Полагаю, что главная проблема Владимира Владимировича Путина в том, что он потерял контакт с российской реальностью. Как теряет контакт всякий человек, слишком долго находящийся на вершине власти (поэтому хитрые европейцы придумали правило про 2 срока — на конец 2008 года Путин был более-менее адекватен стране, но сейчас, как легко заметить, уже почти 2014, это шесть лет, шесть лет). Причем можно назвать даже конкретную дату окончательного разрыва со скучным миром живых — осень 2011 года, знаменитая рокировка с Медведевым. Люди ждали начала содержательных реформ, выхода из «стабильности» не революцией, а эволюцией, а получили вместо этого «здравствуй, старый новый год» в виде приевшегося, затертого лидера, менее всего ассоциирующегося с реформами.
Дальнейшее — Болотная, нарастание протеста в среднем классе, его подавление и переход страны в безум-режим, где о реформах уже никто не вспоминает — было лишь следствием фундаментального несоответствия широких общественных ожиданий устаревшей картине мира в голове Владимира Владимировича, всё еще представлявшего себя желанным молодым полковником, а не набившим оскомину старым полудиктатором.
Это первая ошибка Путина, сделавшая неизбежным курс на подавление и срыв стратегической программы «потихонечку, помаленечку, по шажочку в цивилизованный мир».
Вторая ошибка Путина в том, что он не заметил и не замечает выросший русский национализм. Причем русский национализм не как некое «кабинетное» течение, а как практический способ массовой мобилизации для практического решения возникающих проблем. Три года назад Манежка была таким одиноким рейнджером, вспыхнувшей и потухшей звездой, не получившей какого-то логического развития, артефактом, гигантским осьминогом, внезапно вынырнувшим из пучин народного океана, а затем так же внезапно исчезнувшим. Сегодня сообщения о новых народных сходах и межнациональных конфликтах с массовой русской мобилизацией идут едва ли не ежедневно (уж каждую неделю — точно). Русские просекли, что если тебя давит чужая диаспора, надо не терпеть с мученическим лицом («Как бы чего не вышло» — уже выходит, тебя сейчас резать будут, придурок), а закричать в ответ «Русских бьют!» — и, что самое удивительное, на этот крик подтянутся совершенно незнакомые люди, которые тебе помогут. Несколько лет назад в каком-то разговоре меня с надрывом спрашивали: «Ну вот, я русский, и что мне с этого? И что?», сегодня же очевидно, что с этого как минимум массовая поддержка сотен неравнодушных людей в любом межнациональном конфликте.
Русская нация начинает превращаться из теоретического концепта в реально действующее национально-политическое тело, доказывающее свое право на существовании сотнями мрачных мужиков с оружием, собирающихся в ответ на очередное горное художество. Говорит о «русской атомизированности» после каждого народного схода все тяжелее и тяжелее. Более того, важнейшим моментом русского нацбилдинга, идущего сейчас сквозь горечь и кровь, могла бы стать Болотная площадь — но ее лидеры предпочли противостоять безнациональной советской бюрократии посредством безнациональной советской оппозиции. Достаточно было одного крика со сцены «Русские, вперед!» — и весь нарратив про агентов Таргамадзе разрушился бы как карточный домик, но верховодящие протестом многонационалы так и не решились превратить «рассерженных горожан» в русский народный сход, вывести подземные русские энергии в официально-политическое русло.
И проиграли. Продолжающееся сейчас по инерции подавление рассерженных горожан очевидно излишне, люди деморализованы не сколько репрессивными мерами (они-то как раз подстегивают, вызывают реакцию), сколько собственной неспособностью организоваться во что-то внятное, поставить достижимые политические цели и их добиться. Риторике про свободу и честные выборы путинцы противопоставили риторику про гей-парад и традиционные ценности — и, будем честны, переговорили либералов. Образ ползущего с Запада гея-злодея с пачкой долларов и динамитом для ближайшей церкви получился куда красочнее невнятного бормотания, что где-то там неправильно посчитали голоса, и у партии депутата Мизулиной («Справедливая Россия») должно было быть на 5% больше.
Проблема в том, что для пробуждающегося русского национализма гей-злодеи не работают. Вообще. Можно пойти побить геев, потом в церковь помолиться, а потом — на народный сход с претензиями к азербайджанской диаспоре. Одно другому не мешает, а при словах «традиционные ценности» первым делом вспоминается «око за око». Белоленточная оппозиция была построена на болтовне (неслучайно ее центром стал Навальный, единственный, кто перевел претензии к власти на конкретный уровень) и ее можно было заткнуть болтовней с противоположным знаком. Сурковщина нулевых, мир дискурса и гламура, цинизм пополам с грязными, но действующими политтехнологиями, и грязная, но абсолютная победа. «Подавили «Пусси Райот».
Только вот русский национализм — он не про гламур, не про дискурс, не про цинизм и даже не про политтехнологии, а про реальные трупы, реальную кровь и реальные погромы. И про то щекочущее чувство, щекочущую мысль «А что, если бы на месте зарезанного был я?» И это уже никакими пусси райот с гиви таргамадзе не перебьешь. Именно в этом месте обозначается новый разрыв с реальностью у Путина — толпа мужиков с дубьем идет громить шаурмэнов, а вокруг них бегает Путин: «Граждане, не поддавайтесь на провокации! Это все Таргамадзе! Аморал-интернационал! Давайте лучше в „Родину“ вступать! Водка! Калашников! Рогозин! Это все американцы, американцы делают! Позор Макфолу!», немного не понимая, что на стадии народного схода никакой диалог уже невозможен.
И что типовая реакция местных властей («Бытовой конфликт, который разжигают скинхеды на деньги Госдепа») порождает типовую реакцию местного населения — люди давно уже перестали слушать трусливых ничтожеств, местным властям никто не верит, и все понимают, что хочешь чего-то решить — созывай других русских и бери дубину в руки, иначе никак.
Гениальный же закон об ответственности местных властей за межнациональные беспорядки лишь еще больше подстегивает стратегию «спрятать голову в песок и надеяться, что пронесет», с еще более красочными и злыми погромами в итоге.
Аппелируя к ультраконсервативному населению, Путин не понимает, что многонациональность в «традиционные ценности» не входит, ему кажется, что дитя консервативного поворота — это придурок Энтео, а на самом деле дети консервативного поворота — Иван Топор, Семен Дреколье и Петр Дробовик, которые греческого («Энтео» — «в боге») не знают, да и не нужен им греческий. Национализм, тем более национализм русский — он про дело, а не про «позор американским сатанистам».
Отсюда и стратегическая картина на 2014 год: с одной стороны, пробуждающаяся русская нация, УЖЕ дошедшая до прямого насилия как ответа на большинство вопросов бытия (ницшеанская «философия молотом» превращается у нас в «философию дрекольем»), а с другой стороны, что оппозиционной, что властной, какие-то лепечущие чухню полудурки, с гиви таргамадзе, гей-парадом и «я еврей, можно мне в Мосгордуму?» А гей-парад и Мосгордума уже давно никого не интересуют, людей интересует ХУЯРИТЬ ЧУРОК, и по мере развития 2014-го этот тренд будет нарастать, причем чем дальше, тем больше будет бессилие правоохранительной системы, поскольку 80% населения чисто физически посадить невозможно.
Путин и его команда думают, что черную энергию в итоге можно будет свести к «Мы русские, с нами Бог», тогда как в народной толще сформировалось и с каждым сходом укрепляется «Мы русские, с нами погром». Поэтому главный вопрос не в том, будут ли погромы (будут), а в том, какого уровня безумия и ожесточения они достигнут, какой размах примет массовое межэтническое насилие, прежде чем существующая система или рухнет (ибо власть — монополия на насилие, уже нарушаемая народными толпами), или устроит Путину табакерку в висок с последующим срочным переформатированием РФ.
Возможности же сохранения сложившейся системы в режиме «праздник каждый день», я, если честно, не вижу.
