именно этот отчёт подстегнул инвесторов вкладываться в страны БРИКС, а элиты этих стран решили, что они являются частью чего-то большего, чем гетто «развивающихся рынков», начав активно продвигать идею особого пути. Goldman Sachs, судя по всему, активно зарабатывавший на всеобщем ажиотаже, только поддавала жару: в 2005-м эксперты банка даже заявили, что БРИКС будет расти ещё быстрее. США же, хотя и сохранили фактическое лидерство, понесли большие имиджевые потери после неудачных войн в Ираке и Афганистане. В том же году на саммите G8 (где тогда ещё присутствовала Россия) в Шотландии английский премьер Тони Блэр инициировал процесс сближения со странами БРИК, пригласив не только их, но и ЮАР — чем создал предпосылки для вхождения страны в блок. Примерно с этого момента страны БРИКС и Европы начали организовывать совместные саммиты и конференции.
К 2006 году уровень кооперации в Азии достиг уровня, достаточного, чтобы как-то упорядочить этот процесс — в частности, Россия вместе с Индией и КНР проводила встречи на уровне главы МИДа. Интересно, что первым идею о превращении БРИКС из неформального экономического объединения в формальное экономическое в 2006 году озвучил Сергей Лавров. С его подачи в Нью-Йорке в секции бразильской миссии ООН (тогдашний глава МИДа Бразилии Цельсо Аморим был другом Лаврова ещё со времён работы обоих в Нью-Йорке в 1990-х в качестве дипломатов) прошёл неформальный обед глав МИДов КНР, Бразилии, Индии и РФ, во время которого участники обсудили все главные вопросы современности, а особенно — отсутствие нормального представительства развивающихся стран в институтах, контролируемых американцами (начиная с ООН и заканчивая МВФ). Вслед за этой встречей в сентябре 2007-го последовала ещё одна, такая же неформальная — и когда через пару месяцев после неё КНР заняла место Германии в качестве третьей экономики мира, то (опять-таки с подачи Лаврова) эти страны начали готовиться к официальному саммиту. Последний прошёл в Екатеринбурге в мае 2008 года, на саммите говорили о создании нового политико-экономического союза.
Американцы наблюдали за происходящим с тревогой, но начавшийся финансовый кризис не давал им сосредоточиться на отражении этой казавшейся далёкой угрозы. К разнообразным встречам БРИКС в разных форматах (конференции, круглые столы, неофициальные визиты) привлекались уже министры финансов и крупные предприятия, а после саммита G20 в Лондоне и вовсе начались встречи силовиков под предлогом совместной борьбы против терроризма, наркотрафика и подпольной торговли оружием. Отчасти этому помог переход Аморима, едва ли не единственного сторонника интеграции с БРИКС в Бразилии, на должность министра обороны, и его влияние на бразильский силовой аппарат значительно увеличилось.
К третьему саммиту БРИКС (уже с ЮАР), прошедшему в Китае, блок представлял из себя объединение с подписанным договором о механизме кооперации в финансовой сфере, а также с наладившейся системой обменов должностных лиц.
Можно ли сказать, что внутри БРИКС интеграция идет успешно?
Совместные встречи случаются более-менее регулярно. Налажен обмен финансовой информацией, открыты кредитные линии в «родных» валютах для предприятий стран-участниц, в ограниченных масштабах производятся расчёты в валютах стран-участниц. Проводятся встречи работников здравоохранения, технические группы работают над общей стратегией развития здравоохранения в БРИКС. Постоянно обмениваются информацией налоговики. У блока уже есть свой печатный орган, каждый год выдающий серию публикаций со статистикой. До создания общей архитектуры безопасности ещё очень далеко, но в частных случаях (Бразилия с Чемпионатом мира 2014 года и Олимпийскими играми-2016) консультации по вопросам борьбы с преступностью и терроризмом приносят определённые результаты. В целом же результаты довольно скромные. Единственный выдающийся момент — это торговля: за последние 10 лет торговля внутри блока выросла в 15 раз, хотя нужно заметить, что этот прирост не распределён равномерно между странами блока, а практически полностью обеспечен ростом торговли каждой страны блока по отдельности с Китаем. При этом в статистике Китая все остальные страны БРИКС составляют 7,8% всего экспорта-импорта и ни одна из стран БРИКС не находится в первой десятке стран-инвесторов в КНР.
Уже создан банк БРИКС, который будет финансировать проекты в этих странах, также созданы валютные резервы для предотвращения финансового кризиса в одной из стран-участниц. Несмотря на это, говорить о рождении полноценного экономического блока не приходится, т. к. с внешним миром все страны БРИКС торгуют заметно больше, чем друг с другом.
Другая проблема заключается в том, что будучи крупными странами с серьёзными экономиками члены БРИКС пока предельно далеки от звания региональных лидеров. С положением России ещё можно поспорить, но Бразилия в Южной Америке постоянно наталкивается на сопротивление Венесуэлы, Аргентины и Мексики, за ЮАР отказываются следовать другие африканские страны (в частности, Зимбабве и Нигерия), а Индия постоянно спотыкается о Пакистан (и более мелкие осколки Британской Индии). Хоть сколько-нибудь самодостаточным выглядит только Китай, который всё ещё не решил жизненно важный «тайваньский» вопрос, в отношениях с ближайшими соседями ограничивающийся бряцаньем оружием.
Чисто политические дивиденды от БРИКС есть, но они неоднозначны. Скажем, как-то раз ЮАР отказала в визе Далаю-ламе, который собирался посетить Десмонда Туту. Но политическое убежище тибетскому лидеру предоставила именно Индия, которая, в отличие от руководства ЮАР (простимулированного многократным ростом торговли с Китаем в рамках БРИКС), имеет массу собственных причин не любить КНР. В случае России всё несколько более гладко — возвращение Крыма страны блока восприняли нормально, воспрепятствовав попыткам запретить участие РФ на саммите по ядерной безопасности в Гааге в марте 2014, и даже закрыли глаза на украинские события, заступившись за Путина на саммите G20 в Брисбене в ноябре 2014-го.
Также страны БРИКС воздержались от принятия резолюции ООН по осуждению действий России на Украине (как воздержались и от осуждения референдума в Крыму). Ну и, наконец, никто из публичных лиц стран БРИКС не осудил Россию, ограничившись в лучшем случае общими словами про мирное урегулирование конфликта. Но отсутствие осуждения продиктовано не столько групповой солидарностью, сколько отдельными причинами.
Бразилия в 1980-е пострадала от санкций, введённых США из-за развития независимой ядерной программы, поэтому особой любви к мировому гегемону эта страна не испытывает. Индия, покупающая 14% оружия в мире, 2/3 своих закупок совершает в РФ. Укрепляющиеся экономические связи между РФ и КНР не способствуют развитию критических настроений в Пекине, а так как у Китая назревает противостояние с США, то присоединяться к санкциям будущего вероятного противника вовсе не с руки. ЮАР же просто зарабатывает деньги с партнёрами по блоку и на большее в своей внешней политике не претендует — внешнеполитические претензии и дух соперничества ушли вместе с режимом апартеида.
Тягаться с США и в чисто экономическом плане странам БРИКС не по чину. Только в 2012 году все вместе они стали равны размеру американской экономики. По числу зарегистрированных патентов каждая страна блока отстаёт от американцев. Во всех странах БРИКС граждане живут заметно хуже и меньше американцев.
Но и сказать, что блок совсем бесполезен, нельзя. Россия получает молчаливое согласие группы крупных многообещающих экономик и какой-никакой авторитет в Третьем мире. Бразилия получает выход на мероприятия, имеющие международный резонанс и дополнительные каналы для дипломатии, что уже пригодилось им для экспансии в Африку: с 2002 по 2012 гг. Бразилия увеличила число своих посольств на континенте с 17 до 37 и к настоящему моменту нарастила объёмы торговли с $4,2 млрд до $28,5 млрд — причём такой рост объясняется исключительно влиянием БРИКС (в частности ЮАР), поскольку ещё в 2010-м уровень торговли составлял $10 млрд. У ЮАР, как мы уже знаем, бурный рост внешней торговли. Китай участвует на первых ролях в организации, создающей мировой резонанс. Единственный, кто не получает ничего заметного, это Индия.
Собственно, эта страна — слабое звено блока по причине огромного количества противоречий в отношениях с КНР — от территориальных споров и сближения Индии с США до вопроса о гегемонии в Азии и вмешательстве КНР в зону влияния Индии в Индийском океане. Пока БРИКС не представляет из себя достаточно серьёзного объединения — и это не является серьёзным упущением участвующих в его построении политических элит: слишком разные экономические и политические обстоятельства у каждой из этих стран для того, чтобы можно было собрать их в подобие Европейского объединения угля и стали. Но в долгосрочной перспективе, по мере углубления интеграции союза (когда дело дойдёт до выработки общей оборонной стратегии и масштабной координации валютной политики), Индия будет всё больше сопротивляться этим процессам, поскольку главным в блоке является Китай и, откровенно говоря, дальнейшая интеграция в БРИКС послужит дальнейшему укреплению Поднебесной, что будет означать растущую угрозу подавления Индии соседом. Вполне возможно, что в будущем Индия выйдет из состава блока, но пока БРИКС не представляет из себя настолько внушительное и серьёзное объединение для того, чтобы считать его серьёзным актором на мировой арене.
Интересный вопрос — будут ли новые участники. Желание вступить высказывали Турция и Египет, эксперты считают, что вступить в клуб может Индонезия — одна из самых населённых стран мира и перспективная демократия с растущей экономикой.
Но и недооценивать БРИКС не нужно. Это клуб, в котором знакомятся и социализируются элиты состоящих в нём государств. Памятуя, что во всех без исключения странах БРИКС личные знакомства стоят превыше институтов, это очень полезно в плане будущей координации усилий и «решения вопросов» (от взаимных расчётов в валютах до поставок вооружений). К тому же это возможность выхода российских предприятий на новые рынки и мы имеем в виду не только новые финансовые пирамиды Мавроди в ЮАР. Русские люди устраиваются в Китае (где у них даже есть своё издание), имеют возможность делать неплохие деньги в Бразилии — всё это бесконечно далеко от образа великой европейской державы, но уж лучше иметь что-то, чем совсем ничего.
Шанхайская организация сотрудничества
ШОС была сформирована в июне 2001 года, а её устав был принят через год в Санкт-Петербурге. Несмотря на название, секретариат организации находится в Пекине. Хотя первоначально в блоке состояли 6 стран (Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, Казахстан, КНР и РФ), тон в нем с самого начала задавали Россия и Китай, и первым главой блока стал Чжан Дэгуан, бывший посол КНР в России. Сейчас генсеком является Дмитрий Мезенцев, бывший губернатор Иркутской области.
Нужда в создании подобного объединения возникла в 1990-е, когда Китай, вдохновлённый распадом СССР, начал решать пограничные споры с молодыми независимыми государствами региона — этому организация и обязана своим названием: «Шанхайская пятёрка» (страны ШОС минус Узбекистан), предшественник ШОС, была форумом, на котором китайские и российские власти обсуждали демаркацию границ в Средней Азии. Получалось это с трудом, но позднее в рамках ШОС китайцы наладили диалог и, в частности, мирно отобрали у Таджикистана 1 тыс. кв. км территории. Россия в организации нужна как посредник — трудно себе это представить, но ещё в первой половине 1990-х главы государств Средней Азии наотрез отказывались решить пограничные вопросы с Китаем без Кремля. А решать было что: 1700 км границы с Китаем у Казахстана, 1000 км у Киргизии и 430 км у Таджикистана настоятельно требовали внимания со стороны землемеров и дипломатов, поскольку если даже в 1960-х куда более слабый Китай готов был пойти на вооружённую конфронтацию с куда более сильным СССР, то в 1990-е политики имели полное право ожидать от Пекина агрессивного наступления по всем фронтам.
Одной из первых задач «Шанхайской пятёрки», после решения пограничных споров, стало снижение напряжения на границе — так начался обмен военной информацией и демилитаризация определённых участков с целью предотвращения возможных вооружённых столкновений.
К концу 1990-х успехи Исламского Движения Узбекистана (ИДУ), тяжёлые последствия гражданской войны в Таджикистане и эскалация кризиса в Афганистане породили новый тренд — борьбу с экстремизмом, сепаратизмом и терроризмом. Но на самом деле новая ориентация организации была обусловлена некоторыми изменениями в РФ и КНР: первая страна мучалась с последствиями Чеченской войны, а у КНР только-только начались проблемы с уйгурами. Тогда же РФ и Китай начали играться с идеей «нового Шёлкового пути» (которую сейчас реализует Китай), для чего в Средней Азии нужно было обеспечить хотя бы минимальный порядок. В 2000-м, на уже пятом саммите в Душанбе, страны-участницы приняли решение о создании организации, которая бы занималась укреплением региональной кооперации — так через год родилась ШОС. При этом Киргизия и Казахстан из соображений противовеса влиянию Узбекистана настаивали на создании антитеррористического штаба организации в Бишкеке. Правда, потом штаб перенесли в Ташкент, так что эту интригу киргизы и казахи проиграли.
До 2005 года ШОС развивалась в рамках форума, и так бы оно и продолжалось, если бы не «цветная» революция в Киргизии и не вооружённое восстание в узбекском Андижане. Тогда элиты государств блока всерьёз задумались о прекращении военного присутствия США в Средней Азии и под их совместным давлением американцы были вынуждены закрыть свою базу ВВС в Узбекистане в ноябре 2005 года. Также после этого сотрудничество в ШОС начало затрагивать энергетический сектор и вопросы внешней политики.
В 2007 году страны ШОС провели крупные учения на Южном Урале (6500 солдат), на которых отрабатывалась крупная полицейская операция с применением военной техники и сил спецназа, и с тех пор на территории стран-участниц периодически проводятся учения схожего масштаба, как прошлогодние 7-тысячные учения в районе Внутренней Монголии или недавние более скромные учения в Киргизии.
Учения ШОС «Мирная миссия — 2014»
Как верно заметили в Госдепе США, ШОС — не НАТО. Но это странам-участницам и не нужно. Среднеазиатские элиты получают технику и тренировки для силовиков, что уже не раз и не два помогало им удерживаться у власти — да и возможность вооружённой интервенции со стороны РФ или Китая с целью восстановления «легитимной власти» приходится принимать в расчёт даже самым отчаянным революционерами. У Кремля отчасти благодаря ШОС остаются пусть и ограниченные, но работающие рычаги прямого влияния на жизнь Средней Азии. Китай получил возможность «активно социализироваться» с правящими кругами стран региона, что обеспечило лёгкость беспрецедентного экономического и политического наступления КНР в этих странах — достаточно сказать, что в период 2001-2013 гг. торговля между КНР и странами Средней Азии выросла с $12,1 млрд до $130 млрд. Добиться таких результатов китайцам помогли проекты под эгидой организации. Например, в 2009-м Пекин открыл кредитную линию на $10 млрд для стран ШОС, чтобы «помочь оправиться от последствий мирового финансового кризиса». ШОС же заложил фундамент строительства «нового Шёлкового пути» — тут, наконец, будут реализованы предложения КНР по созданию банка для инвестиций в регионе и зон свободной торговли.
Впоследствии к организации присоединились Индия и Пакистан, на тот момент в официальных переговорах называвшие друг друга не иначе как «террористами». Узбекистан был резко против вхождения Пакистана в ШОС по причине спонсирования пакистанскими военными афганского Талибана (имеющего связи с ИДУ), однако Китай поддержал своего стратегического партнёра.
В качестве контрбаланса Россия предложила пустить в ШОС Индию. Обе страны, так яростно ненавидящие друг друга, были заинтересованы в использовании ШОС как площадки для обсуждения актуальных военных и экономических проблем, стоящих перед регионом. Индии это нужно по причине возможности ведения диалога с Пакистаном при наличии посредников, расширении сферы влияния страны до пределов Средней Азии (а также для перелома в бесконечной войне против исламского экстремизма, которую ведёт Нью-Дели). Пакистан имеет прямой интерес по причине эскалации «гибридной войны», которую эта страна ведёт в Афганистане — периодически насилие выплескивается за пределы Афгана, и вот это как раз может иметь самые неприятные последствия для Исламабада, который рискует навлечь на себя гнев китайцев и потому вынужден участвовать в миротворческих инициативах в регионе. Собственно, включение Пакистана и Индии в ШОС продиктовано вполне обоснованными страхами Пекина перед вероятным ростом атак исламистов в Китае: после долгих лет последовательной ассимиляции и подавления уйгуры всё равно совершают дерзкие террористические акты и один раз достали даже до печально известной площади Тяньаньмэнь. Взлёт Исламского Государства (ИГ) может придать ускорение этому процессу, поскольку для террористов границы не так важны, как для государств (что и говорить, если боевиков ИГ ловят даже в Индонезии). Включение этих двух стран также нужно Китаю для обеспечения безопасности морской части нового Шёлкового пути — в ШОС можно будет поговорить и об этом.
Перспективным кандидатом на вступление будет Иран, имеющий статус наблюдателя, а с 2005 года подавший заявку на полное членство. Эта страна может быть конкурентом для России в энергетическом секторе в районе Каспия, однако по линии ШОС плодотворное сотрудничество более чем вероятно, поскольку Иран имеет огромную сухопутную границу с Афганом и очень заинтересован в том, чтобы обеспечить стабильность в этой стране.
В ближайшие годы важность ШОС сильно возрастёт, и этот процесс, возможно, приведёт к созданию новых структур с куда более широкими полномочиями и большими возможностями. Всё дело в уходе американцев из Афганистана, после которого по региону может разлететься огромное количество оружия с американских складов — как это уже произошло в Ираке, где ИГ воспользовалось американскими запасами вооружений для наступления на официальный Багдад.
Несмотря на отсутствие пылающих горячих точек в среднеазиатских странах ШОС, там всё ещё достаточно радикальных группировок и движений, способных устроить кровавый бардак не хуже чем в Сирии. Вот лишь некоторые из них: «Хизбут Тахрир», «Партия исламского возрождения Таджикистана», уже упомянутое ранее ИДУ, «Исламское движение Восточного Туркестана», «Исламское движение Центральной Азии», «Группа исламского джихада». Речь идёт о тысячах людей, имеющих опыт вооружённого противостояния и выстраивавших горизонтальные связи годами. Всё что им нужно — это оружие и немного хаоса, причём и то и другое появится в изобилии после ухода США из Кабула, поскольку Афган уже достиг той стадии потери управляемости, когда центральное правительство не может даже защитить иностранных граждан, находящихся в пределах «зелёной зоны». Все эти годы страны ШОС, натыкаясь на неизбежную для региона коррупцию, хоть как-то тормозили трафик оружия и наркотиков, но грядущий взрыв в Афганистане поставит перед блоком новые, несопоставимо более трудные вызовы. Хотя и в более спокойные годы у антитеррористического центра ШОС было много работы — за один только 2005 год штаб предотвратил 250 террористических атак и выдал ориентировки на 400 подозреваемых в террористической деятельности.
Но даже если регион не будет подожжён с афганской стороны, остаётся проблема очень непростых взаимоотношений между среднеазиатскими странами: этнические чистки, территориальные споры (от 70 до 100 спорных территорий только на киргизско-узбекской границе и ряд крупных узбекских и таджикских анклавов на территории Киргизии), и, что важнее всего в местных климатических условиях, вопрос воды и ирригации (при ограниченных водных запасах и с нынешними темпами роста населения потребность в воде увеличится ещё на 40%) — этого достаточно, чтобы стимулировать в регионе нестабильность. Тем более что сейчас в страны региона в массовом количестве возвращаются гастарбайтеры из России — экономический кризис в сочетании с ощутимым ужесточением миграционного законодательства в РФ заставляет мигрантов покидать нашу страну. Как результат — здоровые, сильные и недовольные мужчины вынуждены возвращаться в бесперспективные депрессивные страны — нетрудно догадаться, что продолжение этого тренда приведет к росту социальной напряжённости и конфликтам в регионе.
Как и БРИКС, ШОС состоит из стран с очень разными интересами. Например, все среднеазиатские участники ненавидят Узбекистан, Пакистан и Индия находятся в состоянии необъявленной войны, а лидеры блока, Россия и Китай, имеют массу скрытых конфликтов. Например, продвижение КНР фритрейдерских идей в Средней Азии бьёт по собственным интеграционным проектам РФ вроде пресловутого Евразийского союза, в котором находятся уже две страны из ШОС. Со стороны Китая желание РФ сделать из ШОС более адекватную в военном плане организацию, приблизив её к стандартам НАТО, встречает искреннее непонимание, и даже такое простое мероприятие, как совместные учения ШОС с контролируемой Россией ОДКБ, было блокировано Китаем. Под вопросом пока и предложенное Россией создание аппарата военных советников в ШОС.
В каких-то областях интересы и действия Китая приходят в столкновение с интересами партнёров по ШОС, создавая почву для будущих конфликтов. Взять, скажем, водный вопрос. Река Иртыш (проходящая через территорию РФ, Казахстана и КНР), несмотря на высокие показатели загрязнённости, является источником питьевой воды для 4 млн жителей Казахстана и даёт 90% воды для российского Омска. Процесс индустриализации и сельскохозяйственного развития китайского Синцзяна уже требует большого количества воды из Иртыша, а при текущих темпах строительства плотин и ГЭС воды будет уже не хватать жителям РФ и Казахстана, что в России может привести к большим убыткам, а в Казахстане к резкому росту социальной напряжённости. Но можно ли сказать, что Китай уводит Среднюю Азию у России?
И да, и нет. Экономические связи между КНР и странами региона крепнут день ото дня, но проблема в том, что торговля и инвестиции сами по себе ничего не дают — опыт китайцев в Африке и Латинской Америке лишнее тому подтверждение. То, что Москва не использует имеющиеся рычаги влияния (в первую очередь, всё ещё многочисленное русское население этих стран — всего семь миллионов человек, четыре из которых проживают в Казахстане) — это проблема самой Москвы, но Пекин, по крайней мере пока, не способен навязать свою политическую повестку другим странам. Даже последние сверхвыгодные экономические контракты в России КНР получила не путём долгих интриг, а просто потому, что независимо от китайцев случился Майдан и РФ оказалась в изоляции. «Купить подешевле, перепродать подороже» — вот китайский подход к ведению дел. Культурное и политическое влияние России в Средней Азии будет сильно ещё очень и очень долго по той простой причине, что китайский невероятно труден для изучения (причем в Гонконге, где ведутся все большие дела, говорят на кантонском диалекте, который отличается от «основного» мандаринского почти как отдельный язык) — даже стажировки для офицеров среднеазиатских армий в Китае проводятся на русском (!).
Оружия китайцы местным диктаторам поставляют меньше, чем Россия, и к военным учениям относятся в целом довольно прохладно. Культурный барьер непреодолим и в экономической сфере — местные экономики китайцы подчиняют, расселяясь закрытыми сообществами, привозя своих рабочих и никак не интегрируясь в общество, чем сильно настраивают против себя местных. Денежные переводы из России до сих пор составляют огромную часть местного ВВП и даже с исчезновением рабочих мест в России Китай не становится новым пунктом назначения для трудовых мигрантов — китайцы работают лучше и дешевле, поэтому у местных остаётся только один сколько-нибудь надёжный шанс на лучшую жизнь — и это карьера в РФ. Показатели знания русского в этих республиках падают, но не среди баев, которые держат в кулаке всю местную жизнь (а в этих странах нет массового феномена исключительно англоговорящих или китаеязычных представителей элиты) — им всем по-прежнему нужна РФ хотя бы как перевалочный пункт на пути к эмиграции в Европу. Более того, даже дети топов, обучаясь далеко за пределами СНГ, идут в русские студенческие сообщества.
Хотя это уже выходит за рамки разговора, поскольку ШОС существует исключительно для решения региональных проблем, связанных с обеспечением безопасности, а в качестве орудия Большой игры абсолютно бесполезен — де-юре и де-факто это площадка для консультаций и общения на самые острые темы с целью поиска устраивающего всех решения. Безусловно полезная, поскольку в Средней Азии знакомства и личные контакты даже важнее, чем в России, но там никто никому ничем не обязан и в контексте организации не предъявляет претензий. Ловят террористов, проводят учения, сотрудничают по мелочи — ШОС выполняет важные технические функции, но основные решения принимаются в столицах стран-участниц.
Заключение
Между БРИКС и ШОС имеют место интеграционные процессы — но ничего особенного, динамика роста на уровне перекрестных инвестиций между разными регионами по всему миру. Нормальный процесс глобализации, не более того.
Все эти объединения в конечном счёте нужны для того, чтобы переложить бремя ответственности за Третий мир с Европы на державы второго порядка — ШОС будет патрулировать Среднюю Азию, БРИКС же будет тащить за уши из грязи Третий мир как таковой. Например, финансирование из стран БРИКС помогло на 35% увеличить эффективность снабжения электричеством в Африке, увеличило пассажиропоток на железных дорогах на 10% и снизило стоимость мобильных услуг и интернета. Кто-то может считать, что БРИКС бросает вызов неолиберальной экономической системе, но по факту это просто надстройка к ней. Всемирный Банк и МВФ в одиночку не смогут обеспечить доступом к электричеству 1,4 млрд человек, дать чистую питьевую воду 0,9 млрд человек и совершенно точно не смогут улучшить санитарные условия нуждающихся в этом 2,5 млрд человек — Банк развития БРИКС (за которым последуют куда более объёмные инвестиции со всего мира) будет предоставлять малую долю требующихся для поддержания Третьего мира в приличном состоянии средств ($0,9 трлн в год на инфраструктуру). Но это только верхушка айсберга — КНР самостоятельно, уже «по-доброму», колонизирует Африку, Бразилия на подходе. Иногда БРИКС будет использоваться для решения проблем в Первом мире — как на саммите G20 в Мексике в июне 2012-го, когда страны блока пожертвовали МВФ $75 млрд для того, чтобы предотвратить распространение еврокризиса на мировую финансовую систему.
Страны ШОС осуждали вторжение НАТО в Югославию, выражали поддержку США после 11 сентября — но полноценную альтернативу НАТО блок из себя не представляет. Он куда ближе к «движению неприсоединения», популярному в азиатских и африканских странах в период 1950-1970 гг. — причём с акцентом не на противостояние с государствами, а совсем напротив — основная угроза правителям этих стран видится в действиях транс- и негосударственных общностей или конкретных личностей (те же террористы), имеющих целью изменение сложившегося порядка. Во всех своих декларациях — от войны в Грузии до событий на Украине — главы ШОС выступают максимально сдержанно и нейтрально, что представляет заметный контраст с яростными декларациями НАТО.
Перефразируя Адама Смита, ШОС — это ночной сторож нового Шёлкового пути. А БРИКС — это водопроводчик, который спешит починить течь в одной из стран Третьего мира. По-настоящему глобальной миссии и реальных амбиций у этих блоков нет. Это, конечно, не касается некоторых стран-участников, но свои задачи они решают в одностороннем порядке, минуя организации.
С другой стороны, ШОС и БРИКС — клубы авторитарных и полуавторитарных режимов, в которых высшие лица стран-участниц получают возможность познакомиться поближе и даже поработать над какими-то проектами, чтобы в будущем вместе делать серьёзные дела. Это с руководителями США и Европы дружить бессмысленно, поскольку там приходится общаться с ведомствами и институтами, а в БРИКС и ШОС верхушка страны более-менее свободна в принятии решений, поскольку менее подотчётна обществу и надзорным органам.
Однако ждать альтернативы западному миропорядку от БРИКС и ШОС глупо — слишком разные страны со слишком разными интересами входят в эти блоки.
