С незапамятных времён наши предки вынуждены были иметь дело с кочевниками, которые, подобно волнам, накатывались на русские границы из глубин Азии. Отношения с этими племенами и народами составляют значительную часть содержания древней истории нашего Отечества. Причём отношения эти в подавляющем большинстве случаев были отнюдь не дружественными, как бы господам евразийцам ни хотелось обратного. Евгений Францевич Шмурло в своём труде «История России 862 — 1917» характеризует азиатский Восток как «всегда враждебный», а кроме того, указывает, что после принятия христианства «русские люди […] почувствовали своё превосходство над этим восточно-азиатским миром поганых людей» ({{1}}).
Стоит, однако, отметить, что и до крещения Руси отношения наших предков и восточных кочевых племён не отличались особым дружелюбием. Здесь можно вспомнить аваров, с которыми восточные славяне столкнулись ещё до образования Русского государства и держава которых пала не в последнюю очередь благодаря усилиям Карла Великого, императора Запада; хазар, чьи кривые сабли нависали над Русью с самого начала её существования и чьё могущество было подорвано победоносным походом князя Святослава Игоревича на их столицу Итиль; и печенегов, не единожды угрожавших Киеву и разгромленных Ярославом Мудрым. Вскоре после смерти этого храброго князя у русских границ появился новый опасный степной соперник — половцы.
История русско-половецких войн весьма обширна и богата интереснейшими событиями. Некоторые из них, такие как поход в половецкие земли новгород-северского князя Игоря Святославича в 1185 году, известны достаточно хорошо; о других же, напротив, знают далеко не все. Об одном из таких событий мне бы и хотелось сегодня рассказать. Речь у нас с вами пойдёт о походе русского воинства под началом Владимира Мономаха против половцев, состоявшемся в 1111 году, — о походе, который нередко величают крестовым.
Саундтрек статьи
Начну я с того, что скажу пару слов о враге, с которым предстояло столкнуться в этом походе русским воинам.
Половцы, известные также как куманы, были очередным союзом кочевых племён, занявших степи к юго-востоку от тогдашних границ Руси — так называемое Дикое Поле. Любопытно, что в наши дни территорию Дикого Поля, издревле таившего в себе множество опасностей для любого, кто осмеливался проникнуть на его земли, занимает Новороссия, в которой, увы, сейчас тоже стало неспокойно.
Половцы и Половецкая степь
Здесь мне следовало бы объяснить происхождение принятого в русском языке наименования этого степного народа, тем более что такие вещи обычно интересуют многих. Однако приходится признать, что сделать это не представляется возможным: убедительной и правдоподобной этимологии слова «половцы» до сих пор нет. Этимологический словарь русского языка Макса Фасмера приводит версию, согласно которой этот экзоним связан с древнерусским словом «половъ», означающим «светло-жёлтый». Не будучи профессиональным историком, всё же возьму на себя смелость не согласиться с популярной версией, что здесь имелся в виду цвет волос половцев. В самом деле, с чего бы народу, в массе своей обладающему светлыми волосами, называть другой народ по признаку, который не позволяет отделить своих от чужих? К тому же многие другие соседи русичей — поляки, чехи, немцы, шведы и прочие — тоже в основном светловолосы, однако их наши предки половцами не называли. И всё же, отвергнув вышеизложенную версию, я не в состоянии предоставить чего-то более вразумительного, а потому могу лишь присоединиться к пока остающемуся без ответа вопросу Николая Петровича Лихачёва (не путать с Дмитрием Сергеевичем Лихачёвым): «Навсегда ли останется тайной убедительная этимология названия „половцы“? Не безнадёжно ли это?» ({{2}})
Однако отложим этимологические изыскания, предоставив их истинным специалистам, и поговорим о том, что нам доподлинно известно. Появление половцев у русских границ летописание датирует 1061 годом, и, как мы сейчас убедимся, обстоятельства знакомства наших предков со своими новыми соседями не предвещали ничего хорошего:
«В год 6569 (1061). Впервые пришли половцы войною на Русскую землю; Всеволод же вышел против них месяца февраля во второй день. И в битве победили Всеволода и, повоевав землю, ушли. То было первое зло от поганых и безбожных врагов. Был же князь их Искал» ({{3}}).
При этом стоит отметить, что самое первое упоминание половцев на страницах русских летописей связано с описанием их обычаев: «Так вот и при нас теперь половцы держатся закона отцов своих: кровь проливают и даже хвалятся этим, едят мертвечину и всякую нечистоту — хомяков и сусликов, и берут своих мачех и невесток, и выполняют иные обычаи своих отцов» ({{4}}). Весьма характерно, что далее все эти языческие мерзости противопоставляются «единому закону» христиан, — ещё одно свидетельство в пользу свойственного русским чувства превосходства над степными варварами, о котором писал Шмурло.
За те полвека, что разделяют прибытие половцев к южным рубежам Руси и поход 1111 года, русским ратникам не единожды приходилось сходиться в бою с куманской конницей. Борьба шла с переменным успехом: на стороне русских войск, помимо всего прочего, была лучшая организация и дисциплина, в то время как половцы искусно владели тактикой внезапных и быстрых ударов. Кроме того, русским князьям не всегда удавалось вовремя забыть о своих распрях и выступить против половцев единым фронтом, а даже когда такое случалось, разногласия русских полководцев могли привести к несогласованности их действий, что кочевники — вполне ожидаемо — обращали себе на пользу.
В качестве примера подобной ситуации приведу следующий эпизод. В «Повести временных лет» рассказывается о чувствительном поражении, нанесённом половцами объединённым силам русских князей 26 мая 1093 года в битве на реке Стугне. Участвовал в том сражении и бывший тогда князем Переяславля Владимир Мономах, но произошло это, по сути, вопреки его собственной воле. Он не считал, что время для битвы выбрано удачно, а потому был против немедленного форсирования реки и удара по половцам. Однако возобладала точка зрения киевского князя Святополка Изяславича и его воинов, которые считали, что им по силам разбить степняков сразу после переправы через Стугну. Следствием этого поспешного решения стал разгром объединённого русского войска: князь Ростислав Всеволодович при отступлении утонул в Стугне; пытавшийся спасти его Владимир Мономах сам чуть было не погиб; про его дружину сказано, что «… много пало людей из полка его и бояре его тут пали». Описав само сражение, летописец немало строк посвятил тому, к каким последствиям привело поражение на Стугне, а также размышлениям о том, как стоит относиться к случившемуся с христианской точки зрения. Можно сказать, что сам текст записи за 6601 (1093) год даёт нам понять, сколь значительным событием для современников стала эта злосчастная битва ({{5}}).
Но русские не были бы русскими, если бы поражение, даже весьма тяжёлое, сломило их волю. Через десять лет после Стугны, в 6611 (1103) году, Владимир и Святополк собрались на совет в Долобске и решили вновь совместно выступить против половцев. К их начинанию присоединился Давыд Святославич, правивший в то время Черниговом, равно как и другие русские князья. Объединённое русское войско 4 апреля 1103 года наголову разгромило выступившие им навстречу половецкие полчища на реке Сутени, при этом погибло множество куманских ханов. Русские князья и воины сполна расквитались за поражение десятилетней давности и железной ценой добыли богатые трофеи, оставленные половцами на поле брани: «скот, и овец, и коней, и верблюдов, и вежи с добычей и челядью» ({{6}}).
«Долобский съезд князей — свидание князя Владимира Мономаха с князем Святополком», А.Д. Кившенко.
12 августа 6615 (1107) года Святополк и Владимир при поддержке многих иных князей вновь нанесли половцам поражение в сражении на реке Суле, захватив, как и четыре года назад, многочисленные трофеи; летописец отмечает, что кочевники «со страху не могли и стяга поставить и бежали, похватав коней, а иные бежали пешие» ({{7}}). Эти слова позволяют нам заключить, что и на этот раз последствия поражения были для степняков весьма значительными.
Кроме того, записи за 6617 (1109) и 6618 (1110) годы повествуют о том, что русские рати дважды вторгались на половецкую территорию. В первом случае воевода Дмитр Иворович захватил половецкие «вежи» (кочевья) у самого Дона, а во втором Святополк, Владимир и Давыд «по весне ходили на половцев», но никаких дополнительных подробностей не сообщается ({{8}}). Тем не менее сам факт глубокого проникновения русских войск в подвластные половцам земли наводит на определённые мысли о состоянии куманских орд после сражений на Сутени и Суле.
В следующий раз русские воины скрестили свои мечи с половецкими саблями в 1111 году. Правда, для наших предков он был 6619, да и арабских цифр в те времена на Руси не использовали, так что я не могу наделить его каким-нибудь красивым эпитетом в духе «года четырёх мечей», а потому перейдём лучше к описанию самого похода.
Инициатива его проведения принадлежит Владимиру Мономаху, что явствует из текста Ипатьевской летописи, являющейся продолжением «Повести временных лет»: «В год 6619 (1111). Вложил Бог Владимиру мысль в сердце понудить брата его Святополка пойти на язычников весною» ({{9}}). На княжеском совете Владимиру Всеволодовичу пришлось отстаивать своё мнение о том, что с походом медлить нельзя, перед Святополком Изяславичем и его дружиной, которые полагали, что не стоит отвлекать смердов и их коней от работы в поле. Мономаху удалось убедить их с помощью простого, но действенного довода: если не выступить в поход сейчас, этим промедлением воспользуются половцы, которые придут на Русь, убьют самих смердов и захватят их жён, коней и имущество, обессмыслив тем самым весь труд русских земледельцев в пограничных с половецкими степями княжествах ({{10}}). Признав правоту князя Владимира, Святополк согласился выступить вместе с ним против кочевников, а вскоре к ним присоединился и Давыд Святославич, уже помогавший переяславскому и киевскому князьям громить половцев в битве на Сутени. Объединённое войско трёх русских князей представляло собой внушительную силу, способную нанести степнякам мощный удар, который они запомнят надолго.
Здесь я бы хотел бы немного отвлечься от нашего повествования и заметить, что подобный активный и решительный образ действий представляется мне типичным для склада личности Владимира Мономаха. Сведения о характере и мировоззрении князя мы можем почерпнуть из двух источников. Первый — это его «Поучение», составленное Владимиром Всеволодовичем для собственных детей (но явно не только для них: «Дети мои или иной кто [курсив мой. — Д.Р.], слушая эту грамотку, не посмейтесь…» ({{11}}). Второй же — его рассказ о собственной жизни, который при публикациях обычно не отделяют от «Поучения».
Для начала, однако, логичнее будет обратиться к автобиографии Мономаха, поскольку она позволяет нам судить о более общих личностных характеристиках князя. Так, он пишет, что под Черниговом «ловил своими руками» диких коней (видимо, речь о тарпанах или им подобных непарнокопытных) и что на охоте вступал в схватку со многими опасными животными, в том числе турами, лосями и неким загадочным «лютым зверем» ({{12}}).
Тур
Владимир Всеволодович, к большому сожалению потомков, не приводит подробностей своих столкновений с этими грозными представителями древнерусской фауны, но даже простое их перечисление многое может нам поведать о храбрости и решительности Мономаха, а суровая лаконичность сообщения этому только способствует.
В характере отважного Единоборца (именно так переводится греческое прозвище «Μονομάχος») можно выделить ещё одну черту, которая мне видится своего рода частным приложением его бесстрашия, но является также и проявлением его ответственности. В «Поучении» он описывает, как следует вести себя предводителю войска, идущего на битву: «На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте, и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает» ({{13}}).
Итак, за новое наступление на половцев взял на себя ответственность полководец, во-первых, храбрый и не страшившийся личного участия в бою, а во-вторых, отлично знавший военное дело своей эпохи как в теории, так и на практике. Человеческие достоинства тогдашнего правителя Переяславля, конечно, ещё не гарантировали счастливого окончания похода, но всё же явно повышали шансы на воинский успех и благополучное возвращение домой доверившихся Мономаху князей и их ратников. Кстати, самое время к ним вернуться.
Объединённое русское войско под командованием Владимира, Святополка и Давыда выступило в поход «во второе воскресенье Великого поста», то есть, согласно расчётам профессора Константина Васильевича Кудряшова, 26 февраля 1111 года ({{14}}). В следующую субботу, 4 марта, русские ратники дошли до реки Хорол «и тут сани побросали»: по-видимому, те уже были бесполезны из-за таяния снегов. Затем летописец сообщает, что на реке Голтве княжеские дружины «подождали воинов», то есть пехотницев, и в дальнейшем уже двигались вместе с ними.
Эта подробность весьма любопытна. Хотя очевидно, что применение пехоты в бою с лёгкой кавалерией степняков было сопряжено с известным риском, русские князья всё же решили на него пойти, поскольку наличие в войске и пехоты, и конницы позволяло разнообразить тактику боя с половецкими всадниками, которые сами практически никогда не вступали в битву без своих коней. Последующие события подтвердили правильность этого расчёта русских полководцев.
Наконец, 21 марта, во вторник, преодолев множество водных преград, русское воинство подошло к Шаруканю — важному половецкому «городу», одному из центров степных кочевий. Здесь-то в тексте летописи и приводятся слова, которые позволяют многим современным исследователям называть поход 1111 года крестовым: «И князь Владимир, едучи перед войском, приказал попам петь тропари, и кондаки креста честного, и канон святой Богородицы» ({{15}}). Я считаю подобную трактовку описываемого наступления в глубь враждебных русским степей оправданной, и вот по какой причине.
К началу 10-х годов XII века на Руси, разумеется, уже знали о Первом крестовом походе и о взятии крестоносцами Иерусалима. В связи с этим не могу не упомянуть замечательное «Хождение игумена Даниила» (или «Житие и хождение игумена Даниила из Русской земли»), в котором описывается посещение русским клириком Святой земли вскоре после отвоевания её христианами. Я не могу с уверенностью сказать, когда именно имело место это путешествие — поначалу считалось даже, что оно могло состояться уже после степного крестового похода Мономаха, в 1113–1115 годах, — но в настоящее время более вероятной датировкой считаются 1104–1106 годы ({{16}}). В своём труде Даниил описывает множество увиденных им достопримечательностей и произошедших с ним событий. По моему мнению, особый интерес представляют отношения русского игумена с королём Балдуином I Иерусалимским (Даниил называет его «Балдвином»), проникнутые взаимным уважением и симпатией. Примечательно, что русский паломник не видит в крестоносцах эйзенштейновских «псов-рыцарей», а те, в свою очередь, никак не проявляют к нему своего будущего отношения к «схизматикам», обращаясь с ним вполне дружелюбно: по-видимому, последствия церковного раскола 1054 года даже в то время ещё не успели полностью проявиться. Учитывая всё вышеизложенное, полагаю, что Владимир Мономах действительно мог сознательно уподобить своё наступление на «поганых» половцев походу западных рыцарей против сарацин, удерживавших Иерусалим.
Итак, завершив все приготовления к битве, воинство трёх русских князей изготовилось к взятию Шаруканя приступом. Однако на этот раз всё обошлось без боя: жители половецкого города сочли за благо сдаться и «вышли […] из города к князьям русским с поклоном и вынесли рыбы и вино». Благоразумие жителей спасло Шарукань: русская рать лишь провела в городе ночь, оставив его нетронутым. А вот судьба Сугрова, второго половецкого города, лежавшего на пути русских, была иной, куда более печальной: его «подожгли»; судя по всему, это означает, что жители попытались оказать сопротивление. Путь между обоими городами занял у русского воинства всего один день — стало быть, располагались они совсем недалеко друг от друга.
24 марта половцы попытались отомстить за занятие Шаруканя и разорение Сугрова — состоялось первое крупное сражение похода. Летопись не содержит особых подробностей этой битвы «на потоке Дегея», но в ней сообщается, что русские князья сочли предстоявший им бой крайне серьёзным, а цену возможного поражения — самой высокой: «Здесь нам смерть, да станем твёрдо» ({{17}}). Но всё же и на этот раз русская сила сломила силу половецкую — орды степняков были рассеяны, а наши воины получили возможность отдохнуть от ратных трудов, пусть и недолго. На следующий день, 25 марта, Владимир, Святополк и Давыд вместе со своим воинством праздновали день Благовещения, один из важнейших христианских праздников. Судя по дальнейшим событиям, воскресение 26 марта русские провели в походе, который, впрочем, в течение дня проходил без особых происшествий ({{18}}).
Однако половецкие всадники, конечно, не собирались позволить русскому войску уйти безнаказанно. 27 марта 1111 года ({{19}}) на реке Сальнице кочевники вновь преградили путь князьям и их воинам и «выступили, точно великий лес, тысячами тысяч». Последнее словосочетание, конечно, следует рассматривать как преувеличение, но то, что половцы собрали значительные силы для разгрома русской рати, можно утверждать определённо.
Битва, исходя из слов летописи, была упорной и кровопролитной: ни одна из сторон не желала уступать. И это нетрудно объяснить: половцы непременно должны были расквитаться за понесённые потери и не допустить возвращения вторгшегося на их земли вражеского войска домой; трёх князей и их воинов же в случае поражения неминуемо ожидали либо гибель на поле брани, либо плен, и ещё неизвестно, что из этого было бы хуже.
Исход битвы определили полки Владимира и Давыда, перешедшие в решительное наступление, — кочевники не выдержали их натиска и обратили тыл. Степняки понесли значительные потери, причём многих половцев русские воины «захватили руками» и взяли в плен. Кроме того, победителям вновь досталась богатая добыча: много «скота, и коней, и овец».
Далее в летописи приводится эпизод с допросом пленных половцев, которые говорили русским, что «какие-то другие ездили над вами в воздухе с блестящим и страшным оружием и помогали вам» ({{20}}). Поначалу я вовсе не хотел упоминать этот фрагмент, сочтя его не стоящим особого внимания вымыслом летописца, однако затем мне вспомнились знаменитые гравюры Гюстава Доре, на которых ангелы небесного воинства ведут крестоносцев на штурм Иерусалима и витают над воинами Христовыми в битве при Никее, — на мой взгляд, весьма любопытное совпадение художественных образов.
Гравюры Гюстава Доре
Владимир, Святополк и Давыд во главе победоносной русской рати вернулись домой «со славою великою». Весть о крестовом походе трёх храбрых князей против степных язычников и его успешном завершении разнеслась по многим европейским странам: Византии, Венгрии, Польше, Чехии; дошла она «даже и до Рима». Половцы не были разгромлены окончательно — они оставались угрозой для русских земель и 74 года спустя, во время событий, описанных в «Слове о полку Игореве», — но всё же степным хищникам был нанесён сокрушительный удар, от которого они ещё не скоро оправились. Благодаря дальновидности и решительности Владимира Мономаха, храбрости и рассудительности его князей-спутников Святополка и Давыда, а также мужеству и стойкости их дружинников и простых воинов жившие на границе с половецкими степями русские пахари могли, наконец, вздохнуть спокойно.
Русским воинам не впервой одерживать победы в тех далёких краях. Надеюсь, что и сейчас, спустя 904 года после степного крестового похода, им удастся принести мир на эти земли, которые мы теперь называем Новороссией.
Книгописание (библиография):
— Житие и хождение игумена Даниила из Русской земли
— Кудряшов К.В. Половецкая степь: Очерки исторической географии. — М.: Географгиз, 1948. В главе «Поход Владимира Мономаха в Половецкую землю 1111 г.» приводится подробная хронология похода и предполагаемое местоположение Шаруканя и Сугрова.
[[1]]Шмурло Е.Ф. История России 862 — 1917. Нижний Новгород: Чёрная Сотня, 2014 г., стр. 41. [[1]]
[[2]]Лихачев Н.П. Материалы для истории византийской и русской сфрагистики. Л., 1930 г., вып. 2, стр.29[[2]]
[[3]]Русские летописи XI-XVI веков: Избранное / [сост., предисл. А.Г. Боброва]. — СПб.: Амфора, 2006 г., стр. 115. [[3]]
[[4]]Русские летописи XI-XVI веков: Избранное / [сост., предисл. А.Г. Боброва]. — СПб.: Амфора, 2006 г., стр. 31. [[4]]
[[5]]Русские летописи XI-XVI веков: Избранное / [сост., предисл. А.Г. Боброва]. — СПб.: Амфора, 2006 г., стр. 144-149. [[5]]
[[6]]Русские летописи XI-XVI веков: Избранное / [сост., предисл. А.Г. Боброва]. — СПб.: Амфора, 2006 г., стр. 168-169. [[6]]
[[7]]Русские летописи XI-XVI веков: Избранное / [сост., предисл. А.Г. Боброва]. — СПб.: Амфора, 2006 г., стр. 170. [[7]]
[[8]]Русские летописи XI-XVI веков: Избранное / [сост., предисл. А.Г. Боброва]. — СПб.: Амфора, 2006 г., стр. 172. [[8]]
[[9]]Повесть временных лет. Продолжение по Ипатьевской летописи. Прозаический перевод на современный русский язык. Публикуется в переводе Д.С. Лихачёва: http://www.hrono.info/dokum/1000dok/povest5.php [[9]]
[[10]]Интересно, что летопись приводит практически такие же подробности переговоров Владимира и Святополка в Долобске перед походом 1103 года, причём аргументы сторон в обоих случаях едва ли не дословно повторяются. Полагаю, это говорит либо об ошибке переписчика (и тогда такой спор состоялся единожды перед одним из походов), либо о том, что оба раза и Владимир, и Святополк использовали сходные доводы для обоснования своих точек зрения. Второе мне представляется менее вероятным. [[10]]
[[11]]Русские летописи XI-XVI веков: Избранное / [сост., предисл. А.Г. Боброва]. — СПб.: Амфора, 2006 г., стр. 175. [[11]]
[[12]]Русские летописи XI-XVI веков: Избранное / [сост., предисл. А.Г. Боброва]. — СПб.: Амфора, 2006 г., стр. 185[[12]]
[[13]] Русские летописи XI-XVI веков: Избранное / [сост., предисл. А.Г. Боброва]. — СПб.: Амфора, 2006 г., стр. 180. [[13]]
[[14]]Кудряшов К.В. Половецкая степь: Очерки исторической географии. — М.: Географгиз, 1948: www.hagahan-lib.ru/library/poloveckaya-step9.html[[14]]
[[15]]«Повесть временных лет. Продолжение по Ипатьевской летописи. Прозаический перевод на современный русский язык. Публикуется в переводе Д.С. Лихачёва: www.hrono.info/dokum/1000dok/povest5.php[[15]]
[[16]]Предисловие к «Хождению игумена Даниила»: lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4934 [[16]]
[[17]]Повесть временных лет. Продолжение по Ипатьевской летописи. Прозаический перевод на современный русский язык. Публикуется в переводе Д.С. Лихачёва: www.hrono.info/dokum/1000dok/povest5.php [[17]]
[[18]]Кудряшов К.В. Половецкая степь: Очерки исторической географии. — М.: Географгиз, 1948: www.hagahan-lib.ru/library/poloveckaya-step9.html [[18]]
[[19]]Поддамся искушению и замечу, что ровно через 879 лет в этот же самый день я появлюсь на свет. [Д.Р.][[19]]
[[20]]Повесть временных лет. Продолжение по Ипатьевской летописи. Прозаический перевод на современный русский язык. Публикуется в переводе Д.С. Лихачёва: www.hrono.info/dokum/1000dok/povest5.php [[20]]
